Текст книги "Я убью тебя, менеджер"

Глава шестнадцатая

Поднимаясь по эскалатору, я уже заранее высматривал прогалины в плотной толпе пассажиров, чтобы в два прыжка обогнать неторопливую популяцию дневных пользователей метро и, выскочив из вестибюля станции, пересечь Невский проспект и уже через пару минут оказаться в редакции.

Но фокус не удался – у самых дверей станции меня жестом остановил невысокий, но круглый и пузатенький капитан милиции. Он вежливо приложил руку к козырьку фуражки и сказал:

– Кптн Гргргркин. Ваши документы.

Я мысленно чертыхнулся, но спорить не стал и начал лихорадочно рыться в карманах куртки, а потом и пиджака. В куртке ничего найти не удалось, а в пиджаке всегда лежала карточка аккредитации в городской парламент – она была очень хорошо сделана, с цветной фотографией и множеством грозных надписей вроде «Правительство Санкт-Петербурга», «Законодательное собрание Санкт-Петербурга», а также «Пресса». Эту карточку я и вручил капитану, спокойно наблюдавшему за моей суетой.

Карточку он изучил обстоятельно, со всех сторон, но потом, зажав ее в большой ладони, неодобрительно сказал:

– Паспорт почему не носим с собой? Это ж фигня, а не документ. Документ у нас в России один – паспорт.

Я посмотрел ему в лицо и начал медленно выдыхать через нос, мысленно отсчитывая цифры. На счете семь он вернул мне карточку и, снова вежливо приложив руку к козырьку фуражки, попрощался:

– Всего хорошего. Впредь, выходя из дома, не забывайте паспорт.

Я забрал карту аккредитации и молча понесся на выход. У меня, конечно, было несколько мыслей насчет этой идиотской проверки, но реализовывать их было просто некогда.

В свое время я специально изучал статистику ГУВД, чтобы понять, как много смысла в подобных акциях. Выяснилось, что смысла нет вообще – не попадаются в метро террористы, как их ни ищут.

Да и писали об этом мои коллеги тысячу раз. «Впрочем, есть ли вообще смысл хоть что-то писать в этом городе?» – злобно подумал я, встав на краю тротуара и глядя на бесконечную череду автомобилей, пересекающих переход на Невском возле площади Восстания. Пиши не пиши, они будут делать так, как им удобно. Или ничего не делать, потому что им так еще удобнее.

– Давно стоим? – спросил я у мужика с чемоданом, с вожделением поглядывающего на ту сторону проспекта, где располагался, помимо прочего, и Московский вокзал.

– Охренеть, сколько уже стоим! – сам изумился он, повернув ко мне озабоченное лицо. – Сломался небось светофор? – крикнул он в толпу и начал продвигаться к переходу, аккуратно, но твердо раздвигая собравшихся людей.

– Пошли уже! Сколько стоять-то можно! – раздались в толпе нервные выкрики, и вся эта масса людей, не меньше сотни человек, вдруг потекла по переходу, отжимая нервно сигналившие автомашины от пешеходной «зебры».

Я подумал, что здесь мои коллеги телевизионщики могли бы сделать классный сюжет, наглядно продемонстрировав всю тупость руководителей местного ГИБДД. Но ведь никто из телевизионщиков даже не почешется, пока не вернется господин главный редактор с планерки в Смольном, где ему объяснят, как надо правильно освещать открытие очередного навозоперерабатывающего совместного предприятия, которое будет выдавать на-гора миллион сушеных коровьих лепешек в год, обеспечивая все потребности региона в этом продукте. При чем тут безопасность горожан? Ведь про нее на планерке ничего сказано не будет. А своих мозгов у российских тележурналистов, как известно, нет, поэтому они их арендуют в федеральных, а чаще – в региональных администрациях, в ответ расплачиваясь печенью.

