Текст книги "Медуза. Роман"

Глава 5. Свидание двух лун

Паша страшно не хотел идти в Авитус. Но утра вечера мудреней. Он связался с главой местного отделения Группы, фамилию которого никак не мог запомнить, да и не узнал бы его на улице уже через минуту после прощания, вот такой человек руководил местной Группой, вот такая у него внешность – и они отправились в офис Авитуса.

– Нам надо легенду придумать, – считал Паша.

– Зачем? – удивился руководитель, – Войдем, да все и узнаем.

– А что все?

– Ну, как настроены.

– Давайте так. Я инкогнито, вас они все равно знают.

– Не хотите в мелочевке светиться? – руководитель усмехнулся, – Понимаю.

– Это не мелочевка.

– Да что не мелочевка, я этих ребят со школы помню, хулиганы были, все изобретали какие-то смеси и взрывали на пустыре.

– А, ну вот, кажется, и приехали, – первым сказал Паша, увидев вывеску.

Офис в самом деле казался заброшенным. Ну то есть не заброшенным, но он явно знал лучшие времена. У входа сидел охранник, пожилой мужчина.

– Вам назначено?

– Руководитель на месте?

– Иван Филиппович? Ну да. А вы кто?

– А мы из Группы.

– Сейчас сообщу, – поговорил по телефону, – За вами спустятся.

Что за чудной офис, думал Паша, не такой, как везде. Большие пространства, какие-то постеры, какие-то детские рисунки, а вот и детская комната…

– У нас бывает, что детей из садика забираем, а уйти домой не получается, и дети тут играют, – перехватив пашин взгляд, пояснила девушка, которая вела гостей к кабинету главы сибирского отделения Авитуса.

– У вас и кухня есть.

– Да, не кейтеринг же заказывать, дорого.

При слове «кейтеринг» Паша вздрогнул и преисполнился нехороших чувств. Это редкое слово было в названии компании, конфликт вокруг которой стоил ему «бизнеса».

В кабинете Ивана Филипповича, который, впрочем, был просто Иван и на «ты», была доска, чтобы писать – и на ней в самом деле были нарисованы какие-то схемы. Была другая доска, электронная, был еще большой экран, явно для конференций по скайпу, стулья стояли вразброс, на столе у стены красовался макет космической станции, а над столом директора, небольшим и в форме капли, вместо портрета президента висел Эйнштейн с высунутым языком.

– Дразнится, – сказал глава местного отделения Группы, пожимая Ивану руку.

– Кто? А…

– У вас тут творческая обстановка, – поделился очевидным Паша.

– Есть такое. Чем обязан?

– Пришли посмотреть, чем живете, может, помощь какая нужна, – завел пластинку местный групач.

– Помощь нужна. Требуется разработать микросхему определенного уровня, китайцы тупят, штатовцы прикрываются какими-то секретами, а наши программисты из-за слабых компов не могут выдать нужные сроки.

– Э?

– Можете помочь?

Паша подумал, что в Америке это был бы обычный разговор. Ему как-то рассказывал коллега, который был в Алабаме, в тамошнем космическом центре, откуда собираются на Марс лететь. Туда приперся с делегацией то ли конгрессмен, то ли генерал, впрочем, одно другому не мешает, и вышел точно такой же разговор. Гость тогда нимало не удивился, сообщил, что в Пентагоне есть нужный комп, «и он, похоже, простаивает», сделал звонок, и обнадежил хозяина.

Иное впечатление произвела тирада Ивана на новосибирского чиновника, тот подумал, что над ним издеваются. И, наверное, хотел пошутить в том духе, что у них все еще пентиумы старые стоят, но решил не шутить – все это отражалось на усиленно работающем лице чиновника.

– А чем вы тут собственно занимаетесь? – это была лучшая позиция, лучший ответ, визит НКВД в шарашку, будут ли на Марсе яблони цвести к съезду Партии?

