Текст книги "Блудный брат"

22

Дверь была укреплена кованой сталью по краям и крест-накрест через середину. Гладкая плита, холодная на ощупь, не вызывала никаких иллюзий относительно своей прочности. Я выпил целую банку пива, разглядывая дверь.

– Ну и какие тут у нас шансы? – спросил я, даже не пытаясь притворяться, будто совершенно спокоен.

– Уже никаких. – Венди не глядя показала на маленькую серебристую искорку возле замка. – Я думала, они забыли про гараж, ведь они уходили через парадную дверь.

– И что тут в гараже? – По коридору шел Кашель, держа в руке пузатую бутылку. – Не выйти?

Покачав головой, она посмотрела на Кашля и, крепко сплетя пальцы рук аж до хруста в суставах, обхватила ими колено, сидя на полу. Я стоял, нависая над ней. Лонгфелло подошел к нам и растерянно остановился – видимо, он думал, что мы отметим коньяком наш уход, тем временем его ждал неприятный сюрприз. Я отошел от Венди и посмотрел на часы. Поставленный четверть часа назад таймер отсчитывал примерно последние одиннадцать минут из предусмотренного часа. Кашель поднял бутылку и демонстративно посмотрел на круглую наклейку величиной с четвертьдолларовую монету.

– Декрет от 1 мая 1909 года точно определил границы региона, где продукт брожения виноградного спирта местного производства имеет право именоваться «коньяк», я имею в виду территорию департамента Шаранта и Приморская Шаранта. А ровно сто десять лет спустя, 1 мая 2019 года, один из шести округов объявил о выходе из конвенции, город Жонзак с окрестностями отказался от названия, которое, по их мнению, больше нарушает конъюнктуру, чем ей способствует, и начал использовать название местности в качестве названия для местной разновидности этого напитка. Естественно, подобный раскол не мог понравиться руководству коалиции, жонзак, как спиртное, был проклят навеки и – чтобы было все ясно до конца – назван обычным неудачным коньяком. – Он поднял бутылку и показал мне этикетку. – Однако я, хотя и не знаток, а лишь любитель, считаю это несправедливым. Я очень люблю жонзак.

Достав из заднего кармана три вставленных друг в друга пластиковых стаканчика, он раздал их нам. Ошеломленная Венди взяла свой механическим движением. «Наверняка она никогда не станет лучшей моей собу-тыльницей», – подумал я. Кашель, плавно наклонив бутылку, налил ей, потом мне. Я сделал глоток; жонзак уже через несколько секунд мне понравился, и я одобрительно кивнул. Венди сидела неподвижно, держа стаканчик в руке и все еще даже не попробовав спиртного. Она подняла голову.

– Может, поищем взрывчатку? – спросила она.

– Бессмысленно, – тотчас же ответил Кашель. – Она где-то вплавлена в стены. Никаких шансов. Останемся лучше в гараже.

Венди вздрогнула, быстрым движением поднесла стаканчик ко рту и выпила.

– Синклер когда-то мне говорил, что у предыдущих владельцев дома была довольно своеобразная тревожная система в гараже, а Даркшилд решил, что раз она столь дебильна, то ее трудно будет раскусить и нейтрализовать, – медленно сказала она. Взгляд ее был сначала направлен куда-то в пол под ногами, а затем постепенно поднимался все выше, и в конце концов она уже смотрела прямо мне в глаза. Нетрудно было понять, что взгляд ее становится все более ясным под воздействием коньяка, пардон, жонзака. Или – надежды. Я не мог бы с чистой совестью сказать, что и сам не нуждался в чем-то подобном. Стараясь не слишком спешить, я допил жонзак и швырнул стаканчик к стене. Венди поставила свой на пол. – Система действует так: после входа в гараж автоматически включается свет. Через пять секунд – если систему не отключить – в гараже взрывается небольшой заряд…

– Взрыв в гараже? – спросил я, не веря собственным ушам.

