Текст книги "Медуза. Роман"

Глава 15. Работать

Работать, работать, работать, рвать когти, достигать недостижимого. Два обстоятельства сделали из Павла, который и так не был лентяем, конченого уже трудоголика. Во-первых, Люда все же заразила Павла ощущением, что живут в нищете, что нужно очень много работать. Во-вторых, как ни странно, мотивацией для работы стала поездка в Берлин. Прежде Паша иногда мечтал, что он будет мотаться по заграницам. Он видел по соцсетям, что его одноклассники не вылезали из трипов. То Голландия, то Италия, Мальдивы, Тай, и все так позитивно, на фоне синего моря и красивых домов. Он видел, что одноклассники выгадывали каждый «лишний» день, чтобы попасть в очередную поездку. Длинные праздники, даже если они длиннее всего на один день – вот и повод! Откуда деньги берут, загадка, но Паша подозревал, что все средства его бывших одноклассников идут на такие поездки. Причем львиную долю разговоров в чате составляли рассказы одноклассников, как они выгодно и заранее купили билеты. Как нашли подешевле отель. Вся их жизнь была сосредоточена вокруг таких поездок, и Павел думал, что в принципе так и надо. А это значит, надо отыскивать возможности – окна в графике прежде всего. Такие мысли незаметно отвлекали от работы.

Но, съездив в Бердин, Паша подумал, что красивую картинку он мог бы в Германии сделать легко, и выложить в соцсети, но на самом деле – ничего особенного. А чего тогда других обманывать? Будешь других обманывать, начнешь себя обманывать, и все, закончилась карьера. Так что становиться офисным туристом Паша передумал.

Павел рвал подметки, и его подчиненные рвали, и так они рвали, рвали, и несколько раз, оставшись с Кристиной наедине, чуть не дошло у них до обнимашек, но Кристина тоже изменилась, стала острой, резкой, Паша заразил ее карьерными ожиданиями, а ведь это заблуждение, что девушки делают карьеру через постель и интригу, если они в самом деле карьеру делают, они ее делают, а не обнимашками занимаются.

Кристина как раз принесла прекрасный кейс, Паша даже не разобрался, то ли Элиста, то ли Улан-Уде, где-то на востоке, но не так далеко, как Хабаровск. У него теперь Хабаровск был как бы репером, от которого измерялось прочее. Так вот, там случилось что-то действительно выдающееся в плане разрушения основ честной конкуренции. Даже Кристину туда пришлось послать, это одна из первых ее командировок была, и первая самостоятельная. Ее рассказ потрясал:

– Есть там баба такая, Молдавцева, возит на Газелях народ. У нее есть своя зона ответственности. Но тут наши коллеги из теруправления заметили, что на ее маршруте появился другой индивидуальный предприниматель.

Кристина не жалела красок – маршрутка шла из спального района в промзону, минуя центр, и возила в основном работяг, туда – к родной проходной – утром, вечером назад, к панелькам.

И в один прекрасный день там оказались маршрутки другого предпринимателя.

– Наши сразу сделали стойку, потому что сговор налицо. Начнем с того, что у предпринимателя гарантированная прибыль. Работяги не могут не ехать на работу, и тем более после работы не могут не ехать домой. Уже монополизм. Но ей этого оказалось мало. Она организовала настоящий картель, пригласив некоего Минтусова.

Причем очень странно пригласила. Один день Молдавцева не работала, не было ее газелей на маршруте. Вместо нее катал вот этот Минтусов. Затем снова появились маршрутки Молдавцевой, а Минтусов исчез. Трудно предположить, что это была не согласованная акция. Что предприниматели не договаривались о чем-то. А раз договаривались, то вот и сговор.

Паша, если уж быть честным до конца, не понял в глубине души, что тут особенного. Ну возила одна, потом другой, затем опять прежняя. Но это сердцем, а умом Паша видел, что тут целый букет нарушений, да и у Кристины горели глаза, а срезать энтузиазм молодежи на взлете – это самое последнее дело.

Молдавцева довольно неловко оправдывалась, что, мол поломалась у нее Газель, и пришлось ей просить Минтусова послать его машину вместо своей, дабы не допустить срыва графика движения.

– А то люди не попадут на работу, – говорила Молдавцева.

