Текст книги "Центральная Азия: взгляд из Вашингтона, Москвы и Пекина"

Примечания

1. Любопытно, что именно это различие провел в публикации 2006 г. расположенный в Москве исследовательский центр, Совет по внешней и оборонной политике.

2. Первым эту идею высказал князь Александр Горчаков, министр иностранных дел России во второй половине XIX столетия.

3. Как отмечает Ирина Звягельская, Казахстан и север Киргизии являются частью евразийской степи, традиционно населенной кочевниками, тогда как Средняя Азия с ее горами и пустынными оазисами была областью оседлых поселений. Будучи более мобильными и способными легко приспосабливаться к ландшафту, в том числе и в смысле культуры, они без особого труда принимали чужое влияние и приспосабливали его к своему образу жизни. См. Irina Zviagel’skaya, “Russia and Central Asia: Problems of Security,” in Central Asia at the End of Transition, ed. Boris Rumer (Armonk, NY: M.E. Sharpe, 2005), 71–72.

4. Имело место параллельное и одновременное переименование “Mitteleuropa” (по-русски «Средняя Европа») в Центральную Европу. Как говорят, президент Узбекистана Ислам Каримов полагал, что можно расширить понятие «Средней» Азии и включить в него Казахстан, но Нурсултан Назарбаев настоял на том, чтобы регион именовали Центральной Азией. Ср. Геннадий Евстафьев, “Некоторые размышления об эволюции подходов США к проблемам региональной безопасности в Центральной Азии», ПИР-Центр, Вопросы безопасности № 1 (164), февраль 2006 г.

5. Robert Legvold, ed., Thinking Strategically: The Major Powers, Kazakhstan, and the Central Asian Nexus (Cambridge, MA: MIT Press, 2003).

6. Иппо С.Б. Москва и Лондон. Исторические, общественные и экономические очерки и исследования. М., Университетская типография, 1888, 5-15.

7. История внешней политики России. Вторая половина XIX века (Москва: Международные отношения, 1997), 88, 95.

8. Там же, 115.

9. Советская историческая энциклопедия, 6 (Москва: Советская энциклопедия, 1965), 787–815.

10. Независимая газета, 25 сентября 2003 г.

11. Ср. Евгений Вертлиб, «Геостратегические вызовы безопасности и стабильности странам Центрально-Азиатского региона» (http://www.regnum.ru), датировано 24 января 2006 г.

12. Boris Rumer, “Central Asia. An Overview,” in Central Asia at the End of the Transition, ed. B. Rumer, 40.

13. Противоречивое решение Путина пригласить лидеров Хамас в марте 2005 г. в Москву было мотивировано в первую очередь осязаемой потребностью сделать более заметной роль России в составе квартета. Нужно было как-то использовать возможность, открывшуюся в результате победы Хамас на выборах.

14. В 2009 г. Казахстан ждет председательство в Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе.

15. Sultanov and Muzaparova, “Great Power Policies and Interests in Kazakhstan,” in Thinking Strategically, ed. R. Legvold, 195–196.

16. Пресс-конференция Нурсултана Назарбаева в Москве, 18 января 2005 г.

17. Ср. например, высказывания Андрея Грозина в интервью с информационным агентством «Росбалт» от 20 ноября 2005 г. См. http://www.rosbalt.ru/2005/ll/20.

18. Это признают даже сторонники «Российского Союза». Ср. Виталий Третьяков, «Узбекский фактор», Комсомольская правда, 1 сентября 2005 г.

19. Сергей Караганов, «Центральная Азия: возвращение России», Российская газета, 9 декабря 2005 г.

20. Говорят, что после народной революции 2005 г. Москве с помощью закулисных махинаций удалось не допустить утверждения в парламенте Розы Отунбаевой на посту министра иностранных дел, потому что считалось, что она занимает «чрезмерно проамериканскую» позицию.

21. Особенно после первого визита Рахмонова в США в декабре 2001 г.

