Текст книги "Я убью тебя, менеджер"

Закончив писанину, я несколько минут всерьез раздумывал, как мы будем снимать ее на видео, если Камминг приспичит взять в свой фильм именно эту историю, но потом вспомнил, что Мария не любит рассказы про откровенных жуликов – ей подавай игру ума, а не банальное кидалово.

С игрой ума было довольно сложно – честных, но при этом оригинальных способов зарабатывания денег мне давно в голову не приходило. Я обхватил свою глупую башку обеими руками и начал мычать что-то бодротанцевальное, задумчиво разглядывая то грязную клавиатуру, то еще более грязный потолок.

Тут в кабинет вошла Марта и, раздеваясь у своего стола, ехидно спросила:

– «Поле чудес» рожаешь?

– Угу, – ответил я уныло и продолжил медитацию. Марта хмыкнула, стаскивая непослушные сапоги, а переобувшись, подошла ко мне и протянула флешку:

– Посмотри, чем народ на набережной забавляется. Для тебя сюжет. Дарю.

Она присела на краешек стола и смотрела, как я открываю флеш-карту и изучаю свежие фотографии каких-то странных типов в телогрейках и высоких резиновых сапогах, позирующих возле переносного столика с установленным на нем загадочным устройством – то ли кофемолкой, то ли кофеваркой.

– Это миксер. Они живую рыбу в фарш рубают, – начала было объяснять Марта, но тут, на очередной фотке, я заметил огромное объявление «Спаси животное за пятьдесят рублей!» и все немедленно понял.

– Вещь! – признал я, благодарно целуя Марте руку.

– Бери. Сам-то небось до такого бы хрен додумался, – небрежно кивнула мне Марта, отправляясь к себе за стол.

Я опять начал стучать по клавишам, сочиняя десятый, последний сюжет.

«Знаете, почему бухгалтеры в основном – женщины? Потому что их подвесить не за что. А вот бывшего слесаря Металлического завода Максима Рагозина привлечь к аналогичному ответу за практикуемое безобразие можно и нужно. Но пока, увы, сверхоригинальному бизнесу Рагозина никто не мешает.

На набережной Красного Флота, в самом центре Питера, ежедневно появляется неброско одетый гражданин со складным столиком, на который устанавливается прозрачное пластиковое ведерко.

В ведерке плавают три-четыре рыбки, выловленных тут же из Невы. А еще на столе располагается обычный кухонный миксер, работающий от аккумуляторных батареек.

Аттракцион Рагозина называется лаконично и броско: „Спасите жизнь Божьим тварям или отправьте их на небеса!“

Всего за пятьдесят рублей любой желающий может нажать большую красную кнопку, запустив миксер, или, если он отъявленный гуманист, выбросить рыбок обратно в Неву. Народ вокруг толпится десятками, и шелест купюр ласкает слух извращенца ежеминутно.

Для пресечения возможных инцидентов рядом с Максимом дежурит его брательник размером с двухстворчатый шкаф. Он же работает несгораемым сейфом, укладывая деньги в карманы драной телогрейки.

Впрочем, по признанию затейников, серьезных проблем с рукоприкладством у них еще не было:

– Что ты пялишься на нас, как Ленин на буржуазию? – поначалу гневаются братцы. – Гуманист? Так плати полтинник и спасай животину. А за бесплатно иди, тараканов жалей у себя дома.

Скормив душегубам две бутылки пива и пообещав добавки, я получаю исчерпывающее интервью, в ходе которого нараспашку обнажается трепетная и ранимая душа пролетариев, вынужденных подрабатывать таким дьявольским способом исключительно по вине жуликоватого руководства завода, лишившего зарплаты честных работяг.

– Нам с августа должны, понял? А дома дети малые, жрать хотят. Так хоть какую копейку в семью принесем.

Однако, потолкавшись рядом с пару часиков, я пришел к выводу, что жрать малые дети должны, как рота студентов после мешка анаши, – в среднем за час миксер срабатывал раз двадцать. Еще пару раз на набережной раздавалось бульканье, свидетельствующее о неизбывной жалостливости отдельных загадочных русских душ.

Итого 1100 рублей в час, или $300 за световой день! Минус пару сотен деревом за рыбок, которые братцы покупают тут же у местных рыболовов.