Паша в этот момент начал понимать, что Молдавцева врет. Ну как, скажите, можно предположить, что предприниматель действует не из соображений получения максимальной выгоды, а из каких-то странных социальных мотиваций. «На работу не попадут», ей-то что! Так может рассуждать государство, которое думает о каждом, даже самом малом члене общества, но не частник. Паша уже усвоил из сидений на планерке, что предприниматели – это зло мира, плесень на экономике. Им чуждо что-либо человеческое, только прибыль, только чистоган. И когда в объяснениях начинает мелькать что-то как бы человеческое, Паша приучился делать стойку «фас». Такую команду он и подал Кристине, и Кристина разобралась.

После суда Молдавцевой пришлось прекратить работу как индивидуальному предпринимателю. Земля в Элисте, а может, и в Улан-Уде, стала немного чище. Минтусов устоял, что Паша мог бы записать себе в пассив, но не записал, потому что дело запахло каким-то длинным судебным процессов, плюс пресса вдруг обратила на это дело повышенное внимание. Поэтому Паша не стал давить на педали, его похвалили на планерке, дальше – не надо, дальше кто знает, что будет.

Ситуация, когда в дело вмешалась пресса, для Паши была впервой. В столовой говорил про это с Ароном Ашотовичем. Подтвердились самые худшие пашины опасения: прессу, естественно, натравили. Журналисты продажны, и никогда ничего не сделают просто так.

– Журналисты, стрекулисты, твари… – цедил Арон Ашотович.

– А почему они не на нашей стороне? Пресс-служба плохо работает?

– И это тоже, – соглашался Арон Ашотович, – Но есть более глубокие причины. Журналисты – хуже проституток. Хотят денег, за все хотят денег, при этом не понимают ничего, не понимают нашей специфики, особого пути, по которому идет наше ведомство. Так что их лучше просто заткнуть. Заметил, как поутихла критика Группы в прессе, когда Мстиславский принялся активно раскручивать новый законопроект, ну этот, последний?

– Я прессу не читаю.

– Вот зря. Поутихла, все заткнулись, но не сами собой – заткнули. Тут работа высшего пилотажа, потому что с этими газетными скотами разговаривать трудно, даже если им платишь. Но тебе лучше не знать деталей.

– А если пресса выступает против нас, значит, наши противники тоже проплатили, так ведь?

– Ну да. Это заговор. Все эти пресловутые «малыши», малый бизнес, только кажется слабым и разрозненным. На самом деле они объединились против нас. Но должен тебе сказать, что идеологически журналисты и предприниматели заодно, так что журики могут и без кеша сработать. Те и другие – «пятая колонна», тут уже вопрос классового выживания. А, как учит Дарвин, сильней инстинкта выживания ничего нет. Если не будет поганых либеральных предпринимателей, никто не будет читать поганые либеральные газеты.

Разговор был прерван телефонным звонком:

– Ой, прости, это из посольства.

– Собрались куда?

Арон Ашотович только махнул рукой на Пашу, и перешел на ломаный английский. Паша запомнил этот эпизод, потому что прежде не подозревал даже таких знаний английского у простоватого на вид служаки. И лишь позже, много позже, когда против России ввели санкции, разгорелась информационная война, которая вынесла наружу все скрытые прежде какашки, как выносит их таящий весенний снег, Паша вспомнил об этом эпизоде.

Американские табачные компании тяготились социальной антитабачной рекламой в России. Хотели ее притушить. Действовали через посольство, косвенно, и напрямую, когда заходила речь о конкретных суммах. Арон Ашотович не был первой скрипкой оркестра, помогавшего заглушить социальную рекламу. Скорее тем, кто принимает на себя самую неприятную часть работы: предварительные переговоры и занос наличных денег. В сети появилось видео, как на заднем сиденье машины Арон Ашотович пересчитывает пачки денег в старомодном дипломате, и уточняет, какие именно рекламные ролики и слоганы «будем гасить» в первую очередь. Скандал не имел для Арона Ашотовича никаких последствий. С одной стороны, все понимали, что он тут никто. С другой, перед угрозой информационной войны россияне сплотили ряды, и внутренняя грызня отступила на второй план, в другой ситуации враги Арона Ашотовича воспользовались бы шумом, чтобы его съесть. Наконец, связь между злосчастным чемоданом с наличными и преследованием социальных рекламных роликов доказать так и не удалось.

