Текст книги "Блудный брат"

13

Меня разбудила собственная внутренняя энергия, желание жить и все такое прочее, что столь охотно описывают женщины в женских романах. Обычно к подобным утрам я отношусь достаточно подозрительно, и в этот раз я тоже сперва подумал о том, что меня ждет сегодня и на чем я могу поскользнуться, а потом, не видя невооруженным глазом никаких поводов для беспокойства, решил быть оптимистом. Еще лежа в постели, я инициировал сеанс связи с компом, выгреб из распухающего с каждым днем архива данные о Красински и поручил машине искать среди отмеченных вероятных случаев появления Мануэля те, где он наличествует вместе с Красински. В качестве района для поиска я задал Трентон. Прежде чем решить, с какой ноги вставать, я разбудил Будду и лишь затем отправился в ванную. Я разглядывал свое отражение в зеркале, размышляя о том, почему утреннее пребывание в ванной с возрастом занимает все больше времени, когда кто-то постучал в дверь, игнорируя звонок. Выставив голову за дверь, я крикнул: «Входите» – и, увидев Будду, направился голышом за сигаретами.

– Ты позавтракал? – спросил он.

– Утром у меня единственное желание – чтобы быстрее наступил день. Не люблю… – Меня прервала приятная птичья трель сигнала компа. – Ах ты пташка моя… – сказал я ему, а Будде: – Посмотри, что он нашел. Там должен быть свежий след дружбы Мануэля Эдварда Ласкацио с Джереми Красински.

Я не успел еще сунуть ноги в брюки, когда громкое шипение Будды заставило меня взглянуть на экран монитора. На нем виднелись лица тех, кого мы искали уже вторую неделю. Ласкацио слушал что-то оживленно рассказывающего Красински, у обоих были радостные лица, с тем особым выражением, которое бывает у людей, рассчитывающих на крупную сумму. К сожалению, камеры в общественных местах обычно не соединены с микрофонами, а наши искатели удачи беседовали друг с другом в уже намеченном нами для проверки

кегельбане.

– Ес-сть… – выдохнул Будда, не отрывая взгляда

от экрана.

– Займись этой записью, – сказал я, застегивая рубашку. – Проверь ее кадр за кадром. Нам нужно знать, разговаривал ли еще кто-нибудь с ними в этот день, если да – ищи эту личность среди посетителей кегельбана. Кроме того… – Я сел за телефон, снял трубку и положил снова. – Сделай фотографии обслуживающего персонала, мы с ними побеседуем. – Я немного по-Думал, но пока что, натощак, мне ничего больше в голову не приходило. – Можешь еще… – Я поколебался – избыток следов может оказаться хуже их полного отсутствия – и набрал номер сервиса. – Нет, ограничимся пока этим кегельбаном. С удовольствием там сыграю… Алло? Номер двести семь. Завтрак для… Мину-ТУ! – Будда отрицательно покачал головой, он уже был занят поиском, и его невозможно было от этого отвлечь даже с помощью байкальской икры; уставившись в экран, он почесывал щеку возле уха. – Завтрак для одного, кофе, свежие булочки, немного масла, джем, побольше сока, четыре вида. Две пачки «голден гейта» номер два…

– И пачку «Бруно-Б»! – прошипел Будда.

– И пачку «Бруно-Б», – механически повторил я. – Пока все, спасибо. Ты что, всерьез начал курить?

Он набрал какой-то код, поторапливая машину нервным движением головы.

– Собственно, я все время курю, – бросил он через плечо. – Иногда меньше…

Звонок известил о появлении за дверью завтрака. Открыв дверь, я забрал тележку и, сев спиной к компу, съел две булочки с джемом и выпил почти весь сок. Отдав таким образом должное желудку, я с чистой совестью закурил. На экран я не смотрел, а Будда не сообщал мне о текущих результатах поиска, и именно это и было мне нужно. Я вытащил из гнезда наушники и нашел какую-то музыкальную радиостанцию.

– Не буду тебе мешать, – сказал я Будде. – Я ненадолго отключусь, хорошо?

