Текст книги "Медуза. Роман"

Глава 7. Рельсы

Женева показалась очень маленькой. Хотя вроде город и город, что тут может быть маленького. Такие же дома.

– Маленькие, – думал Паша, пока такси везло его от аэропорта в отель.

У домиков были припаркованы машины. Вот они были в самом деле маленькие. Не впечатляло. Улицы, такие же бордюрные камни, как в России. Такой же асфальт. Ну ладно, ровнее, однако же и в России есть участки с ровным асфальтом.

– Носимся мы с этим Западом, – недовольно думал Паша.

На улицах попадались негры, женщины спешили, шли против дувшего с озера ветра, они были низки ростом, плохо одеты, их лица напоминали сморщенные перчатки. Это все потому, что улыбаются постоянно. Русские не улыбаются, поэтому красивы. Те 30 минут, что ехали от аэропорта, Паша преисполнялся имперским духом.

В отеле кинул вещи, пошел на озеро гулять. Набережная состояла из зданий банков, это были лучшие банковские бренды мира, по набережной гуляли арабы в карикатурных арафатках и в белых балахонах, рядом с ними шли закутанные в черное женщины. Из озера бил фонтан. Паша пошел через озеро на мост, в старую часть города, да и задержался, внизу суетились утки, дети и старики кидали им корм, утки шлепали своими красными крупными лапами по скользкому камню. Паша вдруг позавидовал этим уткам. Вот, живут, корм под ногами, климат умеренный, тут почти не бывает снега, тут прохладное лето, тут добрые люди, которые не расстреляют, не покалечат, не дадут умереть, даже если озеро замерзнет. Вот так бы оставаться на всю жизнь малышом, чтобы о тебе заботились. Паша вздохнул, и пошел на другой берег Роны, туда, где мрачной громадой возвышался ломаный силуэт святого Петра.

У антикварной лавки стоял старик, смотрел на античные светильники, выставленные в витрине. Толкнулся, дверь заперта.

– Ферме, тужур ферме! – пожаловался он Паше.

Паша учил французский в школе, но понял, старик негодует, что лавка всегда закрыта.

– Уи, – ответил Паша, вполне сносно.

Это было прекрасно. Еще утром Паша пробирался по пробкам в Шереметьево, мимо разрушенных изб Ленинградки, его водитель отчаянно ругался на умников, что по обочине, все было исполнено ненависти, все было пропитано соревнованием, двигайся, сука, жри, а то сожрут тебя. Полдня – и ты перед лавкой, вечно закрытой, перед стариком, который вечно желает что-то в лавке купить, но не покупает никогда, и его, Пашу, даже слегка принимают за своего. А может, в самом деле не так-то сложно стать своим?

На площади недалеко от Петра продавали старые книги. Вдруг Пашу тронули за локоть, Паша резко повернулся, чтобы дать в морду – хотя в морду бы и не дал, но хавальник уже раззявил – и увидел Стреляного.

– Вовка!

– А ты что тут делаешь?

– Да вот, книжки смотрю, старые, и такие дешевые.

– Это центр Европы. Это колыбель книгопечатания. Тут старая книга – это 16 век. А начало 20 века – это не старая книга. Это просто книга. Но я не про то. Оперился, целый зам, в Женеву летаешь.

– Тут конгресс.

– Не ходи.

– Как так?

– Появишься в самом начале. Засветишься. Там мой человек будет, он тебе все сообщит. И по итогам, когда коллективное фото, придешь, посверкаешь.

– Так можно?

– Так нужно.

– А ты как с этим связан?

– Да бизнес, детка, вот такой дурацкий бизнес. Россия великая наша держава, нам в мире до всего есть дело.

– ОК.

– Ну тогда поехали в ООН.

Сели в черную машину, Вова снял, еще жаловался – такая дорогая машина, вообще все так безумно дорого, зато шофер негр, шофер-негр – это очень круто, и запетляли по старым улицам.

– Улицы какие узкие.

– Кстати, тут Лютер жил.

– Мартин Лютер Кинг?