Паша принял близко к сердцу этот разговор, уяснив, что деньги у так называемого малого бизнеса есть. И когда вскоре появились сообщения, что на автомойке под Петрозаводском зафиксирована сверхприбыль, Паша отдал нужную команду. Такие сведения приносила Паше утренняя рассылка от региональных отделений. Паша читал ее, качал головой и думал:

– Ну допустим, это все ерунда. Но это нарушает закон. Законы у нас неплохие. Следовательно, надо защищать закон. Потрафишь малым – откусят по-крупному.

По ходу дела оказалось, что речь не об автомойке, а об обработке автомашин от разных бактерий, ошиблись те, кто рассылку в Петрозаводске составлял, но колеса уже закрутились:

– Они там оборзели совсем! – гремел Мстиславский на планерке, – Из ничего деньги делают. Вчера мыл свою машину, взяли больше тысячи. Разобраться с ними как следует!

Поскольку на автомойках Петрозаводска никаких нарушений тамошние лохи найти не могли, а слать человека из Москвы на «правеж» было не с руки, потому что Мстиславский желал быстрой расправы, решили просто доплющить того, кого обнаружили.

Итак, предприниматель Стеклов обрабатывал колеса машин, следующих в Европу, потому что такой обработки требует законодательство. Его вина заключалась в том, что он на границе стоял один, то есть у него не было конкурента.

– Да ты найди другого дурака тут торчать, в попе мира! – объяснял неловко Стеклов.

В качестве аргумента своей невиновности он выдвигал то соображение, что, дескать, 14 тысяч рублей, которые он в месяц зарабатывал своей деятельностью – это совсем немного. Тем не менее, специалисты сочли, что это сверхприбыль, и аргументы тут были самые основательные. Паша сам писал мотивировочную часть, столь важное дело никому нельзя доверить.

– Понятие сверхприбыли не есть понятие количественное, – заявлял Паша невидимому оппоненту, – Если прибыль получена в обстановке доминирования, без конкуренции, она должна быть признана избыточной вне зависимости от размера, поскольку получена от монопольно установленной цены. В свою очередь, для цены, установленной монопольно, не существует такого критерия, как «оправданная цена», она изначально неоправданна, а значит, и высока, потому что получена монопольно. Федеральная антикартельная группа исходит из естественного постулата, что предприниматель, предоставленный сам себе, склонен выставлять высокую цену на свои услуги, а не оправданную цену. Именно поэтому монопольная цена является завышенной.

По этому поводу было слабое сопротивление министерства экономического развития, оттуда даже Мстиславскому прислали письмо с просьбой отнестись к Стеклову снисходительней. Оказалось, этот Стеклов когда-то учился в Москве на актера, и знал слегка Пореченкова и иных мастеров экрана. Обратился за поддержкой к ним, им ничего не стоило написать коллективное письмо в министерство, которое, как они думали, создано для того, чтобы их поддерживать.

– Оказалось также, что глава Карелии фигурирует в списках министерства как лидер по развитию малого бизнеса, – рассказывал по-свойски Колосов Паше, объясняя, откуда у письма ноги растут, – Там уже готовится награждение, а тут такая история.

– Честно, я не думаю, что ваша писулька что-то решит, – предположил Паша, и оказался прав.

К тому же письмо из министерства было составлено в исключительно мягких выражениях, вроде «просим рассмотреть возможность пересмотреть принятое решение». Видно было, что на самом деле министерству глубоко на все наплевать, и будь его воля, съели бы Стеклова сами, но – назвались груздем, то есть защитником малого бизнеса, надо делать вид. В Группе письмо пробежали по диагонали, и даже не стали отвечать. Очевидно все: или нет такой возможности, или пересмотрели, но нового не увидели, так или иначе, Стеклова оштрафовали по самое не хочу, но, поскольку, кроме Стеклова, помешанного на экологии и красотах дальней заимки, никто там работать дезинфектором колес не пожелал, его пришлось оставить в покое.

Паша слегка погремел:

– А что, поехать туда, посмотреть, как он живет, уже в падлу? Может, у него там хоромы. Вместе с налоговой его – раз, и за шкирман!