Он кивнул. Я свалился в наушниках на кровать и предался размышлениям. Мануэль. Дыра между мирами. Мануэль, Красински. Дыра. Контрабанда. Чего? Ничего нового у нас не появилось, по крайней мере, я об этом не знаю. Дыра, зачем? Кому она нужна, им или нам? Скорее им. Красински и Ласкацио. Курьеры? Наверняка. Ласкацио – здешний или оттуда, черт его знает, скорее не наш. Если так, то он должен, они должны чувствовать себя у нас достаточно уверенно, может быть, действует уже целая сеть, наверное, так, убийство всегда несколько рискованно, нужно иметь хорошее прикрытие. Разве что он идиот. Или ситуация вынуждает. Ну ладно, а что с нами, с Буддой и со мной? У нас есть оружие? Но от него никакого толку, все равно отберут, если нам удастся добраться до какого-то штаба. Подстраховка… Да. Оставлю весточку Саркисяну, может быть, Крабину… Сейчас… Кра-бин?.. Крабин… Кра… А! Почему вдруг Крабин ассоциировался у меня с биографиями для нас? Неважно, но и в самом деле надо бы подумать о легендах. Это первое. И, черт побери, что-то ведь еще крутилось у меня в голове? Ну? Что это было? Господи, что за хлам вместо мозга. И кто только убедил меня в его надежности…

Горячий столбик пепла отвалился от сигареты и упал на подбородок. Я машинально вскочил, приняв сидячее положение, левая рука обо что-то ударилась, я выругался. В то же мгновение я увидел, что Будда, словно мое отражение, вскакивает со стула. Его вопль пробился сквозь тихую музыку.

– Черт, да что же это такое? Я чуть не… – Он рассмеялся.

Я снял наушники.

– Что случилось?

– Чтоб тебя, ч-черт… – Он резко развернулся и выбежал в туалет. Я услышал, как плещет струя мочи. – Я уже пятнадцать минут сжимаю ноги, у меня пузырь переполнился… – с облегчением простонал он. Зашумела спускаемая вода. Будда появился в дверях. – Сначала ты меня усыпил своим бормотанием, а потом грохнул рукой по телефону. Смотри, осел. – Он наклонился, разглядывая мокрое пятно на брюках. – Последний раз со мной такое было еще в пеленках. Нет, не могу. – Он снова засмеялся. – Обмочился в штаны! О господи… – Он согнулся пополам и взревел на всю комнату. Звякнуло стекло в окне. Я захихикал. Будда поднял голову, словно хотел убедиться, что я разделяю его радость, секунду смотрел на меня и вдруг снова разразился гомерическим хохотом, сделал полшага вперед и свалился на пол. – Почему это тебя не веселит, О-о-оуэн? – выдавил он.

Я изо всех пытался сдержаться, но в конце концов сам расхохотался во весь голос.

– В самом… деле… смешно… – с трудом выговорил я.

– Нет… Не могу… – застонал он и снова согнулся пополам. – Нет… Уйди…

Стараясь не смотреть на свернувшегося в клубок Будду, я выскочил в ванную. Я весь был в поту, пришлось еще раз принять душ. Когда я вернулся в комнату, Будды там не было. Он появился через две минуты, в других брюках. Стиснув зубы, он несколько раз резко втянул живот, пытаясь подавить смех. Нам грозило повторение идиотской сцены пятиминутной давности. Сменной рубашки у меня больше не было.

– Хватит! – рявкнул я. – Нашел что-нибудь?

Мне показалось, будто в его взгляде мелькнула обида, но он взял себя в руки, глубоко вздохнул и подошел к компу:

– Я еще не закончил, но…

– Нет, в таком случае я лучше подожду. Скоро приду.

Я пошел к двери, но меня остановил голос Будды:

– Я не могу узнать, куда ты идешь?

– Так уж вышло, что не всем, что знаю, я могу делиться.

Я хотел еще что-то добавить, но он застал меня врасплох выражением лица и шипящим голосом:

– Ну тогда катись, великий детектив.

Отвернувшись, он ткнул пальцем в клавишу. Я тоже повернулся и вышел. В холле я зашел в телефонную будку, связался со своим компом, сообщил ему пароль и потребовал номер Робина. Что-то, видимо, было не в порядке со звуковым выходом, мне пришлось четырежды выслушать номер, прежде чем я понял, что бормочет трубка. Я сразу же набрал номер.

