Текст книги "Блудный брат"

– Что-то у тебя, братец, с головой. Ты меня не нанимал, и я к тебе с помощью не навязывался. Что не означает, что я не прилагал никаких усилий к этому твоему делу. Попросту говоря – ничего поделать не могу.

– Извини, – поспешно сказал он. – Я дурак и свинья. Извини… Но почему ты ничего не можешь поделать?

– Послушай, без хороших отмычек в военные базы данных мне не проникнуть, а с плохими я даже не стану пытаться, поскольку до меня доберутся по моим же собственным следам. Идем дальше – у меня нет здесь таких же возможностей, как там, у себя, и при каждом шаге я чувствую себя так, словно ступаю по тонкому льду. Этот мир лишь на первый взгляд напоминает наш, еще два дня, и я допущу такой промах, что самый глупый гражданин выдаст меня властям просто из жалости. Понимаешь? Твой враг смылся, и я не знаю, как его догнать, ясно?

– Дер-рьмо! – рявкнул он и закурил очередную сигарету. – Быстро же ты отказываешься, – язвительно заметил он, видимо пытаясь спровоцировать меня на доказательство моей правоты. Однако в диспут я вступать не собирался. – Я не заметил тут ничего такого… Такого, чего не было бы у нас. Ты здесь в первый раз…

– А хы в какой? – не выдержал я. Он возмущенно дернул головой.

– Ну так не болтай зря, ибо я тебя сейчас завалю простыми примерами: женщины у них не носят брюк, они едят белых куропаток и оранжины, а в теннис играют на троих; у них иная ментальность, они замкнуты, словно англичане, и верят в амулеты, которые должны защищать их даже от вторжения из космоса, впрочем, никаких следов этого вторжения не видно, так что амулеты действуют. Хватит примеров? – Он молчал. – Знаю, все это поверхностно и несерьезно, мы привыкли считать, что иной мир должен быть принципиально иным. И этот наверняка тоже, только мы, изолированные от него, еще не заметили разницы. Потому это столь опасно. В любой момент мы можем сделать что-нибудь, сказать что-нибудь, что нас прикончит. Кроме того, мне кажется, что кто-то – под видом управления страной, находящейся в состоянии космической войны, – подавляет здесь так называемую демократию, постепенно переходя к авторитарному руководству. – Выдав все это на одном дыхании, я сделал два шага и сел, так чтобы видеть нашу казарму и профиль Будды. – Не забывай также о взрыве в нашей казарме, ибо она взлетела на воздух отнюдь не по причине избытка нашей доброй воли. Понимаешь? В любой момент здесь может что-то случиться, а мы будем в самом центре событий, поскольку находимся в армии. Именно такое у меня предчувствие, и я хотел бы от него избавиться как можно быстрее и радикально. Надеюсь, теперь уже все ясно.

Будда покрутил каблуком в земле, затем вытащил каблук из образовавшегося углубления и повторил ту же операцию рядом. Держа в зубах зажженную сигарету, он вертел большими пальцами, сплетя остальные. Выглядел он слегка чужим, если вообще можно говорить о том, что раньше он мне был близко знаком, и каким-то парадоксальным образом, возможно, именно из-за этого налета чуждости, начал вписываться в окружающий меня мир. Я едва не тряхнул головой, отгоняя странные мысли, и лишь набрался при этом уверенности, что само мое намерение прогнало прочь какую-то важную мысль, что я почти сформулировал весьма существенный тезис, но от него осталось лишь мимолетное общее впечатление. Слабый ветерок прошелся по верхушкам высоких стеблей, по нашим затылкам. Для этого времени года, географической широты и поры дня было необычно тепло, но я бы не назвал это тепло приятным, может быть, оно предвещало грозу? Может, заморозки? Или старость. Подумав с минуту, я решил, что брошу курить, только когда вернусь в свой мир. Здесь, ввиду отсутствия «ГГ», такое решение не было бы добровольным и потому, скорее всего, не имело шансов на успешную реализацию. Я достал «марльборо» и закурил; новое дуновение ветерка быстро унесло дым прочь. Будда продолжал дымить, вглядываясь в истоптанную его каблуками землю, и о чем-то напряженно размышлял; я надеялся, что он не пытается найти какие-либо аргументы в пользу того, чтобы задержаться здесь. Мысль о возвращении вызывала у меня радостное возбуждение, словно у ребенка, соскучившегося по дому после не слишком удачных каникул. Удар по моим намерениям я наверняка бы ощутил весьма болезненно и среагировал бы достаточно резко. Будда, однако, молчал. Злорадно молчал, как сказала бы Пима. «Черт побери, – подумал я, – уже сегодня я начну искать выход из этого мира».