– Да. Даркшилд искренне смеялся, когда мне об этом рассказывал. Он сказал, что если кто-то проберется в гараж, то либо его не будет в это время дома, либо уже не будет в живых, и в таком случае гибель вора под обломками кажется ему даже довольно забавной и справедливой. Потом добавил, что заряд небольшой, скорее, имеется в виду какая-то парализующая газовая смесь…

Я машинально посмотрел на часы – семь минут. Что можно сделать за семь минут, когда нужно преодолеть такое препятствие? Кашель закрыл бутылку и спрятал ее во внутренний карман кителя, явно предполагая, что она нам еще пригодится, что непонятным образом добавило мне присутствия духа. Люблю, когда кто-то в меня верит.

– Отключить установку мы не сможем, верно? – быстро спросил я.

– Он был бы дураком, если бы оставил ее наверху, – столь же быстро ответил Кашель. И спросил: – А если туда пробраться и выключить свет, тогда что? – Он схватил Венди за плечо и слегка встряхнул.

Она покачала головой:

– Там нет выключателей. Собственно, это больше всего смешило Синклера, мол, вор входит и вдруг видит… – Она разрыдалась, закрыв лицо руками.

– Что можно предположить? – спросил Кашель. – Мы можем допустить, что само по себе отключение света отключит систему?

– Думаю, да, – сказал я, проверяя каждое произнесенное слово с точки зрения логики. – Даркшилд мог входить в гараж с каким-нибудь пультом, может быть, микроидентификатором, постоянно вшитым в одежду, который позволял выключать свет, например, по паролю.

– В таком случае… – Лонгфелло замолчал.

– В таком случае мы можем попытаться выключить свет… – закончил я и толкнул плечом Венди. – Какой там свет?

Она немного подумала.

– Кажется… раз, два… три… – По мере того как она считала, меня покидали творческое вдохновение и надежда. А Венди продолжала подсчитывать проходившие перед ее мысленным взором лампы: – И второй ряд, тоже три… Шесть. А! И еще одна над входом. Семь. Да, семь.

Подвернув манжет, я немного повозился с часами, а затем, разделив пятисекундный интервал на семь одинаковых отрезков, постарался вслушаться в этот ритм, чтобы не ошибиться и не пропустить время. У меня было девять патронов, семь ламп, пять секунд, чертовы нечетные числа. Я предпочел бы две лампы, за десять секунд, четырнадцатью пулями. На мгновение оторвавшись от часов, я бросил сержанту пистолет; он молниеносно выдернул из него обойму, несколькими движениями разобрал оружие и кончиками пальцев проверил каждую деталь. Закрыв глаза, я снова начал вслушиваться в ритмичные сигналы с частотой 5/7 секунды. Венди, кажется, хотела что-то сказать, так как я услышал сердитый голос Кашля:

– Тихо, если только не хочешь сказать что-то про гараж! – Он сделал паузу, но Венди, видимо, отрицательно покачала головой, поскольку он жестко закончил: – Если нет, ни о чем больше разговаривать не будем. Нам нужно попытаться смыться из этой крепости, во всяком случае, молчи, пока тебя не спросят.

Я открыл глаза:

– Спрашиваю: там два ряда по три лампы на потолке, так? Какие?

– Обычные плафоны.

– И седьмая над дверью, то есть напротив от нас? – Да.

– Что в гараже?

– Должен быть зеленый «форд-матадор» и пурпурная «лендава»…

– Открытые? На сигнализации? Ключи?

– Открытые, ими можно сразу пользоваться, только у «лендавы» номера похожи на номера машины, украденной у какой-то важной шишки, и почти каждый патруль ее проверяет.

– Значит, остается «матадор». Тео, мы вбегаем в гараж, я пробую разобраться с теми лампами, а вы прыгаете в «матадор», заводите двигатель и, не дожидаясь меня, вышибаете дверь и вырываетесь наружу. Возможен и другой вариант, если вам удастся завести двигатель за две-три секунды, то и стрельба может не потребоваться. Ясно? Нам осталось четыре минуты!

На самом деле оставалось больше, почти десять, но меня охватило лихорадочное желание действовать, я не хотел больше рассуждать, разговаривать, делить и решаться. Протянув руку, я взял у Кашля пистолет и снял его с предохранителя.

– Может, возьмешь и это? – Он протянул мне револьвер с одним патроном.

– Чтобы мне было из чего пустить себе пулю в лоб? – рассмеялся я, надеясь, что мой смех звучит искренне. – Ладно, пошли?

Никто не возразил.