– Вернусь, покажу тебе, где раки зимуют, – пригрозил я компу. Я прождал шестнадцать гудков, прежде чем кто-то снял трубку, но не ответил. – Говорит Оуэн Йитс. Мне нужно поговорить с Ником или Робином, можно с Полом. – Человек, с которым я хотел говорить, когда-то представился именем Ник, а когда услышал, что один Ник среди нас уже есть, невозмутимо предложил перейти на другое имя. Наверняка он должен был помнить тот случай. – Я туда попал?

– Оуэн Йитс? – Кто-то, видимо, пользовавшийся акустическим инвертором, во всяком случае, не знакомый мне «Робин», посмаковал мои данные. – О-хо-хо?

– Оуэн? – Ну.

– Тебе повезло! Робин как раз рядом. – Оттенок создававшего слабый фон шума слегка изменился, и я услышал совсем другой голос, знакомый мне: – Приветствую, мистер Йитс. Я тебе нужен?

– Очень-очень.

– А точнее?

– Я хотел бы научиться так играть, как ты на этом своем укулеле. Или – если не удастся меня быстро научить – я купил бы такой же инструмент, как у тебя, но он должен быть еще меньше, совсем маленький.

– Та-ак… – Я услышал в трубке, как Робин причмокивает, сначала один раз, потом еще несколько. – Но знаешь – звук будет совсем другой и очень, действительно очень тихий.

– Но я бы приложил его к уху слушателя, этакий концерт для одного, самое большее для двоих.

– Одновременно? Исключено.

– Нет, по отдельности. То есть меня интересуют максимальные возможности инструмента. Цена роли не играет, лишь бы ОНО играло.

– Та-ак… – Он надолго задумался. – Подытожим: Маленькое, для одного слушателя, желательно с возможностью повторения концерта…

– Именно так, притом что он вовсе не обязательно Должен напоминать укулеле, – сказал я, молясь, чтобы Робин не бросил трубку. – Самое большее – часы.

– Ой-ой-ой! – Робин долго молчал, так долго, что я Уже был уверен в его ответе. Я стиснул зубы и кулаки. – Знаешь что? Это ведь не так сложно, а? Маленький магнитофон? Зачем тебе все эти хлопоты?

– Нет, такой номер не пройдет. Мне нужно что-нибудь достаточно надежное, потому что… В общем неважно. Никаких записей, это я могу купить и не выходя из отеля. Слушай еще раз: надежное, маленькое, и чтобы даже часовщик не заметил его присутствия в механизме. На прочном браслете с одноразовой блокировкой.

На этот раз тишина продолжалась столь долго, что я подумал: «Черт побери, до чего не вовремя прервалась связь», но на всякий случай не клал трубку. Лишь минуты через две я решился деликатно кашлянуть.

– Чего ты там хрипишь? Я тут… – Снова наступила тишина. Я терпеливо ждал, чувствуя, как выпитые литры сока превращаются в желудке в неправильной формы куски льда. – Ну так слушай… – Он начал что-то бормотать, словно говоря в спрятанный в горле микрофон. В кабине стало жарко. Я ударил локтем по панели, промахнулся, прицелился точнее и на этот раз попал в клавишу кондиционера. Обидевшись, он вывел на табло информацию о том, что работает на максимуме, и тут же погасил надпись. Я приоткрыл дверь кабины, но кондиционер не лгал – снаружи было намного жарче. – Ладно! – вдруг сказал Робин, громко, отчетливо и оптимистично, отчего я преисполнился радостных чувств. – Хорошо. У тебя будет укулеле, какое ты хочешь. Единственное «но» – второй и последующие слушатели. Что скажешь?

– Я? Весь дрожу от счастья!

– Можешь ко мне приехать?

– А ты?

– Могу, – сразу же согласился он.

– Прекрасно. Я в Трентоне, отель «Барни». Когда?

– Вообще я мог бы послезавтра, но если у тебя какой-то срочный концерт… Черт, я с трудом владею собой, когда говорю «концерт», «слушатели» и так далее… – захихикал он. – Ну так вот, если у тебя срочный концерт, то могу завтра. Где-нибудь ближе к вечеру?

– Отлично. Жду. Естественно, я имею в виду завтра.