22. 60-тысячная группировка войск плюс пограничные части сначала были поставлены под единое командование, а потом стали основой вооруженных сил Туркмении.

23. Подробный анализ ситуации в Центральной Азии см. в Boris Rumer, Central Asia at the End of the Transition.

24. Пресс-конференция президента Путина, 31 января 2006 г.

(http: //www.president.kremlin.ru).

25. Sergei Ivanov, “Russia Must be Strong,” Wall Street Journal, 11 January 2006.

26. Интервью Николая Бордюжи в журнале Независимое военное обозрение, 2006, № 1 (13–19 января 2006 г.), 2.

27. Михаил Зыгарь и Дмитрий Бутрин, «Горючий сторонник Ислама Каримова», Коммерсант, 19 января 2006 г.

28. Михаил Маргелов, «Эволюция для России», Российская газета, 19 августа 2005 г.

29. В. Наумкин, «Экономика – ключ к безопасности», Стратегия России, 20056 № 12 (декабрь), 18.

30. Заявление Путина в Канте, 23 октября 2003 (http://www.president.kremlin.ru).

31. Некоторые российские аналитики предсказывали, что Соединенные Штаты останутся в Узбекистане лет на 25. Ср. Дина Малышева, «Центральная Азия и южный Кавказ в постиракском геополитическом контексте», Центральная Азия и Кавказ. Насущные проблемы, изд. Борис Румер (Алма-Ата: East Point, 2003), 27–28.

32. Ср. Stephen Blank, “China Joins Central Asian Base Race” (http://www.eurasianet. org), вывешена 16 ноября 2005 г.

33. Все это несмотря на тот факт, что Узбекистан продолжил минирование границ с Киргизией.

34. После рейда Худойбердиева на севере Таджикистана Рахмонов позволил противникам Каримова из Исламского движения Узбекистана использовать таджикскую территорию для организации операций против Узбекистана. Это не могло пройти мимо внимания Москвы, но открыто Россия никак на это не отреагировала – еще один пример Realpolitik. Ср. Султан Акимбеков, «Российская политика в Центральной Азии», Pro et Contra 5:3 (Summer 2000), 75–88.

35. http://www.AsiaNews.it. 4 декабря 2006 г.

36. Из выступления Сергея Иванова на встрече с министрами обороны стран НАТО в Берлине 13–14 сентября 2005 г.

37. Сергей Лузянин, «Между политическим исламом и оранжевой демократией», Независимая газета, 24 января 2005 г.

38. Интервью Бордюжи в Независимое военное обозрение, 1–2.

39. Кроме него из стран-членов СНГ к Договору о коллективной безопасности не присоединились Украина и Молдова.

40. С участием России, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, а также Армении и Белоруссии.

41. Сергей Пермяков, «Сближаться с ОДКБ не хотят», Военно-промышленный курьер, 2006, № 2 (18/24 января 2006 г.), 3.

42. Интервью Бордюжи в журнале Независимое военное обозрение, 2.

43. Пермяков, «Сближаться», 1.

44. Stephen Blank, “Russia Looks to Build a New Security System in Central Asia,” вывешено 4 января 2006 г. на http://www.eurasianet.org.

45. В том числе в Фергане, Андижане, Когайты, Чирчике и Карши-Ханабаде. Ср.: Владимир Мухин, «Каримов разжился вертолетами и водометами», Независимая газета, 5 июля 2005 г.

46. Объединенная система противовоздушной обороны включает 20 командных пунктов и 80 единиц систем ПВО, самолеты-перехватчики и радары. Ср. Marcin Kaczmarski, “Russia Creates a New Security System to Replace the CIS” (вывешено И января 2006 г. по адресу http://www.eurasianet.org).

47. Два полка дивизии размещены в Кулябе и Курган-Тюбе.

48. Из выступления Путина на воздушной базе в Канте, 23 октября 2003 г.

(http: //www.president.kremlin.ru).