– Просто Лютер, балда, – на самом деле Вовка имел в виду Кальвина, но к черту детали, – Улицы узкие, зато машин практически нет. Местные дамы попы тренируют, пешком ходят, или на велике, но великов тут мало, они не так на великах повернуты, как датчане или шведы.

Вновь переехали через мост, вновь понеслись по уже куда более широким улицам нового города, и перед зданием женевского отделения ООН шофер затормозил, чтобы люди из трамвая – а он тащился перед ними битых пять минут – смогли сойти.

– Ха! Смотри-ка! Министр финансов! Офигеть!

– Где?

– Да вот, выходит из трамвая!

Из трамвая среди прочих вышел скрюченный старичок, придерживавший под мышкой продавленный кожаный портфель. Человечек провел по лысине ладонью, словно на голову ему накакала птица, посмотрел вверх, и проследовал к зданию ООН. Это было странно. Министр Швейцарской Конфедерации выглядел лох лохом, какой-нибудь Чекин превосходил его и статью, и норовом, но так вышло, что не министр жалкой страны ждал чиновников великой России, а чиновники великой России в автомобиле ждали, пока выйдут из трамвая люди. Помимо министра – замызганные тетки, и не поймешь, кто, может тоже министры, негритянская няня с белой девочкой лет пяти, суровый с землистым лицом электрик или слесарь – с чемоданом инструментов. Когда машина все же тронулась, Паша попросил водителя, едва автомобиль поравнялся с министром:

– Побибикай.

– Он не понимает, – заметил Вовка.

– Переведи.

– Тут не принято.

Вовка в Женеве был немного другим. Он принимал на время правила этого мира. Он знал, что тут можно, что нельзя. Если ты будешь шуметь в номере, и соседи вызовут полицию, а они непременно вызовут, тебе придется туго, предупреждал он Пашу.

– Я не буду шуметь.

– Ну мало ли.

– А что значит «придется туго»?

– Заберут, оштрафуют.

– Я под защитой консульства.

– Сообщат в консульство. Лучше покаяться, делать, что говорят, и выплатить штраф. В любом случае. Потому что от консульства вони много. Настучат в МИД как за нечего делать. Ты думаешь, мало желающих тебя сожрать?

Паша зарегистрировался на форум, потом они со Стреляным прошли по парку, опять добрались до фонтана, который бил из озера.

– Некрасиво же, – поделился Паша своим видением прекрасного, – И арабов много.

– Арабы просто бросаются в глаза. А фонтан… Ну, мне тоже не очень. Зато летом тут публичный пляж, такие тетки, я специально беру номер вон в том отеле, и трубу, пивко попиваешь и любуешься.

– Шлюхи?

– Русские есть.

– А.

– Тут как раз недалеко соответствующий квартал. Не советую. Те же русские, только дорого. Еще негритянки.

– Негритянки – интересно.

Стреляный сделал рукой неповторимый в изяществе жест, мол, не стоит твоей суеты.

Потом пошли к какой-то знакомой Стреляного, точнее, дочери знакомой.

– Работает в ресторане официанткой. Мать просила навестить. Как она мол.

Девица, очевидно русская, уже начинала сливаться с толпой, она одевалась уже как местные, в тона вечной осени, на лице появилось спокойное выражение, не надо никого жрать, расталкивать локтями, ты просто идешь по жизни, а потом тебя хоронят на кладбище, где вечно зеленая, изумрудная трава, и по тебе плачут безутешные дети.

– Тебе тут нравится?

– Учу язык, привычки. Нормально.

– Как учеба?

– Ровно.

– Где сигареты купить? – спросил Паша.

– Автомат внизу.

Паша спустился по старым ступеням, в полумраке стоял красный автомат, Паша ткунлся так и сяк, не разобрался.

– Даша.

– А.

– Я не понимаю с этим автоматом.

– А, я балда. Пошли.

Девушка приложила к автомату какую-то карту.

– Суй деньги.

– Что это?

– Удостоверение личности. Что я совершеннолетняя, плюс мой врач знает, сколько я курю.

