Текст книги "Коса и камень. Зелот о Масонстве (сборник)"

Интервью Ю. Халтурину. Проект «Эзотерическая религиозность в современной Москве», июль 2010 г.

– Членом какой эзотерической организации вы являетесь в данный момент?

– Ложа «Имхотеп», которая работает в системе египетского масонства по Уставу Мемфиса-Мицраима. До этого состоял в Великой Ложе России, работающей по Древнему и Принятому Шотландскому Уставу, занимал в ВЛР и ДПШУ достаточно высокие должности, в частности должность Заместителя Великого Секретаря. Вообще в масонстве я уже 17 лет, с 1993 года.

– Можно ли сказать, что ваши должности в ордене приносят вам какой-то доход, что это источник вашего заработка?

– Нет, конечно. Масонство вообще позволяет зарабатывать на себе только функционерам исключительно бюрократического типа. В ложах платная должность бывает вообще только одна – Секретарь, который за все эти муки с оформлением документов получает какую-то очень низкую заработную плату. А больше никто на этом не зарабатывает, кроме случаев каких-то коррупционных схем, которые в Великой Ложе России были в 90– е годы, а сейчас и там вряд ли кто-то что-то может получить. Просто когда ВЛР только начинала формироваться, были какие-то материальные поступления от братских организаций за рубежом, и с ними происходили какие-то удивительные вещи в российских традициях. Но я к этому, естественно, не имел никакого касательства по молодости лет и низкому чину своему, ну а больше и не было ничего. Когда человек вступает в масонство, его вообще сразу предупреждают, что это не касса взаимопомощи, что никаких материальных вспоможений он получать не будет, а будет только платить, платить и платить – взносы, взносы и еще раз взносы.

– Когда и как Вы впервые столкнулись с идеями или учениями, связанными с эзотеризмом?

– Как и многие русские масоны, с масонским учением я впервые познакомился через «Войну и мир» Толстого, потом пошел в ход советский агитпроп – «За фасадом масонского храма» Замойского, а потом и самостоятельные поиски более объективной и полной информации, и тут я сразу наткнулся на Пайка, Альберта Пайка. И в нем я сразу утонул, потому что это был гениальный человечище, нет практически ни одной духовно значимой для меня темы, которую он не раскрыл бы. В частности, именно с его помощью я определился со своей религиозной позицией, которую можно назвать универсализмом. Он бы это так не назвал, но по сути именно универсалистскую позицию он сформулировал своими чеканными фразами, которые для меня многое определили.

– Почему вообще эзотеризм является для вас привлекательным? Какие обстоятельства повлияли на выбор именно масонства в качестве того эзотерического сообщества, в которое вы захотели вступить?

– Были некоторые внешние обстоятельства, например, пост-диссиденство. Я был и остаюсь антисоветчиком, и поскольку масонство в СССР подвергалось гонениям и идеологически было заклеймлено, оно меня интересовало вдвойне. РПЦ я воспринимаю исключительно как советский бюрократический продукт и для меня это никогда не было вариантом духовного поиска. Кроме того – экзотика. О масонстве в России фактически ничего не было известно, масонов у нас живых не было, все это было окружено атмосферой тайны, скандала, опять-таки экзотики. Я помню, каково было мое удивление, когда я приехал в Штаты на стажировку, в маленький городок на 30 тыс. человек населения, почти на границе с Канадой, и там самым большим зданием был масонский храм в восемь этажей. Помню, как долго караулил, пока там кто-нибудь появится, и вот увидел свет в одном из окон, стучал, пока ко мне не спустился секретарь, ну и у него я уже узнал детали того, как можно вступить в ложу. Вот это меня тогда удивило – то, что в СССР было тайной, там было совершенно открытым и явным – самое большое здание в маленьком провинциальном городке. Экзотика, в общем.