– Только случайно не оставьте дверь открытой, – предупредил я.

Глубоко вздохнув, я провентилировал легкие, поморгал, увлажняя глазные яблоки, затем пинком распахнул дверь и ворвался в гараж. Все то время, пока я готовился к операции, я старался думать о помещении как о чем-то неконкретном, чтобы ничто не могло меня разочаровать, сбить с толку или застать врасплох, но невозможно думать полностью абстрактно о конкретных вещах. Гараж, например, поразил меня своими размерами; я представлял себе нечто площадью примерно в сорок квадратных метров, с полками вдоль стен. Этот же оказался куда обширнее, он занимал почти весь подвальный уровень, расстояния между лампами были намного больше, чем я предполагал. Сделав два длинных прыжка и думая о том, что возможность ошибки в результате возросла во много раз, я прицелился в первый плафон, расположенный дальше всего от меня. Первая пуля попала в цель, второй плафон, ближе – есть! Теперь самый дальний во втором ряду – мимо, о господи, поправка – мимо. Сердце билось в ритме 5/7, что-то случилось со слюнными и потовыми железами, переставшими нормально функционировать – первые полностью пересохли, из вторых обильно хлынула жидкость. Пятая пуля в чертов плафон – есть! В гараже все темнее, Венди вскакивает в «матадор», где Кашель? Шестой выстрел – мимо, и конец: еще четыре плафона, а у меня осталось три патрона. Не могу же я разделить пулю пополам. Выстрел – попадание, еще выстрел – попадание, я расслабился, нервничать уже не было причин. Неожиданно я краем глаза увидел, как сержант подпрыгивает и бьет какой-то палкой по ближайшему к нему плафону. Я услышал, как из моего горла вырывается вопль, прицелился и выстрелил, управляя траекторией полета пули скорее криком, чем мышцами рук. Из последней лампы посыпалась стеклянная пыль и бетонная крошка. Стало темно. И тихо. В автомобиле что-то заскрежетало, а потом я услышал рыдания Венди:

– Боже… Боже… Дайте мне убить эту скоти-ину…

– Нет вопросов! – крикнул я. – Он твой.

Неправда, хотел тут же закричать я, но у меня подогнулись ноги, в полной темноте перед глазами завертелось что-то вроде пурпурной измятой тряпки, в ушах что-то глухо звякнуло. Нащупав вытянутой рукой зад «матадора», я тяжело оперся на него, чувствуя, как под моим весом прогибаются рессоры.

– Венди, – услышал я голос сержанта Лонгфелло. – Ты в машине?

– Да…

– На всякий случай не включай фары! Иду к тебе… Я сосредоточился, напрягся и выпрямился.

– Если я правильно помню, у этого типа «форда» стандартно имеется только одна лампа плюс аварийная, а свет распространяется с помощью световодов, – сказал я в темноту.

– А какая нам разница? – крикнул из темноты Кашель. – У нас нет времени, садись в машину, и тараним ворота. Насколько я успел заметить, они прямо напротив. Ну?

Я обошел «матадор» сзади и посмотрел на часы; действительно, времени у нас уже не оставалось. В любую секунду дом Даркшилда мог взлететь на воздух, похоронив все следы, доказательства и тела. На ощупь добравшись до дверцы, я нашарил ручку и забрался внутрь. Я слышал, как Кашель что-то бормочет про себя, Венди быстро дышала носом. Отчего-то я почувствовал себя безопаснее, словно крыша «форда» могла нас предохранить от последствий взрыва. Я решил даже не сползать на пол, пусть будет, что будет. Найдя в кармане пачку сигарет и зажигалку, я вытащил одну сигарету, и в то же мгновение сержанту удалось завести двигатель, и он вдавил педаль газа до упора.

– Держитесь! – заорал он.

Машина дернулась и с визгом рванулась вперед, оставив на полу слой резины. Я наклонился вбок, вжавшись в сиденье. Раздался металлический грохот, мы врезались в двери гаража, и дневной свет ударил в наши привыкшие к темноте глаза.

– Прямо! – крикнула женщина. – Это газон-Сержант не жалел ни двигателя, ни топлива, ни

шин, не жалел вообще ничего, все дальше отдаляясь от дома, который должен был стать нашей могилой.