– Значит, ты убежден, что здесь мы уже ничего не добьемся?

Вопрос Будды застиг меня врасплох, словно я забыл, что он обладает даром речи.

– Э-э? Гм-м… Ничего, да – ничего.

– Ну так что будем делать?

Меня обрадовал его прагматизм, явно развившийся под моим влиянием.

– Что ж… Я выясню, как отсюда выбраться и куда ехать, чтобы попасть к проходу. Заберем Кашля…

– Что?

– Заберем сержанта, – повторил я, одновременно добавив к голосу вопросительную интонацию: «Имеешь что-нибудь против такого плана?» и угрозу: «А может, ты имеешь что-нибудь против такого плана?!» – Впрочем, ему легче будет добраться до места переброски. И не придется красть машину…

– Как хочешь. – Он резким движением швырнул окурок в траву. – Честно говоря, сомневаюсь я, что от твоего сержанта будет какая-то польза…

– Почему?

– Он мне напоминает человека, получившего в подарок часы, которые могут отстать на секунду за миллион лет. А он спрашивает: «А где ручка для регулировки?» – Схватив несколько длинных стеблей, он выдернул их из земли, тут же отбросил в сторону и схватился за следующие.

Я почувствовал, что начинаю закипать, и несколько раз глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, но это не помогло – Будда и его раздражающее поглаживание кончиком пальца под носом, Будда и его столь же раздражающие слова, и вообще сам Будда возбуждали сегодня во мне примитивную агрессию. Я откинулся назад, опираясь локтями о лежащую будку, – из этой позы трудно кого-либо ударить.

– Можешь делать что и как хочешь, но я отсюда сваливаю. У меня такое предчувствие, что…

– Засунь его себе в задницу! – рявкнул он, вскакивая на ноги. – И воткни следом все свои заумные идеи, рассуждения и размышления, ясно? Можешь вывалить это куда угодно, только не мне на голову, найди себе другого, кто станет слушать все твои идиотские теории, которые у тебя есть на каждый случай, – теория посещения туалета, теория исповеди в церкви, теория скорости света, теория управления современными женщинами, теория самовоспитания аутичных детей…

– В автомобилях! – прервал я его. – Не забудь об аутичных детях в автомобилях. – Я встал и, обойдя побагровевшего Будду, направился в сторону казармы. Честно говоря, взрыв Будды меня обрадовал – он успешно освобождал меня от обязанности что-либо делать. Я мог спокойно возвращаться домой, к начатой повести, к борьбе с дурной привычкой, к внуку писателя из Европы, к собственному джину с тоником или без него, в зависимости от настроения и потребности. – Мне не следует этого делать, но я тебе еще раз скажу: ты не думаешь, дружище, не думаешь. В данный момент твоя энцефалограмма напоминала бы след от испачканных в туши грабель. Пока!.. – бросил я через плечо.

Ответа не последовало, и я почувствовал себя словно солдат с бесплатным билетом на поездку домой. Едва не рассмеявшись, я сорвал травинку и надкусил. Неопределенный растительный вкус разлился во рту, я пососал надкушенный стебель и сплюнул, но без злости, просто чтобы подчеркнуть хорошее настроение. Солнце почти полностью скрылось за горизонтом, ветерок подул еще раз, но почти сразу же стих, испустив последний вздох в высокой траве. Нужно найти Кашля, подумал я. Пусть попробует разнюхать путь к бегству или скажет мне, кто его знает; я пребывал в таком настроении, что даже выбил бы из шефа мафии – налоги, из священника – признание в прелюбодеянии с ведущей колонки о хороших манерах в еженедельнике для женщин, а из луковицы – слезы. Я был способен на многое, чувствуя приближение парома, который отвезет меня на мой берег. Там…