Очень кстати получилось, что все эти мысли я обдумывал, двигаясь строго в центре наглой толпы пешеходов, форсирующих на красный свет главный проспект культурной столицы Европы. Потому что в эту толпу на немалой скорости вдруг врезался здоровенный джип, выруливший со Старо-Невского проспекта.

Немедленно поднялся общий крик, люди вокруг засуетились, но, когда я осмотрелся вокруг, понял, как нам всем здорово повезло, – джип только поддел бампером нескольких пешеходов, но наехать на них не успел, затормозив в самый последний момент.

«Молодец водитель», – подумал я, продвигаясь к джипу, чтобы разглядеть того, кто сидел за рулем, но люди вокруг думали иначе:

– Ты что, чурка долбаная, охренел, в натуре? – Крепко сбитый мужик в армейской кожаной куртке, с дипломатом в руках подошел к джипу, положил дипломат на капот машины и потянул за дверцу со стороны водителя. Водитель, темноволосый мужчина лет пятидесяти, молча смотрел на него, ничего не предпринимая.

– Закрылся, сука, – констатировал военный, оглядываясь по сторонам в поисках поддержки. Народ вокруг глухо заворчал:

– Вытащить и грохнуть пидараса!

– Творят, что хотят!

– Охренели вообще, черножопые!

К тому времени на ноги встали все, кого джип коснулся своим бампером. Я посмотрел вокруг, но ни крови, ни, тем более, сломанных конечностей у пострадавших видно не было.

«Повезло», – подумал я, но это было неверное мнение.

– Гаечный ключ бы, – с надеждой сказал военный, повернувшись к людям. – Стекло расфигачить, дальше чуркан сам вылезет, – объяснил он собравшимся свой замысел.

В это время на дороге, небрежно расталкивая людей, показался офицер ГИБДД, выбравшийся из поста, расположенного буквально над злополучным переходом, в жилом доме на той стороне Невского.

– Так, граждане, чего стоим? – спрашивал этот идиот, продвигаясь к джипу.

Я подумал, что было бы очень справедливо, если бы возмущенные граждане набили морду истинному виновнику происшествия. Поэтому я поднял руки вверх, для привлечения внимания, и громко сказал:

– Граждане! Вот этот человек, – я показал на гаишника, чтобы ни у кого не осталось сомнений, – в течение двадцати минут не включал вам зеленый свет, дожидаясь, пока вы своими телами не закроете Невский. Чурка на джипе ехал на зеленый, а вы шли на красный. Так что виноват не чурка, а вот этот козел, – и я еще раз показал на козла в форме, чтобы у собравшихся наступила полная ясность в последовательности событий.

– Ты сам – чурка черножопая, ты чего несешь, падла? – заголосил на меня гаишник, отступая назад, но было поздно. Его обступили возбужденные граждане, и военный в кожанке первым ударил офицера в челюсть – видно было, ему все равно, кого бить, лишь бы бить и чтоб по-взрослому, без лишних предисловий.

Мне тоже вдруг захотелось двинуть гаишнику пару раз, но толпа совершенно закрыла его, сплотившись в плотную колыхающуюся массу, из которой доносились сочные шлепки, отрывистые матерные восклицания экзекуторов и уже даже не крик, а визг гаишника.

Я бросил взгляд на водителя джипа. Тот успел открыть дверцу машины и как раз выбирался наружу, и я увидел перед собой невысокого, но коренастого кавказца в неожиданно строгом деловом костюме и даже в модном галстуке.

– Подожди, люди добрый! Россияне, не спеши! Дай мне тоже этот свинья ударить! – Кавказец умело ввинтился в толпу, и из эпицентра событий тут же послышались уже намного более сочные и увесистые плюхи, а гаишник завизжал с утроенной силой, буквально как поросенок, из которого вздумали сделать окорок.

Я подумал, что буду тут лишним, и торопливо, не оглядываясь, зашагал по переходу через Невский проспект, парализованный толпой наконец-то взбесившихся пешеходов.

