Текст книги "Медуза. Роман"

Глава 9. Кульминация продолжается

– Надо идти на производство, – Паша ходил туда-сюда, Уморов сидел.

– Проверка в офисе ничего не нашла?

– Ты же сам носил это пожарным. Тебя даже слушать не стали.

– А может, попросить их послушать?

– Тебя не станут слушать. Надо идти на производство.

– И?

– Промышленный шпионаж.

– ?

– Создадим движуху, пока они будут бегать, по максимуму все скопируем. И грамотно составим бумагу от китайцев. Дескать, можем и лучше. И да, не светим, что это китайцы. Вот вообще.

– Почему? – Уморов как-то не в теме был, Паше показалось.

– Потому что клиенты у Авитуса известно какие. Помешаны на безопасности.

– Но мы уже создали российскую дочку…

– Нужно сто дочек, условно сто. И никаких намеков хотя бы в названии на Китай.

– Это несложно.

В самом деле, уже через две недели в стране появилось более 50-ти мелких фирм, пока фирмы спали, но по сигналу горна готовы были развернуться. Паша же готовил группу захвата. Помогли те самые бывшие силовики Дениса, Паша обрисовал задачу, Денис долго сморкался в ответ:

– Гайморит…

Потом сделал несколько звонков, так у Паши оказались люди, которые понимали, что надо вынюхивать, на что обращать внимание, а главное, как вломиться по-простому.

Перед выездом в Питер Паша спал плохо. Наконец забылся, и тут привиделся эту тот самый истукан из музея. Как будто Паша стоит в той комнате, смотрит на статую. А изваяние вдруг ожило. Сошло с постамента. И вложило в рот Паше трубочку. Паша проснулся, он изошел потом, лежал, как в луже, сердце стучало, за окном было еще темно.

– Ты чего? – Люда приподнялась на локте.

– А?

– Ты кричал.

– Да ничего. Волнуюсь.

Выехали из Москвы довольно рано, следовали на трех машинах.

Вот офис жертвы. Мокрый питерский асфальт. Паша командует:

– Так, ты стой на шухере. А вы (обращается к людям, которые сидят в автобусе) аккуратненько, пошел, пошел!

Из автобуса вырывается группа людей в черном. Врывается в проходную. В вонючей каптерке пожилой, через все лицо шрам, видать, локальные войны.

– На пол! Руки! Это Группа! Это официально! – Ребята в ярости, настоящее дело, несут, что попало, как они это любят.

Паша послал боевиков вперед. Стоит у каптерки, ждет, что будет. Ветеран лежит на полу. Надо бы ему руки связать, думает Паша. Вдруг охранник отрывает лицо от цемента:

– Зря вы туда пошли, ребята!

И лыбится.

– Что? Молчи, мразь! – Паша трогает носком черного сапога его наглые глаза брезгливо, как раздавленного червя.

– Мы сами туда не ходим.

– Ты что несешь?

И вдруг откуда-то со двора офиса крики пашиных ребят:

– Атас! Бежим!

Бегут, а за ними… черт те что за ними. Огромные мухи.

– Петр всех собрал, – заговорил снова охранник, но Паша его не слушал, Паша обхватил голову и бессильно смотрел, как к нему бегут ошалелые от ужаса люди в черном, – Кто давно из России свалил. Кто давно не в бизнесе. Кто на теплых островах. Все откликнулись на зов. Все пришли на защиту нашего общего дела.

Первый боевик пролетел мимо, прикрывая руками голову, вылетел на улицу из каптерки охранника, за ним… за ним влетело черное жужжащее чудовище.

Охранник заржал нечистью.

Чудовище резко затормозило, зависло в воздухе, и уставилось на Пашу. У чудовища были стеклянные глаза, за которыми угадывались объективы камер. Это был дрон. Но черт, такого дрона Паша нигде не видел. Разве что в фантастических фильмах. Дрон медленно подплыл к Паше, скованному кошмаром. Паша пытался двинуть ногой, рукой, все парализовано. Дрон выпустил членистые щупальца, обвил голову Паши, сжал почти до хруста. Если бы компьютеры имели чувства, вот так бы чувствовал себя сервер, с которого скачивают информацию. В голове Паши как будто проделали холодную, сквозящую дыру. Голова стала как худое ведро, привязанное к дереву на пронизывающем ветру. Мимо летели обрывки картин – детство, школа, Мстиславский, пароли к компьютерам, которые Паша не доверял бумаге, словно на экране в летнем кинотеатре, прямо на стенах каптерки высвечивались скриншоты с самых потаенных уголков внутренней сети Группы – приказы Мстиславского, счета, инструкции.

