Текст книги "Блудный брат"

– Можно мне тоже? – спросила она, глядя на стонущего полковника.

Я протянул ей пачку и дал прикурить.

– Пойдем на воздух, – предложила она. – Здесь воняет. – Она показала подбородком на темное пятно на брюках полковника.

Я встал и пошел к открытым воротам, вдыхая терпкий дым. Он отрезвлял, и он был прекрасен. Как жизнь. И столь же горек.

Светило солнце. Над нагретой землей поднимались волны теплого воздуха. Казалось, волнами идет весь пейзаж. Я не мог понять, что, черт возьми, творится с моим зрением…

Эпилог

Саркисян посмотрел на окно сквозь стакан с жонзаком.

– Гм?.. Говоришь, он так же хорош? Как бренди?

– Можешь не сомневаться, раз так утверждает сержант Кашель, – сказал я.

– Э! Это твой сержант, не мой.

– Отвяжись от сержанта, а не то… – пригрозил я.

– Ладно, особенно если учесть, что, насколько я слышу, Пима заканчивает поливать телятину соусом. Не буду же я с тобой ссориться перед…

– А что там у сержанта? – крикнула с кухни Пима, не зная, что мы только что говорили о ней. И о телятине.

– Ну… Как бы тебе сказать… – рассмеялся Дуг, но тут же посерьезнел под моим яростным взглядом. – Уехал с этой Венди на Карибы. Собирается ей показать всю нашу Землю.

– Считаешь, это смешно?

Он внимательно посмотрел на меня.

– Нет, вовсе нет.

Поняв, что он никогда уже больше не скажет ничего плохого о Тео Л. Лонгфелло, о Кашле, я кивнул в знак благодарности.

– Послушай, я до сих пор не пойму, как так получается, что наши миры столь мало отличаются друг от друга, и при этом ты говоришь, что чувствовал себя там совершенно чужим. Если ты обнаружил разницу лишь в макияже женщин и их гардеробе, если «Битлз» назывались там «Битлесс», и это все…

– Я тебе уже говорил – сам не знаю, что это было, что это за мир, может быть, просто какой-то знак, символ. Словно ключи от города, которые хороши лишь при условии, что ты не начнешь искать ворота. Различий больше. Ты забываешь, например, что у нас коммунизм рухнул летом 1991 года, а потом окончательно в 1993-м, а у них – сразу в 1993-м. – Я потянулся к стакану. – Кроме этого, действительно не видно никаких различий; брюки от Тамбани и там брюки от Тамбани, люстры от Джейкхола и там люстры от Джейкхола, лучшие рубашки и тут и там делают Вайсе с Корнблэем, «форд» и у нас, и у них – это просто «форд», и тут и там Ларе снял свои «Диалоги» и «Разве нельзя подождать до весны?» Наверняка есть и более глубокие различия, только у меня не было времени на то, чтобы их найти. Извини. Я сам сейчас на себя злюсь, но только сейчас. Там было иначе… Признаюсь, сам не могу этого понять, а если и ты не можешь… – Я встал и подошел к компу. – Я специально подготовил для тебя одну демонстрацию, показываю еще до обеда. – Я нажал на клавишу. На экране появилась фигурка из черточек, которая шла по тротуару, мимо витрин магазинов и салонов. Я посмотрел на Саркисяна, внимательно вглядывавшегося в фигурку. – Что ты видишь?

– Нарисованного человечка вроде тех, что любит рисовать твой сын; человечка, идущего по улице города.

– Откуда ты знаешь, что это улица города?

– Надписи на витринах, таблички на углах улиц…

– Хорошо. А теперь? – Я нажал другую клавишу. Человечек теперь перемещался на фоне размазанных пятен. – Что теперь видишь?

– Ладно, Оуэн. Не мучай, говори, что я должен сказать.

– В первом случае мы имеем Человека А и Время А. Во втором – Человека А и Время Б. И все. Так я себя там чувствовал. Как будто оказался в жизни, сдвинутой на несколько кадров по отношению к нашей или на несколько кадров опережающей нашу. Понимаешь? Не моя жизнь, не мой мир. Как будто я смотрел очень реалистичный фильм. Меня в самом деле совершенно не интересовало, ведут ли они какую-нибудь войну, пытается ли там кто-то изощренным образом покушаться на демократию. Меня они абсолютно не волнуют. Вот и все.

Я очистил экран, уселся в свое кресло и глотнул раскольнического коньяка, прекрасного, как жизнь.

– Это было мое действительно последнее дело, – сказал я в пространство.

Краем глаза я заметил, как Саркисян поднял голову и некоторое время разглядывал меня, я видел, как он открыл рот, чтобы съязвить, но тут же закрыл его, не издав ни звука.

Некоторое время мы сидели, почти в равной степени ошеломленные моими словами. Впервые подобная мысль пришла мне в голову в собственном доме. И я сразу же поведал о ней миру. Плохо.

– Вы готовы? – крикнула Пима из кухни.

– Ага! – заорал Фил, врываясь с Фебой из сада. – Феба, к детям! – приказал он, затем на мгновение скрылся в ванной, но выскочил оттуда уже через четверть секунды с зубной щеткой во рту, что, впрочем, не мешало ему разговаривать. – Ага, папа! Звонил какой-то тип, но это давно, когда тебя не было. Он так смешно говорил, как я со щеткой, а, кстати, мисс Хогарт сказала, эта модель щетки неэффективна… – Он увидел, как я старательно морщу лоб, и осекся. – А? Что я хотел сказать?.. А, знаю, этот Дремски, Денски, так? Так его зовут?

– А откуда мне знать, ведь это ты с ним разговаривал…

– Ну да, но он так смешно говорил… Ага, и еще он сказал…

– Погоди! – Я хлопнул рукой по колену. – Дембски?!

– Ну! Ты его знаешь?

– Говори, что он тебе сказал.

– Ну… Погоди, сначала он спрашивал, дома ли ты и когда вернешься… – Я посмотрел на Дуга, но если в его взгляде и было сочувствие, то умело замаскированное. – Да, так он спрашивал. Потом… Ага, я ему сказал, что не знаю, ну тогда он – на чьей ты стороне, правда… А я ему, что мы болеем за «Будвайсов». И что ты уехал с дядей, а он там то ли чихал, то ли смеялся, не знаю. В общем, сказал, что в таком случае он уже знает, где ты. И чтобы я тебе сказал, как так получилось, что про тебя уже было написано. Как это, пап? Написано? Где написано? Зачем?

– Фил, я тебя убью. Продолжай.

– Все… – Он поднял на меня невинный взгляд.

– Неправда. Говори всю правду. Он сказал тебе, как так получилось, что про меня уже было написано, так?

Он кивнул.

– Ну так как?

Схватив вилку, он начал водить ею по скатерти. Стакан в моей руке дрогнул, но я выдержал. Я даже не взвыл, и тому были свидетели.

– Фил?

– Он сказал… Сказал… Пап, знаешь, я так хотел спать, а он так долго говорил, и я почти ничего не понял… – Он состроил жалобную гримасу.

Я схватил его за руку и привлек к себе. «Какое мне дело, – подумал я, – кто меня выдумал, когда и зачем?»

– Ну вот и твое следующее дело, – сказал Саркисян.

– О, нет. Я сказал. Следующих дел не будет.

– Не будет?

– Не будет.

– Ни одного?

– Ни половинки!

– По-смо-трим…

– Посмотришь. Посмотрит. И я посмотрю.