Как говаривал Маркс, нет такой Божьей твари, которую не засунет в миксер типичный капиталист за 300 % прибыли.

А у братцев – не меньше 1000 %. На месте бомжей-рыболовов я бы поостерегся там прохаживаться».

Я поставил точку и немедленно позвонил Мише – меня интересовало только одно: есть ли у него сейчас деньги в кассе.

Но Миша озадачил меня совершенно другой коллизией. Он сказал, что в редакции «Интершума» сейчас полно налоговых инспекторов, которые на полном серь-езе пытают его ранимую душу на предмет фамилий и адресов героев наших сюжетов.

Я сказал «ой» и повесил трубку. Ведь совсем забыл про эту дурацкую проблему и так и не придумал ее решения.

– Чего там еще? – спросила Марта, на минутку повернув ко мне встревоженное лицо от экрана своего ноутбука.

Меня вдруг осенило:

– Где твои кретины напыщенные, студенты-театралы? Давай, вызванивай их сюда.

– Для Камминг? – спросила Марта, удивленно подняв брови.

– Да нет. Для столичной налоговой! – ответил я гордо, сам поражаясь буйной наглости своей фантазии.

Глава тридцатая

В субботу Камминг устроила потрясающую истерику – настоящую, по всем правилам, с разбиванием редакционного сервиза и метанием туфель крокодиловой кожи в ставшего необычайно подвижным главного редактора.

Я как раз получал у него гонорар, расположившись в кресле возле бара, и, уложив свои две законные сотни в нагрудный карман пиджака, намеревался просить Мишу открыть заветные дверцы и испить какой-нибудь амброзии. Но я не успел ничего сказать, ибо в кабинет главного редактора «Интершума» влетела Мария, чрезвычайно эффектная в своем черном бархатном платье, обтягивающем ее фигуру столь тщательно, что возникала мысль о напылении, полировке или еще каком-нибудь тюнинге, но никак не банальной одежде.

– Ты обманул меня, белая задница! – выкрикнула первое обвинение Мария, взявши Мишу обеими руками за ворот его цветастой шелковой рубашки и накручивая этот ворот себе на руки так, что Мише ничего не оставалось, как доверчиво приблизить к Марии свое лицо и уныло хлопать пышными ресницами в ожидании неминуемого. – Ты обманул меня! – снова закричала Камминг и с размаху влепила Мише пощечину, от которой тот ушел в реальный нокдаун. Я знаю, что говорю, – удар получился килограммов под сто, таким не то что Мишу, Тайсона свалить можно.

Мне показалось, что я там стал совершенно лишним, поэтому я подскочил в своем кресле и направился к выходу, чувствуя себя настоящим либералом. Как раз накануне Миша говорил мне, критикуя наших доморощенных демократов, что российский либерал – это тот, кто выходит из комнаты, когда там начинается драка.

Вот я и пошел к выходу, ощущая себя от пяток до ушей натуральным, без консервативных примесей и маргинальных пятнышек, либералом.

– Эй, а ты куда, черножопый ублюдок?

Надо сказать, что трезвая Камминг ругается крайне однообразно, развивая исключительно тему задниц подходящих собеседнику цветов. Миша объяснял, что это, скорее всего, связано с ее нескрываемой симпатией к анальному сексу, в чем они с Мишей, кстати, нашли друг друга. Миша жаловался, что ему еще ни разу не удавалось заснуть с ней раньше трех ночи, но, когда он говорил мне все это, робкая тень усталости вдруг покидала его чело, зато появлялось в глазах некое беспокойное оживление, которое сначала вело его к телефону, а потом он и вовсе исчезал, не прощаясь.

– Стой, дрянь! – Камминг, не отпуская Мишин воротник, сделала рывок ко мне, и Мише тоже пришлось сделать несколько шагов, чтобы не лишиться дорогой рубашки.

Я с готовностью поднял руки вверх и ласково улыбнулся им обоим:

– Э-э, Мария, э-э, Миша. Мне кажется, вы решите свои личные проблемы без меня.

Я сделал осторожный шаг к дверям, но Камминг покачала головой и ловким движением фокусника вытащила из ниоткуда листок бумаги с каким-то скучным казенным шрифтом. Потом она отпустила на минутку Мишу, скомкала листок и швырнула его мне в лицо.