Но есть и более важные вещи, внутренние, скажем так. Масонство привлекает меня в двух своих аспектах – вертикальном и горизонтальном. В вертикальном плане оно предлагает органичный синтез всех эзотерических традиций разных эпох и разных культур, аккумулирует знание о них, позволяет их изучать и создает нужную атмосферу, чтобы их изучать. А в горизонтальном плане это, помимо всего прочего, способ возрождения и объединения русской интеллигенции, то есть интеллектуалов, которые, помимо интеллектуальной работы, занимаются также и душевной работой. На данный момент масонство мне представляется единственной организацией, способной объединить интеллигенцию, и это для меня очень значимый момент. То есть это объединение и на основе интеллектуальной, и на основе духовной. Ну, я за то, чтобы принимать в масонство только религиозных людей, по этому поводу тоже есть разногласия в масонской среде. И при том, что традиции сопряжены с очень красивыми ритуалами, это тоже естественно добавляет сюда плюсов.

– Можете ли вы выделить какие-то типы людей, которые становятся масонами, и определить, к какому типу вы относитесь?

– Еще в середине 90– х один из наших братьев, самый странный человек в нашем масонстве, бывший милиционер и вообще человек очень простой и прямой, ну очень, это сформулировал в своей неповторимой манере, сказав, что мы все здесь будем всегда и, несмотря на все наши разногласия, никуда отсюда не денемся, потому что все мы по голове ушибленные. Я бы это так и описал, потому что как-то отдельно описать типажи я не могу, ведь за 17 лет, что я в масонстве, я повидал людей абсолютно всех типов и как-то структурировать их невозможно. Потому что у нас бывают, ну, полублаженненькие люди, которые повернулись на эзотерике, бывают священники, представители официальных конфессий, воцерковленные люди, которые тем не менее этим интересуются. Бывают чистые прагматики, историки, например, которые просто так изучают материал, погрузившись в него изнутри. Бывают циники, которые ищут для себя каких-то материальных, социальных выгод, потом массово разочаровываются и уходят. Структурировать их нельзя, и я вообще в очередной раз проникся идеей индивидуальности: каждый человек – это индивидуальность, и по типажам разделить их сложно. Но все мы ушибленные. И я всегда в ложе выдвигаю следующий аргумент, когда проходит голосование по новому кандидату, говорю одну и ту же фразу: человек подал заявление в XXI веке в России о вступлении в масонскую ложу. Что вам еще надо? Зачем его пытать? Давайте его принимать! Я лично считаю, что если человек подал заявление и прошел одно собеседование, и выяснили, что он не хочет стать губернатором Камчатки через масонство, то этого достаточно, потому что это значит, что он тоже ушибленный по голове. И не надо никаких трех собеседований, как у нас это делают у нас, никаких обсуждений, дебатов, голосований, переголосваний, надо принимать.

– Как посвящение в эзотерическое сообщество повлияло на вашу жизнь?

– Само посвящение – не могу сказать, чтобы очень сильно повлияло, я тогда был очень молод. Конечно, это был культурный шок своего рода, абсолютно новый для меня опыт, но какой-то особой перемены в своей жизни я тогда не заметил. Тем более, что все-таки 60– летние малообразованные масоны, которые были у нас в деревне, – все-таки не тот социальный и интеллектуальный круг, к которому я стремился. Но я получил посвящение и смог работать в той группе людей, которая была для меня актуальна, которая как раз воспринимается мною как близкие люди, несмотря на различия в складах личности и характера.

– А продвижение по степеням посвящения оказало на вас какое-то воздействие?

– Не успело оказать. Я был очень быстро возведен в высшие степени и только потом в течение более чем десяти лет рефлексировал над их значением. Не могу назвать это самопосвящением, потому что оно у меня уже было, все патенты лежат дома стопочкой. Но как я сейчас понимаю, надо было все же проходить все эти степени постепенно.

– А как вы вообще понимаете посвящение – просто как формальную процедуру присвоения степени, или это нечто большее?

– В масонстве это более-менее просто выдача бумажки. Но это должно дополняться личными внутренними состояниями, а это уже зависит от человека. Для многих людей было важно просто занимать разные должности, влиять, управлять, а никакого стремления к духовному просветлению у них не было. Я же фактически рассматриваю посвящение как структурные точки вектора духовного развития, как путь улучшения самого себя.

– Можете ли вы назвать себя религиозным человеком?