– Я догадался. До свидания.

Положив трубку, я вышел в холл. Я подумал о возможной реакции Будды – наверняка он станет злиться, что я не посвящаю его во все свои дела. А собственно – почему? Разве я ему не доверяю? Нет. Может, просто к подобному не привык?

– Добрый день. Надеюсь, вы довольны проведенной у нас ночью?

Коридорный преградил мне путь, правда, лишь на мгновение, сразу же уступив дорогу, но все же успел сбить меня с мысли. Я наклонился к нему.

– Приятель, я помню, что ты говорил насчет портье, но если до тебя не дойдет, то в следующий раз я объявлю эту ценную информацию на весь холл.

Оставив его стоять с приоткрытым ртом, я поднялся на свой этаж. Когда я вошел в номер, Будда стоял у окна спиной к двери, его голову окутывало облако дыма. Похоже, он на меня обиделся. «Хорошо, – подумал я, – что удалось спихнуть Ника в ЦБР; все-таки работать с кем-то в паре – большая ответственность, слишком часто у людей возникает желание нагадить своему же коллеге».

– Нашел что-нибудь?

– Да. – Он повернулся и подошел к компу. Обиженным он не выглядел, возможно, я ошибся в интерпретации его позы. – В уже знакомом нам кегельбане.

Посмотри сам.

Я придвинул стул и уставился на экран.

– Вот, пожалуйста – Красински. – Камера показала мужчину лет тридцати, с темными волосами; на макушке они были коротко подстрижены, на висках же – Длинные, зачесанные назад. Обычное рядовое лицо, которое в последний момент Бог окропил несколькими небольшими родинками – две под правым глазом, одна пониже, почти на подбородке, и еще одна на лбу, на Уровне левого виска. Красински что-то возбужденно говорил Ласкацио, который в этом тандеме несомненно играл ведущую роль. Его жест, которым он завершил разговор – мол, ладно, проваливай – после чего Красински вскочил и быстро отошел от столика, свидетельствовал об этом столь же однозначно, как если бы Джереми поцеловал Мануэлю руку. – Красински я нашел только один раз, именно здесь, и еще два довольно сомнительных снимка из магазинов, сделанных раньше по времени. – Он небрежно ткнул в несколько клавиш. – А это трое из обслуживающего персонала, которые там работали в тот день. Официантка… – Молоденькая и симпатичная, которую Ласкацио соблазнял улыбкой и раздевал взглядом. – Вторая… – Еще более симпатичная, даже жаль, что она работает в подозрительном кегельбане. – Эта могла его видеть только издалека, если только не обслуживала в другой день. – И еще один тип, возможно инструктор; похоже было, что они разговаривали с Мануэлем об игре, поглядывали на дорожки, потом просматривали какие-то таблицы. Он наверняка знает Мануэля, вопрос только в том, с какой стороны. – Будда откинулся на спинку стула и потянулся к своим «Бруно-Б», но, не закуривая, снова положил их на то же место.

– Давай расположим события в хронологическом порядке, – предложил я. – Мануэль Ласкацио был убит… Когда?

– Второго марта, – тотчас же подсказал Будда.

– Хорошо… Когда появился здесь, в Трентоне, Мануэль-второй?

Будда наморщил лоб.

– Вроде бы в середине мая.

– То есть через две недели после того, как вышел из тюрьмы. Может быть, даже раньше; как бы там ни было, у него здесь есть какие-то дела. Неизвестно когда именно, но к нему присоединяется Красински, исчезнувший из поля зрения полиции где-то в апреле, когда Мануэль отсидел половину срока. Наверняка они виделись по крайней мере один раз, так? – Я показал на экран. – Когда состоялась эта встреча?

Будда наклонился к компу и набрал что-то на клавиатуре; на экране, в углу остановленного кадра, появилась дата.

– Шестнадцатого июня, – прочитал он.

– И с того времени у нас нет известий о Красински… – Я развалился в кресле и закурил. – Пропал?

Он кивнул. Я тоже кивнул. Будда поморщился:

– Мы тут киваем как китайские болванчики, а Красински тем временем Бог знает где.

