Текст книги "Рисунки Виктора Кармазова"

– Но ведь не вздрючил?

– Еще чего не хватало! Чтобы потом по всей Истре трепотня его пошла! Просто обслюнявил всю, пока домой провожал.

Виктор затаил дыхание. Он находился примерно на равном расстоянии и от девушек и от прятавшихся в кустах парней. И Таня, и Ирина, и востроносая Коротышка были по-своему красивы – может быть, потому что он сам их и нарисовал? У Виктора голова пошла кругом – какими же возможностями он обладает, благодаря чудесной страничке!

Между тем среди девушек возник конфликт, сердитая Таня покинула подружек, Андрей последовал за ней, а Ирина и Коротышка, о чем-то пошептавшись, слились в страстном поцелуе. Виктор знал, что произойдет дальше, – так все и случилось: Коротышка вытащила из кармана любвеобильной подруги бумажник и отбросила его к ногам прятавшемуся в кустах акаций Шурику. После чего девушки, обнявшись, ушли по дорожке в темноту парка, а Шурик, чуть погодя, последовал за ними.

Выждав еще немного, Виктор покинул свое укрытие и без труда нашел валявшийся на земле бумажник. Открывать не стал, хорошо зная, что в нем ровно двести рублей и фотография улыбающейся Ирины. А еще он знал, где именно укрылись от посторонних глаз хозяйка бумажника и та, которая его украла. Виктор добежал до детского городка и почти сразу наткнулся на маленький детский домик, из которого раздавались сладострастные постанывания. Ирина и Коротышка занимались любовью, и, слыша девичьи охи и ахи, Виктор почувствовал, что возбуждается.

Вовремя вспомнил, что вообще-то собирался провести эту ночь с Таней и ретировался. На выходе из парка наткнулся на трех вдрызг пьяных мужиков и, не дожидаясь требования закурить, шмыгнул в сторону и был таков.

Он хорошо знал, когда и какой дорогой будет возвращаться с танцплощадки домой Таня. Знал, где она расстанется со своей подружкой Ольгой Греческий профиль. Знал, где именно Таню встретит влюбленный в нее Андрей по прозвищу Монах… Спустя некоторое время Виктор вышел на узкую дорожку навстречу возвращающейся домой Тани.

– Извините, вы не подскажете, который час?

Таня вздрогнула и остановилась, взглянула на часы:

– Пятнадцать минут двенадцатого…

– А вы меня не узнаете? – с надеждой спросил он.

Девушка посмотрела на него внимательней и покачала головой:

– Впервые вижу.

– В таком случае разрешите, я вас провожу? – Виктор постарался придать голосу самую нежную интонацию.

– Проводите, – согласилась Таня.

– Меня Виктор зовут.

– А меня – Таня.

– Очень приятно.

– И мне – приятно.

Они пошли рядом. Их локти иногда соприкасались. Виктор не торопил события, но когда они подошли к Таниному дому, попросил ее чуть-чуть задержаться, и она согласилась! Виктор ликовал. Они сидели на лавочке перед домом, и он говорил без умолку. Сказал, что довольно неплохо рисует и собирается поступить в Полиграф. Рассказал троечку анекдотов – не бородатых, которые травил накануне Петля, а появившиеся только лет пять спустя, и Таня смеялась, а он наслаждался ее смехом! Июльское звездное небо висело над ними, и Виктор говорил, что хотел бы взмыть в это небо, улететь к звездам, а Таня соглашалась полететь вместе с ним вместе.

– А помнишь, как вчера ты пришла на речку с Ириной и Греческим профилем? – вдруг спросил он.

– Ты тоже там был? – удивилась она. – Я тебя не видела.

– Зато я все прекрасно видел.

Таня смутилась и ничего не сказала.

– Ты такая красивая, – он взял ее ладонь в свою и поднес к губам. Русалочка попыталась вырваться, но Виктор на несколько мгновений удержал руку, успев три раза нежно поцеловать ее тонкие пальчики.

– Мне еще никто ручку не целовал, – улыбнулась Таня, и Виктор догадался, что ей нравится его поведение.

– Танечка, а ты бы хотела, чтобы тебе поцеловали ножки?

– Ножки? – она округлила глаза.