Я выпрямился и протер глаза. Перед нами была еще часть газона и узкая полоса круглого цветника, позади нас оставались дом, все еще целый и невредимый, изрытый газон и изуродованный на небольшом отрезке цветник. Кашель съехал с газона и поставил «форд» боком к дому. Я выбросил сломанную сигарету, которую все еще держал в пальцах, достал другую и закурил; лишь после этого ко мне вернулись хорошие манеры, и я протянул пачку Венди. Она взяла сигарету и закурила, демонстрируя определенную сноровку, но заядлой курильщицей она явно не была. Сержант отказался, молча покачав головой.

– Ты случайно не взял с собой жонзака? – спросил я.

– Взял, но когда увидел, как ты раз за разом промахиваешься, пришлось его бросить и поискать какую-нибудь палку.

Проглотив горькую пилюлю, я глубоко затянулся и сказал:

– В самом деле, если бы ты не расколотил палкой ту последнюю лампу…

– Именно! Если бы ты до этого не разбил шесть других…

– Ну ладно, мы оба великие…

– … только я более великий! – закончил сержант. – Я думал, ты уже забыл про эти ваши дурацкие обмены репликами.

– Да вот, бывает иногда, – скромно сказал я. – Кроме того, это не мое, а Орвелла. – Я посмотрел на дом, который все так же стоял на месте, и ничто не говорило о том, что он должен рухнуть. – Слушайте, а может, Даркшилд специально нас спровоцировал, чтобы мы послушно сидели в доме и ждали его возвращения?

– Идиот! – К Венди вернулся ее прежний темперамент. – И поэтому он столь чудесным образом подгадал смерть Дейтона…

– Ну да, я не подумал, извини…

– Неважно. Дейтон был, но теперь его нет, и сейчас меня интересует только и исключительно полковник и его новый… собственно, старый приятель. – Она подняла голову, оторвав взгляд от обивки сиденья, сильно затянулась и посмотрела мне в глаза, не выпуская дым из легких, отчего, впрочем, не стала мне ближе, и красивее тоже не стала. – Я отвезу вас к месту переброски, но я должна знать, что вы собираетесь сделать с Даркшилдом.

– Это зависит от того, будет ли он наказан здесь.

– Может быть, может быть…

– В таком случае мы заберем его к нам, там его наверняка накажут.

– Кх-гм! – осторожно вмешался в разговор Кашель. – Мы ведь их еще не поймали, верно?

– Ох, не надо, сержант. Так приятно порой бывает помечтать о чем-нибудь хорошем. – Я открыл дверцу и вышел. – Я поведу.

Кашель послушно отпустил руль и вышел из машины, но за его спиной вперед пересела Венди и открыла окно.

– У меня есть документы, у вас нет. И я умею быстро ездить.

Я сел обратно, Кашель сел рядом со мной, вынул из кармана и положил мне на колени «обрегон» с одним патроном.

– Я даже не подумал, что мог бы из него выстрелить, – извиняющимся тоном сказал он. – Нужно признать, Даркшилд сумел превратить нас в тряпки там, в доме.

– Да. Давно я уже не чувствовал себя так отвратительно, даже боялся, а это – конец для детектива.

Венди передвинула рычаг переключения скоростей, и машина плавно тронулась с места. Я сунул револьвер за ремень брюк. Руки у меня дрожали, и мне было необычно сложно попасть стволом в нужное место. Кашель ткнул меня пальцем в колено:

– А ты чего хотел – оставаться вечно молодым, проворным и безупречным?

Я хотел сказать, что почему бы и нет, что разве это я придумал старость, послеобеденный сон и темные пятна на коже рук, но тут сзади донесся глухой удар. Я обернулся. Дом полковника словно провалился внутрь себя, и над ним поднималось большое облако пыли, вращавшееся в безветренном воздухе, словно в детском мультфильме. Венди машинально затормозила, я похлопал ее по плечу, но она лишь попыталась сбросить мою дружескую руку. Я убрал руку – вовсе не обязательно сразу заводить дружбу с каждым, кто поможет мне спасти жизнь, тем более что в конечном счете я помог ей спасти свою, так что мы квиты. Мы выехали на шоссе и свернули направо. Я зевнул, потом еще раз и еще. Тряхнув головой, я открыл рот, но вместо того чтобы заговорить с Кашлем, едва не вывихнул себе челюсть. За минуту я выполнил двухнедельную норму, зевнув около сорока раз. Кашель смотрел на меня сперва с удивлением, затем ошеломленно, а потом в его взгляде не осталось уже ничего, кроме раздражения.