– Да, конечно. Хотя я не верю в прямые контакты человека с Богом, только в прямые контакты Бога с человеком. Бог – это скорее абстрактное понятие Творца, Который ни во что не вмешивается и существует сам по себе, плюс я верю в бессмертную душу, которая после смерти и отсоединения физического тела реинтегрируется в единого Бога.

– Занимались ли вы когда-либо и занимаетесь ли сейчас оккультными практиками или мистическими практиками?

– Нет, я все это не одобряю, я все это не ценю, я не верю в возможность манипулирования Божественной волей, а магические ритуалы я воспринимаю только как таковые – как попытки манипулировать Божественной волей. Мысленно я могу обращаться к Богу, но без конкретных формулировок, ритуалов и всего такого.

– Был ли у Вас когда-нибудь личный опыт контакта со сверхъестественными силами?

– Нет, не было.

– Тогда встает вопрос, почему вы перешли в Устав Мемфиса-Мицраима? Насколько я понимаю, это направление масонства является как раз оккультным и магическим.

– По совокупности обстоятельств. Во-первых, никто никого ни к чему не принуждает, какие-то общепринятые и обязательные оккультные практики не существуют. Это просто одно из направлений масонства, которое да – традиционно объединяет людей, глубоко интересующихся какими-то там эзотерическими темами. А история эзотерики, история оккультизма всегда меня очень привлекала и интересовала, и я вообще историк по своей сути, а не лингвист. Кроме того, что масонство дает мне возможность глубоко изучить историю эзотерики разных веков и стран, оно также дает возможность общаться с теми людьми, которые мне интеллектуально близки.

– Чем вызван ваш интерес и сотрудничество с Ordo Templi Orientis, тоже магическим орденом?

– А я вообще придерживаюсь того мнения, что наш круг очень узок, поэтому все эзотерические организации, все люди, которые этим интересуются, должны держаться вместе. В 2000 году открылся наш масонский форум в интернете, а в 2001 году на нем появился глава московского отделения ОТО, сообщивший, что у них создается первый оазис. Фактически это была вторая после масонства организация, которая здесь появилась. А, ну еще до этого появился AMORC, но они никогда с нами не контактировали и не контактируют до сих пор. А с ОТО у нас замечательное взаимопонимание на личном уровне, в основном через меня. Мы с ними общаемся на эзотерические темы, они организуют конференции, мы принимаем в них участие, сейчас они вышли на более высокий уровень и собирают эзотероведов со стороны, а не только из их и нашей организаций. И вообще я как раз вижу позитивное движение в таком неформальном общении оккультных, эзотерических организаций, в создании своего рода форума таких организаций.

– Скажите, а как вы относитесь к эзотерическим организациям не орденского характера? Скажем, к различным движениям и сообществам Нью-Эйдж?

– К ним у меня сложное отношение, сложное. Я на индивидуальном уровне все это рассматриваю, потому что психов там много, хотя есть и нормальные люди. Но из этого движения организационно я наблюдал только 2—3 секты, а с сектами я общаться не очень люблю, потому что общаться с ними объективно трудно, просто психологически. Вообще же за этими организациями не стоит традиция, а в масонстве именно традиция меня очень привлекает.

– А можно ли говорить, по-вашему, о том, что в масонстве есть какие-то сектантские элементы?

– Да, конечно, потому что масонство – это просто срез общества. Свою задачу масонство не выполнило и вряд ли когда-то выполнит, потому что изначально в социальном плане масонство планировалось как маленький духовный центр, который повлияет на общество вокруг себя. Впоследствии оно стало работать в обратную сторону, как пылесос, стало впитывать тенденции общества в себя, и за счет этого там бывают и финансовые преступления, и тоталитаризм, и все что угодно. Насколько я понимаю, на данный момент совершенно тоталитарная сектантская структура – это богдановская ВЛР. Но в этом они не отстают от Южной Америки, например, где масонство тоже очень тоталитарно, там у них такие традиции вековые – военная диктатура. А в масонстве итальянском, например, царят абсолютная анархия и бардак.

– Как вы относитесь к традиционным конфессиям и церквям?