Что-то ударило меня в плечо, рвануло на себя. Прежде чем я успел среагировать, Будда развернул меня к себе и ударил кулаком в правую скулу. Мгновенно остановив движение парома и выбивание признаний из мафиози, священников и луковиц, я прикрылся рукой от удара в другую скулу. В обычной ситуации я без лишних церемоний ударил бы ногой, целясь в любимое слабое место, сейчас же я поколебался, и это стоило мне еще одного удара. На этот раз кулак Будды угодил мне в грудину, самое твердое, что у меня есть, кроме принципов, но все равно стало больно; я понял, почему средневековые ворота с такой ненавистью относились к таранам. У меня не было выбора, и я, широко расставив ноги – должен признаться, с радостью, – отклонился, переместился вправо, сразу же затем влево и еще раз вправо. Это дало мне полторы секунды, чтобы прийти в себя после трех ударов. Будда быстро реагировал на все мои движения, он не собирался зря молотить по воздуху руками и потому на мгновение прекратил выстреливать в мою сторону кулаками. Ну что ж…

Оп-па! Первый ход – баланс телом, прямой справа примерно в нужном направлении, обманное движение, нет – попал! Будда, похоже, поверил, что будет следующий, еще лучше. Сразу же – слева в корпус. 0-опс! Я получил удар в печень, силой воли подавил эхо, отдавшееся аж до самого мозга, пнул изо всей силы и вновь с удивлением обнаружил, что нога угодила в ребра Будды. Предположив, что противник не ожидает от меня столь нечетких движений, я проверил свою догадку, молниеносно пнув в другую часть ребер, нет – он уже был готов. Ладно, уворачиваемся, отходим, уворачиваемся, злость на лице, еще раз уворачиваемся. Хук в сердце, его всего тряхнуло, неплохо, прямой слева в лицо, такой же справа и еще по разу. Хук в солнечное сплетение, ну и мягко же пошел! Противник что-то вякнул, не застонал, просто как-то странно взвыл и застыл с раскрытым ртом. Я хотел воспользоваться случаем и нокаутировать его, но с ним еще не было покончено. Откинувшись всем телом назад, он пнул меня в бедро. Туда, куда он метил, он не попал, и я поблагодарил за это бога, но благодарил слишком долго – Будда замахнулся и ударил меня в челюсть. Под черепной крышкой кто-то будто взорвал несколько килограммов тротила, из глаз брызнули искры, во рту заскрежетали обломки зубов. Рефлекторно отклонившись назад, я ударил перед собой пяткой. Будды там не было, я обнаружил его, когда его кулак вминался в мое солнечное сплетение, мне удалось не «вякнуть» лишь потому, что я все еще не мог разжать склеившиеся после удара челюсти. Зато я обрел ясность зрения, видимо, удар сбил слезы с моих глаз, во всяком случае, Будда был недалеко и отнюдь не собирался заключать меня в объятия. Падая в траву, я подсек ему ноги, к счастью, он рухнул как подкошенный, на спину. Перевернувшись на бок, я врезал ему пяткой в подбородок, с удовольствием отметив громкий костяной стук зубов Будды. Мгновение спустя я был уже на ногах и примерился было для завершающего удара, но судя по тому, что я видел, силы можно было уже не тратить – Будда отправился в короткое путешествие в сладостную страну Нокдаун.

Уфф-фф!

Я отошел на безопасное расстояние, чтобы проверить состояние собственной шкуры и внутренностей. На языке ощущался не то песок, не то стекло, обеспокоенный желудок посылал энергичные сигналы: «Что там происходит?». Я помассировал костяшки пальцев, бедро, диафрагму, грудину, печень; перечислять можно было бы еще долго, не болела лишь пятка, героиня поединка. Глубоко вздохнув, я огляделся по сторонам. Никто, похоже, не был свидетелем нашей дискуссии, так что я поправил китель и без проблем и лишних вопросов вернулся в здание. Моя койка стояла в двухместной комнате, вместе с Буддой; мне не хотелось дезертировать на глазах полутора десятков скучающих наемников, так что я лег и в этой позе дождался возвращения Будды. Он начал что-то примирительно бормотать, но я сразу же пресек любые возможности перемирия, велел ему заткнуться и пошел в душ. Когда я вернулся, Будды в комнате не было. Я набрал в термос отвратительного кофе, взял в автомате пачку «марльборо» и снова лег на койку, намереваясь разрешить путем дедукции несколько мучивших меня сомнений. Начав с самого начала, с появления в моей жизни старшего брата, я мысленно пробежался по всем разговорам, экскурсам, признаниям. Ничего. Все еще массируя болевшую челюсть, я курил и вливал в избитый желудок жидкость, которая не позволяла ему заниматься чем-либо иным, кроме ее переваривания. Я попытался мысленно проанализировать мир, столь широко раскрывавший ворота в иные измерения. Ничего. Вернее – много чего, но почти ничего, что имело бы отношение к нам. И все мысли в конечном счете приводили к одному и тому же: «Все, пора возвращаться».