– Реакция, – выдавил я в паузе между двумя раздирающими рот зевками. – Организм разряжается. – Я зевнул еще раз и, застонав, наклонился вперед. – Можешь теперь нам сказать, сколько у нас времени? Где тот чертов проход? Что в том фургоне?

– Я сама точно не знаю, – проворчала она, бросая на меня малоприятный взгляд. Не похоже было, что в этом воплощении мы сумеем подружиться, а в следующем наверняка станем котом и собакой. – Но могу сказать одно: границу можно пересечь только на том микроавтобусе.

– Может, там только какой-то шифр или датчик?

– Не знаю, может быть. Мне говорили, что машина и стационарная установка составляют единую систему, которая работает только в данном составе.

Я задумался.

– Что ты знаешь о том месте, где происходит пересечение границы? Есть там другие люди Даркшилда? Сколько? Оружие? Как они общаются друг с другом? Как они застраховались от случайной проверки, наплыва туристов или еще чего-нибудь? Что нам угрожает во время погони за полковником, где могут скрываться ловушки?

– Нигде. Все просто и тривиально. Переход находится на территории моей сельской усадьбы, ясно? Усадьба небольшая, не вызывает ни у кого ни зависти, ни интереса. Зато она достаточно хорошо охраняется, но я знаю все коды, и они не могут их поменять. – Она обогнала шедшую впереди машину. – Это в двухстах восьмидесяти километрах отсюда. У Даркшилда преимущество в час, но он не будет торопиться, он не любит быстрой езды, и у него нет причин для спешки. – Она посмотрела в зеркало на мою реакцию; пока что она рассуждала логично, и я не видел поводов с ней спорить. – Ведь он уверен, что…

– О черт… – простонал я, бросился вперед, схватил трубку телефона и дернул изо всех сил. Тонкий провод даже не пытался сопротивляться. Я швырнул трубку на пол возле своих ног и посмотрел на Кашля. – И из-за такого дерьма…

Я в очередной раз покрылся холодным потом. Сержант прикусил губу.

– Угу. Помню такой анекдот про выборы в ванной, – сказал Лонгфелло. – Помнишь? Как Душ и Туалетная Бумага боролись за пост шефа Санузла, Бумага проиграла. И сказала Умывальнику, показывая на свою спину: «Смотри, и из-за такого дерьма я проиграла!»

– О господи, сержант! Ведь это было четверть века назад!

– Ну и что? Хороший сержант, опора армии – словно близкий родственник. Ему нельзя пренебрегать ничем в своей семье… Смотри!

Он показывал пальцем на гнездо телефона, в котором пульсировал ярко-красный огонек вызова. Венди посмотрела на него, затем через плечо – на нас.

– Что за скотина… – сказала она. – Отправил нас на тот свет и цинично звонит, чтобы проверить, получилось у него или нет. Даже жаль, что ты оторвал трубку, я бы ему кое-что сказала… – Она вздохнула. – Шучу. Если бы он узнал, что мы живы… Ты прямо как предчувствовал, чтоб тебя…

Это прозвучало так, словно мы были друзьями детства и регулярно проводили два вечера в неделю в любимом баре нашей молодости. Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, осознав, что до последнего момента меня мучило какое-то неприятное предчувствие и что после телефонного звонка, вероятнее всего, от Даркшилда предчувствие это полностью стерлось из моего сознания. Ни одна часть тела, ни одна мысль уже не подпрыгивала на месте, вытянув вверх пальчик. Облегчение. И спокойствие. Звук двигателя стал чуть выше, слегка изменились амплитуда и частота мелких колебаний кузова – Венди резко прибавила скорость. Я приоткрыл глаза, но жжение под веками не относилось к числу приятных ощущений, к тому же я прекрасно понимал, что мое бодрствование никак не ускорит езды и не предохранит нас от патрулей. Я погрузился в полудрему, не спеша обдумывая то, что уже произошло и чему, вполне возможно, произойти еще предстояло. Я чувствовал и слышал, как сержант перегнулся через спинку переднего сиденья и обшарил бардачок автомобиля. Поскольку торжествующего крика не последовало, я предположил, что ничего интересного он там не нашел, никакого танка или даже приличного револьвера с девятью патронами. Я машинально дотронулся до засунутого за ремень «обрегона».

