Текст книги "Прививка от ничего (сборник)"

Пять пальцев

К тому, что в школу нужно ездить на автобусе, я привык быстро…

Родители переехали. Точнее – получили квартиру. До школы было три автобусных остановки.

Я завидовал тем, кто ходит пешком. Зато мог сэкономить 10 копеек в день, прикидываясь зайцем. «Прикидываясь», потому что я стоял всегда у кассы и, увидев контролёра, бросал пятачок.

Потом меня перевели в другую школу. Математическую. До неё было пятнадцать автобусных остановок. Это был серьёзный повод платить за проезд, но не делать уроки дома. Я всё успевал в транспорте. Правда, были жалобы на мой почерк… Но к математике это не имело отношения.

Потом меня перевели в элитную математическую школу. Тут дело было серьёзней – уроки приходилось «заготавливать» дома. До школы – шесть остановок на одном автобусе и три на другом. А уроки были уже сделаны. Поэтому я читал книги. Иногда зачитывался и опаздывал в школу, выходя не на той остановке. Иногда мне было даже стыдно за это.

Нет, если оправдываться, – то виновата система. Остановки в автобусах тогда не объявляли. Зимой, сквозь заиндевевшее стекло (поскольку печки не работали), не было видно пейзажа. В общем, мне редко было стыдно за опоздания…

Иногда я успевал выскочить из автобуса в самый последний момент, толкая людей и что-то бормоча себе под нос. Наверное, они были недовольны. И я их понимаю – они же не читали то, что читал я…

Выскочив из автобуса, я всегда проверял, не забыл ли там что-то. В высшей степени бессмысленное занятие – шарить по карманам, глядя на уходящий автобус…

Однажды я обнаружил так пропажу перчаток. Они лежали на коленях, а я читал книгу. Выскочил на остановке. Вспомнил об этом – и всё понял.

Грустно опустив голову, я пошёл пересаживаться на другой автобус. Оставалось ещё три остановки до школы, а настроение было уже испорчено.

– Молодой человек, – окликнули меня сзади, – Вы потеряли перчатку.

Это звучало, как издевательство. Нет ничего более бессмысленного, чем одна перчатка. Из уважения к человеку, я её подобрал. Поблагодарил, сунул в карман и сел в следующий автобус…

Подходя к школе, я продолжал размышлять над «философией одной перчатки»… Даже один носок казался мне привлекательней. Сравниться с этим мог только один ботинок…

Я продолжал бы думать об этом и дальше, но споткнулся. Споткнулся о некий темный бесформенный предмет, лежащий на снегу. Я поднял его и увидел мою перчатку…

Два раза в день потерять одну и ту же перчатку – это было слишком. Я злобно пытался засунуть её в тот же карман, в который положил предыдущую внезапную находку. Но перчатка не хотела туда помещаться. Пришлось остановиться и немного подумать…

В кармане уже была перчатка. Та самая, которую мне вручили во время пересадки с одного автобуса на другой…

У меня в руках была вторая перчатка, непонятным образом путешествовавшая со мной всё это время…

Я примерил обе. Это действительно была та самая неразлучная пара, расставшаяся со мной три остановки назад.

В школу идти расхотелось. Это было что-то, чему в школе не учат. Это было непостижимо и одновременно понятно, как пять пальцев.

Я сжал перчатки в руке и свернул в сторону кафе.

Кто здесь?

В жизни всякого мужчины бывают ситуации, о которых лучше не рассказывать «второй половине».

Специально для женщин сразу оговорюсь. Эти ситуации возникают не из-за отсутствия любви, притупления чувств, нечёткого морального кодекса или других причин, традиционно рассматриваемых обществом в качестве возможных. Эти ситуации возникают, как случайный разговор, как отдавленная в метро нога, как упавшая сигарета. Они появляются и исчезают, практически забываясь, если, конечно, такая ситуация не единственная в жизни мужчины. Единственность придаёт ей какое-то космологическое значение, откуда и возникают мысли о «встрече своей судьбы», «расположении звёзд» и прочей ерунде. Поэтому, как нельзя быть «немножечко беременной» – так и нельзя быть чуть-чуть любителем женщин.

Накануне я не ночевал дома, сославшись на то, что остался у Аркадия. Мы дружили давно и порой выручали друг друга подобным образом. А поскольку мы действительно частенько засиживались за литературными спорами, сопровождавшимися обильными возлияниями, подобные новости не удивляли мою жену.