– Бред, – Паша шел со Стреляным по мокрой дороге, курил одну за другой невкусные швейцарские сигареты, и злился, – Ну бред же, все под контролем.

– Ну бред, да, – рассеяно говорил Стреляный, – По пиву?

– Давай.

– Время пока девять, у нас два часа в лучшем случае. Потом закроют.

– И даже так.

– И даже так. Не разгуляешься.

Сели в бар у вокзала.

– Отличное место, но много русских, из консульства, шпионов, соглядатаев, – пояснял Стреляный, – Хотя колорит… Тут пиво носят в гигантских тубах, с краником. И мясо сырое. Тартар.

– Не надо сырого.

– Тут тебе не Россия. Не будет глистов.

– Все равно не надо.

– Ладно, – Стреляный отпил из кружки, вытер лицо, осмотрелся, – что по Авитусу у тебя?

– А ты и это знаешь?

– А я и это знаю. Потому что место Авитуса должны занять правильные парни.

– Кстати, кто они.

– Ну тебе же Уморов говорил. Китайцы.

– Говорить-то говорил, да много и финтил. Что-то про Кипр.

– Там сложная история, – Стреляный отпил еще, потом порылся в кармане, – давай рассматривать копеечки местные!

– А что с ними?

– Тут – ты не поверишь – ходят копеечки еще XIX века. Вот у меня, смотри, 1930. Но это медь-никель. А в XIX веке было серебро. И серебряные копеечки по-прежнему ходят по кошелькам. И стоят не больше и не меньше. И никто не хватает эту монету, и не переплавляет себе на кулон. Вот это стабильность, понимаешь.

Принесли тартар.

– А в России немного не так, правда? – продолжил Стреляный, – Никто не уверен, он завтра на работу поедет, или его подвесят вверх ногами. Ну хорошо, я утрирую, завтра никто не будет болтаться вверх ногами. Прямо вот завтра. Но потерять можно очень много. И не по делу. Взял – и потерял. От тебя ничего не зависит. Поэтому жить надо сейчас.

– У меня точно не будет глистов? – беспокоился Паша.

– Да не будет. Если что, тыквенные семечки за мой счет. Короче, на твой вопрос. Китайская компания связана с Кипром. Кипрская компания связана с Мстиславским. Но Мстиславский при этом связан с какими-то мутными ребятами в США. Евреи? Вроде нет. Военные? Возможно. Масоны, мировое правительство, слушай, я уже немного выпил. Тут кстати мировое правительство недалеко, Базель, слышал? Можем туда поехать, только нас не пустят. Всем надо жить. Мстиславскому тоже надо жить. Все имеет начало, и все имеет конец. Но в России время между началом и концом – короткое.

Паша вздрогнул.

– Все имеет начало и конец, ты так сказал?

– Ну да.

Паша повел плечами, словно ему между лопаток залез таракан. Он вспомнил черного человека из юрты. Сырое мясо взрывалось внутри. Лишь бы не приснилось, подумал Паша, увидеть сырое мясо во сне – плохой знак.

Глава 8. Кульминация

В самолете Паша спал, но мяса ему не снилось. Были негритянки, швейцарская мелочь из чистого золота, и Мстиславский, который всплывал, как Пантократор на облаке, и вещал, вещал, вещал… Перед отлетом Паша всласть в номере насмотрелся на Мстиславского по телеканалу Россия-25: смешной такой канал, ставят камеры на каком-нибудь заседании, и шпарят 25 часов в сутки нудятины. Типо свежо и остро. Пока Паша был в Женеве, в Петербурге проходил очередной «инвестиционный форум»: Петергоф, вечный Георгиев, томные проститутки, и лужи блеклой блевотины на ампирных коврах отелей. Собственно, это и была причина, почему вместо Мстиславского в Женеву поехал Паша. Мстиславский млел от мирового правительства, но еще больше он млел, когда оказывался на трибуне перед настоящими «иностранными инвесторами». В отличие от Базеля и Женевы, у себя на Родине он был «в домике» – на своем поле, хозяином. Мстиславский блистал, его жесты были умеренны и красивы, его обступали «иностранные инвесторы», подозрительно хорошо говорившие по-русски, потом вместе шли в нумера, а потом Паша или Уморов получали истеричные требования Мстиславского:

– Как так трудности у «Фузука моторс»? Я же им обещал!