Кто-то постучал в дверь.

Вошел Кашель – вернее, проскользнул, до самого последнего мгновения, пока не исчезла щель в дверях, бросая взгляды в коридор. Затем он столь же быстро осмотрел комнату и наконец счел нужным заметить меня. Он подошел ближе, но все еще не произнес ни слова.

– Если хочешь меня спросить насчет подслушивания и прочего, то я ничего не знаю. Предполагаю, что все не столь трагично – периферийная казарма и так далее, но уверенности у меня нет, – сказал я.

Я сразу понял, что моя фраза не является вершиной литературной техники, но, к счастью, Кашель не обратил внимания на мою стилистику и сразу же перешел к делу:

– У меня тоже. Я напал на след машины. – Он смешно вытаращил глаза, чтобы я понял, о какой машине идет речь. – Водителя я не знаю, и не знаю, как его найти, но о машине должна быть запись.

– Сомневаюсь. Что за машина?

– Из этой части. – Неожиданно сержант судорожно дернулся, услышав щелчок замка. Дверь начала приоткрываться, словно кто-то явился, чтобы нас прикончить. Впрочем, я тоже едва не подскочил на месте, но это был всего лишь Будда. На его подбородке уже начал расцветать приличный синяк. Кашель облегченно вздохнул – он не знал о нашей драке. – Это просто микроавтобус, ни для чего больше он не используется, старая развалина.

Я немного подумал – не над вопросом, а о наших с Буддой отношениях. В конце концов я решил, что мы должны держаться вместе, пока возможно, и закурил.

– Насколько тщательно его охраняют?

– Не особо, но держат в гараже для начальства.

Ну конечно! И поэтому каждого, кто попытается туда войти, расстреливают на месте. Мысленно улыбнувшись наивности Кашля, я покровительственно посмотрел на него, но тут он сказал что-то вырвавшее меня из блаженного самодовольства.

– Еще раз?..

– Я говорю, Даркшилд, скорее всего, мне бы не отказал…

– Погоди! Кто такой этот Даркшилд?

– Синклер Даркшилд, заместитель командира по транспорту, полковник. Именно от него зависит, одолжит ли он мне эту или какую-то другую машину.

– Погоди, а новых наемников всегда привозят на одном и том же микроавтобусе?

– Да! – Казалось, Кашля удивляли и раздражали мои простые вопросы.

– Ну тогда Даркшилд был бы дебилом, если бы он тебе его одолжил, и вообще, твоя просьба подняла бы тревогу… Погоди, а что происходит с наемниками?

– То же, что должно произойти и с вами, – обучение и на корветы!

– Ага, то есть их уже с самого начала обманывают… Ладно… – Я закурил, не угощая Будду. Он сидел, мрачно уставившись в пол, но я видел и знал, что он внимательно прислушивается к нашему разговору. – Думаю, что…

– А почему ты говоришь, что моя просьба подняла бы тревогу?

– Потому что – как мне кажется – этот твой Даркшилд специально посылает всегда одну и ту же машину, чтобы не оставлять следов. В случае чего достаточно поджечь один старый микроавтобус, и никаких проблем. Ну и вдобавок, если кто-то заинтересуется именно этой машиной, он сразу же вызовет явные подозрения.

Кашель некоторое, время смотрел на меня, о чем-то размышляя, затем издал странный звук, не открывая рта.

– Вшивый тот мир, в котором ты обретаешься, Оуэн, – сказал он, удивив содержанием своей фразы не только меня – Будда поднял голову и произнес: «Ха-ха». Кашель пристально посмотрел на него. – А ты кто такой? Твой мир лучше?