Впрочем, в этот раз всё складывалось нестандартно. Во-первых, я не успел предупредить Аркадия о своём ночном «визите». Во-вторых, в этот день он должен был пожаловать к нам в гости со своей девушкой.

Когда раздался звонок в дверь, салаты были почти готовы, на столе стояло вино, мясо было уже в духовке. Я бросился к двери, чтобы успеть первым. Галантный Аркадий пропустил девушку вперёд. Мы поздоровались, и она прошла дальше, поцеловаться с моей женой. Нужно было ловить момент, пока мы одни в прихожей. Жарким шёпотом я выпалил:

– Аркадий! Предыдущую ночь я был у тебя!

Его лицо изменилось, в глазах промелькнуло не то сомнение, не то недоверие. Он медленно склонился к моему уху и очень спокойно произнёс:

– Идиот! Это я ночевал у тебя!

Никогда ещё я не испытывал такого облегчения, как после ухода гостей в тот вечер.

Методы лечения

Первый раз я попал в больницу тогда, когда не должен был этого помнить.

Мне было 2 года. Диагноз был – «ложный круп». Я до сих пор не могу понять, какое отношение имеет лживая лошадиная задница к человеческому удушью, спазму дыхательных путей.

Спустя 30 лет, я сказал маме, что помню эту больницу. Она не поверила.

Я тоже не верю.

Я лежал на маленьком пеленальном столике, состоящем из белой доски и странно изогнутых ножек. Такие были в каждой советской поликлинике. Медсестра пыталась наклонить мою голову к огромной кастрюле, наполненной целебной ингаляцией. В лицо бил горячий пар, я сопротивлялся и отталкивался ногами от стены… Теоретически, я должен был свалиться в кастрюлю. Но я так крепко вцепился в край стола, что ногами отодвигал его от стены. (Откуда столько сил?) Медсестра злилась и придвигала стол обратно, защемляя мне пальцы ног…

Мама всё равно не верила.

Тогда я рассказал ей, где в палате стояла моя кровать. Рассказал про нелепого синего бычка с жёлтыми рогами, которым я играл. Про то, что дедушка приезжал на чёрной «Волге»…

Мама до сих пор не верит. А меня тогда будто включили – с тех пор я помню всё.

Дальнейшее было не столь ярко. Небольшие сотрясения мозга, вросший ноготь… Даже пневмонию я пережил дома.

Температура была за сорок, я бредил. Мне казалось, что я лечу над огромным футбольным полем. Я не боюсь упасть, потому что чувствую каждой клеточкой, что оно – мягкое. Я тоже мягкий, но колкий. Я могу взглядом приближать и удалять предметы. А поле странное, и геометрия ворот нечёткая, изменяющаяся в зависимости от расстояния.

И вдруг я стал падать. Я падал, и мне было страшно. Потому что падал я на Леонида Ильича Брежнева. Ничто не могло предотвратить этого столкновения…

Я заметался, открыл глаза и понял, что падение моё связано с уколом, который сделала приехавшая «скорая».

Через месяц Брежнев умер, а я – выздоровел.

Правда, спустя двадцать лет я снова попал в больницу.

По неприятному поводу, не позволяющему даже приударить за медсёстрами.

Именно тогда я записал в блокноте:

«Старость – это когда врачи уделяют тебе больше внимания, чем медсёстры».

Потом блокнот куда-то потерялся.

Тогда я решил стать спортивным. Велосипед, сноуборд…

Потом колено, больница…

И вновь пришлось осваивать эту медицинскую математику. Официально операция стоит 17 тысяч рублей. Лежать придётся в общей палате на пятерых. (А я очень не люблю разговоры об олигархах, роли Сталина в Великой Отечественной Войне и последнем романе писателя Марининой).

Но если платить «мимо кассы» – операция стоит 15 тысяч, плюс одноместная палата. В чем смысл?

Понять это не удалось даже под наркозом. Но вышел я окрылённым.

Правда, не осталось денег на восстановительные процедуры. Я надеялся, что всё восстановится естественным путём. Так и произошло.

Через несколько месяцев, когда нога ещё и не думала сгибаться, ко мне заехал друг.

Я сидел на кухне, грустно попивая виски.

– Чего сидишь? Поехали, – сказал он, поглядев на меня.

– Куда?

– На озеро! С палатками…

– С ума сошёл?

– А тут сидеть – ты не сойдёшь с ума?