Когда я ввалился к себе в кабинет, у меня было такое счастливое лицо, что Марта даже встала со своего кресла, чтобы осмотреть меня со всех сторон и разгадать причины моей неожиданной радости.

То, что потом рассказала мне Марта, подтвердило мои худшие опасения. Американка действительно обещала кучу денег, но вовсе не за тексты, уже опубликованные в журнале. Мадам явилась к нам из какой-то нью-йоркской телекомпании с длинным и потому незапоминающимся названием, и задача, поставленная перед мадам ее собственным начальством, была такова – снять телесериал о новых способах бизнеса, практикующихся нынче в России, а также о невероятных развлечениях бизнес-элиты нашей страны. В качестве основы для сериала было решено взять две рубрики журнала «Интершум»: мои «Поле чудес» и «Отдых», – за что Мише как редактору предполагалась выплата в сто тысяч долларов, мне как автору семьдесят, а самому журналу, чтобы не возникали акционеры, аж тридцать тысяч.

Но все это счастье ожидалось только в одном случае – если на самом деле будет снят сериал, с реальными героями и достоверным антуражем.

– А эта тетка знает, что все истории я выдумал? – первым делом спросил я Марту, когда угнездился за своим столом.

– Ты совсем дурак, что ли? – огорчилась за меня Марта. – Разумеется, нет. Она уверена, что все настоящее. Фантазеров у них и в Голливуде хватает. Ей велено снять документальный сериал. И финансирование она получила под реальные съемки.

Я помолчал, совершенно потерявшись. Марта тоже замолчала, но я не выдержал первым:

– Если ей нужны настоящие истории, как можно вытрясти из нее такие деньги?

Марта выбралась из-за своего стола, не в силах от переполнявших ее эмоций сидеть на месте, потом подошла ко мне вплотную и, выразительно постучав себя по голове сразу двумя руками, сказала:

– За такие деньги мы с Мишей поможем ей снять настоящие истории. По твоим фантастическим рассказкам. А ты поможешь нам. Или ты не хочешь заработать свои семьдесят штук?

Возбуждение Марты передалось и мне. Я тоже встал и подошел к Марте поближе, чтобы можно было взять ее за руку.

– Марта, – нежно сказал я, таки взяв ее левую ладошку в свои ладони и подтянув ее руку поближе к своей груди. – Ты что, правда не понимаешь? Я же придумал все эти истории! Моих персонажей на самом деле нет! Ни в Москве, ни в Хабаровске, ни в Урюпинске! Кого вы с Мишей собираетесь снимать на видео?

Марта вырвала свою руку из моей и с видимым раздражением ответила:

– Мы наймем десяток-другой студентов Театральной академии, арендуем нужные помещения и снимем все как надо. Эта штатовская баба, Мария Камминг, оплачивает расходы, так что мы ничего не теряем. Зато потом, после приемки снятых материалов, мы все получим неплохой куш в качестве гонорара.

До меня вдруг дошло, что Марта тоже решила заработать в этом проекте, и я догадливо завопил:

– A-а, так ты здесь тоже заработаешь!

– Ну да, – небрежно обронила Марта. – Мы с Мишей договорились распилить его долю пополам. Так что из нас троих тебе обломится больше всех. Понял наконец, обезьяна нечесаная?

– Понял я все, понял, – пробормотал я, возвращаясь к себе за стол.

Марта тоже вернулась к себе и уже оттуда небрежно бросила:

– Можешь, кстати, включить телефон. Я из него провод выдернула, очень сегодня доставали твои безумные читатели. Уже ответь им, что ли! В конце концов, сколько можно мучить людей таким откровенным равнодушием к их проблемам?

Я воткнул провод в розетку, и телефон действительно ожил, но звонил вовсе не читатель – это был адвокат, который радостно, как будто выиграл процесс, сообщил мне, что ему удалось перенести заседание суда во второй инстанции аж на две недели.