– Эй, огоньку не найдется! – грубовато спросил кто-то с дороги.

– Не курю, – машинально ответил Виктор и только потом обернулся.

Какой-то парень стоял напротив лавочки, на которой они сидели, и по всему было видно, что ответ Виктора его не устраивает.

– Мне не важно, куришь ты или нет, – повысил голос парень. – Огонек, спрашиваю, есть?

– Я пойду, – Таня вскочила с лавочки и юркнула в калитку к себе во двор.

– Танечка, постой! – тоже вскочил Виктор. Он собрался пойти за ней, но вдруг получил такой мощный удар по затылку, что впечатался лицом к штакетинам забора. И тут же – удар по ребрам, еще раз, еще.

Виктор заскрежетал зубами и как можно сильней оттолкнулся от забора руками, благодаря чему врезался спиной в избивавшего его парня. Они оба потеряли равновесие и упали. Парень попытался прихватить его сзади за шею, но Виктор вывернулся, откатился в сторону, быстро поднялся на ноги и узнал Андрея, который двинулся на него с кулаками.

– Погоди, Монах, поговорить надо! – Виктор выставил вперед руки, растопырив пальцы.

По сюжету «нетленки» именно Андрей на этой вот скамейке должен был провести незабываемую ночь вместе с Таней. Но Виктор, зная развитие событий, опередил его, встретил Таню раньше на пять минуты. По сюжету Андрей, он же Монах был отчаянным парнем, однако на Тереху, провожавшего Таню домой, он с кулаками не набросился. Зато Виктора решил избить, может, подслушивал его с Таней разговор и завелся, когда тот заговорил про ножки…

– Не торопись, Монах. Я убегать не собираюсь, и набить мне рожу ты всегда успеешь, – убедительно сказал Виктор, чувствуя, что из разбитого носа потекла кровь.

– Откуда ты меня знаешь? – Андрей остановился, но кулаки не разжал.

– Неважно, – Виктор вытер рукой нос. – Ты вот что… Совет послушай…

– Вот я тебе дам совет, – процедил Андрей. – Я тебе сейчас…

– Да не горячись ты! – оборвал его Виктор. – Складень, что из музея спер, вернуть надо!

– Чего? – изумился Андрей.

– Или хотя бы сделать так, чтобы складень никому в руки не попал. Возьми его из тайника и выброси хотя бы в речку, а еще лучше – в монастырские пруды, они заилены, никто никогда его там не найдет.

– Ты откуда про складень знаешь, гад?

– А ты меня не узнаешь, Монах? – Виктор опять выставил руки, призывая его не горячиться. – Когда вчера на пляже Детский с Тани упало полотенце и все увидели ее голую…

– Ах ты! – Андрей ринулся на него, но Виктор ловко увернулся и смачно врезал сопернику кулаком в…

* * *

– Дружище, ты, как? – Антон потряс Виктора за плечо. Тот открыл глаза и уставился на свою руку – всю в крови. Тут же еще две красные капли упали на запястье. Две капли – из разбитого носа.

– Мне умыться надо, – подставив ладонь под нос, Виктор прошел на кухню к рукомойнику. Хорошенько умылся, высморкался, заложил ноздри ватой, найденной в шкафчике, висящем рядом с рукомойником.

Вернувшись в комнату, увидел, что Антон наполнил коньяком стопки, причем ровнехонько и, не пролив ни капли.

– Слушай, а почему мы Никиту не позвали? – выпив, спросил он у слепого друга.

– Не знаю, – пожал плечами Антон. – Насколько я в теме, отпуск у него еще не кончился.

– Так, может, я сбегаю, приглашу его к тебе? А то обидится, когда узнает, что я в деревню приехал, а к нему не заглянул. Или, может, сами к нему пойдем?

– Нет, лучше сюда его тащи. Я подожду.

Именно на такой ответ и надеялся Виктор. На самом деле сегодня Никита мог ему только помешать. Поэтому бежать к нему домой он даже не собирался. Вместо этого, прихватив привезенную с собой сумку с рукописью и чудесной страничкой, пошел не в другой конец деревни, где обитал Никита, а свернул в ближайший прогон, от которого до опушки леса было рукой подать.