– Больше всего меня не устраивает христианство. Это моя субъективная точка зрения, хотя и основанная на прочитанной литературе. Я очень резко против института жречества, посредничества между человеком и Богом. Я убежден, что если Богу надо, он может связываться с человеком напрямую, а посредник не нужен, поэтому я отрицаю и таинства, и священников и т. д. Я не вижу этих минусов в иудаизме, исламе, но там есть много чего другого – излишняя формализованность, придуманные людьми ограничения, которые к Богу тоже не имеют никакого отношения. А не монотеистические религии я как-то вообще не воспринимаю, потому что верю в единого Творца, и считаю, что все остальное – человеческие заблуждения. Тем более, что я сторонник теории, что монотеизм – первоначальная религия человечества и лишь недоучившиеся, необразованные, неумные люди могут различные символы единого Божества превращать в различных богов.

– Но ведь в масонстве тоже есть ритуалы, ландмарки, то есть своего рода ограничения, в чем на ваш взгляд отличие?

– Отличие в том, что в масонстве нет формализации и ограничений по вертикали, а только по горизонтали: ритуал – это то, что связывает людей между собой, для создания структуры ритуал очень полезен, но для общения с Богом он не нужен.

– А как другие братья относятся к вашему общению с немасонскими эзотерическими группами?

– По-разному: кто-то одобряет, кто-то нет, но на мой личный выбор никто не имеет права влиять и никто не влияет.

– Был ли у вас какой-то учитель, особенно сильно повлиявший на вашу духовную жизнь?

– Нет, на мой выбор никто не влиял абсолютно, это был мой личный бзик, который я реализовал сам. В Штатах был человек, который был типичным американским масоном, рассматривал это как клуб богатых пенсионеров, как социальное явление, но просто мы с ним дружили, даже не на особо близком уровне, я ему помогал сориентироваться и спланировать дела в Москве, потому что он собирался в поездку сюда на несколько месяцев, а он мне просто дал рекомендацию, потом он меня ввел туда, выплатил мои взносы за год, короче говоря, обеспечил вступление в масонство, но что он был моим учителем, я сказать не могу, хотя очень ему благодарен. Был еще один человек, очень интеллектуальный, там, в Штатах, но мы с ним мало общались. И здесь, в России, тоже нет такого человека. Есть несколько людей, которых я уважаю: в частности я лично знаком с А. И. Серковым, очень ценю его книги, мы много с ним общались о масонстве. Сейчас на меня тоже никто не влияет, хотя я очень хорошо общаюсь с Мастером нашей ложи Устава Мемфиса-Мицраима, тоже историком – он не сильно старше меня, поэтому я тоже психологически не могу назвать его моим учителем, но я от него набираюсь довольно многими интересными вещами. Я вообще индивидуалист и социофоб, поэтому мне еще и очень трудно общаться с другими.

– Есть ли у вас ученики?

– Нет, хотя мне иногда приписывают желание считаться учителем. Я стараюсь все это воспринимать с иронией и, поскольку я социофоб, стараться сдерживать негативную реакцию. Но есть на самом деле такие люди, которые говорят, что вступали в организацию, начитавшись моих статей, за счет участия в форумах разных, где я фигурировал. Я это, в принципе, допускаю, потому что на данный момент я самый широко представленный в Интернете масон, а молодежь – она, во-первых восприимчивая, а во-вторых, активно пользуется интернетом, поэтому действительно, кое-кто за счет моих материалов мог состояться. Я с радостью им помогаю, если есть конкретные вопросы. Но нести ответственности за них я не могу.

– Если у вас будут дети, хотели бы вы им передать свой духовный опыт, опыт участия в жизни эзотерического сообщества?

– Естественно! Хотел бы. Только я отлично отдаю себе отчет в том, что дети очень редко идут по стопам своих родителей, а принуждать их к чему-либо я бы абсолютно не хотел, потому что хочу, чтобы они воспринимали меня больше как отца, чем как наставника.

– Поскольку вы перешли из одного масонского устава в другой, можно ли говорить, что в ваших отношениях с организацией, в которой вы состоите, был период кризиса?

– Да, довольно-таки долговременный.

– Чем он был вызван?