– У нас есть презентация, – Иван пошел к проектору.

– Да в двух словах.

– Чай, кофе, кстати?

– Кофе московскому гостю, у него разница часов, – выдал инкогнито Паши местный.

– О, Москва! Чем обязаны?

Паша нехотя назвал себя.

– Как здорово, это же честь, про чиновников вашего уровня обычно наше телевидение новостные сюжеты снимает.

– Да я с почти частным визитом, – поморщился Паша, от воспоминаний вчерашних в юрте на душе было как-то нехорошо.

– Мы делаем системы мониторинга, пожары, другие инциденты, и чтобы система сама сообщала в пожарным о происшествии. Присутствие оператора не требуется. От перебоев мобильной связи стоит страховка. Автономное электроснабжение до пяти суток…

– Вы делаете одни такое в России?: – спросил местный.

– Да. Тут история такая. Нас было трое…

– Я вас помню, – прервал посетитель.

– Помните?

– Я в том же районе рос, в 34-ю школу ходил.

– Правда? Здорово. Вы тогда помните Мишу Гришенсона. Он довольно рано свалил в Штаты, поработал там в Интеле, потом решил делать свое дело, вынес оттуда много разных наработок…

– Спер?

– Нет, это его разработки были. Но в США конкуренция большая, решили рынок осваивать наш. Он нам передал разработки…

– А как через границу переправил?

– То есть как? Электронной почтой.

– Секретные разработки по почте?

– Ну как секретные…

– А с Пентагоном он работал?

– Это сложный вопрос, там трудно в Интеле отделить…

– То есть работал?

– Вообще-то в первую очередь это частная компания.

– То есть разработки не наши…

– Опять же как не наши. Мы еще карпели над ними, а Миша потом сосредоточился на поиске финансирования.

– В США?

– В США.

– Мне многое понятно. А вам? – начальник местной Группы повернулся к Паше.

– И мне понятно, – Паша прикидывал, сколько преступлений только что простодушно раскрыл бородач Иван, небось костер-песни-гитара, а жизни-то реальной и не знает.

Руководитель новосибирской Группы наконец-то сел, до этого все стояли:

– Что я вижу пока. Вы монополист на рынке. Финансирование западное…

– Уже самофинансирование, плюс российские кредиты.

– Технологии непонятного назначения, двойного…

– Почему же непонятного?

– Ну что, вердикт? – начальник обратился к Павлу.

– Как минимум глубоко изучить.

– Изучить? – Иван, конечно, посерел лицом, и Паша с удовлетворением заметил, как стерлась поганая улыбка счастливого человека с его бородатого лица.

Так тебе, тварь. Стране тяжело. Страна пьет, ворует, нищенствует, страна жрет себя, страна жрет тех, кто вокруг нее. Нация на переломе, на чудовищном переломе. Потеряна духовность. Кругом враги. И тут появляется хрен в румянцем во всю щеку, который живет в другой реальности. У него, поглядите-ка, задача стоит. Микросхемы, понимаешь. Мощности компьютера не хватает. Китайцы не помогают. Человек мира блин. Миша Граншензон или как его там, жидовина паршивая. Небось жиды этого Гришмасона вывезли в Пиндосию в пломбированном вагоне, на все готовое. Ненавижу. Ненавижу.

Паша испытал прилив жгучей ненависти. Поскольку ненависть пришла внезапно, и стала, наверное, самой сильной эмоцией, испытанной им когда бы то ни было, Паша даже просел, словно у него подкосились колени, и коснулся лба рукой. Перед глазами мелькнул вчерашний бомж в юрте. Бомж в углу юрты улыбался.

– Мы со своей стороны готовы идти на контакт, – пытался поправить положение Иван.

– Ваш кофе, – секретарша вошла.

– Идем отсюда, – начальник местной Группы вышел, вслед за ним Паша, Паша попытался демонстративно хлопнуть дверью, но из-за незнакомства с устройством вот именно этой двери, да и по общей неопытности, получилось плохо. В фойе начальник прицепился к охраннику:

– Сидишь?