49. На ней размещено пять штурмовиков СУ-25 и четыре учебно-тренировочных легких штурмовика Л-39, а также от 350 до 500 человек обслуживающего персонала. В планах стоит разворачивание семи истребителей-бомбардировщиков Су-27 и двух вертолетов Ми-8. Численность обслуживающего персонала должна быть удвоена. См. Олег Сидоров, «Российская политика в Центральной Азии», Независимый обозреватель стран Содружества, 14 марта 2005 г.

50. Наумкин, 41–42.

51. Михаил Зыгарь и Наталья Гриб, «Туркменбаши взяли в торг», Коммерсант, 23 января 2006 г.

52. «С уходом российских пограничников влияние Москвы на Душанбе ослабло», Военно-промышленный курьер, 2005, 38 (105) (12/18 октября 2005 г.), 3.

53. «Торгово-экономические отношения между РФ и республикой Казахстан» (официальная сводка департамента СНГ Министерства иностранных дел РФ, 1 марта 2005 г.). См. http://www.mid/ru.

54. Наумкин, 84.

55. Martha Bill Olcott, Central Asia’s Second Chance (Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2005), 193.

56. Владимир Свиридов, «Притяжение Каспия», Красная звезда, 25 июня 2005 г., 5.

57. Sergei Blagov, “Russia Seeks to Restore Its Role in the Caspian Region” (вывешено 19 июля 2004 г. на http://www.eurasinet.org). Параллельно КазМунайГаз купил 50 % акций принадлежащего России Оренбургского газоперерабатывающего завода.

58. Султан Акимбеков, «Российская политика в Центральной Азии (состояние и перспективы)», Pro et Contra, 5:3 (summer 2000), 75–88 (here p. 78).

59. Олег Сидоров, «Азиатское направление», Перспективы Москвы (вывешено 2 февраля 2006 г. на http://www.gazeta.kz).

60. Внутренние поставки составили 258 млрд кубометров в 2004 г. и 325 млрд кубометров в 2005 г.; планируется экспортировать на Запад 151 млрд кубометров в 2006 г. и 163 млрд кубометров в 2008 г. См. Daniel Kimmage, “Eurasia: Central Asian Gas Powers Regional Aspirations” (вывешено 25 января 2006 г. на http://www. Eurasianet.org).

61. Jonathan Stern, The Future of Russian Gas and Gazprom (Oxford: Oxford University Press, 2005), as quoted in Kimmage, “Eurasia”.

62. Olcott, Russian, 76.

63. RFE/RL Newsline, 12 January 2006.

64. В. Сапрыкин, «Российский ‘Газпром’ в странах Центральной Азии» (вывешено 1 мая 2004 г. на http://www.uceps.org).

65. Узбекистан занимает шестнадцатое место в мире по разведанным запасам и десятое по объему добычи. К 2020 г. Ташкент планирует увеличить добычу газа на 275 % относительно уровня 2003 г.

66. RFE/RL Newsline, 23 January 2006.

67. Зыгарь и Бутрин, «Горючий», 9.

68. Аркадий Дубнов, «Кулов приведет в Киргизию Газпром», Время новостей.

27 декабря 2005 г., 5.

69. Scott Baldauf, “Afghan Gas Pipeline Nears Reality,” Christian Science Monitor, 15 February 2006, 4.

70. RFE/RL Newsline, 18 January 2006.

71. Интервью с Григорием Рапотой, генеральным секретарем ЕврАзЭС в Трибуна, 23 марта 2005 г.

72. Коммерсант, 5 сентября 2005 г.

73. Валерий Кодачигов, «Абонент по цене автомобиля», Коммерсант, 19 января 2006, 5.

74. Сидоров, «Азиатское направление».

75. Sultanov and Muzaparova, “Great Power Policies,” 195.

76. По данным, приведенным тогдашним представителем Министерства иностранных дел РФ Александром Яковенко в интервью с корреспондентом радиостанции «Маяк», 1261-19-06-2002.

77. Жанна Зайончковская, «Россия перед лицом миграции» (неопубликованная рукопись, 2006 г.), 1.