– Профанацией жуткой. Просто с 2000 г. и где-то до 2005 г. в ВЛР были постоянные конфликты, постоянная ругань и свары, и жалобы друг на друга. Ну, это все создавало отвратительную атмосферу. Кроме того, там были совершенно непрозрачные финансы, постоянная ложь была со стороны руководства простым членам и даже офицерам. В результате в 2005 г. произошел раскол, появилось две ВЛР, два года эта ситуация была шаткой. Потом международные инстанции – великие ложи Англии, Франции, Штатов – объединились, создали третейский суд, правильной ложей была признана та, которую возглавил Богданов, и мы из этого союза вышли.

– Какова была ваша роль в этой кризисной ситуации?

– Поначалу мы пытались довольно активно влиять на ситуацию, пытались отделить от ВЛР тех людей, которые проявили себя не с лучшей стороны, нейтрализовать их влияние, но у нас ничего не вышло, потому что с той стороны был большой административный ресурс, финансовый ресурс и опять же знакомства, потому что в масонстве даже на уровне международной масонской политики все это в основном личные знакомства. В итоге революции мы не совершили, оказались в положении подавленных бунтовщиков, ну и в итоге вышли из организации.

– Вернемся к вопросу о том, как масонство повлияло на вашу жизнь? Какие изменения произошли лично с вами за те 17 лет, что вы в масонстве?

– Ну, во-первых, я проникся идеей и чувством традиции, стал чувствовать какой-то свой собственный долг относительно распространения и передачи. Какого-то особого знания эта традиция не дает, но дает чувство причастности большому и важному делу. Ну а кроме того, лично я тоже поменялся, потому что меня вступление в орден застало в переломный период двадцатилетия, и я думаю, что без масонства я бы стал другим человеком. Потому что такие примитивные слова как терпимость, тяга к знанию, – все это масонство у меня усилило, потому что предоставило площадку для развития этого всего. Новых личностных качеств, правда, я думаю, у меня не появилось, но имеющиеся развились, а могли бы и не развиться вне масонства, и думаю, многие масоны ощущают эту помощь в саморазвитии.

– Как повлияло ваше членство в эзотерическом сообществе на семейную жизнь?

– Никак. На семейную жизнь это влияет чаще всего только в одном смысле: жены ругают мужей за то, что они часто отсутствуют по вечерам. Это, правда, компенсируется тем, что жен приглашают на все банкеты и пикники. А так – не сильно влияет, если только жена не входит в какую-то оккультную организацию, в которой ты состоишь.

– А как обстоит дело в вашем случае?

– С первой женой у меня в этом плане абсолютно не было общих интересов. Но она имела склонности к светской жизни, в банкетах с удовольствием участвовала и моей масонской компании была всегда рада. А вторая жена уже больше интересуется эзотерическими материями.

– Можно ли сказать, что после вступления в масонство изменились отношения со значимыми для вас людьми (родственники, друзья, коллеги)?

– Да нет, вряд ли. Это сугубо моя собственная жизнь, правда у меня сейчас фактически нет близких друзей за пределами масонства, по естественным причинам. И раньше их было не так много, не больше десятка, но они все эмигрировали или умерли к данному моменту, есть еще один одноклассник, с которым мы близко общаемся, а все остальные – это масоны. А родители у меня абсолютно замечательные, они всегда уважали мой выбор, они с интересом слушают, что я им рассказываю про свои эзотерические дела, но как слушатели, как любящие родители, не более того.

– Можно ли сказать, что масонство сыграло какую-то роль в вашей социализации? Вы назвали себя социофобом и говорили о проблемах при общении с людьми, масонство вам в этом плане помогло?

– Да, конечно, но во многом это естественный процесс – просто очень много работы в организации, и не остается времени на общение за пределами масонских кругов.

– Существует ли конфликт между эзотерической и экзотерической составляющей вашей жизни? Можете ли вы выделить проблемы, которые возникают при совмещении этих двух сторон вашей жизни?

– Нет, такого конфликта нет. Есть конечно тайная часть ритуальной работы в ложе, это даже больше относится к мартинизму как более практическому духовному учению, чем масонство, которое, в свою очередь, – более внешнее. Но конфликта я не вижу, потому что у меня всегда есть возможность сказать человеку «нет» и не говорить с ним на какие-то темы. Есть вещи, которыми я, напротив, очень хочу поделиться, вот прямо не терпится, тогда я все равно о них говорю, но непрямыми путями, какими-то намеками.