– Сижу.

– Работать надо, вон лоб какой! Что ж такое, страна лодырей.

Охранник не успел ничего ответить.

– Какие планы? – спросил начальник у Паши в машине.

– Да что, берем в разработку. Центральный офис.

– И мы поддерживаем?

– И вы поддерживаете.

В гостинице уже пора было собирать вещи. Но, кажется, не было Мстиславского. Паша позвонил Уморову – тот не брал. Паша набрал помощницу:

– Привет, а шеф где?

– Он к самолету будет.

– Понятно. Мы что?

– Быстро есть время на пообедать, и машина ждет. Я уже.

– А что на обед?

– На заказ долго готовят, уже не успеете. В меню неплохая рыба.

– Ага.

В ресторане гостиницы народу было мало, сидела семья с непослушным ребенком, мужики таежного вида, играла соответствующая музыка:

– Жизнь моя прошла по ресторанам.

– А моя не по ресторанам, – думал Павел с каким-то яростным надрывом, – Я чищу эту страну, я как метла, я страшная метла, у меня собачья голова к пиджаку привязана, я совесть, я меч…

Словно смылись месяцы забытья, пьянства, уныния и безрадостных денег в так называемом бизнесе. Паша вдруг понял, что задача его жизни – менять страну, что Господь ведет его так быстро по лестнице вверх, потому что у Паши колоссальная, неподвластная уму человека с улицы миссия. С ненавистью смотрел он на ресторан, декорированный отлакированным деревом, старыми панно, смотрел с отвращением на еду, на молодую официантку с уже плохими зубами, которая на коричневом подносе принесла блюдо. Он был уже не здесь.

Сели в самолет, Мстиславского все нет, вот едет прямо по полю машина Мстиславского, вот он выходит, за ним Уморов, Мстиславский проходит мимо кресел, как сквозь строй, и задергивает шторку. Уморов плюхается рядом.

– Уф.

– Что?

– Да фигня какая-то.

– Летали к шаманам?

– Летали. К шаманам.

– Там погода, полет, все нормально было?

– Да нормально. Вертолет. Все нормально.

– У тебя лицо, словно вас охотники подстрелить пытались.

Зря он упомянул про его лицо.

– Не, тут… – эй, девушка, коньяка нам.

– Мне не надо.

– Давай, не одному же.

– Ну давай.

Принесла, два бокала, бутылка на подносе, Уморов доливает до половины, опрокидывает, Паша пригубил.

– Короче я не знаю, я же так, по касательной лезу в эти дела. Завели Мстиславского к настоящему шаману. Или к шаманке, их не разобрать, мужик или баба. Бомж какой-то в черном. И он Мстиславскому что-то нагородил. Вышел оттуда как туча, теперь кидается на всех. Меня, пока летели, уже три раза уволил и пять раз расстрелял.

– А сам-то ты ходишь туда?

– Ну а как не ходить? И ты ходить будешь. Но я по касательной. Ссу я таких вещей. Там если погружаться, надо в Тибет, куда Мстиславский летает, а там своеобразно, ни жратвы, ни воды, пусть сам летает. А я так, гадания заказываю, жертвы делаю.

– Научи!

– Научу. Жизнь научит.

Глава 6. Топор отрыт

Паша не знал, какое действие произвел его визит в новосибирский офис Авитуса. Иван позвонил в Москву, Петру, руководителю всей группы компаний, Петра в Москве не было, Петр поехал в Калифорнию, чтобы поговорить с тамошним инвестбанкиром, заодно послушать открытую лекцию по стартапам – надо было уже подумать о том, чтобы окружить основное производство малыми, дерзкими компаниями, которые будут рисковать в разработках, гореть как шведы, зато поставлять головному производству разные мелкие полезные штуки. Петр был на связи, Петр счел проблему очень серьезной.