– А это хорошо? – спросил я недоуменно. – Может, лучше представить суду все наши доказательства?

– Иван Леопольдович, я же вам уже предлагал – несите в суд справку, что никаких торсионных полей нет. Не принесете? Ну вот, а раз так, то лучшей защитой будет затягивание процесса – может, им это надоест и они отвяжутся от нас.

Вспомнив бесцветные глазки наемных убийц из гильдии пельменных адвокатов, я убежденно ответил:

– Эти не отвяжутся.

Адвокат вздохнул и согласился:

– Честно говоря, я и сам так думаю.

Глава семнадцатая

Авария Камминг оказалась высокой и широкоплечей, но при этом симпатичной женщиной, с четкими, выразительными глазами, мягкими, чуть выпирающими скулами и милой улыбкой, единственным недостатком которой было то, что эта улыбка никогда не выключалась.

Еще эта женщина оказалась чернокожей, причем много темнее, чем я, и это обстоятельство при первом знакомстве отчего-то удивило меня больше всего. Впрочем, тетка она оказалась нормальная, и мы с ней сразу поладили, успев даже пару раз за минувшую неделю пропустить по рюмке водки.

– Хелоу, Иван, – улыбаясь точь-в-точь как акула в рекламе зубной пасты, приветствовала меня Мария Камминг, едва я вошел в приемную к Мише Болтянскому на очередное совещание, посвященное дальнейшим съемкам.

Первые две серии «Поля чудес», про самопальную «продажную» газету и про стирку долларов, мы сняли всего за три дня, причем сняли практически без проблем, и я уже было опрометчиво решил, что проблем и в самом деле никогда не будет, а еще до конца года я стану обладателем целой кучи денег, которую еще даже не придумал как потрачу. Макет «продажной газеты» и ее наполнение сочинил я на пару с Жорой Ляпиным, и Жора за сотню долларов согласился сыграть роль редактора-коммерсанта. Это оказалось так просто, что нам почти не понадобились подставные заказчики из числа студентов, пригнанных Мартой на заработки, – к машине, где сидел Жора с рекламой своей самопальной газеты, подходили с реальными заказами совершенно посторонние люди и с восторгом совали деньги, узнав, что в этот выходной в парке ЦПКиО можно не только купить мороженое, но и получить газету с фотографией и историей про себя любимого.

Тема про стирку долларов оказалась еще проще – арендованный на день ларек, как быстро оказалось, и без того являлся точкой нелегального обмена валюты, а заодно и местом скупки краденого, так что нам еще пришлось отбрыкиваться от незамысловатых предложений разных мутных личностей.

Увы, тему третьей серии «Поля чудес» Мария неожиданно отменила и решила отснять пару серий «Отдыха», причем, вместо отобранных нами довольно простеньких для съемок историй о казино и ресторанах, мертвой хваткой вцепилась в сюжет про бизнесмена, который променял свой джип на лошадь, а вторым выбрала историю про кидальщиков видеотехники.

Это были абсолютно нереализуемые желания, но говорить об этом вслух, разумеется, не стоило.

– Иван, я с большим удовольствием знакомиться с вашим текстом про лошадь. Но почему мы второй день не можем снимать про это фильм? – укоряла меня Мария на довольно сносном русском языке. Она, как быстро выяснилось, вообще была полиглотом и помимо русского знала еще с пяток европейских языков и парочку азиатских в придачу.

– Мария, – разводил я в ответ руками. – Этот бизнесмен на лошади не желает участвовать в съемках.

– Вы предлагали ему деньги? Ведь его время будет возмещено. Почему вы не можете убедить этого человека сделать шаги нам навстречу? В конце концов, снимайте скрытой камерой. Или давайте я сама с ним буду разговаривать. Сообщите мне его телефон, и я все улажу. – Мария требовательно постучала по столу тонким коричневым пальцем, и я понял, что никакие возражения больше приниматься не будут.