Я поймал комок бумаги на лету, развернул, отметив краешком глаз, что Миша тоже с большим интересом следит за моими движениями.

«Сюжет „Магия чисел“, „Интершум N 21“.

Александр Григозуб, Семен Фальштмахер, ООО „Эполет“. Санкт-Петербург.

ЦАБ – нет данных.

ИЦ – нет данных.

ФНС – нет данных».

Я поднял изумленные глаза на Марию – вот тебе и тупая американка из стада тучных нью-йоркских продюсеров. Она, оказывается, проверяет все то, что доступно проверке, – питерских героев моих рубрик. С ума можно сойти! Джеймс Бонд в юбке, Мать Тереза в ревизионной комиссии, Анатолий Чубайс на собрании акционеров.

– Что же ты молчишь, чернозадый гамадрил, не способный оплодотворить даже мертвую макаку? – вычурно обругала меня Мария, обходя кресло так, чтобы перекрыть мне дорогу к дверям.

Я подумал, что и живую макаку оплодотворить вряд ли способен, но, глядя на дрожащие в еле сдерживаемом бешенстве ноздри Марии, признаваться в этом не стал. Вместо этого я сделал озабоченное лицо и сказал:

– Мария! К сожалению, именно эти люди категорически отказались называть свои подлинные имена, и мне, к величайшему сожалению, пришлось их выдумать. Но сюжет настоящий, это правда!

– Пришлось. Выдумать. Имена, – раздельно произнесла Мария, медленно качая головой. – Выдумать имена. Для документального фильма. Для документального фильма телекомпании «Нью-Йорк вижн контекст продакшн энд инкорпорейтид», – добавила она с таким нажимом, что я понял – будет бить.

Поэтому-то я и прыгнул прямо через кресло к вожделенной двери и, пока Мария обегала стол и стойку с дисками, успел открыть дверь и вторым мощным рывком пересек приемную, добравшись до металлической двери офисного коридора, которая один раз в аналогичной ситуации меня уже спасала.

Так что про туфли крокодиловой кожи и летающий сервиз я сам не видел – это мне рассказал Миша несколько часов спустя, когда Камминг ушла, надругавшись над Мишей в самых разнообразных формах, о чем он, впрочем, не стал подробно распространяться.

Мы встретились на квартире у Марты – я, Миша и Берутли. Все очень озабоченные, потому что, по словам Миши, Камминг прямо заявила, что не заплатит нам ни цента, если буквально завтра не увидит этот мой чертов сюжет в Санкт-Петербурге, в реальном воплощении, с реальными персонажами, которые будут совать моим героям настоящие деньги. Она до смерти боялась, что у нее в конторе догадаются о том, что и без того было ясно всем ежам, и русским, и американским, – сюжеты вымышленные, и она знает, что они вымышленные. И вот теперь Камминг хочет увидеть репетицию проверки – для собственного спокойствия, или, что вернее, для видеоотчета, доказывающего, что она невиноватая.

– Что хоть за сюжет? – озабоченно спросила меня Марта, но я только развел руками – столько их было придумано за последние недели, разве все упомнишь. А архива под рукой не было.

– Я помню, – сказал взъерошенный Миша, нервно допивая третий коктейль за последние полчаса. – Там двое мужиков обрабатывают квартиры и машины специальной антисглазной пленкой.

– Какой-какой пленкой? – не поняла Марта.

– Антисглазной, – повторил Миша и с раздражением посмотрел на меня. – Как же ты достал наших читателей своим тупым враньем, Зарубин!

Тут и я вспомнил этот сюжет. Заодно я вспомнил, как Миша хвалил меня за него, называя тогда гениальной фантазией то, что сейчас обозвал тупым враньем.

Камминг дала нам только один шанс выкрутиться – завтра утром она лично прибывает к жилому дому, адрес которого назовет нам по телефону, а затем и мы туда явимся и отработаем тему. В случае неуспеха Камминг отбывает на родину, расплатившись только с акционерами журнала, – их, по каким-то причинам, кинуть было никак нельзя.

Зато в случае удачи нас ожидало, во-первых, завершение съемок и праздничный банкет, а во-вторых, что было много существенней любого банкета, – расплата наличными.