Это был весомый аргумент. Потому что я сходил с ума. Оставалось только согласиться. Мы загрузились в его огромный старенький пикап, какие показывают в американских фильмах, и поехали за город.

На восьмидесятом километре шоссе пикап сдох. Не весь. Сцепление. Но этого было достаточно.

То есть, как переключать передачи на ходу, было понятно. Раллисты часто применяют этот приём. А вот как включить «первую» и тронуться – было не ясно.

– Слушай, – сказал Саныч. – А ты сможешь запрыгнуть на ходу?

– Конечно, – ответил я, забыв о колене.

Мы растолкали этого огромного американского монстра, Саныч прыгнул в кабину и умудрился включить «первую». Пикап ехал. Очередь была за мной.

Бежать за машиной, когда у тебя не сгибается нога, достаточно трудно.

Ещё труднее, догнав её, прыгнуть. Только в фильмах это выглядит легко. А когда перед тобой пикап, выше тебя ростом…

Я запрыгнул в кабину и тут же взялся за виски, лежавший на сиденье.

Остаток пути важно было проделать не останавливаясь. Это было просто, если не учитывать, что мы не знали места стоянки всей нашей компании. Шли по примерным ориентирам, сворачивая то на одну, то на другую дорожку.

Когда стало понятно, что мы промахнулись, развернуться было уже негде.

Мы загнали пикап на лесную поляну. Вытолкали его обратно на дорожку – «мордой» в другую сторону. Оставалось только завестись…

Я снова бежал за пикапом. На этот раз – не по шоссе. Коридор деревьев сужался, дорожка шла под уклон.

– Саныч, – закричал я. – Без меня, я пешком приду…

– Прыгай, бля, дальше хуже будет…

И я прыгнул. Хорошо прыгнул, как в американских фильмах. Красиво. Ударившись со всего размаха больной ногой о приборную панель…

Первое время мы ехали молча. То есть – Саныч молчал из принципа, а я пил виски, чтобы не кричать. Последнее, что я помню, – мы приехали к стоянке, а виски осталось мало.

Утром я вышел из палатки и побрёл к озеру. Умылся. Долго и жадно пил. Посмотрел вдаль и пошёл обратно. По дороге встретил Саныча, который внимательно посмотрел на меня и спросил:

– Э, а хромать ты забыл?

Овердрафт

Тесть вернулся из отпуска, как и положено, без денег.

Для владельцев Visa и MasterCard отдельно поясню: «без денег» – это превышение лимита овердрафта. Бывает ещё такое с преподавательским составом отечественных ВУЗов.

Тесть зашёл в институт, но вместо материальной помощи получил заявление об уходе, где не хватало только его подписи. Институт тоже превысил какой-то овердрафт по преподавательскому составу – пришлось пойти на сокращение.

Оставалось ещё одно срочное дело – визит к врачу. Там была получена ещё одна бумага, вписывающаяся в концепцию овердрафта. А именно – рецепт на «круглую» сумму.

Больше дел не было, и тесть пошёл домой. По дороге решил купить на последние деньги хоть какой-то провизии, чтобы думать о сложившейся ситуации не на голодный желудок.

На полу, в самом центре магазина лежал увесистый бумажник.

Тесть поднял его и подошёл к продавщице:

– Извините, к вам никто не обращался по поводу потери кошелька?

Продавщица, кажется, даже не поняла вопроса. На всякий случай ответила отрицательно.

Тесть подошёл с тем же вопросом к охраннику.

Вновь встретил полное непонимание и отрицательный ответ.

– Ладно, – сказал он, – вот мой телефон, если обратятся по поводу потери кошелька.

– Конечно, – хмыкнул охранник. – Там же уже ничего не будет.

– Ну, не судите всех по себе, – парировал тесть.

– А что ж вы его тогда здесь не оставите? – не отставал охранник.

– Чтобы не ставить перед вами неразрешимую нравственную дилемму…

Дома тесть открыл находку в поисках хоть каких-то следов владельца. В бумажнике обнаружилась не поддающаяся счёту пачка денег, три пластиковые карты, водительские права, документы на две иномарки текущего года выпуска и визитка. Сравнение имён позволило сделать вывод. Тесть поднял трубку телефона…

Через двадцать минут во двор въехала тонированная иномарка. Стекло медленно опустилось.

Встреча кошелька со своим хозяином была трогательна. Заглянув внутрь, обладатель «лопатника» поднял на тестя удивлённые глаза и произнёс классическое: «Не понял?» Это было подлинное превышение овердрафта чувств.