Меня несколько удивила враждебность в голосе сержанта. На Будду же это, похоже, не произвело никакого впечатления.

– Я его брат, – сообщил он, впервые вслух и среди посторонних признавшись в нашем родстве. – Мне тоже не нравятся люди, среди которых он вращается, но я его понимаю.

Он машинально дотронулся до подбородка, и я подумал, что этот жест несколько противоречит только что сказанному, но у меня не было никакого настроения заниматься сейчас выяснением отношений.

– Вернемся к Даркшилду, – сказал я. – Как, где, когда можно его найти?

– Даже сейчас, он сегодня здесь. Правда, не знаю, как до него добраться, не преодолев кордона секретарей и ординарцев. В конце концов, он заместитель командира большой части.

– А микроавтобус? – вмешался Будда.

– Точно напротив его кабинета. Часто можно видеть, как он стоит, опираясь животом о подоконник, почесывает родинку на ухе и таращится на гаражи. Впрочем, может, и не таращится, просто так кажется, но большинство солдат и офицеров обходит это место стороной. А нет – все-таки смотрит. Помню, кое-кого вызывали на ковер за нарушения дисциплины, совершенные именно там. Так что…

Я отключил слух, чтобы не слышать болтовню Кашля, встал и подошел к окну, совсем как упомянутый Даркшилд. В голове у меня билась какая-то мысль, словно тихая послушная ученица, которая всегда все знает, только ее не видно и не слышно в толпе подруг, хуже подготовленных и не столь умных, но каждое утро укладывающих в ранец порцию только что вынутой из холодильника самоуверенности. Сзади, за моей спиной, Будда засыпал сержанта Лонгфелло вопросами, на которые тот отвечал, но я не слышал ни вопросов, ни ответов. Мысленно приподнявшись на цыпочках, я пытался в толпе орущей детворы высмотреть эту неприметную мышку, которая хотела сказать мне нечто действительно важное. Так продолжалось несколько минут, пока я не почувствовал, что у меня болят кончики пальцев ног и мышцы шеи. У меня не было выбора – оставалось вышвырнуть всех щенков из класса, впускать по одному и спрашивать, что они знают. То есть – повторить беседу. Я отвернулся от окна.

– Что ты там высмотрел? – спросил Кашель; похоже, он уже был сыт по горло Буддой с его вопросами, а когда я изобразил на лице непонимающее выражение, пояснил: – Ты стоял на цыпочках, вытянув шею, и таращился на что-то. Совсем как, помнишь, на тех учениях в тумане и грязи, когда Джасперсон-Сукинсон…

– Стоп!!! – заорал я. Куда-то исчезла комната, перепуганный Кашель, обиженный Будда, койки, мониторы, окно… Перед глазами словно висела размытая надпись: «Почесывает родинку на ухе»… Родинка! Почесывает родинку!!! Чтоб его… Меня распирала безумная радость, нужно было дать ей выход. Остатки рассудка удержали меня от того, чтобы похлопать по спине Будду или Кашля, ни один из них бы этого не пережил. Я подскочил на месте и со всей силы затопал ногами по полу. От пораженческих мыслей о возвращении не осталось и следа. – Родинка, чтоб ее!.. – сказал я. – Если я прав – я великий человек, если нет – каждый, кто хочет, может пнуть меня в задницу.

– Но что… – выдавил Лонгфелло.

– Погоди, опиши Даркшилда, – потребовал я.

– Ну… Довольно высокий, нормальный, то есть пропорциональный, вес, темные волосы…

– Шрамы? – не выдержал я.

– Шрамы? – задумчиво повторил он. – Нет, не видел, но я с ним в баню не ходил… – Он оттянул воротничок форменной рубашки и поскреб шею. Я не отрывал взгляда от его губ. – На лице – есть, то есть не шрамы… – Я ощутил возбуждение, которого не смогла бы оспорить даже женушка Олдоса. – Есть родинка на виске, ну и на ухе. – Он схватился за мочку своего уха и дернул вниз. Краем глаза я заметил, как подпрыгнул Будда. – Но шрамов я не видел…

Облегченно вздохнув, я откинулся на спинку стула и улыбнулся сержанту. Тот смотрел на меня, не понимая, что является причиной моего радостного настроения. Я подмигнул ему, и кроме непонимания на его лице появилась еще и растерянность.