Вдруг Пашу что-то ударил по ногам. Паша рухнул всей своей обрюзгшей юной тушей прямо на охранника. Это был один из людей Паши.

– Бежим! Это дроны!

Дрон выпустил голову Паши из щупалец от удара, но теперь пытался снова завладеть его сознанием. Паша на карачках, но очень быстро пополз к двери, на полу наткнулся на маленький нагреватель, выдернул его с мясом, кину в дрона. Дрон запечалился, Паша воспользовался секундой, встал на ноги и рванул в дверь.

В Москву летели ласточками, удирающими от летающего крокодила. Звонок от Уморова:

– У нас хаос!

– Что за хаос?

– Вы где?

– Тверь проехали.

– К черту Тверь, у нас хаос!

Паша влетает в здание Группы. Люди с перекошенными лицами мечутся по коридорам. Паша бежит в кабинет Мстиславского. Секретарша без сознания. Голос Мстиславского из-за полуоткрытой двери. Мстиславский воет. Паша вбегает в кабинет. Бумаги медленными чайками кружат в воздухе.

– Все пропало. Все счета, все распоряжения… Все в сети.

– Что?

– Эти сволочи, эти айтишные сволочи… Они знают все! Это возмездие, это меч!

Мстиславский, поверженный, хватает Пашу за колени, Паша вырывается, его держит какая-то патока, кисель, он хочет бежать, но не может.

– Президент звонил. Мы заляжем на дно. В Женеве. Ты и я. Только ты и я.

Мстиславский вдруг стал проваливаться в бездну, сквозь паркет, и Паша с ним. Не хочу в бездну, Паша уцепился руками за рваный край паркета, ноги зависли над адским пламенем, а внизу бешеные глаза Мстиславского:

– Только ты и я! Только ты и я! Нас не бросят! Своих не бросают!

Паша проснулся с криком, от неистового биения сердца. За окном мелькали уже плоские унылые равнины южных окраин Петербурга. Подъезжали к месту спецоперации.

– Чертов сон. Мерзкий сон.

Когда наконец добрались до места – по пробкам, сигналы не выставляли, чтобы не привлекать внимания – был уже конец дня, время удобное, Паша разузнал, как именно работает производство, когда меняются смены, сейчас там никого нет практически, пересменок, самое время.

– Я тут останусь, – Паша кивнул Денису, Денис кивнул мужику с громадной, как у Валуева, головой, тот пересел в мини-автобус, его припарковали почти у ворот производства. Из автобуса вышел худенький паренек с огромным, заслонявшим поле зрения камеры охранников Авитуса, букетом.

Паренек позвонил на проходную.

– Вы к кому?

– Я курьер. Я к Елене Тихоновне.

Паша потер руки. Его орлы успели порыться в компьютере московского головного офиса, график дней рождения сотрудников оказался неожиданно кстати.

– Ее сейчас нет.

– Что же мне делать? Может, я хоть у вас оставлю? Такой огромный букет…

Охранник, видимо, нажал на кнопку, потому что железная дверь медленно отворилась. В ту же секунду паренек с букетом отпрыгнул в сторону, из автобусика выскочили люди в черном, и с криками – «Группа тотального контроля! Все на пол!» ворвалась в дверь.

– У нас минут 20, пока прочухают, – Денис выскочил из машины, – А вы идете?

– Нет, я тут, – твердо сказал Паша.

– Красну ягоду рвали вместе, а горьку ягоду я одна?

– Старинная китайская мудрость? – съязвил Паша.

Денис двинулся к воротам, и почти зашел, но тут из дверей на воздух вырвалась туша в черном, и, совершив кульбит, врезалась в Дениса, отчего китаист вместе с тушей свалился на асфальт. Вслед выбежали другие туши, мужчины матерились и собирали себя с горизонтальной плоскости.