В качестве героев последнего сюжета Камминг назначила Берутли и Мишу – Берутли потому, что только он еще не попадал в кадр собственных съемок, а Мише роль досталась, как я понял, в качестве наказания. Снимать предполагалось скрытыми камерами, которые Берутли уже примерил на меня и на Марту.

Больше всего на свете я боялся увидеть в это утро дождь, но этакой подлости от небес сегодня не случилось – небо было обычным, питерским, то есть в меру пасмурным, но без излишней активности.

Камминг позвонила мне в девять утра и замогильным голосом сказала:

– Гуд монин, Иван. Ваш дом находится на Попова-стрит, 15. Я там буду в 11 часов сидеть в нашем микроавтобусе. Желаю удачи.

Спустя час подъезды этого стандартного многоквартирного дома посетили двое молодых людей. Один из них был одет в ослепительно-белый комбинезон, который Марта лично приволокла из химубежища Театральной академии, второй гражданин был одет банально – в костюме и при галстуке. Впрочем, длинная косичка из грязных сальных волос несколько смазывала первое, благоприятное, впечатление от его внешнего вида.

Молодые люди расклеили свои объявления на дверях всех шести подъездов жилого дома, а затем вернулись к первому подъезду, где несколько местных бабушек, сбившись в стайку, уже обсуждали содержание свежей прокламации.

– Сынки, вы тут пишете, что первый клиент бесплатно?

– Где мы такое пишем?! – возмутился было Берутли, тряхнув на бабок грязной косичкой. – A-а, да, действительно, пишем. Но это касается только инвалидов и ветеранов, так что извиняйте.

Бабки заголосили разом:

– …тридцать лет беспорочного стажу!

– …инвалидность оформлена на все органы…

– …дед Казань брал!

Последнее утверждение показалось мне сомнительным. Мы с Мартой околачивались возле первого подъезда, создавая массовку, но, главное, выбирая для наших скрытых камер ракурсы поинтереснее.

– Ко мне пойдемте, – вдруг заявила молчавшая доселе женщина в соломенной шляпке, украшенной вялыми цветочками по всему периметру.

Женщина сняла эту шляпку, перевернула и показала Берутли:

– Вот чем от порчи укрываться приходится. Но это ж не дело? – спросила она, демонстрируя выложенную фольгой изнанку.

Берутли взял шляпку в руки, вдумчиво ее осмотрел, не дрогнув на лице ни единым мускулом, потом вернул, авторитетно заявив:

– От космических лучей и биполярной порчи это кое-как защищает, но от когерентного сглаза – никак.

– Вот-вот, – с готовностью согласилась несчастная женщина. – Я же чувствую, заедает меня сглаз, а что делать, не знаю.

– Мы знаем, – сообщил Берутли, обводя суровым взглядом всех собравшихся. – Согласно результатам исследований ученых Международной психофизической академии, ваш дом находится в зоне повышенного метафизического риска. Покажи карту, – попросил он Мишу, которого на почве нервного смеха уже начала разбирать икота, слышимая даже из-под стерильной маски.

Миша, не глядя, запустил руку в рюкзак за спиной и выудил оттуда пачку листов формата A4, на каждом из которых в четырех цветах был отпечатан план микрорайона. Дом 15 по улице Попова находился в самом центре угрожающе багрового пятна, покрывавшего также еще несколько соседних домов.

Каждая женщина взяла по листочку, а женщина в соломенной шляпке взяла два.

– Зятю покажу, он, Фома неверующий, меня никогда не слушает, – объяснила она.

– Ну так что, хозяйки, где работать будем? – напомнил Берутли о главном.

Из толпы вдруг вынырнул незаметный доселе невысокий мужичок в спортивном костюме и тапочках на босу ногу:

– Слышь, братва, а ксивы у вас верные? Светани-ка мне свою лицензию, а то, чую я, гоните вы тут оба.

Миша немедленно излечился от икоты, заметно покраснел даже под маской и начал тихонько отступать в сторону, к микроавтобусу. Берутли тоже посерьезнел лицом, но устоял на месте. Он достал из внутреннего кармана пиджака еще одну разноцветную бумажку и даже сделал шаг навстречу мужику:

– В руки не даю, читай так, – с нажимом сказал он, развернув листок.