78. Оба высказывания прозвучали на открытии Британско-Российского круглого стола в Дитчли-парк, Англия, 24 февраля 2006 г.

79. В опубликованном в 2005 г. докладе о демографической ситуации в России, подготовленном по заказу партии «Единая Россия», поддерживается идея привлечения этнических русских из бывших советских республик.

80. Трибуна, 23 марта 2005 г.

81. В Киргизии к моменту свержения президента Акаева официальная безработица составляла 80 тыс., но по неофициальным оценкам она была около 200 тыс.

82. Киргизия, например, получает в виде переводов от работающих в России от 120 до 200 млн долл. в год. См. интервью с тогдашним премьер-министром Николаем Танаевым в Российская газета, 1 февраля 2005 г., и с Григорием Рапотой, генеральным секретарем ЕврАзЭС в Трибуна, 23 марта 2005 г.

83. Относительно уровня 2000 г. См. http://www.un.org/pop.

84. Общественное мнение (Москва: Аналитический центр Юрия Левады, 2005), табл. 19.17.

85. По данным Григория Рапоты, около 600 таджиков погибли в России только за один год; из них две трети были убиты. См. Трибуна, 23 марта 2005 г.

86. Этот аргумент красноречиво развит в Fiona Hill and Clifford Caddy, The Siberian Curse (Washington, D.C.: Brookings Institution Press, 2003).

87. Доклад министра иностранных дел Российской Федерации о «Русском языке в мире», 2003 г. См. http://www.mid.ru.

88. Там же.

89. Интервью с Рамзаном Абдулатиповым, послом России в Таджикистане (27 февраля 2006 г. вывешено на http://www.regnum.ru).

90. Превосходный анализ политики России в Таджикистане см. в Lena Johnson, “The Tajik Civil War,” London, RIIA, Paper 74 (1998), а также “Russia’s Policy in Central Asia: Tadjikistan Case-Study,” in Central Asia and Caucasus 197, no. 8.

91. См., например, указ президента от 14 февраля 1995 г. или решение Совета безопасности Российской Федерации от 15 декабря 1999 г.

92. Конференция TRASECA была проведена в Баку в 1998 г. при очень слабом участии России. [TRASECA – проект Евросоюза «Транспортный коридор Европа-Кавказ-Азия». – Примеч. пер.]

93. Первая встреча американо-российской рабочей группы по Афганистану состоялась в Вашингтоне в августе 2000 г.

94. Сергей Иванов, бывший тогда секретарем Совета безопасности России, предупредил, что Россия нанесет удар по чеченским тренировочным базам в Афганистане.

95. Olcott, Central Asia Second Chance, 18.

96. Ср. Robert Legvold, “All the Way. Crafting a U.S.-Russian Alliance.” The National Interest (Winter 2002); and Dmitri Trenin, “Anti-Terrorist Operation and Russia’s Policy” A Carnegie Moscow Center Briefing (September 2001).

97. Olga Oliker and Thomas Szayna, «Faultiness of Conflict in Central Asia and South Caucasus” (Rand Corp., 2003), 195,197.

98. Виталий Третьяков, «Узбекский фактор», Комсомольская правда, 1 сентября 2005 г., 8.

99. В их число входят Глеб Павловский (Фонд эффективной политики), Игорь Бунин (Центр политических технологий), Игорь Минтусов (Центр политического консультирования «Николо-М») и Алексей Ситников (консалтинговая группа «Имидж-контакт»). См. Василий Харламов, «Всучила политтехнологии Назарбаеву», Независимая газета, 22 июля 2005 г.

100. Ср., например, Акежан Кажегельдин (премьер-министр Казахстана в 1994–1997 гг.), «Ставка больше, чем нефть», Время МН, 18 октября 1999 г.; Зайнидин Курманов, Киргизия, интервью с информационным агентством «Регнум», 2 февраля 2006 г.

101. См. Дина Малышева, «Военно-полевой роман России» (вывешено 4 октября 2005 г. на http://www.novopol.ru).