– Будет наступление, я знаю этих скотов, – говорил он в камеру ноутбука, одновременно разыскивая очки.

– И куда удар? – интересовался Иван.

– У тебя по бухгалтерии все чисто?

– У меня всегда чисто.

– Не кипятись. Ты понимаешь, о чем я.

Все понимали. Налоговая, куда была прикреплена новосибирская компания, любила устраивать шмоны, причем что-либо доказать ей было невозможно. Уж если на нее не действовали прямые указания президента – проводить проверки не чаще раза в год, руководствоваться духом законодательства, а не только буквой, и так далее. Поэтому, хотя компания не имела никаких нарушений, ежели смотреть по международному праву, но была вынуждена вести специальную новосибирскую бухгалтерию, приспособленную под норов местной налоговой. Двойная бухгалтерия на пустом месте доставляла немало хлопот, и изрядно веселила китайских гостей:

– У нас партия правит, и такого нет. А у вас хваленая западная демократия вроде?

– Не на тебя будет удар, – размышлял тем временем Петр, – Но ты все равно будь начеку.

– Чем мы вообще не угодили?

– Мы имели дерзость быть первыми и пока единственными. Если бы Джобс родился в России, его бы сожрали, еще когда он ковырялся в своем гараже. Странное понимание монополии: помимо тебя должен быть на рынке еще кто-то, с таким же товаром и другой ценой. Непременно с другой ценой. И вы должны конкурировать так, что изо лбов искры.

Иван хохотнул.

– Но как быть, если кроме тебя нет физически никого? – продолжил Петр, – Подобная политика ставит крест на техническом прогрессе. Скажу тебе честно, мы вот вчера болтали, выпивали, и я в который раз понял, что, кабы не огромный рынок сбыта, я бы в России ни минуты не остался.

Иван вздохнул:

– Ладно, на войне как на войне.

– Именно война! – Петр наконец нашел очки, – Группа привыкла, что ее жертвы – жалкие, барахтающиеся в жиже страха, затравленные совки. Нам придется показать, что у нас есть зубы. Или чужие зубы вонзятся нам в задницы.

Совещание по скайпу случилось вовремя. Потому что уже на следующее утро Группа устроила утренник. Классический утренник, с которого Паша когда-то начинал карьеру. К московскому офису подъехали на пяти машинах. Паша вылез первым, ему рывком открыли дверь авто, на Паше был строгий костюм, и черный в пол плащ, как у героя фильма Матрица. Толпа контролеров двинулась в холл.

– Группа. Обеспечить доступ, – Паша обратился к охраннику, сознательно подражая боевикам.

Охрана буквально час назад получила предупреждение, и указание – если что, сопротивления не оказывать.

– Шестой этаж. Там вас встретят.

Встречал Сева Рабинович – Петр пока еще не успел прилететь из Америки. Сева был старше других концессионеров, Сева эмигрировал еще при СССР, торговал на Брайтоне, у Севы был автограф звезды ресторана «Русский пирожок» Люси Зеленой, и татуировка, набитая после выхода из нью-йоркского обезьянника. В Россию Сева вернулся заматеревшим и оборзевшим, так что появление очередных княжеских тиунов не произвело на него никакого впечатления.

– Сева.

– Мы из Группы.

– Я уже осознал этот факт. Пройдемте в переговорную?

– Нам нужен руководитель.

– Он в Калифорнии. Будет послезавтра.

– Прекрасно. Мы здесь надолго.

Сотрудники Группы парализовали работу офиса. Они распустили персонал по домам, заставив их включить компьютеры и ввести пароли. Бухгалтерия осталась на месте во избежание хищений. Все это могло бы напоминать разгром подпольной типографии РСДРП царской охранкой, но это был визит государственного контролера в совершенно легальный бизнес, визит, не имеющий никакого основания, кроме желания контролеров бизнес проверить.