– Знаешь что? – Я стряхнул пепел и нацелил конец сигареты в его сторону. – Если бы ты не занимался любительским расследованием, Красински… – Не зная, как закончить фразу, я махнул второй рукой. – Он давно бы уже был у нас. А теперь приходится вести следствие несколько иначе, и именно этим мы сейчас и занимаемся. Дай мне телефон. – Я схватил брошенную трубку. Две кнопки на клавиатуре пульсировали красным. Я нажал их. – Соедините с детективом Крабином. К-Р-А-Б-И-Н. Участок номер три, Тралса. Т-Р-А-Л-С-А.

В телефоне заиграла мелодия, которая должна была сделать более приятным время ожидания соединения. Я вставил трубку в гнездо компа, экран погас и снова засветился. Красински с Мануэлем исчезли, и появился Крабин. Некоторое время он смотрел на меня, а потом вежливо-профессионально улыбнулся.

– Это я, Йитс. Добрый день.

– Да, вижу. Чем могу служить?

– Нужна надежная линия.

Он задумался, словно размышляя, достоин ли я подобного доверия. Опустив взгляд на клавиатуру под экраном, он шевельнул рукой; естественно, я не мог видеть, что он делает.

– Эта линия надежна, – коротко произнес он.

– Нам нужно проникнуть в преступную среду, мне и моему клиенту. Мне требуется какая-нибудь легенда. Если это сложно – пусть будет одна, только для меня. Если это действительно очень сложно – забудем об этом.

– Вы разговариваете достаточно категорично, не как проситель, – медленно проговорил он, возможно, думая, что ему делать, а может быть, просто дразня меня.

– Ну, я мог бы, конечно, нести всякую чушь, демонстрировать свою лицензию, сыпать фамилиями из высших кругов…

– Ага! Ну, это совсем другой разговор! Подождите… – Он встал и вышел из поля зрения камеры. Я посмотрел на Будду, тот перестал хмуриться, поверив, что мы медленно, но верно движемся вперед. Затушив сигарету, я встал и подошел к бару. – Алло? Вы там? – услышал я и вернулся в кресло. Крабин наклонился к камере, не садясь, его голова торчала с левой стороны экрана. – Что бы вам подошло?

– Лучше всего какое-нибудь мокрое дело, за этот год. Это бы меня устроило. И что-нибудь немного полегче – шантаж, киднепинг, что-то в этом роде – для мистера Гамильтона. Мы оба ищем помощи в подпольном мире, легенда должна быть достаточно убедительной, но, боже упаси, без лишнего шума. Да, и еще: мы в Трентоне, я бы хотел, чтобы никакие следы сюда не вели.

– Хорошо. Посмотрю. Но висеть на линии незачем, потребуется время. Куда вам перезвонить?