В детстве они частенько играли в этих местах – кидались шишками, сражались на деревянных мечах. Когда стали повзрослее, соорудили на берегу маленького лесного прудика шалаш, в котором можно было спрятаться от дождя, а рядом – добротный стол и две лавочки – и в картишки можно было поиграть и в домино. От шалаша давно ничего не осталось, а стол и лавочки выдержали проверку временем. За этот стол и уселся Виктор и, надеясь, что никто его здесь не отвлечет, принялся перечитывать рукопись и рисовать, рисовать…

Таня в романе, конечно, была девчонкой красивой, но всякий раз, когда Виктор, перевоплощался, возвращаясь в свою юность, и оказывался рядом с ней, ему приходилось очень несладко, другими словами, его либо собирались бить, либо действительно избивали. Да, что на ней – свет, что ли клином сошелся! Востроносенькая голубоглазая Коротышка тоже очень даже ничего. Виктор нашел страницы, где описывалось ее свидание с Шуриком:

«…В кинотеатре показывали „Табор уходит в небо“. На экране цыганка Рада раздевалась перед Зобаром. Широченные цветастые юбки одна за другой веером ложились на землю, а Зобар и вместе с ним три с половиной сотни истринских зрителей с нетерпением ждали, когда же, наконец, эти юбки закончатся. Шурик смотрел „Табор“ в третий раз – перед этим дважды отстаивал длиннющие очереди в московском кинотеатре „Ереван“. Но сейчас его интересовали не сюжет и не прелести Рады, а две девушки, сидящие впереди и чуть левее него.

В кино он сегодня не собирался. С утра отец на своей старенькой „Победе“ повез его и Андрея в деревню Холмы, к которой примыкал очень хороший в плане грибов лес. В лесу отец сначала не отставал от молодежи, но потом Андрей шепнул Шурику, что, мол, есть секретный разговор, и надо от предка оторваться.

Прибавив ходу, они оставили отца далеко позади, и тут Андрея словно прорвало. С упоением рассказывал он, о счастливейшей ночи в своей жизни: и как бежал в обход, чтобы, словно невзначай, встретиться с Таней, и, как они познакомились, и, что он чувствовал, когда она улыбалась, и, как они гуляли до самого утра, болтая обо всем на свете.

Шурик ему поддакивал, но, узнав, что Андрей на прощание даже не сделал попытки поцеловать свою возлюбленную, разочарованно пожал плечами и еле сдержался, чтобы не отпустить по этому поводу пару шуточек. Дразнить Монаха не стоило, тем более, неизвестно, чего бы он сам добился на своем первом свидании.

Про увиденное ночью и про найденный бумажник, Шурик молчал. Сказал только, что, придя к танцплощадке и безуспешно прождав там Андрея, вернулся домой. Фотографию из бумажника Шурик держал при себе. В лесу, вместо того, чтобы все внимание уделять грибам, то и дело украдкой доставал ее из кармана и любовался Ириной. Она была очень похожа на артистку из фильма „Свадьба в Малиновке“ – ту самую, которая „тараньку – зубками“. Такая же крепкотелая – не ущипнешь, загорелая, белозубая, сероглазая и черноволосая, только без косы. Ему очень хотелось с ней познакомиться. Желательно так же легко, как познакомился Андрей со своей Таней.

Шурик решил, что обязательно вернет Ирине и бумажник, и деньги, но не знал, как лучше это сделать. К примеру, можно было подойти к ней на улице с вопросом: „Не ваш ли бумажник я нашел, и не ваша ли это фотография, на которой вы так неотразимы?“ Но тогда, наверное, пришлось бы объяснять, где нашел и когда.

Признаться, что видел, как бумажник вытащила из кармана джинсов ее подружка, Шурик не собирался, не хотелось разоблачать Коротышку. Она хоть и украла, но это не значит, что воровка по жизни. Вон, Андрей – тоже украл складень из музея, но разве он вор!

Грибов он набрал всего лишь треть корзины. Отец даже удивился, что так мало. У него самого корзина была почти полная. Андрей, как всегда, нашел больше всех и подберезовиков, и белых, а на самом выходе из леса в елочках наткнулся на два огромных и главное – не червивых подосиновика.