– Оуэн, тот тип и в самом деле попался на том, что пользовался тампонами? – услышал я.

Сержант Теодор Л. Лонгфелло явно намеревался поддержать меня в боевой готовности; он бодрствовал сам и не собирался давать спуску другим.

– Сержант, если бы этот Будда не застал меня врасплох одной подробностью, единственным фактом, о котором никто, кроме самых ближайших родственников, знать не может, его шило давно бы уже вылезло из мешка. Но он ослепил меня, и, хотя я долго не мог выговорить слово «брат», в глубине души я вынужден был признать, что он должен быть моим братом. Поэтому всегда, когда что-то не сходилось, я быстро выбирал такой вариант, который позволял мне обелить «брата». Такой вот я теплый и милый…

– Да уж, особенно теплый и милый, – вмешалась Венди. Она слегка повернула голову, и мы секунду мерили друг друга взглядами. – Кое-что я об этом знаю…

– Золотце… – Я наклонился вперед и погладил ее по затылку, не касаясь большого пятна обесцвеченной кожи. – Я не забываю о том, по какую сторону баррикад ты была еще два часа назад. Верно? И если бы Дарк-шилд тебя не подставил, то ты бы с большей или меньшей охотой, но все же пристрелила и меня, и присутствующего здесь сержанта, так?

– Я никого не убивала и никогда не была палачом!

– Ну и прекрасно, но ты ведь не скажешь, что исповедь тебе не нужна?! – Я упал на сиденье. – Мы временные вынужденные союзники, я об этом помню, и ты помни. Договорились?

Венди не ответила, даже не пошевелила плечами, не покачала головой, но несомненно услышала то, что я сказал. Она спокойно вела «форд», не превышая ограниченной ста двадцатью километрами в час скорости.

– Мы в таком темпе их догоним? – спросил я. – Может, есть какой-нибудь более короткий путь?

– Догнать, скорее всего, не догоним. – Только теперь она раздраженно дернула плечами. – Короткого пути тоже нет…

– Ну так какой смысл так ехать? Может, дашь мне повести, придется рискнуть…

– Им нужно два часа заряжать аппаратуру и настраивать ее, – прервала меня Венди, явно довольная тем, что ей все же удалось меня спровоцировать. – А если нас перехватит патруль, то задержат на полдня, а вас, особенно тебя, вообще не выпустят. – Она снова посмотрела на меня, но на этот раз явно торжествующе.

И кому только хотелось иметь такую дочку?! А ведь она могла быть милым и нежным ребенком, сидела на коленях, вытирала липкую рожицу о рубашку на груди, пятнала брюки измазанными в шоколаде пальчиками… А теперь она сидела передо мной, разочаровавшаяся в жизни, злая, колкая и сухая, нисколько не симпатичная и не привлекательная. Подошва. Язва. Грымза.

Я поднес к глазам часы и произвел соответствующие подсчеты. Если они не превышали скорости…

– У Даркшилда есть какие-нибудь привилегии, я имею в виду, он может нарушать правила дорожного движения? Мог он от нас смыться, черт побери?

– Нет. Наверняка он едет ровно, словно бухгалтер в уик-энд. – Она неприятно рассмеялась, словно провела ржавой цепью по прогнившей деревянной балюстраде. – Тот еще жук…

«Они оба друг друга стоят», – подумал я. Но обмен репликами с Венди несколько меня успокоил. Успокоил и одновременно запустил процесс, любимое состояние, когда организм начинает настраиваться на реальные действия, когда я чувствую, что сердце бьется каким-то особенным образом – решительно, четко, бодро; когда легкие работают энергично и бесшумно, мысли приходят в голову одна за другой, не путаясь и не толкаясь, и каждая вторая – точная, верная, удачная. Кровь словно приобрела новые положительные черты – во всяком случае, в кончиках пальцев я ощутил легкую дрожь, вспыхнули щеки и уши. Сам того не желая, я ввел себя в транс, и ничто, кроме необходимости действовать, не могло меня из него вырвать.