Но проклятая пресса снова наступала на пятки, пресса пока была неприятней, чем письма из министерства. Времена, когда статьи что-то решали, конечно, прошли. Но публикации продолжали формировать общественное мнение. А журналисты вытаскивали то, над чем, при определенном складе ума, можно посмеяться. И вот как-то на вечеринке, куда Паша пришел, выпили коллеги из других ведомств, и принялись подтрунивать:

– Все батуты отмыли? Все маршрутки проверили?

Паша вынужден был уйти, едва зашел, и досадовал, потому что в какой-то момент ему показалось, будто среди гостей мелькнул силуэт Киры Пружининой, чистый и желанный.

– Наговорю лишнего, – оправдывал перед собой Паша свой побег, – Выпью, и кааак отвечу! А с этим аккуратней надо быть.

Глава 16. Дело пахнет

Паша приходил на работу все раньше, и раньше, и наконец-то стал получать дивиденды от своего психоза жаворонка. Как-то он подошел как раз в тот момент, когда к зданию на служебном авто подруливал Чекин. Чекина водитель высадил прямо у подъезда, Чекин не торопился заходить внутрь, стоял, вдыхал зимний воздух, а может, хотел просто выдышать вчерашние пары, и тут на него натолкнулся Паша.

– Что творится! – заметил Чекин, обдав Пашу оными парами.

– Да, пробки страшные, – поддакнул Паша, который вообще-то ездил на метро, и пробки его волновали мало.

– Да я не про то. Посмотри!

И Чекин ткнул на Газель, припаркованную на другой стороне улицы. Это была Газель, увешанная рекламой строительной компании. Газель в будние дни набирала заказы от желающих поехать на новостройку, а в выходные их туда возила.

– Недвижимость зашкаливает! – согласился Паша, и тут уже искренне, потому что Люда пилила его каждый день по поводу расширения жилплощади.

– Да что такое с тобой! Утро понедельника? Небось бухал все время, а? – Чекин дружески потрепал Пашу по плечу, – Знаю я вас, низовых специалистов, то гузку рвете, то в загул уходите. Ты рассуждать логически можешь?

– Могу, – Паша был несколько сбит с толку.

– Что такое Газель?

– Машина.

– Транспортное средство то есть. Да?

– Конечно.

– И значит, она должна работать как транспортное средство. Но чем она работает в данный момент?

– Клиентов завлекает.

– Вот. Значит, она выступает носителем рекламы. То есть налицо целый куст нарушений. Ненадлежащее использование средства производства. Ненадлежащий носитель рекламы. Сомнительная рекламная кампания. Ты уже размозжил бизнес одной владелице Газели. Поубивал бы теперь и этих. Берись за это.

Паша взялся, и довольно быстро добился штрафа. Апелляции потом были, были вялые суды, но Паша уже в это не вникал. Это дела юристов.

Юридический отдел Группы рос со дня на день, потому что на судебном фронте Группа воевала так себе, армию приходилось усиливать. Около 40% дел Группа выигрывала, но 60% проигрывала, для государственного органа показатель очень плохой. Лучше была ситуация лишь с Высшим арбитражным судом, туда попадали только крупные кейсы, за которыми устанавливался особый, «телефонный» контроль, то есть звонили в суд, и тупо на него давили. Этим занимался до своей отставки Либкнехт, часто – Чекин, но, поскольку делали они это топорно, и из их работы тут и там торчали нитки, в конце концов Мстиславский взял Высший суд на себя, в чем ему помогали старые питерские друзья из адвокатуры. Питерские адвокаты были людьми особого рода – молниеносными, поверхностными и бессмысленными, однако же за ними стояли хорошие фамилии, одно звучание которых могло сделать судей сговорчивыми.

Правда, когда над руководством суда замаячил срок окончания полномочий, судьи стали менее покладистыми, надеясь понравиться не только Группе, но и ее оппонентам. Группа и тут стала проигрывать 60% дел, что повергло руководство в уныние и стало поводом для разносов на планерке «юристов-бездельников». Так или иначе, в эту степь Паша старался не лезть, опасная степь.

Наконец Паша поселился на работе – во всяком случае, несколько раз там ночевал. Ему поручили разбирать сложное и длинное дело с независимыми АЗС. История выглядела в общих чертах так.