– Трудности их начались, когда они взяли нормальную японскую модель, испоганили ее, выдали за «собственную разработку» и теперь хотят «покорить Россию».

– Я сказал же, хорошие ребята. Фузука. Моторс. Понимаешь? Это тебе не газы пердячие. И я им все уже обещал.

Но особенно доставали требования табачников и пивняков, которые доставали Мстиславского как-то особенно глубоко, за что потом Паше и Уморову приходилось расплачиваться особенно дорого. Причем в прямом смысле: «решалы» в той же Думе (вот поди ж ты) за алкогольные и табачные проблемы драли десять тарифов, хотя был один нежный мальчик в тонких очках, этот взял постом, вот, хороший человек, а остальные злыдни. Хотя пивняки и табачники не скупились.

Вернувшись из Женевы в офисные пенаты, Паша застал ситуацию в подвешенном состоянии. Пока он был за границей, ничего не случилось. Он и был, конечно, меньше недели, но Паша привык к другому темпу. Впрочем, тут и дело было посерьезнее. Короче, проверяющие все проверили в головном офисе. Ничего не обнаружили. Подключили налоговую, теперь налоговая заблокировала работу компании. Налоговая найдет. Это хорошие ребята, на них можно положиться.

– Мне часто жалуются, – рассказывал как-то Стреляный, – Приходит налоговая, и с порога – «какие нарушения найдем?» То есть сам хозяин бизнеса должен обозначить сумму, на которую его оштрафуют. Он говорит, например – «давайте найдем нарушений на сто тысяч». Но это несерьезный разговор, «мы работаем от двух миллионов». Ладно, говорит он нехотя – «два миллиона», а ему – «не, два миллиона это для палатки, а у тебя все же производство». Раз производство, давай 15. Давай. А если руководитель говорит, что живет он по закону, не по лжи, не по черной бухгалтерии, что жертвует на храм, по выходным ездит в детские дома и прочие сопли начнет исторгать? «А, не хотите по-хорошему…» Найдут тогда на все 30 миллионов. Не так? Судитесь, да поседеете, пока правду найдете. А если и найдете, подохнете, пока исполнения решения суда дождетесь. Поэтому налоговики – серьезные ребята.

– Но к тебе же не ходят, – спросил тогда Паша.

– Не ходят. Ибо. Убо. А к друзьям ходят. Но у нас разные бизнесы. Кто-то завод строит, дурак. А кто-то как я. Ничего не строит. Умный.

Паша встретился с китайцами. Китайцев представлял мужчина Денис, Денису было лет 40, и в Денисе Паша смутно распознал директора одной крошечной турфирмы, еще из 90-х. Денис уже и тогда был лысый, а Паша был совсем юным, а в фирме работала подруга пашиной матери. Турфирма сидела на последнем этаже подыхающей московской гостиницы (проститутки и бандиты все же оказались плохими клиентами, а на них делали ставку), директор Денис располагался в одной комнате бывшего люкса, мамина подруга в другой. Если фирма получала заказ, подруга всегда говорила – «да, мы делаем такие туры», но потом перезванивала тем, кто их в самом деле делал, и оформляла заказ. У самой этой турфирмы не было ничего, при этом ее любили силовики, потому что Денис – это Паша запомнил – закончил академию КГБ и по идее должен был отправиться шпионить в Китай, но шпионы стали не нужны в промышленных количествах, поэтому Дениса сплавили в созданную под него турфирму, «мы своих не бросаем», и в самом деле, не бросили. Не умея ничего, Денис оказался владельцем бизнеса с гарантированными клиентами, ездил постоянно в Китай, привозил оттуда какие-то отвратительно вонявшие корни (он втирал их в лысину), а сотрудников штрафовал за опоздания и «за вообще». Денис был мизантропом, как все китаисты, потерявшие юность в изучении иероглифов.