102. Помимо арендной платы правительство Киргизии берет с Соединенных Штатов плату за все виды деятельности на базе: взлет каждого самолета, например, стоит 7 тыс. долл. В целом в 2002 г. Киргизия заработала на этом 250 млн долл.

103. См. В. Николаев, «Ислам Каримов: возврат к историческому союзнику», Российские вести, 1/8 февраля 2006 г.

104. Российско-узбекские учения были проведены в сентябре 2005 г. у таджикской границы, где в 1998–1999 гг. были лагеря Исламского движения Узбекистана. Ср. Дина Малышева, «Военно-полевой роман России».

105. Neil Buckley, “NATO Fears Russian Plans for ‘Gas OPEC,’” Financial Times, November 14, 2006.

106. Ср. Доклад Совета по внешней и оборонной политике за 2006 г. о ситуации на Среднем Востоке и в Центральной Азии.

107. Ср. Андрей Грозин, интервью с информационным агентством «Росбалт», 20 ноября 2005 г.

108. Так, в 2005 г. Россия согласилась предоставить Киргизии военно-техническую помощь на сумму 5 млн долларов – ничтожная величина в сравнении с платежами США за использование базы Манас.

109. Леонид Федун, вице-президент компании ЛУКойл, интервью с Эксперт, 46 (5/11 декабря 2005 г.), 33.

110. Первоначально в речи перед студентами в Санкт-Петербурге в сентябре 2003 г., опубликованной потом в Независимая газета, 1 октября 2003 г.

111. Ср. «Россия и рассерженный Ближний Восток», аналитический доклад Совета по внешней и оборонной политике (март 2006 г.)

112. Ср. Л.Р. Скаковский, «Геополитическая роль России в современной Центральной Азии. Материалы Третьей ежегодной Алма-атинской конференции по вопросам безопасности и регионального сотрудничества». Алма-Ата, 21 июня 2005 г.

113. Более обстоятельно я развиваю этот аргумент в моей статье «Россия и конец Евразии», в Pro et Contra, 2005, по. 1.

3
Центральная Азия в китайской дипломатии

Хуашен Чжао

Понимание Китаем Центральной Азии, своих интересов в ней, своей политики и стратегии в Центральной Азии изменилось за прошедшее десятилетие и продолжает эволюционировать. На стратегию и политику Китая в Центральной Азии влияют изменения ситуации на международной арене и в самой Центральной Азии, а также соображения Китая относительно своей внутренней безопасности и своих экономических интересов.

В данный момент нельзя утверждать, что Китай определенно сформулировал свою центральноазиатскую стратегию. Напротив, можно даже сказать, что у Китая нет ясно очерченной стратегии в этом регионе. И хотя у Китая есть макроконцепции и особые цели и тактика, они не образуют официальной стратегии.

Это трудный вопрос: даже китайским ученым трудно заниматься исследованием политики своей страны в Центральной Азии. В частности, им приходится бороться со скудостью материалов: открытая для доступа общественности совокупность официальных материалов и информации об отношениях с Центральной Азией неполна и бессистемна. Доступные исследователям источники очень ограниченны. Это затрудняет исследование отношений Китая с Центральной Азией.

Необходимо подчеркнуть, что я не выражаю официальной позиции Китая. Хотя эта глава посвящена политике Китая в этом регионе, никоим образом не следует воспринимать этот анализ как изложение официальных взглядов или политики.

Развитие главных интересов Китая в Центральной Азии

Большинство китайских и иностранных исследователей сходятся в понимании стратегических интересов Китая в Центральной Азии: безопасность, экономические отношения и энергоресурсы. Они могут быть разбиты на шесть ключевых элементов: 1) безопасность границ; 2) борьба с движением «Восточный Туркестан»; 3) энергия; 4) экономические интересы; 5) геополитика; и 6) Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Таким образом, эта концепция выходит за пределы общепринятой и включает три дополнительных компонента – безопасность границ, геополитические интересы и ШОС.