Нравы все же смягчились, думал Сева, наблюдая за суетой людей в пиджаках. Дедушку Севы в свое время арестовали, да так и потеряли где-то на перегонах. Раньше, думал Сева, взять могли любого человека, там, мол, разберемся, ну а раз уж взяли, чего отпускать, так погибли сотни тысяч. Сегодня потомки тех, кто стрелял, нападают хотя бы не на личности, а на компании. Люди ускользают за редкими исключениями, создают за пределами России новые бизнесы, а потери несет страна, все более напоминающая выжженное поле.

Паша сел за стол руководителя, сначала хотел положить на стол ноги, потом решил – лишнее все-таки, и принялся рассматривать семейные фотографии Петра, их было много, они стояли в старомодных рамках, все это было противно, как-то не по-нашему, понятно же было, что ни проституток, ни запоев, ни курева травы с соседом-синяком, а горные лыжи, дочь лет шести рядом с ростовой куклой в Диснейленде, жена в бассейне… Паша всмотрелся на жену, она была в купальнике, молодая стройная блондинка, трахнуть бы, подумал Паша. Эх, прекрасный XVI век, чудная опричнина, сейчас бы хозяина палашом по голове, а боярыню растянуть да отыметь, и пусть малолетка с ростовой куклой все видит и орет дурниной. Картинка получилась настолько яркой, что Паша вздрогнул от нахлынувшей смеси сладострастия и ужаса перед собственными мыслями. Ладно, за дело – и Паша залез в письменный стол.

Зазвонил телефон. Это был Уморов.

– Оставляй своих орлов, и ко мне, поговорить надо.

– Сейчас, – Паша хотел прихватить со стола фотку жены Петра, имеет же он право на трофей, но еще раз передернул плечами, бросил фотографию в рамке на стол – стекло чуть не разбилось, и, отдав указания старшему, отбыл.

Сева смотрел ему вслед. Молодой, думал Сева, и ведь не дурак. Так же рос в каком-нибудь вонючем дворе, его дразнили, не складывалось с девочками, ушел в учебу, выучился, многого достиг… Так же, как я. Да мы наверняка вместе ходили на подпольные рок-концерты, хотя нет, он моложе, у него они уже не подпольными были. Но все равно, слушал рок, замирал от переборов гитар, думал, как и я – мы, рокеры, страстно рвущиеся к свободе, не можем быть плохими людьми, дали бы мне возможность плечи расправить… Расправил. Я вроде не стал скотиной. Хотя всякое бывало. Ну, сидел в участке – с негром подрались. Обсчитал я его, вишь ты. Негры наглые бывают. Что еще? По крайней мере, я не врываюсь в чужие офисы.

Уморов ждал Пашу в своем кабинете.

– Закрутилось, вижу, – вместо «привет» сказал он.

– Да, решили не медлить. – Паша сел в кресло напротив стола, расставив фалды пиджака.

– Хорошо. Теперь надо вводить интересанта.

– Что за интересант?

– Только что зарегистрировали на территории России. Китайская Линь-Электроник-Бао, теперь ООО «Линь Бао Руссия».

– Что за компания?

– Компания интересная. Там в основе кипрские деньги.

– Глобализация.

– А вот если бы ты знал, что такое Кипр, ты бы говорил скорее о бумеранге.

– Что за бумеранг?

– Кипрские деньги, ну?

– Ну?

– Это русские деньги.

– Так что за интересант-то?

– Кто интересант, кто интересант. Сказано, китайцы.

– А, ну ладно. Как вводить?

– Как ты обычно вводил на госзакупках. Пусть посоревнуются с Авитусом.

– А выдержат?

– А ты что, всерьез думаешь, что Авитус это прямо уникум-уникум? Что эти евреи, что эти недоучки в самом деле могут так уж много? Силиконовая долина, эка невидаль. Приехали, посверкали попами бритыми, и дело в шляпе. Знаешь, как у них делаются дела? Знаешь?