Тесть успел подумать, что его ведь предупреждали об этой незамысловатой схеме «кидания». Теперь человек скажет, что в кошельке было в четыре раза больше денег, во двор въедут ещё два джипа… Хотя… Почему так сложно? Почему магазин? Брать охранника и продавщицу «в долю»? С другой стороны, сегодня произошло уже столько всего…

– Не понял, – продолжил человек в иномарке, – Вы что, ничего себе не взяли?!?

– Нет, – отрешённо ответил тесть. – А почему я должен был что-то себе взять?

Человек зачем-то посмотрел сквозь лобовое стекло вдаль и покачал головой:

– А я думал, таких людей уже не осталось… Знаете, а давайте поделим это пополам! Так будет честно!

Тут пришло время удивляться тестю.

И удивлялся он на эти деньги еще примерно месяц.

Ночь перед Рождеством, во время и после

Всё, что происходит впервые, запоминается надолго. Первая любовь, первый перелом ноги, первый ВАЗ-2105… И, конечно, первая семейная поездка в дом отдыха.

Я был страшно горд, когда впервые решился заплатить деньги за отдых. Жена тоже была довольна. Она тогда ещё не знала, что такое поездка в большой дружной компании.

Маркетинг

Дом отдыха выбирали долго. Не слишком далеко, чтобы доехать быстро, но и не слишком близко, чтобы не чувствовать дыхания мегаполиса. Не слишком дорого, чтобы не разориться, но и не слишком дёшево, чтобы не жить в какой-нибудь халупе. В конце концов, выбор был сделан, и мы отправились с Михалычем на разведку.

Административное здание находилось сразу за шлагбаумом. Дальше, среди шумящих сосен, были раскиданы небольшие домики, утопающие в белоснежном снегу. Картина завораживала.

Мы толкнули тяжёлую дверь, зашли внутрь и начали беседу с администратором. Быстро убедившись, что нас всё устраивает, приобрели путёвки на рождественские каникулы.

– Кстати, Рождество будет праздноваться в нашем доме отдыха. Концерт и праздничный ужин. Стоимость праздничного набора 300 рублей, – сообщил администратор.

– А что туда входит? – поинтересовались мы.

– Салат «Оливье», бутерброд с икрой и 250 граммов водки.

– Тогда нам два праздничных ужина! – быстро посчитал Михалыч.

– Почему два? – изумился я. Ведь ехать собиралось семь человек.

– Два праздничных ужина – это бутылка водки, – гордо объяснил он.

Став обладателями путёвок и бутылки водки за 600 рублей, что было баснословно дорого по тем временам, мы двинулись в обратный путь.

С приездом

Жена закончила лако-красочные работы за десять минут до того времени, как мы должны были встречаться с друзьями. А ехать было минут сорок.

Я не находил себе места. Я устал от этих постоянных опозданий, связанных с чёлкой и ресницами. Вот и отдых начинался с опоздания, нервов, ссоры. Поэтому, когда мы наконец-то сели в машину, я сказал достаточно злобно:

– А теперь пристегнись и помолчи!

Возразить жена не успела. Утопив педаль «в пол», я развернул машину вокруг своей оси и, выбрасывая из-под колёс фонтаны снега, рванул с места.

Повороты мы проходили с заносом, мчали по заснеженному городу не меньше восьмидесяти. Только когда мы взлетели на «лежачем полицейском», жена впервые подала голос.

В результате моих стараний, опоздание удалось уложить в «джентльменские» пятнадцать минут. Нас, конечно, уже ждали. Михалыч с супругой, Жестяков с барышней и Аркадий, почему-то один.

Караван отправился прочь из города – к чистому снегу, соснам, тишине.

Нам достались три комнаты в первом этаже стоящего на отшибе домика. Во втором этаже предполагались помещения для администрации, но все разъехались на рождественские каникулы. Так что мы оказывались полноправными хозяевами целого коттеджа.

К сожалению, мест всё равно не хватало. Дали комнату в соседнем доме, куда и отправился самоотверженный Аркадий. Впрочем, разлука была недолгой – он тут же вернулся с бутылкой водки:

– Так, с приездом! – деловито объявил он.

Когда я проснулся утром, очень болела голова.

Я побрёл в соседнюю комнату, где за столом уже сидели Аркадий, Михалыч и Жестяков. Судя по всему, головы у них болели уже гораздо меньше. Мне тут же налили.