Вернувшись из леса, Андрей отдал грибы Шурику, пообедал и уехал в Москву – пора было подыскивать работу. Сказал, что пробудет там несколько дней – пока не найдет чего-нибудь подходящее.

Шурик весь день шлялся по городу. Он надеялся повстречать Ирину, но увидел ее только ближе к вечеру у кинотеатра. Она вместе с Коротышкой стояла в очереди за билетами. Шурик тоже встал в очередь и, взяв билет на ближайший сеанс, поспешил домой за бумажником…

В то время как на экране старый солдат Данила всадил кривой нож в спину убийце дочери, Шурик покинул свое место и пробрался поближе к выходу. В зале зажегся свет. Как он и надеялся, интересовавшие его девушки потеряли друг друга в толкотне покидающих кинотеатр зрителей. Когда рядом оказалась Коротышка, он преградил ей дорогу и сунул бумажник под нос.

– Можно тебя на минуточку?

– Чего-чего? – возмутилась, девушка, но, узнав бумажник, прикусила нижнюю губу.

– Я все знаю и все видел вчера вечером, – он взял ее за руку и притянул к себе. Она податливо прижалась к нему грудью, и Шурик, глядя на нее сверху вниз, сразу почувствовал себя очень важным и деловым.

– Что ты хочешь? – на ее глазках мигом навернулись слезы.

– Поговорить надо.

– Прямо здесь?

– Нет. Лучше без свидетелей. И главное – чтобы Ирина нас не заметила.

– Ты ничего ей не скажешь, правда? – всхлипнула Коротышка. – Я тебя очень прошу. Я для тебя все сделаю…

– Тихо, – перебил Шурик. – Встречаемся в половине одиннадцатого в парке, у самолета. Все, иди, – и он подтолкнул девушку к выходу…

К памятнику-самолету, темным силуэтом выделявшемуся на фоне неба, Шурик подошел минут за десять до назначенного срока. Сколько раз вместе с Андреем он наперегонки забегал вверх по наклонной плоскости постамента, чтобы ухватиться за хвост самолета и потом, семеня мелкими шажками, спуститься обратно! Затея эта была опасна – на узком для двоих постаменте можно было запросто потерять равновесие и свалиться с пятиметровой высоты. Но „возбегание на летящую смерть“ стало традицией.

„Надо же было свое первое свидание с девушкой назначить под „летающей смертью“, – усмехнулся Шурик. – Хотя свидание не любовное, а деловое, но все равно…“

Совсем рядом мелькнул огонек сигареты. Коротышка не опоздала.

– Давно ждешь? – тихо спросила она, приблизившись.

– Недавно, – Шурик помахал рукой, развеивая дым. – Тебя как зовут?

– Вообще-то Катя.

– А меня Шурик. Пойдем вон туда, под горку. Там скамеечка есть, и нам никто не помешает.

– Принес? – спросила Катя, когда они остановились у скамейки под нависшей над обрывом липой.

– Принес. Вот, – Шурик показал бумажник.

– Что ты хочешь за него?

Шурик молчал, не зная с чего начать. Вдруг она шагнула к нему, прижалась грудью, точно так же, как в кинотеатре, потом поднялась на цыпочки и влажно поцеловала в губы. Шурик не успел опомниться, а Катя уже опустилась на корточки и проворно расстегнула ремень на его брюках…

Потом он долго сидел на скамейке под липой расслабленный и счастливый. „Вот я и стал мужчиной, – думал Шурик. – Как же это было здорово! И какая же Катька молодец, как она все умеет делать! Расскажу Андрею – завидовать будет. А может, не поверит. Правда, если сказать, что за полученное удовольствие я отстегнул пару сотен рублей, он, наверное, посчитает меня совсем свихнувшимся…“»

Виктор хорошо помнил истринский кинотеатр. В начале каждого месяца у главного входа вывешивали большую афишу со списком фильмов на дневной сеанс, билет на который стоил всего десять копеек. Большая часть фильмов особого интереса не вызвала, и зрителей оказывалось хорошо если четверть зала. Зато, когда показывали про индейцев, спартанцев или мушкетеров, в кинотеатре неизменно был аншлаг. На вечерние сеансы почти всегда приходилось отстоять очередь, особенно если показывали такой фильм, как, к примеру, «Табор уходит в небо».