– Ну откуда мне знать. Я и за границей-то почти что не был.

– В Женеву хочешь?

– Зачем?

– Там будет совет регулирующих органов мира.

– Почему нет.

– Поезжай. А мы тут пока китайцев двинем.

Паша вышел от Уморова в странной задумчивости. Паша понимал, что предложение поехать в Женеву шло от Мстиславского. Уже понимал. Потому что тут все было не так просто. Не очередное «премирование загранкой», нет.

Бывать на мероприятиях такого уровня – прерогатива Мстиславского. Если Паша ехал вместо Мстиславского – это знак большого доверия. Но что тут такого, съездить, штаны просидеть? Э нет, и недаром Мстиславский свои поездки не афишировал.

Россия то ластится к окружающему миру, как побитый щенок, то лает на него, скаля зубы. Эпоха деятельности Паши пришлась на переходный момент: уже не ластились, но еще и не лаяли. Только поднимали шерсть. В мире меж тем творились интересные вещи. Мир рассматривал Россию с брезгливым любопытством, как жираф, говорят, смотрит подслеповато на человеческого ребенка с высоты своей шеи, и из чистого любопытства топчет его ногами – что это там шевелится? Именно поэтому африканцы считают жирафа зверем опасным. Мир взял из России много чего, но главное, чего добился мир – подсадил элиту России на тупую иглу зависимости. Не так уж много денег поступало нашим чинушам от западных товарищей – основное воровалось и воруется чинушами в самой стране. Но почему-то даже цент, идущий от Запада, кажется слаще украденного у собственного народа рубля. Народ вроде как обязан этот рубль дать, а не даст, отымем. Запад же, давая цент, как бы признает и принимает в свою большую семью. В семью «мирового правительства» – структуры, которая существует только в раскаленном воображении русских коррупционеров.

Внезапные отлучки Мстиславского его «средним кругом», то есть людьми, которые о них в принципе знали, неизменно трактовались как запои. Это была версия стыдная, но удобная: запил, с кем не бывает. Тяжелое утро, холодный квас вонзается во внутренности, свет из-за плотных штор режет глаза. И часто так оно и было, но не всегда. Иногда Мстиславский выезжал на разного рода совещания – преимущественно в Женеву, Цюрих или Берн (пресловутая Америка если и попадалась, то мимолетом). Мстиславский сидел на приставном стуле и слушал старших. Уже в самолете, возвращаясь в страну, рисовал в голове свою только что завершившуюся миссию, и, чем ближе был паспортный контроль Шереметьево, тем круче и насыщеннее миссия казалась. Мстиславский почти никому не рассказывал о том, где был и что делал. Если вместо него летал кто-то другой и заставал на таких заседаниях унылых стариков, жующих прописные истины, он думал:

– А вот Мстиславский наверняка был допущен в другое место, еще более тайное, там, конечно, все по-другому.

Но там не было по-другому, и не было никакого такого тайного места. А надо, чтобы было. Однажды российская пресса, беспощадная в своей прямолинейности, рассказала, что Группа – самая группистая группа в мире. По результатам международного рейтинга. Мало кто знал – Паша, например, так и не узнал – что «исследование» эффективности работы регулирующих групп «всего мира» Мстиславский заказал какому-то институту на Урале, а потом на правах рекламы тиснул в третьеразрядном английском журнале. И показал журналистам. И журналисты написали. А вникать – никто не вникал. Но зачем Мстиславский так поступил? Чтобы цент, взгляд, одобрительно-брезгливый жест западного коллеги обратились в доллар, эмоцию, восторженный вскрик – хотя бы в собственном воображении. Мстиславский, как всего его поколение чиновников, даже угрожая Западу, постоянно ищет его одобрения. А если его нет (и откуда ему взяться, кто полюбит и признает этих прожженных ненавистников собственной страны) – они его имитируют.