– Патент номер 15—7-666F, – прочитал вслух мужик, уставившись в бумагу. – Министерство экологии РФ удостоверяет… порчеотражательная пленка… эффективность 85 %… А чего это так хило, только 85 %? – начал придираться он, хотя видно было, что эта бумага человека убедила.

– Мы не фармазонщики какие, не лохов дербаним, – объяснил Берутли на понятном мужику языке, складывая бумажку вчетверо и бережно убирая в карман. – Короче, кому первому делать защиту? Первому бесплатно, – напомнил он.

Мужик цепко взял Берутли за локоть и повел в подъезд:

– Первому – мне.

Толпа заголосила, послышались неодобрительные возгласы:

– Да какой Степаныч инвалид?

– Опять ветеранов кинули!

– Мы губернатору жаловаться будем!

Миша зашевелился, подвинулся поближе к Сашке и, приспустив маску, обратился к народу:

– Граждане! Бесплатно только кошки родятся. Пленка нам стоит сто рублей за квадратный метр, мы накидываем лишь НДС. Сами понимаете, на всех не напасешься.

Мужик, по-прежнему придерживая Берутли за руку, дослушал выступление Михаила, после чего прихватил за локоть и его тоже:

– За базар отвечаем, нет? Я первый, значит, мне – бесплатно. Пошли, я тут недалеко, на третьем этаже обретаюсь.

С этим блатным мужичком провозились часа два, то есть до обеда. Во-первых, квартира оказалась немаленькой: три комнаты, коридор, два балкона. А во-вторых, мужик оказался владельцем старенького «опеля», который тоже нуждался в обработке «Антисглазом Фальштмахера».

В свою квартиру мужик никого, кроме Миши и Берутли, не пустил, так что все это время мы с Мартой пережидали в микроавтобусе, под бдительным оком Марии. Мария с огромным любопытством таращилась во двор сквозь приспущенные окна машины, жадно слушая обывательские комментарии и внимательно наблюдая за развитием сюжета.

Обрабатывать «опель» Берутли с Мишей вышли часов около трех, когда двор уже заполнился возвращавшимся с работы народом. Там же, во дворе, околачивались все те же бабульки.

Под пристальными взглядами аборигенов Миша извлек из рюкзака стандартных размеров баллон, тщательно замотанный цветным лейкопластырем.

– Отойдите, опасно! Заденет ауру, никакой Кашпировский не поможет! – принялся отгонять зевак Берутли. Потом он прошел вокруг автомашины, сверяясь с какой-то непростой разноцветной схемой.

Я, стоя со своего места в толпе бабулек, не видел ни кусочка этой схемы, но достоверно знал, что она описывает – «Ареал расселения европейского кролика по Австралийскому континенту в период пандемии 1898–1910 годов».

Дело в том, что накануне Берутли попросил меня найти у себя дома «что-нибудь научное и красивое», а ничего красивее этой схемы у себя дома я так и не нашел. Эту схему мне как-то подарила одна серьезно обиженная на меня студентка Политеха. Боже, как давно это было…

Михаил бросил мимолетный взгляд на схему и тут же зашелся в яростном кашле. Берутли мягко подтолкнул его к машине и сказал, указывая на листок:

– Работаем строго по точкам, товарищ. Никакой самодеятельности. Качество – превыше всего.

Михаил кивнул, поправил сползающие рукава защитного комбинезона, снял колпачок с распылителя и наконец начал опрыскивать автомобиль.

– Ух ты, смотри – охотники за привидениями! – послышались восторженные детские голоса рядом.

У Михаила опять случился приступ кашля, и Берутли, уже не на шутку рассердившись, гаркнул на детей:

– А ну, отвалили в сторону, быстро!

Во дворе опять показалась женщина в соломенной шляпке. Она прошла к «опелю», с минуту понаблюдала за работой Миши, а потом лицо ее исказилось злобной гримасой, и она закричала во весь голос:

– Ты что делаешь! Ты что делаешь, нехристь!

Миша поправил маску и невозмутимо продолжил опыление, обойдя автомобиль с другой стороны, подальше от вредной тетки.