Интересы Китая в этом регионе достаточно очевидны, но остается ряд вопросов, на которые мы попытаемся ответить в этой главе. Как эти интересы сформировались? Насколько они важны для Китая? Какие из них более приоритетны? Что необходимо Китаю для их реализации?

Эти шесть элементов китайских интересов в Центральной Азии возникли не одновременно, а один за другим. Приоритеты китайской дипломатии не неизменны, а, как уже было сказано, довольно изменчивы. После развала СССР и формирования в 1991 г. в Центральной Азии независимых государств, Китай постоянно переосмысляет свою политику и свои интересы в этом регионе.

К динамичному переосмыслению интересов понуждает ряд субъективных и объективных факторов. Во-первых, обретшие независимость государства Центральной Азии претерпевали быстрые изменения; они столкнулись со сложным внешним окружением, острыми внутренними проблемами, внутриполитической нестабильностью, хрупкостью экономической базы, слабостью региональной интеграции и практическим отсутствием возможностей для координации регионального развития. Более того, регион крайне податлив к разнонаправленным внешним влияниям. Когда центральноазиатские страны обрели независимость, предметом их отношений с Китаем стали исторически сложившиеся и еще только возникающие заботы, ближайшие и отдаленные проблемы. Разрешение одних вопросов понижало их значимость, но делало более насущными другие. Результатом было изменение структуры интересов Китая в Центральной Азии. При этом за предыдущие лет десять или около того изменились представления Китая об этом регионе. Это изменение испытывало влияние внутриполитических событий, а также требований безопасности, экономики и политики. Нет сомнений, что все это оказывало серьезное воздействие на понимание Китаем своих интересов. Наконец, изменения международной ситуации, особенно развитие отношений между великими державами после 11 сентября 2001 г., понудили Китай к пересмотру своих жизненно важных национальных интересов в Центральной Азии.

В первые годы независимого существования центральноазиатских государств главной целью Китая были стабильность и безопасность границ. До 1997 г. у Китая не было других сильных стратегических интересов.

В начале 1990-х гг. усилению этих интересов способствовал рост террористического движения «Восточный Туркестан» в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Отношения Китая со странами Центральной Азии были еще в процессе становления; отсутствовала основа для взаимодоверия; еще не были решены исторические вопросы о границах, а независимость центральноазиатских стран создала новые вопросы. В этих условиях Китай боролся с терроризмом в одиночку; ему еще только предстояло создать рамки сотрудничества с Центральной Азией или выделить этот вопрос как свою главную проблему в этом регионе. В экономическом плане Китай только-только установил связи с центральноазиатскими странами, и, хотя приграничная торговля очень оживилась (большие количества дешевых китайских товаров устремились на рынки Центральной Азии), это не было вопросом первостепенной важности для Пекина. Если перейти на язык чисел, в 1996 и 1997 гг. объем годовой торговли между Китаем и пятью центральноазиатскими странами был менее одного миллиарда долларов. Что касается энергетического сектора, Китай только стал нетто-импортером нефти, а учитывая слабый спрос и низкие цены на нефть, у Китая не было сильного стимула особо интересоваться центральноазиатскими энергоресурсами. В геополитическом плане стратегическое присутствие Соединенных Штатов в этом регионе еще слабо, и у Пекина не было оснований для серьезного беспокойства.