– У одного из тех, кого я… – я посмотрел на Будду и поправился: – … кого мы разыскиваем, есть родинка на виске и небольшое овальное родимое пятно в нижней части ушной раковины. Если это он, то, значит, нам повезло. Можешь показать его нам на мониторе?

– Хм… Наверное, да… Пошли к дежурному…

– Но так, чтобы он не видел! – предупредил я.

– Ладно.

Он вышел первым и зашагал по коридору. В нише с зевающим дежурным, который даже не счел нужным встать, сержант Лонгфелло жестом предложил ему подвинуться, постучал по клавишам и кивнул мне. Я повернулся к Будде и взглядом показал ему на экран. Он сделал два шага, изогнул шею и несколько раз энергично кивнул. Я облегченно вздохнул. Наконец у нас был след, и притом не какая-то тонкая ниточка, которую еще нужно было бы тщательно проверять, на расстоянии протянутой руки от нас находился Ласкацио Первый или Второй, наш или чужой, но кто-то из них наверняка. Махнув рукой, я вышел из ниши, и мы молча вернулись в нашу комнату. Еще до того, как мы перешагнули порог, у меня во рту уже была сигарета, первая, оказавшаяся приятной на вкус по эту сторону мира. Я подождал, пока Будда закроет дверь.

– Я намерен пойти к Даркшилду, – сообщил я, глядя на Кашля.

Тот поднял бровь, но не удивился и не испугался. Некоторое время он думал, глядя в пол.

– Могу записаться к нему с докладом, а потом возьму с собой тебя; прежде чем кто-либо успеет возразить, мы будем уже в кабинете. Но что дальше?

– Мне нужно какое-нибудь оружие, я должен, буду должен выбить из него немало тяжелых признаний. Без аргументов не обойтись.

– Может, лучше поймать его вне части? – вмешался Будда. Если не считать информации о наших родственных отношений, до сих пор он не произнес ни слова. – Здесь он не будет нас бояться. – Он описал круг рукой. – Вокруг полно подчиненных, он будет рассчитывать, например, на подходящий случай – кто-нибудь войдет в кабинет или еще что, кроме того, мы не сможем ни стрелять, ни… Нам придется говорить шепотом, чтобы никто нас не подслушал, а ему достаточно будет крикнуть… Нет, тут у нас ничего не получится.

Я немного подумал.

– В принципе, ты прав. С другой стороны – у меня такое предчувствие, что нам нужно спешить. И еще одно – мне кажется, что поскольку именно здесь он чувствует себя в полной безопасности, наша атака может застать его врасплох.

Я посмотрел на Лонгфелло, он в свою очередь посмотрел на Будду, затем перевел взгляд на меня.

– В принципе, вы оба правы. Лучше всего было бы попытаться один раз так, а другой так… – Он снова почесал шею. – Но… – Он на мгновение замер. – Подождите, я проверю, когда он бывает на службе, ладно?

– Хорошо, – согласился я. – Ага, если удастся, проверь еще, не брал ли полковник в этом году длительный отпуск, примерно с марта по июнь.

Кашель выбежал из комнаты. Я затушил сигарету и поискал в пачке новую, но это была последняя «марльборо». На столике лежали забытые кем-то «вкусовые», к счастью, я предварительно проверил – они должны были создавать иллюзию поедания бифштекса. Я едва не сплюнул от отвращения. Будда долго и шумно прочищал свои дыхательные пути.

– Послушай… – не слишком оригинально начал он.

– Заткнись.

– Дай мне…

– В морду?

– Сука…

– А я Оуэн.

– Ты можешь заткнуться хоть на секунду?!

Я повернулся и вышел. Подойдя к автомату, я взял еще две пачки «марльборо» без вкусовых добавок. Выбор в этом автомате был богаче, он предлагал еще знакомую мне клубнику, огурцы с медом, морковь со сметаной, ананасы, мусаку, суши и два незнакомых мне блюда – нидзаку и сморогорщ. Я поклялся, что не уеду отсюда без нескольких пачек самых «аппетитных» сигареток, представляя себя лица гостей, которые после первой затяжки – что пережил и я сам – начнут сомневаться в собственном умственном здоровье. Я рассмеялся. Кто-то сзади положил руку мне на плечо и попытался развернуть к себе. Сопротивляться я не стал. Будда.