– Что? – Паша выскочил из машины, – Что там?

– Пипец! – прорычал мужчина в черном, вскакивая в автобусик, – Ребя, сваливаем!

– А меня, а меня! – орал хлипкий мальчик, размахивая букетом, как нунчаками.

– Эй, куда! – Денис пытался задержать бегущих, наконец схватил главаря, – Что там?

– Отметелили! – кратко телеграфировал главарь, вспрыгнул в автобус, и умчался.

Машина с Денисом и Пашей отъехала за пару кварталов от греха.

– Что это было? – спросил Паша.

– Мы их сейчас, мы их сейчас… Органу власти сопротивляться!

У Паши зазвонил телефон. Мстиславский.

– Сдурели? – с холодной серьезностью спросил глава Федеральной группы регулирования.

– План был, – принялся объяснять Паша.

– Мне из ФСБ звонили. Дуй в Москву. Руки отрывать буду.

Чертов сон, мерзкий, липкий сон дорожный. Он почти сбылся.

Пока ехали, новые – и плохие при этом – новости. Авитус руками адвоката подал в суд на Группу, в конституционный суд. Оспаривали даже не сами проверки, а в принципе систему внезапных проверок. В кабинете Мстиславского было накурено, надышано перегаром и, кажется, даже набздето. В напряженной обстановке кто-то вертел куличики из бумаги, кто-то рисовал длинноволосых девиц с круглыми ладными попами, а большинство просто смотрело в стол. Паша появился эффектно, но вряд ли его это обрадовало.

– Люди в черном блин? – Мстиславский был уже не так холодно-сдержан, – Лихие 90-е форева?

– Все было продумано…

– Что продумано? – Мстиславский уже орал, – Что вы берете сраный букет, врываетесь, что-то там тырите, чего и сами не знаете, и при этом даже не скрываете, что вы из Группы! Мне вице-премьер уже звонил!

Вице-премьер звонил. Был довольно долгий разговор. В результате решили, что Авитус выигрывает иск.

– И что же теперь с проверками? – спрашивал Мстиславский.

– Я тебе говорил, что малина с проверками скоро закончится, – увещевал вице-премьер, – Я буду ставить эти вопросы на публичном поле. Конечно, ты пока можешь делать то, что считаешь нужным. Но Авитус оставь. Из тех, на кого ты наедешь, немногие в суд обратятся. Так что пока все нормально, но в перспективе готовься. Меняй методы. Работай тоньше. В конце концов, помимо особых заданий, у тебя есть и то, ради чего структуру создавали. Не стоит об этом забывать. Заигрываетесь.

Мстиславский не стал передавать почтенной публике разговора с вице-премьером. В конце концов, он не так чтобы сильно и боялся-то его. Не вице-премьер его двигал, не он его кормил-поил, не ему его и смещать. Феодальные понятия – они четкие и жесткие. Но блеснуть перед коллегами звонком высокого чиновника все же стоило. Попугать.

Ничего, думал Паша, ничего. Отсюда только вперед ногами. Это косяк не мой, это всех косяк. Это Уморова косяк. Кстати…

Разошлись бесперспективно, кто куда пошел, а Паша выждал, пока все уйдут, и вернулся в приемную.

– Один?

– Да.

– Разговаривает?

– Нет вроде.

– Я зайду.

Паша проник в кабинет.

– А, ты, герой-садовник, – Мстиславский казался усталым, но при этом умиротворенным, – Что за идея-то дикая, ты так и не объяснил.

– Все просто, – Паша сел поближе к Мстиславскому, но на краешек, с видом близкого интима, – Тут история-то такая… Уморов сам ходил к пожарным, вернулся поздно, и пожаловался, что не приняли. Пришлось срочно спасать ситуацию. Я сделал, что мог! Но это была моя ошибка. Мне надо было срочно доложить вам. Потому что это странно. Ушел рано, пришел поздно, где был непонятно, и как бы не приняли. Разве его могли не принять?

– Думаешь? – Мстиславский получил интерес.