Он нарисовал на чудесной страничке очередь в билетные кассы и среди других – Ирину, Коротышку, себя – сразу за девушками, а немного позади – Шурика. Прежде чем сделать последний штрих, задумался.

Посредством чудесной странички он воплощал себя в своей же юности уже три раза, при этом, так или иначе, входил в контакт с одними и теми же людьми. Однако Таня не узнала его ни на танцплощадке, ни во время якобы случайной встречи на ночной истринской улице. Не то чтобы не узнала, а по ее же словам, впервые видела. Как не узнал и Андрей, набросившийся на него с кулаками, словно между ними не было инцидента на пляже.

Напрашивался вывод, что воплощения его теперешнего в себя же семнадцатилетнего в городе Истра конца семидесятых, как бы раздваивают описываемые в рукописи события. Там, где появляется он, история меняется, а затем, после стирания рисунка, возможно, и вовсе обрывается. А там, где его нет, то есть в оригинале рукописи, история продолжается без всяких изменений.

Во время своего третьего воплощения Виктор подобрал бумажник, украденный Коротышкой из кармана Ирины, следовательно в той, параллельной истории Шурик его не нашел, а значит, у него не было повода искать встречи с Коротышкой. Но, сообразуясь с текстом рукописи, Виктор нарисовал его, стоящим в очереди: значит, бумажник у Шурика, значит, он подойдет к Коротышке после сеанса, покажет ей бумажник, назначит встречу…

Да, в рукописи ничего не изменится, но должно измениться в новой истории. На рисунке у семнадцатилетнего Виктора, стоявшего в очереди за билетами на фильм «Табор уходит в небо» в руках появился пухлый бумажник. В конце концов, Шурик может и без свидания с Коротышкой обойтись, он запал на Ирину, вот пусть к ней и подкатывает.

* * *

Домой к Никите он так и не пошел, решил сказать Антону, что не застал друга дома и только напрасно прождал его на крыльце. Оказалось, что пока Виктор в лесу, истребляя комаров, читал рукопись и рисовал, Никита сам пожаловал в гости к незрячему.

– Витек! – как всегда обрадовался тот. – Антон сказал, что ты за мной пошел. Получается, разминулись. Огородами, что ли передвигался?

– На полдороги что-то живот прихватило, пришлось в лесок забежать, – нашелся Виктор. – Потом пришел к тебе, а дверь закрыта. Дай, думаю, подожду…

– А мы в это время почти весь твой коньяк усугубили. Но ты не расстраивайся, пузыречек я принес, – Александр кивнул на холодильник. – Охлаждается.

– Это правильно, – одобрил Виктор. – Ну, мужики, за встречу?

– Что там у тебя в папочке? – поинтересовался Никита, когда трое друзей допили остатки коньяка.

– Рукопись одного моего знакомого писателя. Непризнанного. Называется «Тайна нефритового голубя».

– Какая такая тайна может быть у голубя, да еще и нефритового? – удивился Никита.

– Да мало ли какая тайна, – не дал ответить Антон. – Ты, Витек, лучше скажи, там про любовь или не про любовь?

– Вообще-то, по большому счету, там все про любовь.

– Это хорошо, – улыбнулся Антон. – А то все эти детективы, фантастика или упаси господи, мистика – фигня, небывальщина.

– Не, – возразил Никита, – детективы бывают очень даже ничего.

– А я фантастику люблю, – сказал Виктор. – Правда, не ту, где космические корабли бороздят просторы… Мне больше про пришельцев нравится, а еще больше – про машину времени, про параллельные миры. Мистику бы тоже почитал, только мало ее у нас издают. Вот недавно «Альтиста Данилова» достал, – отличная вещь!

– Про что? – одновременно спросили Антон и Никита.

– Тоже, кстати, про любовь. Только про любовь демона к обычной девушке, живущей в современной Москве.

– Дашь почитать? – попросил любитель детективов. – Я, так сказать, на голодном пайке.

– Без проблем. А если хочешь, могу ненадолго эту рукопись дать. Там не только про любовь, но и криминал присутствует, и мистика есть. Про историю Новоиерусалимского монастыря много написано.