На этот случай у меня уже был приготовлен мобильный телефон Васильева, которого я не без труда убедил поучаствовать в нашей авантюре. Но у нас еще не было лошади, офиса бизнесмена, целого штата наемных служащих, хотя бы узнающих в лицо своего новоявленного хозяина, а главное – коллег-бизнесменов, непринужденно комментирующих в камеру неожиданную забаву приятеля. И все эти люди должны были соответственно выглядеть и говорить, чего на самом деле было добиться труднее всего. Между нами говоря, все эти студенты Театральной академии на самом деле оказались такими напыщенными и безнадежными идиотами, что я просто диву давался. Любой шимпанзе по сравнению с большинством из них – Эдди Мэрфи.

Телефон Васильева Мария от меня получила и тут же перезвонила по нему, но Валера, как мы и договаривались, на первый контакт сразу не пошел, а перенес встречу на завтрашний день. Мария расстроилась и решила по этому случаю закончить на сегодня с работой, отправившись в отель то ли спать, то пить, – она не очень внятно выразилась, а уточнять я не стал.

Оставшись втроем, мы уставились друг на друга в ожидании гениальных предложений по выходу из пиковой ситуации.

– Если бы кое-кто поменьше бы врал в своих текстах, нам бы не пришлось сейчас мозгами скрипеть, – неожиданно обвинил меня Миша, усевшись на свой огромный редакторский стол сверху и нервно болтая ногами в коричнево-ржавых брюках и ярко-сиреневых туфлях. Как я уже замечал, вкусы в одежде у него были весьма своеобразные.

Я уныло промолчал, а Марта вернула разговор в конструктивное русло:

– Давайте говорить только по делу. Сколько можно вытряхнуть из Камминг на съемку этого сюжета?

– Поверх стандартной штуки? Нисколько, – категорично отрезал Миша, для большей убедительности постучав носком туфли по ножке стола. – Она же смету заранее утвердила, ей нельзя превышать расходы, иначе их потом у нее же из зарплаты вычтут. Это же Америка, там все строго.

Марта повернулась ко мне:

– И какой у нас баланс?

Я достал свой ежедневник, раскрыл его на вчерашнем дне и зачитал безрадостный списочек:

– Аренда офиса с мебелью – не меньше, чем на неделю, – пятьсот баксов. Аренда коттеджа в Озерках – триста за день. Три сотрудника, студенты по пятьдесят баксов в день, итого сто пятьдесят, если уложимся в один день. Лошадь спокойная, со всеми причиндалами – аренда минимум сто баксов в день, причем там, в Сестрорецкой конюшне, еще кочевряжатся и хотят больше, а других конюшен я не знаю. Точки проезда: со скрипом согласились приглядеть за лошадью на парковке только охранники ИКЕА, а нам нужно как минимум еще одно казино, кинотеатр или ресторан. Пока все отказываются, да и в ИКЕА охранники тоже скоро откажутся, если предоплату не занесем – по сто баксов в рыло, а их там четверо. Плюс Валерке я обещал гонорар, двести за все сразу. И, конечно, оператору, Игорю Берутли, сто за съемочный день. Итого: тысяча семьсот пятьдесят долларов, если уложимся в один день. Но в один день такой сюжет мы точно не уложим, даже если все пойдет по плану, а так тоже не бывает, сами знаете. Плюс у Валерки нет приличного костюма, приличной обуви и приличной мобильной трубы. Плюс надо будет оплатить его счета в ресторанах и покупки в магазинах – он же должен будет там хоть что-нибудь купить для реалистичности?

– Кому бы говорить о реалистичности, только не тебе, трепло позорное, – немедленно огрызнулся Миша.

– Миша, – вступилась за меня Маша, – ты радуйся, что Валера у нас на лошади кататься будет. А если бы Ваня в своих фантазиях посадил его на бегемота, каково бы нам сейчас было? Ваня, почем нынче аренда бегемота за день?