– Я уверен, что его приняли! – сказал Паша торжественно, это оказалось проще, чем он предполагал.

– Зайди-ка в дальний кабинет, – Мстиславский набрал секретаря, – Уморов на месте? Да, узнайте… Только что? Верните.

Паша затаил дыхание.

Стало тихо. Что делает Мстиславский? Паша осмотрелся, он много раз был в этом маленьком кабинете, но сегодня все было иначе, сегодня здесь было темно, полусвет из окон едва рассеивал морок, и Паша, прильнувший к двери, чтобы лучше слышать, что происходит в большой комнате, оперся локтем на какую-то коробку. Что за коробка? Очередной подарок? Пока Уморов шел по кишкам-коридорам, Паша осторожно приоткрыл крышку… и тут же отпрянул. В коробке лежало нечто мертвое. Крыса, или что. Он не понял. Он почему-то страшно испугался. Он стоял, не мог перевести дух, его тошнило от отвращения, но вдруг все это схлынуло, и стало хорошо. Паша даже сам открыл коробку снова, внимательно рассмотрел эти странные вещи – кишки, остатки волосатой кожи, глубина красного, блеск в слабом свете из окна – видимо, отражение от запекшейся крови. Каким-то восемнадцатым чувством Паша осознал, что находка в коробке связана со странной комнатой в музее. Комнатой, куда непременно надо было попасть. Но ему уже нравилась эта комната. Он захотел туда вернуться.

– Сегодня уже поздно… Завтра, прямо с утра! – лихорадочно думал он, как атлет-неофит, мечтающий поскорее снова попасть на фитнес.

Паша незаметно для себя взял в руки кусок мертвечины, поднес ко рту… Откусил. По телу разлилась ухарская сила. Удаль, молодость, страсть – и злость.

– А, нашел? Нормально, – это Мстиславский заглянул в комнату, потому что Паша, забывшись, не следил, что происходит в кабинете Мстиславского, – Идет, голубчик, погоди, посиди тут.

Паше стало головокружительно. Глаза расширились и видели по сторонам. Из темноты высвечивались потрясающие детали, все, до последней пылинки. Что со мной, что случилось – никаких таких вопросов, это просто здорово, это то, что я искал всю жизнь… Осторожно приоткрыв дверь, Паша увидел, что Уморов стоит у телевизора, спустив штаны и наклонившись, а Мстиславский пристроился. Ерунда, еще мертвой мыши, еще. Паша трясущимися руками схватил кусок, запихнул в рот. Снова припал к щели.

Мстиславский сидел в своем кресле, Уморов стоял перед ним, и его прыщи и струпья блестели в свете настольной лампы.

– Что, гнида, на два фронта работаешь? – говорит Мстиславский, не повышая тона.

– Я не понимаю.

– Ты встречался с пожарными. Мне рассказали все. И ты в свои вонючие, развитые мастурбацией лапы взял их меченые деньги. Тебе мало твоего корыта? Скажи, гнида гадская, тебе тех помоев, что я тебе наливаю, мало? – тут Мстиславский уже свалился в крик.

– Я не понимаю, – Паша увидел, что Уморов плачет, но ни радости, ни удивления, никаких эмоций вообще Паша не испытал. Он просто наблюдал, как корчится тело поверженного врага.

– Пашка, выходи! – и Паша вышел, совершенно спокойно, с блестящими от мышиной крови губами. Вышел к новой жизни.

– Он теперь все, а ты никто, – Мстиславский расставил руки, показывая на Пашу правой, как на восходящее солнце, и на Уморова левой, обрекая того на закат и гибель, – Мне нужна новая кровь, чтобы жить в новом мире. Мне нужна его молодость, его энергия, его равнодушная сила.

Уморов упал на колени, молить было бессмысленно, как бесполезно умолять землю не притягивать к себе. Мстиславский подошел к Паше, пнув Уморова, отчего тот повалился, как худой мешок, взял за щеки, и поцеловал в губы.

– Черный идол, дай мне силы пережить эту любовь, – с восторгом подумал Паша, обняв за плечи Мстиславского дрожащими от страха руками, – Дай мне не умереть от счастья сейчас, чтобы жить в счастье. Жить вечно.