– О! Давай, конечно! – у Никиты заблестели глаза. Он выхватил у Виктора папку, развязал тесемки. – А это что такое? – увидел он рисунки.

– Писатель попросил меня иллюстрации к нетленке сделать, – сказал Виктор и не удержался от пояснений. – Когда читать будешь, надеюсь, сопоставишь образы: вот это с длинными волосами – Таня, с фотоаппаратом – Ирина, эта – Ольга Греческий профиль – догадываешься, почему такое прозвище?

– Трудно не догадаться…

– Ага. Вот этот – главный герой по прозвищу Монах, этот, с татуировкой на шее – главный отрицательный герой, Саня Петляев по прозвищу Петля.

– О! А это ты, что ли? – Никита вгляделся в чудесную страничку, на которой была нарисована очередь в билетные кассы истринского кинотеатра, и среди прочих, жаждущих посмотреть новый фильм, стоял и он, семнадцатилетний.

– Неужто, узнал? – удивился Виктор.

– Ну, во-первых, как я мог не узнать друга, с которым провел лучшие годы жизни! А, во-вторых, у меня на лица – профессиональная память.

– Так, – хлопнул рукой по столу заскучавший Антон. – Мы пить сегодня будем?

* * *

Несмотря на уговоры Никиты идти ночевать к нему домой, Виктор остался у Антона, сославшись, что пьяный, что устал и плестись в другой конец деревни нет никакого желания. Дело, конечно же, было не в усталости. Антон был нужен художнику, чтобы в определенный момент уничтожить рисунок на чудесной странице. Поэтому, когда за окном стемнело, и Никита, слегка расстроенный отказом друга, ушел восвояси, Виктор договорился с Антоном, что тот возьмется за ластик ровно через три минуты, поставил в рисунке последнюю точку и закрыл глаза…

…Очередь в билетные кассы истринского кинотеатра напирала. Кто-то нагло пробирался к самим кассам, кто-то передавал деньги приятелям с просьбой взять билеты сразу на всю компанию… Виктор всеми силами старался держаться за двумя девушками – Ириной и Коротышкой. И когда между ними попытался втиснуться высокий парень с татуировкой на шее в виде петли, Виктор решительно оттер его локтем.

– Отлезь! – выдохнул парень перегаром и предпринял новую попытку втиснуться.

– В очередь! – не поддался Виктор, хоть и был чуть ли ни на голову ниже татуированного, которого тут же оттеснили другие желающие приобрести заканчивающиеся билеты.

– Еще встретимся! – отдаляясь от Виктора, зловеще пообещал Саня Петляев.

Да, это был тот самый Петля, который, согласно сюжету рукописи, в настоящее время встречался с Ольгой Греческий профиль, но вскоре должен был переключиться на Ирину. В нетленке Александра Ивановича Петля фигурировал, как главный злодей, и переходить ему дорогу было очень нежелательно, но то – в нетленке. В новом развитии событий все могло сложиться по-другому. Должно сложиться по-другому.

Коротышка купила билеты, Виктор успел подсмотреть, какой у нее ряд и место, попросил у кассирши блеет по соседству, и ему повезло. Он знал, что Шурик будет сидеть на два ряда дальше и перед концом фильма проберется на выход, чтобы встретиться с девушкой. Возможно, в новом развитии событий, он и встретится с Коротышкой, но только не сегодня в кинотеатре.

Во время фильма Ирина и Коротышка постоянно о чем-то шушукались, приглушенно хихикали. Краем глаза Виктор видел, как Ирина время от времени поглаживала бедро своей маленькой подружки, и та ненадолго задерживала дыхание. Когда на экране цыганка Рада начала раздеваться Ирина и вовсе прихватила Коротышку за грудь, заставив ее слегка застонать. Наконец, фильм закончился, в зале зажегся свет, и зрители повалили на выход.

– Двигай быстрей, курить охота, – бросила Ирина подруге.

Коротышка двинулась за ней, но Виктор удержал ее за руку и сунул под нос бумажник:

– Катя, можно тебя на минуточку?

– Чего-чего? – изумилась, девушка, но, узнав бумажник, прикусила нижнюю губу.