Я сообщил ему название гостиницы, и мы закончили разговор. Когда я положил трубку, Будда, расхаживавший по комнате, остановился и некоторое время смотрел в стену, хотя, несмотря на все свое желание, я не заметил на ней ничего достойного взгляда. Затем он двинулся в обратный путь, к противоположной стене, которой тоже посвятил немного внимания. Я зевнул. Будда что-то пробормотал. Почувствовав под ногами холод, я сообразил, что не успел надеть носки, и отыскал в сумке чистую пару. Потом я спросил Будду, не собирается ли он затоптать насмерть ковровое покрытие, в ответ на что он лишь пожал плечами. Мне пришло в голову, что со стороны мы могли бы выглядеть как двое отцов в коридоре родильного дома, может быть, даже двое отцов одного и того же ребенка. Поскольку делать пока было нечего, я почесал под ребрами, там, где у меня обычно бывают дурные предчувствия, и вышел в туалет. Когда я вернулся, предчувствия продолжали меня мучить, а Будда заканчивал второй километр своей прогулки. Казалось, в самой атмосфере гостиничного номера повисло нечто неприятное, на букву «к». Кризис? Конфликт? Отпихнув эту мысль уже обутой ногой, я подошел к телефону и позвонил Пиме. Щенки Фебы уже открыли глаза, Фил – о чудо! – вел себя образцово, звонил агент и порадовал сообщением об издании всех моих повестей в твердой обложке. Сплошные хорошие новости, но под ребрами зудело все сильнее. Я попрощался, не вызывая ничьего беспокойства, но сразу же после того, как положил трубку, устроил быструю ревизию собственных мыслей и не мог найти ни единой ошибки: легенда, вернее, две легенды будут, не поверю, чтобы Крабин не нашел для нас двух биографий; Робин готовит для меня оборудование, которое может пригодиться почти каждому и почти в каждой ситуации, а в особенности мне, нам. Может, дело в отсутствии «биф-факса», может, в разлуке с «бастаадом», думал я. Я довольно долго сражался с собственными мыслями, но в конце концов сдался. Либо придумать что-либо было невозможно, либо сейчас это для меня не предназначалось, может быть, позже. Будда все это время то и дело вскакивал, подбегал к окну, словно собирался выскочить из него вместе с рамой и стеклами, потом тормозил, вглядывался в боковую улицу со стоянкой, которая, судя по оживленности движения, большинством автомобилистов воспринималась почти как свалка, потом отскакивал от окна и либо бежал в туалет, либо пил минеральную воду, пока не опустошил весь имевшийся в номере запас. Пополнить его в голову ему не пришло, и я вынужден был сделать это сам. Двери посыльному открыл тоже я. От чаевых тот отказался. Я решил написать благодарственное письмо новому владельцу отеля, но пока что занялся пивом. И теорией кеглей. В информационном банке компа имелись данные о кеглях, я узнал, что их история насчитывает около четырех тысяч лет, что в них играли египетские боги, что древнейшее описание игры встречается в Роттенбургской хронике, а в 1325 году городской совет Кельна запретил принимать ставки на выигрыш в этой благородной игре. Я решил воспользоваться этими данными в разговоре с руководством кегельбана и не заметил, как и когда провалился в сладостную дремоту. Когда Будда довольно мягко тряхнул меня за плечо, я проснулся с неприятным осознанием того факта, что так и не научился кидать, или что там еще делают с этими шарами. Он показал мне куда-то движением головы.

– Телефон, – буркнул он, раздраженный моей тупостью. – Крабин.

Я тряхнул головой так сильно, что почти увидел, как остатки сна разлетаются в разные стороны. Вскочив, я сел перед телефоном, Крабин сидел в профиль к экрану, видимо, слушал кого-то, ожидая моего появления. Когда я появился на его экране, он шевельнул губами и повернулся ко мне.

– У меня кое-что есть, – сообщил он. – Просто сказка. Мы ищем одного типа, который пришил любовника своей жены. Даже меня удивила та страсть, с которой он отдался этому занятию. Расстрелял машину вместе с ее владельцем. – Он покачал головой, словно не веря собственным словам. – Если бы мы протащили нитки через все входные и выходные отверстия, то даже самый ловкий паук в них бы запутался. Больше двухсот пуль. – Он странно посмотрел на меня. – Так что? Берете?

– Пожалуй, да, – сказал я, продолжая размышлять, где тут может быть подвох. – Давно это было?

– Семь месяцев назад. – В глазах его виднелась явная усмешка, хотя, если бы он стал против этого возражать, ни один суд не смог бы доказать обратного. Однако он не мог удержаться и разыграть гамбит с каменным лицом. – Берете?

Я вынужден был капитулировать – мне не приходило в голову ни одного повода для отказа и ни одной причины хорошего настроения Крабина. Я вздохнул и с решительным видом сказал:

– Беру. – Я воспользовался старым испытанным способом, сделав вид, что знаю, о чем речь, чтобы хотя бы таким образом испортить удовольствие детективу. – Вместе со всем тем дерьмом, которое вы мне готовите.

Крабин попался. Улыбка исчезала с его до сих пор сиявшего лица. Он немного подумал, потом негромко фыркнул:

– Какое еще дерьмо?! – Он отвел взгляд от моего лица, щелкнул несколькими клавишами. – Повернитесь в профиль, – потребовал он. – Я подчинился. – Спасибо. И еще мистер Гамильтон, в профиль и анфас. – Я уступил место Будде, закурил «голден гейт» и наклонился над плечом Будды.

– Давайте уж договаривайте, что там насчет этого… Как его зовут? – Я щелкнул пальцами и сразу же почувствовал, что близок к сути – Крабин широко улыбнулся.