– Фантазию про бегемота я бы в печать не пропустил, – сурово отрезал Миша.

Я подумал, что, когда поджимало время, он в печать пропускал и не такое, но вслух ничего говорить не стал, надоело мне с ним ругаться.

Марта забрала у меня еженедельник и, задумчиво поглядывая в мои каракули, принялась куда-то звонить.

– Алло, Ксюша? Привет, родная. У меня к тебе дело. Да нет, не сержусь. Да я уже забыла давно. Нет, говорю же – у меня деловой разговор. Ох, Ксюха, как ты меня утомляешь. Ты сразу скажи, поможешь мне или нет? Вот это другое дело. Мне нужен твой офис на один день. Точнее, в этом офисе надо снять на видео одного мужика, будто он там у вас хозяин. Нет, не псих. Нет, не маньяк. Но приедет на работу на лошади – у тебя там парковка по-прежнему такая же красивая, как и была? Почему псих? Так, я не понимаю – ты мне поможешь? Ну вот и отлично. Умница. Ладно-ладно, сейчас подъеду, все толком расскажу. Чмок.

Марта оторвалась от трубки и некоторое время молча смотрела на нее, а потом несколько раз встряхнула коротко стриженной головой, отгоняя какие-то непрошеные воспоминания.

– Будет у нас офис на халяву, – сказала она гордо. – Вычеркивай пять сотен. А, нет, даже шестьсот пятьдесят вычеркивай – студенты тоже будут не нужны, там Ксюха со своим персоналом поработает.

Я забрал у нее свой еженедельник, чтобы посмотреть, что у нас получится в остатке. Превышение составляло всего сотню, и Миша со вздохом достал ее из своего кармана и с еще более протяжным вздохом отдал ее мне. Тысячу долларов на эту съемку я еще раньше получил у Камминг без всяких сопроводительных звуков.

Марта встала:

– Я поехала договариваться. Если Ксюха скажет «да», давайте сразу завтра все и провернем. Звони своему менту, пусть на завтра день освобождает. Кстати, – она вдруг замерла в дверях, – а у тебя, в твоей экономической эротической фантазии, этот хмырь на лошади, он чем занимался? У Ксюхи туристическая фирма, и изображать что-нибудь другое в своем офисе она точно не позволит.

Чем занимался мой герой, я не помнил совершенно и потому вопросительно посмотрел на Мишу, но тот в ответ тоже недоуменно пожал плечами. Пришлось нам рыться в подшивке журналов, валявшихся на журнальном столике кабинета. Текст мы изучали, стоя плечом к плечу, и все трое одновременно хмыкнули, дочитав до конца. Про конкретный бизнес там, слава богу, не было сказано ни слова, но каждый наверняка подумал о том, как непросто будет снимать сам этот сюжет. Там столько всего наворочено! И чем я думал, когда его писал?

Еще я подумал о том, что лошади, кажется, лягаются. И если нанятое нами животное треснет ножкой хотя бы одну иномарку из тех, что обычно паркуют в центре города, нам придется нелегко.

Потом я представил полковника милиции Васильева, гарцующего на лошади посреди Невского проспекта, и, не удержавшись, начал хихикать, вытирая непрошеные слезы об рукава светлого шерстяного пальто, надетого нынче на Марте по случаю первого осеннего похолодания.

– Не плачь, Иванушка, – пожалела она меня, погладив по головке. – Главное, чтобы твоего мента завтра к работе не припахали.

Представив, как Васильев, опережая дежурный «козелок», прибывает на место происшествия на лошади, я заржал уже в голос, и Миша с Мартой с сочувствием уставились на меня.

– Ты чего это, Иван? – спросили они хором.

– Да вот подумал, что ослик – это было бы еще круче, – ответил я, снова заливаясь идиотским смехом.