– Я все знаю и все видел вчера вечером, – многозначительно ухмыльнулся Виктор.

– Что ты хочешь? – на ее глазках мигом навернулись слезы.

– Поговорить надо.

– Прямо здесь?

– Нет. Лучше без свидетелей. И главное – чтобы Ирина не заметила.

– Ты ничего ей не скажешь, правда? – всхлипнула Катя. – Я тебя очень прошу. Я для тебя все сделаю…

– Спокуха, – Виктор приложил указательный палец к ее губам. – Встречаемся в десять вечера, в парке, у самолета. Поняла?

– Да.

– Пойдем, я тебя до выхода провожу, – не выпуская ее руки, он подтолкнул девушку вперед.

У самых дверей, Виктор встретился взглядом с Шуриком. Тот шагнул, было навстречу девушки, но, увидев, что она идет с невесть откуда появившимся ухажером, ретировался.

– Катька, ты чего там застряла?! – окликнула подругу с улицы Ирина.

– Все, иди, – сказал Виктор, отпуская Катю. – Встречаемся в десять вечера у самолета.

* * *

Дом, где жила Прасковья Петровна Кармазова – родная бабушка Виктора, ничем особо не отличался от других одноэтажных деревянных домиков, построенных после того, как фашисты, отступая в декабре сорок первого года сожгли весь город. Заходить в дом Виктор не стал, неторопливо прошел мимо, никого не увидев в саду с двумя десятками яблонь разных сортов, кустами крыжовника, красной и черной смородины, обработанными грядками с клубникой, редиской, огурцами, зеленью.

Он знал, что в предстоящие две очень уж холодные зимы несколько яблонь померзнут и пропадут, но другие неизменно будут продолжать радовать его и родственников богатыми урожаями. Сейчас бабушка, скорее всего, готовит ужин. Он с удовольствием его съест, вернувшись домой поздно вечером, когда бабушка давно уляжется спать. Съест, конечно, не теперешний Виктор, а тот, семнадцатилетний, приехавший в Истру после окончания десятого класса…

Так же, как и Шурик в рукописи, Виктор назначил Коротышке свидание около памятника-самолета, только на полчаса раньше. Катя пришла вовремя.

– Давно ждешь? – тихо спросила она, выпустив изо рта струйку сигаретного дыма.

– Недавно. Пойдем вон туда, под горку. Там скамеечка есть, и нам никто не помешает.

– Ты принес? – спросила Катя, когда они остановились у скамейки под нависшей над обрывом липой.

– Принес. Вот, – Виктор показал бумажник.

– Что ты хочешь за него?

Как и Шурик в рукописи, Виктор промолчал, а она вдруг шагнула к нему, поднялась на цыпочки и влажно поцеловала в губы. Виктор не успел опомниться, а Катя уже опустилась на корточки и проворно расстегнула молнию на его джинсах…

Когда Катя ушла, с бумажником подруги, Виктор остался сидеть на скамейке под липой расслабленный и опустошенный, ожидая, что Антон вот-вот сотрет рисунок с чудесной страницы, и он очнется у друга дома. Каждый раз получалось так, что он перевоплощался обратно после логического завершения определенного эпизода, словно после того, как в книге заканчивалась очередная глава.

Виктор помнил, что в рукописи примерно в это же самое время Андрей, приходит к Таниному дому, она позволяет ему залезть в окно, он признается ей в любви, но кроме поцелуев ни на что больше не решается. Романтичному Андрею пока и поцелуев было достаточно, но знал бы он, что Танечка давно встречается с его троюродным братом Лексием, с которым училась в одном классе, и что одними только поцелуями их встречи не заканчиваются. Может быть, в следующий раз нарисовать на чудесной странице вместо Лексия себя?

Кто-то кашлянул – совсем рядом. Виктор лениво повернул голову и получил удар по лицу чем-то тяжелым. Слетел со скамейки, тут же вскочил и едва увернулся от еще одного удара длинной корявой веткой, которой размахивал…

– Погоди, Шурик! – узнал парня Виктор.

– Я тебе погожу! – крикнул тот и словно штыком, ткнул веткой ему в грудь.