– На ваш взгляд, можно ли говорить о разграничении истинного и ложного эзотеризма?

– Нет, категорически нет, об этом может судить только Бог, а я о путях других людей судить не могу. Возьмите какого-нибудь картинного сатаниста или шестнадцатилетнего гота, который режет кошек на кладбище. А кто мне гарантирует и докажет, что в нем нет искры Божьей, что в нем нет чего-то истинного просто потому, что он ушел в сторону, начитавшись книжек Лавея? Ну отбросит он со временем все это, да и проявится в нем истинный принцип.

– Есть ли что-то в масонстве, что вас отталкивает? Ритуальная составляющая, иерархия, отношения с наставниками и руководством, может быть?

– Нет, ритуалы я очень люблю, в масонстве они очень красивые. Иерархия в масонстве очень относительная на самом деле. Ведь она там не дает никаких особых прав в отношении управления жизнью людей и является в значительной степени тоже ритуальной, церемониальной. Мне все это нравится – традиционность, ритуальность, поэтому конфликтов в этом смысле не было.

– Можно ли сказать, что на вашем личном масонском пути были какие-то ошибки, провалы, сложности, трудности?

– Это скорее ровная дорога.

– Как вы представляете ваше участие в эзотерическом сообществе и ваш собственный путь в ближайшие 2—3 года?

– Ну, у нас сейчас очень бурная, активная жизнь, мы развиваем наше новое послушание, за один год мы продвинулись очень далеко. Мы начинали с ложи 7 человек, а за год мы выросли до 18, есть тесные контакты с французским центром нашего послушания, мы собираем 2 раза в месяц в полном составе работы в ложе, что показывает, что группа у нас именно сплоченная, а это и есть то, к чему мы стремились. Масонство отрицает индивидуальное посвящение: человек не может быть масоном вне ложи, он должен участвовать в ее работах постоянно, и не за патенты, а за идею. Этот год показал, что перспективы у нас огромные, в следующем году мы откроем еще одну ложу, так что все очень радужно.

***

– Чем в принципе вас привлекают эзотерические учения по сравнению, скажем, с другими типами мировоззрения – философией, наукой, религией? Как вы понимаете вообще, что такое эзотеризм?

– Фактически любое из перечисленных мировоззрений сопряжено с собственными догмами (масонство тоже, но меньше). Масонство предлагает наибольшую свободу, если мерить лично моими мерками. Эзотерика же вообще всегда старалась примирить научное мировоззрение с религиозным (я считаю, что именно в этом ее суть), а мне близка и идея примирения, и идея осознанного постижения незримого мира (НЕ вера). В общем, мне кажется, что здесь наличествует синтез всего, что есть в науке, религии и соответствующих группах людей, и люди – тоже с более широкими взглядами и кругозором. Не в обиду никому, но я полагаю то, что сейчас называют философией, скорее чем-то вроде Каббалы Лайтмана или современных методик психотерапии – придумыванием науки на ходу путем создания бесконечного множества новых терминов и выстраивания их в конкурирующие системы – системы терминов для обозначения терминов и ради самих терминов, где суть уже давно потерялась. А поиск целостного мировоззрения мне видится более актуальным именно в эзотерической среде. С моей точки зрения, это именно то, что называлось философией в древности.

– В интернетах иногда некоторые товарищи, страдающие ПГМ, называют масонство сектой. Что бы вы им ответили? Чем масонство отличается от секты (видимо, имеются ввиду секты тоталитарные)? Можно ли говорить, что в каком-то смысле масонство – это тоже секта?