Границы – это было другое дело. Когда распался СССР, китайско-советские переговоры о демаркации границ были еще не закончены. Строго говоря, вопросы относительно восточного участка общей границы были разрешены, и в 1989 г. Китай и Советский Союз парафировали Китайско-советское соглашение о восточном участке границы. Но стороны еще не достигли согласия относительно западного участка границы. На западном участке граница между Китаем и Россией составляет только 45 км. Намного протяженнее границы между Китаем и получившими независимость государствами Центральной Азии: более 1700 км с Казахстаном, около 1000 км с Киргизией и около 450 км с Таджикистаном. Заинтересованные страны решили продолжить переговоры между Китаем, с одной стороны, и, с другой стороны, действующими заодно четырьмя странами (Россией, Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном). В сентябре 1994 г. стороны достигли соглашения о западном участке китайско-советской границы, на котором после пограничного инцидента 1969 г. обе стороны разместили значительные вооруженные группировки. В связи с улучшением двусторонних отношений стороны существенно уменьшили воинские соединения, развернутые в районе границы, но по-прежнему был необходим институциональный механизм, гарантирующий безопасность границ. Для этого 26 апреля 1996 г. Китай, Россия, Казахстан, Киргизия и Таджикистан подписали Соглашение об укреплении доверия в военной области в районе границы, которое включало следующие пункты:

• развернутые в районе границы вооруженные силы не будут нападать друг на друга;

• ни одна из сторон не будет проводить военных маневров, направленных против другой стороны;

• уровень, масштаб и число военных маневров должны быть ограничены;

• стороны обязуются информировать друг друга о перемещениях войск и военных приготовлениях, осуществляемых в 100-километровой пограничной зоне;

• стороны обязуются приглашать наблюдателей другой стороны на военные маневры с использованием боевых боеприпасов;

• следует избегать опасных видов военной деятельности;

• следует развивать дружественные связи между частями вооруженных сил и пограничных войск, размещенных в районе границы.

На основе этого соглашения в 1997 г. стороны договорились о снижении численности вооруженных сил в приграничных районах:

• размещенные в районе границы военные силы подлежат сокращению до уровня, совместимого с добрососедскими отношениями, и должны иметь оборонительный характер;

• ни одна из сторон не должна использовать или угрожать использованием силы другой стороне и не должна в одностороннем порядке стремиться к военному превосходству;

• размещенные в районе границы военные силы не должны нападать на другую сторону;

• все стороны обязуются сократить численность персонала вооруженных сил, включая армию, авиацию, противовоздушные части и пограничные войска, а также сократят количество основных категорий оружия, развернутого в 100-километровой пограничной зоне;

• верхний предел после сокращения, а также методы и сроки сокращения будут определены позднее;

• стороны обязуются обмениваться информацией о военных силах, размещенных в районе границы; и

• стороны будут проверять реализацию условий этого договора.

Договор также предусматривает, что общая численность военнослужащих в армейских, авиационных и противовоздушных соединениях, развернутых с каждой стороны 100-километровой пограничной зоны, не должна превышать 130 400 человек на границе протяженностью более 7000 км. Эти два соглашения (Договор об укреплении доверия в военной области в районе границы и Договор о сокращении вооруженных сил в районе границы) имеют фундаментальное значение для безопасности границ Китая, России и центральноазиатских государств. Эти документы свидетельствуют об институциональных гарантиях безопасности границ, протяженностью более 7300 км.

Безопасность границ и стабильность всегда были главным фокусом китайской дипломатии в Центральной Азии. Разрешение вопроса о границах и безопасность границ являются для Китая необходимым условием создания благоприятного окружения. 3000-километровая граница Китая на северо-западе уязвимее и была местом исторически существенных событий. Игнорировать, как это делали некоторые, вопрос о безопасности границ и стабильности при оценке интересов Китая в Центральной Азии – это ошибка.

После 1997 г., однако, вопрос о безопасности границ потерял былой приоритет и теперь интересует Китай меньше, чем задача борьбы с терроризмом. Принятая в 1998 г. в Алма-Ате Совместная декларация «Шанхайской пятерки» впервые провозгласила, что государства-члены (Россия, Китай, Киргизия, Казахстан и Узбекистан) объединят усилия для борьбы с терроризмом и что ни одно из них не допустит использования своей территории для деятельности, наносящей вред суверенитету, безопасности и общественному строю другого государства-участника¹. В июне 2001 г. эти страны основали ШОС и приняли Шанхайскую конвенцию о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. Это означало не только новое определение деятельности ШОС, но и пересмотр интересов Китая в Центральной Азии. Главным мотивом этого изменения было урегулирование вопроса о границах и создание институциональных гарантий их безопасности. Урегулирование вопросов о границе и безопасности привело также к качественному изменению отношений между Китаем и центральноазиатскими странами и сделало возможным более обширное сотрудничество. Более того, более настоятельным стал вопрос о терроризме в Центральной Азии. Таким образом, хотя безопасность границ остается важным для Китая вопросом, он перестал быть доминирующим, а главным фокусом отношений с Центральной Азией стала борьба с терроризмом.