Охнув, Виктор схватил ветку, дернул на себя и отскочил назад, забыв, что за спиной довольно крутой обрыв. По которому он и покатился вниз, к самой реке. Не упал в воду только благодаря иве, в которую врезался боком, да с такой силой, что перехватило дыхание…

* * *

Проснувшись и еще не открыв глаза, Виктор уловил знакомый запах старенького деревенского дома. Но это был не запах дома Антона, в котором он собирался остаться ночевать. Виктор проснулся на даче у бабушки в Истре!

Он сразу все вспомнил: как брал билеты в кинотеатр, как назначал Коротышке встречу, как она доставила ему незабываемое удовольствие, как потом Шурик напал на него с дубиной, и он покатился с обрыва к реке. А потом, очухавшись, Виктор добрался до своего дома, умылся под рукомойником – тихо, чтобы не разбудить бабушку, и завалился спать.

Бабушка никогда не будила его по утрам, и Виктор порой вставал и в одиннадцать, и в двенадцать. Сейчас ходики на стене показывали начало девятого. Что делать?

Виктор вспомнил томик Чернышевского с аналогичным названием. Да, что же ему теперь делать? А не подумать ли обо всем где-нибудь на природе, к примеру, на рыбалке, сидя на берегу в каком-нибудь укромном местечке и глядя на поплавок.

Не пошло и получаса, как Виктор забросил удочку в спокойные воды одного из монастырских прудиков. Порыбачить можно было и на речке, он знал много неплохих мест: под Никулинским мостом, неподалеку от разрушенного скита патриарха Никона, под Фаворами, под институтом, под тем же стадионом. При нормальном клеве там можно было неплохо половить плотвичку, ельца, пескаря, окуня, а то и подлещика. Но на реке уединиться надолго получились бы вряд ли, там и байдарки плавают, и купаются, и туристы шляются, да и те же рыбаки могут появиться.

На монастырских прудах не купались, да и рыбаки их особо не жаловали. Хотя отец Виктора ловил здесь на удочку с боковым кивком и мормышкой, наживленной ручейником, неплохих окуней. Но ловля на мормышку предполагала активное перемещение по водоему, что сегодня Виктора не устраивало. Тем более что он не только собирался поразмышлять о сложившейся ситуации, но и порисовать, для чего прихватил из дома общую тетрадь в клеточку и карандаш.

Пенопластовый поплавочек с ярко-красной антенной замер среди кувшинок в окошке воды, на крючке извивался червь-подлистник, приманивая полосатого окуня, а, возможно, и лентяя линя, а Виктор стал вспоминать и свою юность, и сюжет романа, написанного старшим кассиром одного из продуктовых магазинов Тушино.

В Истре у бабушки он всегда гостил недолго, за все каникулы – недельку-полторы. Ему нравился этот подмосковный город, монастырь, река… Но как-то так сложилось, что ни с кем он здесь по-настоящему не подружился, и больше всего общался со своим троюродным братом Олегом и его младшими сестрами-двойняшками Машей и Настей. Виктор, подозревал, что нравится и той, и другой. Симпатичные девчонки любили пошалить, постоянно с ним заигрывали, строили глазки, и вообще-то, ему нравились, особенно курносенькая глазастая Машенька, но он помнил, что они, пусть и дальние, но все-таки его родственницы, к тому же на два года его моложе, поэтому ничего такого себе не позволял.

Хотя в армии, иногда вспоминал Машеньку, представляя, какой она станет, когда вернется на гражданку. Но пока он служил, любимая бабушка умерла, и ее похоронили на местном кладбище. Дом она завещала поровну – сыну, то есть, отцу Виктора и внуку, то есть ему. Но у отца давно была новая жена и дочь, и в Истру он приезжал разве что по осени, собрать урожай яблок. Виктору делать там тоже было нечего. С троюродным братом он встретился лишь однажды, а сестер вообще после армии ни разу не вдел.

В ту встречу Олег рассказал, что и та, и другая успели выскочить замуж, что Маша переехала в Дедовск, а Настя со своим мужем живет у себя дома и вот-вот должна родить. Через несколько месяцев до Виктора дошли слухи, что Настя действительно родила двойню, а муж Маши загремел в тюрягу, она с ним развелась, потом сошлась с другим уголовником, в общем, не повезло девчонке.