– С этого момента вас зовут Ари Зона Стейтс.

– Нет. Я отказываюсь, – простонал я. – Вы издеваетесь…

– Упаси боже! – Он коротко рассмеялся. – Парня действительно так зовут, папаша был патриотом своего штата, просто обожал его, понимаете?

– И вы не можете найти человека, которого зовут как героя развлекательной программы для кретинов? Что же у вас за полиция?

– Ой, смотрите, объявлю розыск по всей стране, – погрозил он мне пальцем. – А заодно, Ари, что касается вашей биографии… Нет, не могу… – Он заржал во весь голос. Я изобразил на лице злость, не слишком сильную, просто чтобы доставить ему немного радости. – Извините… – Он утер блестящие от слез глаза; в этом жесте больше было игры, чем действительной необходимости, но я вполне мог понять, что в скучной жизни полицейского так редко находится место здоровому смеху. – У мистера Гамильтона имя не столь оригинальное… – Кто-то за экраном услужливо захохотал, Крабин изо всех сил пытался подавить смех, и это ему почти удалось, но он все же фыркнул носом, едва не залив подбородок соплями. Схватившись за нос двумя пальцами, он провел рукой вниз. Неожиданно ему расхотелось смеяться, и он посмотрел куда-то в сторону – то ли укрощал взглядом смешливого подчиненного, то ли заглядывал в свои записи. – Э-э… Мистер Гамильтон может временно взять себе имя… Кстати, оказалось, что легче было бы найти женское… А, неважно. У меня для вас маленький шантаж. Подойдет? – Будда посмотрел через плечо на меня, я отвернулся, ища пепельницу. – Человек довольно молодой, придется вам свалить вину на тяжелую жизнь.

Я толкнул Будду в плечо. Он встал со стула, я сел и наклонился к экрану.

– Мы очень вам благодарны, я серьезно.

– Пригодится?

– Без этого мы не можем двинуться с места.

– Ну и хорошо. – Он набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, надувая щеки. – Если что… – Он состроил физиономию, заменявшую конец фразы. – Полные данные уже у вас в компе. До свидания. – Однако он не исчезал с экрана, а в интонации последних слов явно звучал вопрос. Видимо, он хотел услышать от меня больше подробностей, но такого я никогда себе не позволяю. Крабин перестал строить иллюзии и кивнул. – Удачи.

Он исчез. Я смотрел в темный экран, в котором отражалось мое напряженное лицо, выражение которого трудно было бы описать словом «симпатичное». Я начал размышлять, почему у меня сейчас именно такая физиономия, но ничего мне в голову не приходило.

На фоне моей головы виднелось светлое пятно поменьше – лицо Будды. Насколько я мог заметить, он тоже не слишком радовался жизни. Я повернулся. Он выглядел совершенно нормально. Гм?

– Что-то не так?

– Нет, почему? – импульсивно возразил он.

– У тебя такая страдальческая физиономия… Вернее, была, – поправился я.

– Тебе показалось. У тебя глаза на спине?

– Ну, значит, показалось. – Я встал и потянулся до хруста в костях. Не люблю, когда возражают против очевидных фактов, но далеко не всегда мне хочется доказывать собственную правоту. – Садись и учи биографию. Потом постарайся сочинить другие данные, типа того, как и чем ты зарабатывал на жизнь, где скрывался от полиции, кого знаешь из «коллег»… Соображаешь?

Он кивнул, но тут же открыл рот, словно собираясь о чем-то спросить. Я поднял обе руки.

– Если ты хочешь спросить: «А ты?» – воздержись, иначе дам в морду, – предостерег я. Похоже, именно это он и хотел сказать, поскольку тут же захлопнул рот и повернулся к компу. – Та-та-да-ба-димм… – торжествующе пропел я.

На экране появилось лицо Будды в окружении букв, складывающихся в текст под названием «основные данные». Заглядывая через плечо, я бегло ознакомился с «его» биографией, потом типичная и довольно тупая чужая история мне наскучила. Я открыл пиво и погрузился в размышления по поводу собственной, зная, что вряд ли придумаю что-либо выдающееся, но сам процесс доставлял мне удовольствие. Я продумал несколько возможных линий поведения, несколько сменил акценты, ввел несколько новых и убрал несколько старых персонажей. Я был готов действовать.