– Секта – не секта, если она не откололась от целого. Любая религия для меня – секта, т. к. от чего-то более раннего да произошла, а на голом месте не возникала ни одна. Но масонство – не религия, а значит, не секта. У него действительно нет своей теологии. Если возникают попытки создать ее (например, иногда на масонских форумах поднимаются темы про ипостаси, лики и атрибуты Великого Архитектора), то оно ничем не будет отличаться от стандартной секты (и я там это всегда пишу). То же самое случается при повышенном внимании к тем или иным его догматам. Например, ВЛР не считает важным ничто, кроме признания Англией. Это сформировало в ВЛР мономанию, и можно уже говорить, что это секта, т. к. они ради этого догмата наплевали на все прочие (атмосфера братства, законность учреждения, уголовная безупречность, отказ от политической вовлеченности и пр. ) Тут дело как и везде – в чувстве меры. А так многие атрибуты секты, конечно, есть – свои ритуалы, свои «священнослужители», свои авторитеты в вопросах «учения», замкнутость и пр. Само масонство не подразумевает формирования секты, но даже А. Пятигорский полагает, что все основания его таковой считать есть (он уверен в наличии у масонства собственной религиозной доктрины, я так не считаю).

– Вы ранее упоминали, что также являетесь членом мартинистского ордена: а) вы можете немного подробнее пояснить, что он из себя представляет на данный момент у нас в России, о каком именно ордене идет речь, б) как совмещается ваше членство в нем и в Мемфисе (такое двойное членство не запрещено? нет конфликта между этими

органиазациями? ); в) вы также сказали, что мартинизм – это более внутреннее по сравнению с масонством учение, ориентированное на духовную практику. Идет ли речь в вашем случае о каких-то конкретных практиках и техниках? Если да, то о каких?

– Это орден АМО (Ancient Martinist Order), родом из США, составлен из носителей преемственности разных линий, относительно молодой, работает активно с 2000 г., имеет отделения в США, Бразилии, Аргентине, нескольких малых странах Латинской Америки и в ряде стран Восточной Европы. С 2006 г. – и в России. В мартинизме преемственность идет по личной линии, а не по организационной – рукоположения от Мартинеса Паскуалиса, Сен-Мартена и Папюса с Брико – в разное время в разных странах. Мартинисты могут объединяться в ордена, а могут и сами по себе существовать, это не так принципиально, как в масонстве, например.

Во всем мире эти две организации на 70% пересекаются. Папюс был, например, членом или основателем 8 организаций разного рода (Гностическая церковь, мартинизм, Мемфис-Мицраим, розакрест разных деноминаций, Орден лилии и Грааля и др. ). Это вопрос наличия времени (собрания), денег (взносы и облачение) и желания. Разные традиции идут к одной истине разными путями, это аксиома, но здесь нет принципа конфессий – здесь можно состоять повсюду одновременно. Бывает, что они враждуют между собой, но с нашими французскими братьями по масонству у нас, например, ноль конфликтов, несмотря на то, что они принадлежат также и к французскому Ordre Martiniste Traditionelle, который на официальном уровне не одобряет наш АМО. Посвящение же никто с нас уже не снимет.

– Можете ли вы представить ситуацию, когда захотите покинуть орден навсегда? Что для этого должно произойти?

– Раз десять принимал такое решение, но не ушел. Раздражали свары и склоки. В конечном итоге поучаствовал в масштабном расколе, а теперь принял участие в создании чего-то своего и нового. К тому же всегда значимость самого предприятия перевешивала понимание несовершенства людей, из которых предприятие состоит.

– Есть ли что-то в той ложе, где вы состоите, что вы бы хотели исправить, изменить, улучшить?

– В той, в которой я сейчас – ничего. Всё идет просто идеально, боюсь сглазить. Очень боюсь, что можем заболеть традиционной болезнью всех российских послушаний и всей Восточной Европы: стремлением как можно скорее получить все высшие степени, набрать все равно кого, но побольше, открыть великую ложу, всем раздать посты и красивые цепи на шею и начать спешно раскалываться из-за конфликтов за должности. Это прошли ВСЕ страны Восточной Европы плюс Греция, Италия и Андорра только за последние 10 лет. Never more, как говорил Ворон.

– Чтобы вы поделали человеку, вступающему в масонство или желающему вступить в масонскую ложу?

– Сто раз подумать. Я всегда говорю: нужно быть готовым к тому, что это ничего не изменит в жизни. Посвящение происходит внутри, и если не произошло, то не судьба, значит. Это как в «Маятнике Фуко» в главе про умбанду – там подругу главного героя «накрывает», хотя она этого не хотела, а шведка, 3 часа пляшущая в центре зала, изо всех сил ищущая единения с духами и корчащаяся, не получает ничего и только устает.