В китайской антитеррористической политике в Центральной Азии главной целью является противодействие движению «Восточный Туркестан» в Синьцзяне, иными словами, поддержание стабильности в северо-западном Китае и противостояние сепаратизму. В действительности эта проблема не нова для Китая. Северо-запад – это огромная территория, очень удаленная от промышленных центров Китая, с суровым климатом, разнообразным населением и трудным окружением. Этот регион всегда был источником проблем для центрального правительства Китая: со времен династии Хань Китай сражался со здешними мятежниками и сепаратистами. Каждая династия имела дело со своими сепаратистскими силами, но цель у них была одна – создать независимое царство, имеющее такой же статус, как и центральное правительство.

В XX в. главное сепаратистское движение на северо-западе Китая стремится создать «Восточный Туркестан», т. е. руководствуется географической, лингвистической и культурной концепцией. Древние тюрки (Tujue [Кёк-тюрки]) были кочевым племенем, обитавшим в алтайских степях; в VI в. они появились в северном Китае и завоевали обширную территорию от пастбищ Алтая (Menggu) до прикаспийских степей на западе, т. е. занимали территорию современной Центральной Азии и провинции Синьцзян). После того как Тюркский каганат распался на Западный и Восточный, Западно-Тюркский каганат заявил претензию на Синьцзян и Центральную Азию. Этот Тюркский каганат был сокрушен династией Тан в VII в. и окончательно исчез примерно в X в., но оставил глубокий социальный и культурный след. В силу длительного соседства и многообразных связей между тюрками и туземными племенами тюрки оставили свой след в языке, культуре и обычаях местных этнических групп. Результатом этого процесса и стала историческая культурная и языковая связь с тюрками, живо сохраняющаяся во всех соответствующих этнических группах и регионах, включая Синьцзян. В Китае проживают семь этнических «тюркских» групп: пять в провинции Синьцзян (уйгуры, казахи, киргизы, узбеки и татары) и еще две в провинциях Ганьсу и Цинхай (югуры и салары соответственно)². Таково историческое и культурное происхождение идеи «Восточного Туркестана» в китайском Синьцзяне.

Однако «Восточный Туркестан» в современном Синьцзяне исторически не имеет ничего общего с Западно-Тюркским каганатом или Восточным. Термин «Восточный Туркестан» был впервые использован русскими учеными в XVIII в. для обозначения части Центральной Азии, принадлежавшей Китаю (преимущественно южной части Синьцзяна). Собственно Центрально-Азиатский регион называли Западным Туркестаном – часть Центральной Азии, позднее вошедшая в состав Российской империи. Таково происхождение современного понятия «Восточный Туркестан». Это географический термин, использовавшийся в России и на Западе для разграничения между китайским Синьцзяном и собственно Центральной Азией. Таким образом, «Восточный Туркестан» не относится ни к этнической группе, ни к стране, а потому не может быть этническим или национальным историческим основанием. Современное движение «Восточный Туркестан» появилось в начале XX в. В 1933 г. сепаратистские силы в Синьцзяне при поддержке иностранных сил подняли восстание и провозгласили в Каши (южный Синьцзян) республику «Восточный Туркестан», но новое «государство» сумело просуществовать лишь несколько месяцев. В 1944 г. вооруженное восстание против гоминьдановского правительства привело к созданию «республики Восточный Туркестан» в Синьцзяне. Таковы самые ранние проявления движения «Восточный Туркестан».