– В нашем «форде» не найдется какого-нибудь оружия? – на всякий случай спросил я. Венди покачала головой. – А ты могла бы описать то место, куда мы едем?

Она не ответила, вообще никак не реагировала, видимо, она внесла меня в ту часть своей памяти, где мы храним дурные воспоминания и куда складываем описания личностей, которые ни под каким предлогом не могут нам понравиться; похоже, объем этой части памяти был у нее даже побольше, чем у меня, только у меня ее содержимое постоянно менялось, а ее излюбленным стилем было «если возненавидеть, то навсегда». Она представляла собой не лучший тип союзника, собственно, наихудший из возможных – сейчас она с нами, но пока я не скроюсь с ее глаз, никто не сменит меня во главе ее списка тех, кого следовало бы убить. Не слишком безопасная ситуация. Может, обойтись без Венди?

Я перебрался на переднее сиденье и подвинулся в середину.

– Подвинься, отдохнешь, а я поведу, – предложил я ей. Она тряхнула головой. Я едва удержался от того, чтобы врезать ей по держащим руль рукам. – Не понимаешь, что я говорю? Опиши ту свою усадьбу и отдохни, а я поведу.

– Нет.

– Хорошо, будем считать, что ты меня уже в достаточной степени утомила, а теперь подвинься…

– Я сказала – нет.

– В таком случае опиши…

– Привезу тебя, и сам увидишь! – истерически взвизгнула она.

– Нет, ты нам не нравишься, – спокойно сказал я. – Вспомни, что ты не пленница. Ты сама хочешь слегка проучить Даркшилда, но без нашей помощи это у тебя не получится, а нам в данный момент нужна информация. Поскольку если я по-настоящему разозлюсь, то нашпигую тебя препаратами, узнаю, что нужно, и вышвырну в канаву. – Я наклонился вперед, повернув голову. Теперь лицо Венди находилось почти напротив моего, я заслонял ей вид на дорогу. Впрочем, я предварительно проверил, что перед нами прямой отрезок без каких-либо других автомобилей. Венди бросила нервный взгляд над моей головой, потом другой. – Ну? Или мы сотрудничаем, или останови машину!

– Ладно… – прошипела она. Это особое искусство – прошипеть слово «ладно». – Территория усадьбы занимает семьдесят гектаров, небольшая ее часть – холм, на котором стоит дом. Остальная часть территории – это в основном неглубокий каньон с разветвлениями, Сорочий Каньон. Грунтовая дорога ведет якобы к дому, заканчиваясь у гаража, но на самом деле она идет дальше по большой дуге, огибая одно из ответвлений каньона. В следующем ответвлении находится частное стрельбище, что оправдывает существование дороги. Впрочем, эта дорога там уже была, когда я приобрела усадьбу. Между дорогой и каньоном старый полуразвалившийся сарай, по крайней мере, таким он выглядит внешне, но именно там находится проход.

– Они будут в сарае? Как это обычно происходит?

– Наверняка они будут там, обычно как минимум трое следят за зарядкой, а сегодня там никого нет, кроме Даркшилда и Шелтона.

– Разве что если они вызовут кого-нибудь по телефону, – вмешался Кашель.

Венди тряхнула головой, словно отгоняя сидящего на лбу комара, и ударила рукой по рулю.

– Этого я не знаю, – процедила она.

– Ну хорошо, кое-что я уже себе представляю, – примирительно сказал я. Не люблю, когда кто-то при мне ссорится, другое дело, когда ссорюсь я. – В доме есть какое-нибудь оружие?

– Нет. Какое-то оружие спрятано возле сарая, но я знаю только одно место. Кажется, на другой стороне каньона есть еще, но я этого не видела.

– И что – территория открыта со всех сторон? – спросил я. – Никаких заборов, стен, охраны? Ничего?

– Не совсем. Во-первых, у каждого пересекающего границу территории на терминале появляется информация, что он въехал на старый полигон, на котором может находиться и по которому передвигаться на собственный страх и риск. Этого достаточно. А остальное?.. В сарае ничего не видно, даже при более-менее серьезной проверке. Аппаратура спрятана в полу и двойных стенах. Даркшилд считал, что чем меньше тайн напоказ, тем больше шансов на отсутствие интереса со стороны соответствующих служб. И до сих пор он был абсолютно прав.