– Извини. Капитуляция без каких-либо условий. Угу?

Некоторое время я наслаждался ситуацией, затем кивнул.

– Вижу, ума тебе все же хватает, – сказал я, не собираясь столь быстро дать себя задобрить. – До тебя дошло, что ты имеешь дело с человеком – знаю, в это трудно поверить, гениев плохо видно вблизи, – который никогда не ошибается. Я говорю о себе. И если ты еще не созрел до того, чтобы это признать, – уходи. Я сам понесу тяжкое бремя непогрешимости, и только я знаю, насколько это порой бывает болезненно.

Он схватился за челюсть, словно за рожок с мороженым, и зашипел от боли. Я широко улыбнулся. Будда отпустил подбородок и быстро вздохнул несколько раз, словно гасил потоком воздуха пожар в гортани.

На этот раз я не собирался приходить ему на помощь, лишь с легкой иронией посмотрел на него, а затем вернулся в комнату. Несколько минут я был в ней один, сигарета успела догореть на три четверти, когда они вернулись вместе, сержант и Будда, с возбужденными лицами. Видимо, Кашель успел по дороге поделиться какой-то новостью.

– Именно так, – выдохнул он, падая на стул. – Даркшилд брал отпуск на пять месяцев для лечения, что-то вроде легкого нервного переутомления. В сумме его не было в части с середины января до конца июля.

– Тогда он был у нас! – не выдержал Будда.

Я насмешливо посмотрел на него, но не дал себя спровоцировать. Кашель хлопнул ладонью по колену.

– Завтра он уходит в отпуск на месяц… – сказал он.

– Что-о? – Я вскочил со стула. – В отпуск на месяц? – машинально повторил я.

Кашель кивнул. Будда тоже вскочил на ноги, но сдержался и не произнес ни слова. Я прошелся по комнате, запустив мозг на полных оборотах, но это мало что дало. Минут пятнадцать я кружил по помещению, пока не вспотел.

– Я записался к нему с докладом, – донеслись до меня словно сквозь туман слова Кашля.

– Хорошо, – не слишком убежденно буркнул я.

– Постой-постой! Ты от меня не отделывайся, мне придется пойти, ты что, забыл, где мы находимся?

Я остановился перед сержантом Лонгфелло, схватил его за плечи и слегка встряхнул:

– Жаль, что ты не знал одного парня, который вбивал мне в башку, что даже если приходится что-то сделать, если это не наша идея, то можно это сделать и лучше, и хуже, а иногда даже обернуть ситуацию в свою пользу.

Он широко улыбнулся:

– Ты еще помнишь тот разговор? – Он с благодарностью посмотрел на меня. – Ты прав, я немного запаниковал. Все, больше не мешаю.

Он отошел и сел на один из пяти стоявших у стены стульев. Я допил кофе, выкурил три сигареты, никто не мешал мне разрушать свой организм.

– Послушайте, что вы скажете насчет такой мысли: забираем Даркшилда и сматываемся отсюда? Просто и гениально.

– Я за, но прежде всего я за то, чтобы бежать отсюда, не знаю, что вам тут еще делать, – быстро сказал сержант Кашель.

Будда немного подождал.

– Странно, что именно сержант обратил внимание на одну проблему, я имею в виду конец его фразы, – язвительно сказал он. – Нам тут как раз есть что делать, или, может быть, я ошибаюсь? – Голос у него дрожал, как у ребенка, который ожидал в подарок игрушек, а получил красивую пижамку.

– Ведь я же сказал – забираем Даркшилда? Он нам расскажет, что стало с Красински, соответственно и будем действовать дальше.

Будда сглотнул слюну и кивнул.

– Это другое дело, да, совсем другое. – На этот раз в его голосе слышалось явственное облегчение.

– Есть у тебя какие-нибудь предложения? – обратился я к Лонгфелло. – Как это сделать лучше всего?

– Лучше всего было бы вне территории части, – задумчиво сказал он.

– А как мы с нее выберемся?

– В том-то и дело. После того покушения порядки тут ужесточились…

– Кстати – что насчет покушения? – заинтересовался я.