Почувствовав облегчение, я решил внести ясность:

– Значит так, – серьёзно сказал я. – Давайте договоримся на будущее. Аркадия больше двух раз за ночь не провожать…

Господину Оливье, с любовью

На праздничный ужин пришлось захватить ещё. Одной бутылки, хоть и за 600 рублей, было маловато. Как, впрочем, и салата «Оливье». Поэтому состояние наше быстро менялось.

К примеру, сначала мне очень не понравился ансамбль русской песни и пляски, приглашенный администрацией дома отдыха на рождественский праздник.

После водки за 600 рублей я испытывал к нему разве что безразличие.

А позже, когда я уже отплясывал «Хава-Нагилу» с солисткой ансамбля, его творчество казалось мне вполне приемлемым.

Потом переместились в бар. Какое ж Рождество без текилы?

В баре была иная музыкальная программа. Компания квадратных, толстошеих отдыхающих с настойчивостью пела в караоке «Владимирский централ».

Нам это быстро надоело. Мы тоже вышли к караоке и спели песню мушкетеров из кинофильма.

 
Квадратные снова спели «Владимирский централ».
Мы спели «Оглянись, незнакомый прохожий» Градского.
Они спели «Владимирский централ».
Мы спели «Мохнатый шмель».
 

Они встали из-за столика и направились к нам. Несмотря на водку и текилу, было страшно. Но самый квадратный и толстошеий миролюбиво сказал:

– Мужики, хорошо поёте. Давайте на 100 баксов – у кого больше очков в караоке будет…

Они спели «Владимирский централ».

Мы спели «Ланфрен-Ланфра».

Из бара уходили под аплодисменты и с честно заработанными долларами.

Жестяков, считавший себя лучшим певцом в компании, был просто счастлив. От радости он даже запрыгнул на статую оленя, зачем-то стоявшую перед входом в бар. Я последовал его примеру, совершенно забыв, что Жестяков сантиметров на десять меня выше. Олений хвост пришёлся к месту. Больно пришёлся. Очень больно. Аркадий даже сбегал за водкой, пока я пытался прийти в себя.

Так я чуть не отбил себе всё «рождество».

Здоровый образ жизни и метафизика

Утром было ещё хуже, чем предыдущим утром. Хотя Аркадия накануне проводили всего пару раз.

Я вышел из домика, снял куртку. Потом свитер и футболку. Обтёрся по пояс снегом. Потом вернулся в дом, где за столом уже собралась вся компания.

– Всё! – сказал я. – Здоровый образ жизни.

– Понял, – сказал Аркадий, наливая мне в гранёный стакан. – Михалыч, иди договорись насчёт бани.

К вечерней бане все выглядели изрядно поздоровевшими. Правда, алкоголь быстро улетучился под воздействием тепловых процедур. Сразу захотелось сделать ещё что-то для здоровья. Что-то огромное, принципиальное и невиданное!

– А давайте прыгать в снег, – предложил Михалыч.

Хорошенько попарившись, мы выскочили из бани. Перед нами расстилался ровный белоснежный ковёр, куда мы и прыгнули с разбега. Всей грудью, с распростёртыми руками… И только прокатившись по нему не меньше метра, поняли, что это был наст.

Тут забота о здоровье приняла совсем иной оборот. Жёны смазывали царапины йодом, а мы с Михалычем попивали обезболивающее. Когда процедура была закончена, Михалыч задумчиво произнёс:

– А вот интересно, сколько в гранёном стакане граней?

Прозвучало несколько теоретических предположений, ни одно из которых не сошлось с практикой. Тогда Михалыч посмотрел вдаль и упавшим голосом произнёс:

– Я всё понял. Это не гранёный стакан. Это просто стакан с гранями.

Аркадия в этот вечер проводили всего один раз.

С отъездом

Всё хорошее, как и всё плохое, когда-нибудь заканчивается.

Настал последний день. Все собирали пожитки, непонятно зачем привезённые в дом отдыха, – пригодилась всё равно только закуска.

Михалыч ковырял ложкой в банке с красной икрой. Может, пересчитывал икринки, а может, ему просто было грустно.

– Пора, – сказал Жестяков.

– Икру кто-нибудь будет доедать или я выбрасываю? – спросил Михалыч.

Мы вытащили вещи и расселись по машинам. Аркадий плюхнулся ко мне на заднее сиденье со словами:

– А всё-таки водка выпаривается через носки…

Караван тронулся, и мы поехали провожать Аркадия последний раз за эти рождественские, сказочные каникулы.