Напечатав «свою» новую биографию, я быстро просмотрел ее, а затем начал усваивать сведения об Ари 3. Стейтсе. Будда тоже доверил свою новую жизнь бумаге и ходил по комнате с листком в руке, пытаясь заучить его содержание. Каждые несколько шагов он поднимал голову и, шевеля губами, размещал очередной фрагмент где-то в глубинах памяти, потом опускал голову, словно проверяя, хорошо ли держатся новые сведения и не свалятся ли с полки, читал очередной фрагмент, запоминал… Некоторое время я смотрел на него – он этого не замечал, слишком занятый зубрежкой, – затем вернулся к своим делам. Через два часа я заставил его сделать перерыв на обед и настоял на своем – мы пошли в ресторан. Будда охотнее всего съел бы только свои данные, и притом не выходя из комнаты. Маньяк.

– Никаких разговоров, пошли. – Я безапелляционным жестом показал на дверь. – Кстати, как тебя зовут?

– Роберт Друдман, Ари. – Он улыбнулся, кажется, впервые за сегодняшний день. – Хочешь, чтобы мы уже сейчас пользовались новыми именами?

– Угу. Можешь даже улыбаться каждый раз, когда будешь ко мне обращаться. Меня это не волнует, самое большее – выбью тебе зубы.

После обеда мы вернулись к учебе. В четыре часа я понял, что чувствую себя в шкуре Ари Стейтса уверенно, как жокей в седле. Я сделал себе легкий коктейль и проверил, не вернулся ли еще Саркисян. Он еще не вернулся.

– Через час идем в кегельбан, ты готов? – спросил я кружащего по комнате Будду.

Мой вопрос застал его врасплох; у него побелел кончик носа, и он долго смотрел на меня, словно хотел, чтобы я отказался от своего предложения. Я ждал.

– Да. Черт побери, кажется, да.

Когда я с ним познакомился, у него был сочный баритон, сейчас же из его рта доносился невыразительный хриплый голос. Каждые полминуты он потирал замерзшие ладони.

– Спокойно, приятель. Во-первых, ты всегда можешь сказать, что у тебя проблемы с желудком, это в определенной степени оправдывает неуверенное поведение; во-вторых, я по опыту знаю, что если и подставляешься на чужой биографии, то всегда в самом неожиданном месте, на что мы никак повлиять не можем, так что не из-за чего волноваться. А если ты еще сам начнешь придумывать себе слабые места… – Я закончил фразу хорошо известным жестом, ткнув в пол большим пальцем. – Хватит и тех ударов, что мы получаем от наших противников, не истязай себя еще и сам.

Я говорил с непоколебимой уверенностью в себе, можно сказать, что моя речь в определенной степени подняла настроение мне самому, не говоря уже о Будде – он перестал потирать руки, глубоко вздохнул и постарался расслабиться. Нос у него, видимо, действительно замерз, и он несколько раз потер его ладонью. Как бы он себя ни чувствовал, выглядел он намного увереннее и лучше.

– Ладно. – Он хлопнул в ладоши. – Я готов. Только что мы там будем делать?

– Сыграем в кегли. Играл когда-нибудь?

– Несколько раз, я не особый поклонник этой игры. Обычно там выпивают море пива, и борьба идет скорее за место у писсуара, чем за очки на дорожке.

– Шутишь? Почему никто не сказал мне этого раньше? – завопил я. – А я, старый дурак, я, Ари Зона Стейтс, ни разу в жизни не был в кегельбане? Ха-ха! Что за ирония судьбы?! Пошли.

Я вышел первым и закрыл за ним дверь, сунув в щель кусочек фольги от упаковки «голден гейта». Будда не обратил внимания на мои манипуляции, явно потрясенный моим спортивным невежеством.

– А гольф? – спросил он.

– Иди ты к черту и возвращайся через неделю! – Я махнул рукой. – Что это за игра, если только через восемнадцать лунок можно бросить что-нибудь себе в желудок? И это спорт, игра, развлечение? – Мы вошли в лифт, двери звякнули, и мы поехали вниз. – Я люблю бирюльки на столике в баре, или шашки в том же баре, или яхтенные гонки…