Денис Пашу не узнал, конечно.

– А я вас узнал, – осклабился Паша, – Турфирма «Имень-Ин».

– Да! Вы у нас были? От нас ездили?

– Нет, мы с Мариной Викторовной дружили.

Денис помрачнел, Марина Викторовна в начале нулевых сцепилась с Денисом по зарплате, тот предложил ей «уматывать босиком по свежему насту», она отказалась, предъявив копии серой бухгалтерии, и сообщив, что слепки с печатей хранятся у нее дома.

– Я вас могу и через закон, и через подставу сожрать, – радовалась Марина Викторовна,

Денис даже подумывал о физическом устранении, звонил корешам из ЧОПов, из тех несостоявшихся же агентов, что и он сам. Но те, узнав, что Денис задолжал по зарплате 500 долларов, и, собственно, об этом и спор, лишь ржали в лицо, источая ароматы чеснока вперемежку с нежным запахом плохо пролеченного кариеса, и Денис заплатил эти 500 долларов. Но история оставила глубокий след, нежная душа китаиста никак не могла простить самой себе даже мысли, что вот, убить собирался, грех-то какой. Денис даже сам подумывал прибить Марину Викторовну, чтобы уж если обречен страдать, так за совершенное, но в итоге уехал в Западный Китай, обрил брови, голодал, и вернулся другим человеком.

– Как давно это было! – произнес Денис те самые слова, когда не хотят говорить «не вороши говна, придурок».

– А теперь с нами работаете? – сказал Паша очевидное.

– Да.

– Ладно, рассказывайте, что за компания, чем знаменита и как ее продвигать будем.

– Какая компания?

– Ну эта Бао или как там ее. Ваша компания.

– А…

Денис задумался.

– Вообще-то мы рассчитывали, что вы сами нам все сформулируете.

– ?

– Что надо нам иметь, чтобы победить. А мы документы подгоним, какие у нас есть.

Паша понял, что и тут ему придется все делать самому, ибо. Ибо.

– Ну хорошо.

Денис протер лысину, эту же руку сунул для прощального пожатия, и растворился в недрах Москвы, этого нового Вавилона, где найдется место и китаистам без знания китайского, и компаниям без бизнеса, и условно мертвым сошкам, требующим свои кровные 500 долларов, всем найдется место, Москва добрая.

Петр из Авитуса тем временем нанял адвоката Сухоструева, Сухоструев был бывшим инвестбанкиром, потом у него отжали бизнес какие-то милиционеры, с горя он поехал в Нью-Йорк, стал хорошим корпоративным юристом, вернулся в Москву злым и бескомпромиссным.

– Ты не смотри, что у него фамилия смешная, – как-то после планерки Мстиславский попросил Пашу задержаться, и они поговорили об этом деле, – И не смотри, что все суды под контролем, мало ли что, у этих скотов неплохие покровители.

– Да, мне и налоговые ребята жалуются, что держатся из последних сил, срок проверки проходит, – посетовал Паша.

– Так не тяни, формулируй, что от китайцев надо, пусть подгоняют.

Паша на секунду замялся, и вдруг произнес:

– Мне бы не мешало знать побольше.

– Да?

– Это в самом деле ваша компания?

Вопреки ожиданию, Мстиславский не покрылся краской стыда, не заорал, не ударил себя по голове и не порвал в истерике свои одежды.

– Все в этом мире наше в каком-то смысле, – ласково проворковал он.

Паша все понял. Паша стал подумывать, как бы и ему быть в деле. Поставить на колени Авитус и получить с них подсос – хорошая цель, но мешает Мстиславский с его иностранной компанией. А может все же не его. Как там Стреляный формулировал? Не Мстиславский конечный интересант. Ладно. Значит, придется сделать эту работу для Мстиславского. А подсос потом найдем.

– Кстати, ты в музее Востока был? – вдруг поинтересовался Мстиславский.

– Да все как-то…

– Сходи. Сходи прямо вот скоро, – Мстиславский давал понять, что сходить на самом деле необходимо, и Паша пошел, конечно же.

– В музей Востока, – скомандовал водителю.