– Кто-то препятствует следствию, это видно невооруженным глазом с Луны…

– Ведь и так понятно – вся часть не посвящена в маневры с другим измерением! – раздраженно прошипел Будда.

У меня возникло впечатление, что с того момента, как было принято решение о дальнейших действиях, все мешавшие его реализации проблемы выводили его из равновесия. Взгляд его блуждал по комнате, не желая встречаться с моим, но я видел, что глаза у него блестят, словно на них только что выступили слезы. А ведь он не плакал. Еще они могли так блестеть после небольшой дозы наркотиков. Этого я тоже не видел. Откинувшись на спинку стула, я наблюдал за Буддой из-под полуприкрытых век. Он явно волновался – вскакивал со стула, чтобы тут же вновь свалиться на него, сделав пару шагов вперед и назад, потирал верхнюю губу, дергал за несуществующие бакенбарды, выламывал пальцы. Каждую минуту он приходил на несколько секунд в себя, отдавая себе отчет в собственной нервозности, ерзал на стуле, отрывал пальцы от лица и замирал неподвижно. На десять секунд. Столь же пристально и долго я наблюдал за сержантом. Тот был на несколько порядков спокойнее. Я решил тщательнее следить за Буддой, похоже было, что последние дни или недели его доконали. В конце концов, он был всего лишь любителем, одержимым, но тем не менее.

– Во сколько ты должен туда явиться? – спросил я Кашля.

Сержант ткнул пальцем в пластинку идентификатора, я буркнул «угу», кивнул и вышел в туалет, а когда вернулся, сержант как раз нажимал на уголок пластинки. Будда стоял в позе человека, готового к отчаянному броску всем телом на убегающую по полу мышь. Я понял, что сержант только что был вызван для доклада.

– Оружия туда не внести? – утвердительно сказал я. Кашель подтвердил мои предположения, кивнув головой. – В таком случае – входим, ты говоришь, что у нас есть в папке кое-что по вопросу о взрыве в казарме наемников, мы подходим с Буддой, чтобы ее показать, и обездвиживаем полковника. Потом – надеюсь – у нас будет его оружие, а дальше посмотрим. Ясно? – Оба кивнули. – Только еще папка… – напомнил я Кашлю.

Мы вышли быстрым шагом из комнаты. Кашель на секунду отстал, а когда снова догнал нас, в руке у него была плоская конторская папка. Покинув здание, мы направились к центральной части базы. Две поверхностные проверки у двух несущественных со стратегической точки зрения ворот мы прошли без каких-либо проблем. Ближе к центру движение стало чуть более оживленным, но все равно это не была знакомая мне по собственному опыту воинская часть нашего, земного типа. Я увидел чуть лучше освещенное и оштукатуренное здание, окруженное чуть более зелеными газонами. Командование. Я слегка удивился, почувствовав, что у меня липкие пальцы, возникло желание остановиться и немного подумать, но Кашель уже поднимался по лестнице, и я последовал за ним. Мы беспрепятственно миновали первого часового. Кашель бросил мне папку и повел на штурм приемной Даркшилда. Эффектно отрапортовав, он доложил о необходимости присутствия вместе с ним нас обоих; я стоял напрягшись, готовый в случае отказа уже здесь, в приемной, ввязаться в драку. Но такой необходимости не было. Капрал проконсультировался с шефом и небрежным жестом показал на дверь кабинета Даркшилда. Кашель – любимый старый вояка – лишь скользнул по мне быстрым взглядом и распахнул дверь. Я шагнул следом за ним и выпятил грудь. За столом сидел Ласкацио, так, по крайней мере, его звали, когда комп демонстрировал мне его досье. Латиноамериканская внешность – темные большие глаза, густые брови и волнистые волосы. Маленькая родинка на виске и – родимое пятно в нижней части ушной раковины. Слова доклада Кашля доносились до меня, словно порывы ветра – я ощущал их, но не понимал, они не производили на меня никакого впечатления. Вместо этого у меня возникла идиотская мысль о том, как бы заставить Ласкацио – если это он – дернуть себя за ухо. И тут он поднял руку и именно так и поступил. «То есть, – подумал я, – все сходится: Даркшилд убил Ласкацио и организовал себе алиби и спокойствие на будущее, взяв трехмесячный отпуск „для поправки здоровья“.