Я мысленно согласился с ней. Минут пятнадцать мы ехали молча, Кашель обдумывал – я мог бы поручиться за это головой и всем прочим – планы штурма Прохода. Я тоже. План должен был быть простым, таким, чтобы хватило одной пули. Через пятнадцать минут Лонгфелло кашлянул, затем слегка откашлялся я. Прошло еще полчаса. Венди замедлила ход и съехала с автострады, мы ехали по другой дороге, чем в эту сторону, но окружающий пейзаж был тот же самый, по крайней мере, насколько я мог вспомнить. Потом мы подъехали к воротам. Черт побери, об этом я не подумал. Другие тоже – ворота застали нас врасплох. Я посмотрел на Венди.

– Могу попытаться отключить сигнализацию, но не знаю, не поменяли ли они чего-нибудь в системе, – сказала она.

– Я знаю не больше тебя. – Открыв дверцу, я вышел из машины, с удовольствием потянулся и показал Венди на ворота. – Попробуй…

Она вышла и тоже потянулась, затем подошла к столбу и приложила ладонь к пластинке сенсора. Ворота что-то пропищали. Венди ответила. Открылась заслонка клавиатуры. После нескольких секунд манипуляций Венди обернулась и послала нам короткую торжествующую улыбку. «Бедный Даркшилд, – подумал я. – Молись, чтобы именно я тебя убил». Венди вернулась к нам легкой пританцовывающей походкой.

– Они въехали на территорию двадцать минут назад, – сказала она тем особым тоном, который отличает склонных к жестокости людей. Венди мне никогда не нравилась, все те несколько часов, которые я ее знал, и теперь это чувство лишь подтвердилось и усилилось. – Систему они не перенастраивали, не было времени… – Она неприятно улыбнулась – верхняя губа чуть приподнялась и дрогнула, обнажив зубы.

– Разве что они специально запрограммировали систему именно так, чтобы ввести нас в заблуждение, – возразил я.

– У них не было времени. А впрочем – какая разница? Мы ведь все равно отсюда не уедем?

– Да, ты права. Поехали…

Я сел первым, подождал, пока хозяйка усадьбы тоже сядет, включит двигатель и пересечет невидимую границу ворот, и сказал:

– Останови. – Она послушно подчинилась. – У меня нет никакого плана, а у тебя? – – Я обернулся и посмотрел на сержанта. Тот покачал головой. Я повернулся к Венди: – В таком случае действуем так: ты останавливаешь машину в таком месте, чтобы мы могли выйти перед домом, не в буквальном смысле, просто, чтобы ты могла проехать возле дома и чтобы нас с тобой в это время уже не было. Мы пешком отправимся к Проходу. А ты, когда минуешь дом, загороди машиной дорогу, естественно, там, где ее нельзя будет объехать. И на этом для тебя все. А! Если после этого еще не будет слышно выстрелов или торжествующего смеха Даркшилда, попробуй найти и выпотрошить тот ящик с оружием, а потом очень осторожно двигайся в сторону Прохода. Но действительно осторожно. – В ее глазах я видел такое возбуждение, что начал сомневаться, слышит ли она вообще, что я говорю. – Послушай, ты мне не нравишься, я тебе не нравлюсь, но я тебя не застрелю, а Шелтон – вполне может. Даркшилд – наверняка. И кто бы там еще ни был – тоже. Понимаешь? Пойми, самое главное сейчас – отрезать их от системы управления Проходом. Если они не пройдут, то рано или поздно мы или кто-то другой до них доберемся и разорвем в клочья. Если же им удастся смыться, то о нашей мести можно будет забыть. Понимаешь? – Она молчала. Я почувствовал, что еще немного, и я взорвусь. И тут же понял, что я идиот. Схватив Венди за запястья, я сказал сержанту: – В багажнике должна быть какая-нибудь веревка. А если нет – пожертвую рукавом рубашки, мне совершенно не хочется, чтобы она ради своей собственной мести позволила им сбежать на другую сторону.