– Сразу в подсобку? – спросил водитель.

Паша удивился.

– Сразу в подсобку, – после паузы ответил он.

– Вы сами предупредите? – с середины дороги спросил водитель.

– Я там пока никого не знаю, – задумавшись над ответом, сказал Паша.

– А, ну я позвоню. Милена Власьевна, готовьте. Что? Ага, да.

Машина приехала к зданию на бульваре, и сразу свернула во дворы. Там Пашу ждала – именно Милена Власьевна, как Паша догадался. Пожилая женщина в русском цветном платке любезно коснулась Паши высохшей рукой, улыбнулась:

– Вы у нас кажется впервые?

– Да.

– Тогда я вам все покажу.

Прошли пыльными коридорами, по стенам стоят какие-то картины лицом к бетону, музейный хлам, полуоткрытый кабинет – не директора, кого-то из сотрудников: полированный колченогий стол, пузатый цельнометаллический электрический чайник, книги, бумаги, валенки в углу. Приблизились к железной двери.

– Вот, – сказала проводница, ставшая пашиным Вергилием, – Я тут вас одного оставлю.

Паша был удивлен с самого начала, поэтому не стал удивляться больше. Дверь открылась, Паша прошел, дверь за ним закрыли, не на замок, хорошо. Комната была пуста. Почти пуста, потому что у стены наискось к входу стояло нечто очень древнее и любопытное. Это была скульптура, выполненная из дерева и крашеная черной краской. Большая скульптура, выше роста человека. Скульптура изображала какое-то восточное божество. Божество представляло из себя мужчину со зверской головой. Пригнувшись и уперевшись в пол босыми мощными ступнями, божество играло на дудочке, но в то же время встревожено оглядывалось назад, словно чувствовало, что кто-то подходит сзади. Тут только Паша увидел на полу коврик. Он дальше не знал, что делать. Его приняли так, словно он знал. Поэтому Паша сел по-турецки на коврик, и принялся смотреть на изваяние. Так прошло довольно много времени. Паша должен был что-то чувствовать. И в самом деле – немного закружилась голова, чуть затуманилось сознание. Психосоматика. Мало спал. Было очень тихо. Даже не слышно, как шумит бульвар. Тут только Паша сообразил, что он, скорее всего, в подвале. Встал, подошел к скульптуре совсем близко. Пахнуло старым деревом.

Дверь раскрылась.

– Ну что?

– Да.

– Выходите.

Вышел

– Выпейте.

– Что это?

– Как у Мстиславского, не беспокойтесь.

Паша выпил из пиалы какую-то жидкость, более всего напоминающую отвар льняных семян.

– Хорошо?

– Да.

– Ну ступайте. Привет всем вашим.

– Привет и вашим.

Водитель спал в машине, откинув сиденье назад.

– Куда?

– В офис. Работать.

Паша понял, что делать дальше. Паша осознал, что действовать напролом не надо, потому что Авитус работает с МЧС, а МЧС так просто не уломать. Нужно показать тупым служакам, что Авитус сливает инфу на Запад. Неважно какую. И что им есть замена. Все и проще, и сложнее.

Паша вызвал к себе руководителя группы проверки:

– Что нашли?

– Ну, на самом деле…

– Меня интересуют связи с Западом, утечки, работа по контрактам с Пентагоном, с Прибалтикой, политические заявления, все в таком роде.

– А, понял!

Через день у Паши был доклад. Интересы на Западе – есть. Пентагона не прослеживается, но Прибалтика есть, есть оттуда клиенты.

– Досье на всех, быстро!

– У нас нет досье на Рабиновича.

– Закажите.

Скоро было и досье. Уморов осмотрел работу.

– Слушай, – сказал он, – Я к пожарным с этим сам пойду. Тут дело такое, – повертел руками.

И пошел. Вернулся к вечеру. Растерянный:

– Меня не приняли.

– Ну вот…

План разрушился. Но Паша вскочил ночью, забегал по квартире, Люда спала, укрывшись с головой:

– Да что проще может быть, что проще…

Новый план появился.