В одной из губерний компания «Газмяс» установила низкие цены на топливо. Такие низкие, что независимые торговцы, мелкие короли бензоколонок, не смогли с ними конкурировать. Всех в этой истории можно было понять. На Газмяс давило правительство, ведь в стране в очередной раз дорожало топливо, поднялись разговоры, а что это нефть не так чтобы дорожает, а бензин дорожает. А что это Россия, добывающая нефть страна, как Саудовская Аравия или Иран, не может своих побаловать дешевым бензином? Ну и так далее. При этом Газмяс установил оптовую цену выше розничной. Тут потерял – там нашел, прелести очень крупной компании. Тогда как мелкие АЗС просто перепродавали чужой бензин, а также арендовали землю, платили ментам и бандитам, участвовали во всех дорогостоящих спонсорских затеях губернатора, да и как не участвовать, когда у людей губернатора на каждого дельце есть, и землю они получили от губернатора на определенных условиях. То есть – вот он, край, ниже опускать цену независимые АЗС не могут. И, покупая бензин у Газмяс по цене, выше той, по которой они могли продать, выход у них был один – продавать бизнес. А кто его купит в таких условиях, кроме Газмяс?

В правительстве на это смотрели сквозь пальцы, потому что искренне не понимали, зачем существуют независимые от вертикально-интегрированных холдингов АЗС. Вот были заправки ЮКОСа. И так хорошо их разделили, так гладко. Можно в будущем еще разок распределить АЗС у кого-нибудь. Можно попросить крупные компании, чтобы они еще побольше АЗС построили.

И вот независимые обратились в Группу. Паша в кабинете Чекина читал это послание. Чекин просил разобраться как следует:

– Ну ты понимаешь. Чтобы все как мы любим. Чтобы по закону все. И по нашим правилам.

Паша дома радовался – вот подвезло! Ну, в самом деле, это был первый раз, когда задание обсуждалось непосредственно с Чекиным. Паша решил съездить в регион.

Поездили по заправкам, хотя в этом не было особой необходимости. Но Паша решил посмотреть бизнес лично, помня, что, может быть, сыщутся существенные детали. Деталей не сыскалось, говорили предметно на совещании в областном центре, в здании регионального управления Группы.

– Вы должны понимать, – убеждал Игорь Игнатов, человек, которого владельцы независимых выдвинули парламентером как самого красноречивого, – Что на самом деле Газмяс спит, и видит, чтобы скупить наши заправки. К нам уже приходили. Мол, или по-хорошему, или никак.

– Это правда? – Паша строго поднял глаза на представителя Газмяс.

– Нам они нужны? – вскинул руки Гиви Гигвадзе, отвечавший за регион в Газмяс, – У них старое оборудование, там реконструкция одна чего стоить будет.

– Все же мы возбудили дело, – сообщил Григорьев, руководитель регионального отделения, – Потому что по крайней мере формальные признаки есть. Кажется, что есть попытка вытеснить с рынка мелкие компании. Все же мы должны заниматься защитой от монополий, а кто тут монополия, мне кажется, понятно.

– Я готов принять такую логику, – сформулировал Паша.

В принципе тут была не такая или сякая, а просто логика, но Паша почему-то испытал предчувствие, что нужно выражаться предельно аккуратно.

После совещания с ним пожелали повидаться как представители Газмяс, так и Игнатов из независимых. Паша предпочел Газмяс, потому что Гиви как-то больше внушал доверие. Да и разговор с Игнатовым казался предсказуемым – нытье, попытка взятки, зачем провоцировать на взятку. Взятку Паша брать не планировал. Он удивился сам себе – раньше ему бы и в голову не пришло, что взятку могут сунуть. А тут как-то предположил.

От Газмяс взятки Паша, напротив, не ожидал, и в самом деле – ее не предлагали. Гиви показал себя во всей красе своего обаяния.

– Что закажем? – игриво обратился он к официантке.

– Как всегда? – предположила она.

Предположила правильно.

– Лучшие шашлыки в области! Племянник делает. И коньяк – с шашлыком самое то!

За ужином Гиви рассказывал неприятные вещи. По мнению Гиви, Григорьева подкупил Игнатов.

– Ну вы сами посудите. Я не припомню случая, чтобы Григорьев вообще чем-то в жизни интересовался.

Паша кивнул, потому что из этого региона действительно не поступало никакой активности.

– А тут сразу дело возбудили. Вы даже приехать не успели, а дело уже есть. Субординацию нарушили.

Павел уловил попытку манипуляции, что ж ты глупый, думаешь меня на такой дешевый понт взять. Намекнул, что мое достоинство уязвлено, и полагаешь, что я тут же твою логику приму?

Но поразительное заключалось в том, что Паша принял эту логику. И принялся мозгами, отравленными коньяком, испытывать к Григорьеву разнообразную ненависть. А Гиви приводил все новые аргументы:

– Зачем автомобилисту нужны мелкие АЗС? Встаньте на сторону клиента. Автомобилисту нужны низкие цены, гарантированное качество, и чтобы было кому пожаловаться. У нас компания крупная, у нас не забалует ни одна заправка. А там – ищи владельца. Зато этот с позволения сказать бизнес очень нужен всяким пройдохам. Им лишь бы зацепиться за кусок земли у трассы. Сначала заправка, раз – уже и магазин, а потом и мотель, им что, они верткие, деньги свои, денег куры не клюют, разворачиваются быстро, а у нас клиентов отбивают. Бизнес так называемых малых АЗС – это в чистом виде надувательство. У нас контроль качества, что у них? Ослиная моча?

– Ну почему моча? – Паша старался делать вид, что сопротивляется напору собеседника, – Они от общества потребителей премию качества получили.

– Да куплено все, – сокрушенно произнес Гиви, опустив голову, как будто он устал противодействовать мировому злу и заговору.

Паша не стал оставаться в этом городе, был ночной поезд, он им и уехал. Взял себе СВ, хотя СВ не оплачивала контора, но он был довольно сильно пьян, и не хотел, чтобы его видели в купе. К тому же в СВ – это его еще Дима учил – наверняка попадутся интересные попутчики. Местная элита. С ними полезно заводить связи.

Связь завелась тут же – соседом по двухместному купе оказался председатель областного арбитража Минаев. Вышел занятный разговор о реформе судебной системы.

– Конечно, не может быть независимого суда с таким отношением к самому институту судейства, – считал Минаев.

Паша едва смог выспаться. Москва показалась неожиданно, засуетились люди за окном, выходить не хотелось, Паша был не свеж, но для прогула не было никаких зацепок, да и прогуливать Паша еще не пробовал. Поспешил в офис, заперся у себя в кабинете, и впервые в жизни отоспался на работе не ночью, а днем. Люда не звонила все это время. Если все хорошо, чего и звонить, считала Люда.

Паша пока не стал докладывать Чекину о результатах поездки, впрочем, вечером звонила его секретарь.

– Вы уже вернулись. Виктор Викторович интересуется, каковы результаты по независимым АЗС.

Паша кратко рассказал, что местное отделение Группы завело дело против Газмяс, не дожидаясь его приезда.

– Понятно, – сухо сказала секретарша, – Я передам Виктору Викторовичу.

Тем временем дело передали в суд, и через некоторое время в трубке Паши раздался встревоженный голос Григорьева:

– Мы проиграли дело!

Паша вспомнил свой разговор в вагоне с главой областного арбитража. Интересно, в какой степени на решение суда может повлиять случайный разговор с судьей? В беседе Паша, науськанный Гиви, отзывался о перспективах дела достаточно скептически. Впрочем, Паша выгнал из головы общие соображения. Он был начинающий чиновник, но быстро учился. Он стремился понять, что означает демарш судьи, и какой позиции придерживается его собственное руководство. Последнее было куда важнее. То, что суд не принял сторону областного управления Группы, не было чем-то экстраординарным. Паша поддержку пообещал. А потом напросился на аудиенцию к Чекину.

– Наших бьют! – заметил мрачно Чекин, когда выслушал Пашу, – Так ты говоришь, у каждого в этой истории своя правда?

– Ну да, есть что-то логичное и в позиции Газмяс, и в позиции независимых АСЗ.

– Запомни, – Чекин для пущей убедительности встал и наклонился над Пашей, от чего у того запотела задница, а сам он вжался в стул. – У нас тут корпорация. У нас тут щит и меч. И мы не сдаем своих. У всех есть своя логика. Какая-то логика. Что нам в том? У нас есть собственные резоны, и все против всех. Я поручаю тебе лично доложить о ситуации Мстиславскому.

Паша был воодушевлен. Ну по крайней мере есть ясность, какой позиции придерживается руководство. Однако перед тем, как пойти к Мстиславскому, а назначили ему на ранее утро, Паша не мог заснуть. Эх, был бы Дима. Но Дима неизвестно где, Паша один, у него нет поддержки, не у кого спросить, как быть, отчего и сомнения. Может, Арон Ашотович? Но Паша, хоть и начинающий чиновник, а понимал, что это совсем не та компания, чтобы что-то обсуждать.

Паша прошлепал босыми ногами на кухню, подождал, когда стихнет недовольное рычание жены, и набрал Кристину.

– Привет.

– Вы так поздно звоните?

– Извини.

– Ничего. Я не сплю.

– Кристина, а что ты делаешь, если вроде все ОК, но ты не уверена?

– Ем.

– Что?

– Шутка. Ну есть такая шутка, «в любой сложной ситуации ешь».

– Мне этот совет не подходит.

– Я становлюсь очень сдержанной, – после паузы сказала Кристина, и было видно, что она не шутит, – Я не делаю резких движений. Ну как если бы вы встретили в подворотне собаку.

– Иногда собака сама бросается на тебя, – задумчиво сказал Паша, – Спасибо тебе. Извини еще раз. Спокойной ночи.

Наутро Паша был с Мстиславским куда как сдержан, и следуя совету Кристины, и потому, что оробел перед начальником.

Паша рассказал, что есть позиция Газмяс, есть позиция независимых, есть решение суда, но умолчал о том, как разговаривал с Григорьевым, о знакомстве с судьей тоже умолчал. И воздержался от выводов вообще. Просто закончил рассказ, и замолчал. Замолчал и Мстиславский.

– Ну, это уже ни в какие ворота! – сказал он резко, но без огонька, как будто прошипел, или просвистел, – Конечно, мы окажем полную поддержку нашему отделению.

– Каковы мои действия? – спросил Паша обрадованно, камень с души упал.

– Пока ничего не делайте, – сказал Мстиславский, – Я поручу это непосредственно Чекину. Это не от недоверия к тебе. Просто ты возглавляешь департамент, который прокладывает путь и открывает новые возможности. Но идти по этому пути – дело других специалистов. Не считай, что ты отстранен. Я скажу Чекину, чтобы он тебя дергал, если надо.

На самом деле Мстиславский выразился куда более витиевато, просто Паша не смог бы это воспроизвести.

Что-то еще происходило потом, наступала весна, Паша несколько раз был на том месте, где видел в первый и последний раз Пружинину – а как стать таким, чтобы запросто встречаться с ней? Ладно, не с ней, а с такими же, как она. Ты женат. Ну женат… Я на работе практически 24 часа! У меня две семьи, моя семья, и моя настоящая жизнь, та, что на работе. Значит, пока на работе, я свободен.

Когда в один из дней раннего марта зазвонил телефон, Паша почему-то понял, что это непростой звонок, хотя звонков раздавалось у него множество.

– Какой ты скот, – сказал незнакомый, видимо, пьяный мужчина на том конце провода.

Паша страшно удивился, потому что это был звонок по внутренней сети Группы.

– Что, собака, не узнал? Это Григорьев. Меня уволили. Тебе спасибо, сучонок московский.

И бросил трубку.

Паша порывисто вскочил, он хотел идти к Чекину, и рассказать ему эту поразительную новость. Но тут же сел. Кто уволил главу областного управления? Мстиславский. Значит, глупо Чекину сообщать новость, которая для него не новость.

В тот день Паша впервые ужрался на работе. Один. За столом. И остался ночевать в кабинете. Паша не понимал, что случилось. Он знал одно – не он способствовал увольнению Григорьева. А может, он? Ах, судья, собака-судья… Паша даже стал набирать мобильный Григорьева, но он не отвечал. Паша послушал гудки, пьяно кивая головой, и бросил с размаху на стол телефон.

Пошли все в задницу. Все неплохо складывается. Хватит ныть.