Тетка повернулась к Берутли и ткнула в него пальцем:

– Ты мне что сказал? Повтори, что ты мне сказал! – Она подошла поближе к своим соседкам и стала тыкать рукой куда-то вверх: – У Степаныча квартира на третьем. Я над ним, ты, Валька, точно под Степанычем. Антонина справа. Это что же теперь будет, знаете?

Собравшиеся озадаченно молчали, и за них ответил Берутли:

– Мы сразу сказали, что наша пленка отражает порчу.

– Вот именно! – торжествующе закричала злобная тетка. – Отражает! А куда она будет отражать, а?

Берутли развел руками:

– Тут наука бессильна – отражаться все будет согласно Третьему закону сэра Исаака Ньютона. Э-э, угол падения будет равен углу отражения. Ничего не сделаешь, такова се ля ви.

– Ептыть! – раздался рядом встревоженный возглас. Из припаркованной неподалеку иномарки вылез здоровенный небритый мужик, в окно наблюдавший за происходящим. – Это что значит, порча от Степаныча на нас попрет? Я свою «бомбу» возле его ведра ставлю, а теперь что?

Берутли опять развел руками и, виновато потупясь, признал:

– Теперь лучше ставить подальше. Вероятность несчастных случаев возрастет, э-э, – тут он сверился со схемкой распространения пассионарных кроликов по Австралии, – в одну целую семь десятых раза. Почти вдвое, короче говоря, – перевел он для самых непонятливых.

– Господи, – пискнула одна из соседок. – Надо срочно батюшку вызвать, дом освящать!

– Не поможет, – замотал головой Берутли. – Наоборот, последний заказ у нас был как раз на обработку церкви. У нашей пленки коэффициент отражения темной энергии в семь раз выше, чем у святой воды. Вот результаты измерений Государственного физико-технического института имени Святого Иоффе, – помахал он очередной бумагой, но на эту бумагу никто уже не смотрел.

Все загалдели разом, а небритый мужик подошел к Мише и негромко бросил:

– Слышь, ты, в балахоне! Чип и Дейл, бля! Закончишь с этим ведром, начнешь работать по моей ласточке!

Берутли с готовностью поднял руки:

– Сто двадцать рублей за квадратный метр – и работаем!

Мужик всем корпусом повернулся к Бертули и смерил его тяжелым взглядом:

– Это сколько?

– Пять квадратных метров у вас, значит, шестьсот рублей.

Мужик изумленно взглянул на свою машину:

– Ты где здесь пять метров увидал, жучила?

– А снизу обрабатывать не будем? – парировал Берутли, деловито заглядывая под колеса. – Гвозди, открытые люки, гранаты, фугасы наконец нас не волнуют? Тогда ладно, работаем за половину.

Мужик замолчал минуты на три. Все вокруг напряженно ждали его решения, только Миша продолжал опрыскивать облезлый «опель», негромко напевая себе под нос известный мотивчик из «Охотников за привидениями».

Марта уже дважды толкала его в плечо, но Миша упрямо не умолкал.

– Хрен с вами, умники, шестьсот рублей не деньги, – вынес наконец свой вердикт небритый мужик. – Но если что, я вас из-под земли достану.

– Из-под земли не надо – мы же рядышком тут работаем, вон у нас офис, в Институте мозга, уважаемое учреждение, там академики, как известно, до сих пор на обезьянах порчу и сглаз изучают, а еще молятся за всех нас, – затараторил Берутли, попутно ухмыляясь мне и Марте.

Миша тут же прекратил мычать и поднял округлившиеся глаза на Берутли, но тот отвернулся, подхватил мужика под руку и повел к иномарке – заключать письменный договор.

В этот вечер наши охотники за привидениями успели обработать еще только одну квартиру – владельца «бумера», и заключить четыре договора на следующие выходные дни. Предоплату брать не стали – это уже был бы чистый криминал.

А владельца «BMW» раскрутили по полной программе – после уплаты шестисот рублей за машину он сразу повел обоих борцов с темной энергией в соседний подъезд, на оценку стоимости обработки своей немаленькой, в шесть комнат, квартиры. Там он собственноручно промерил площадь всех своих стен, пола и потолка, после чего отмусолил Берутли, как главному, двадцать восемь тысяч рублей.

Миша и Берутли вышли из подъезда лишь к одиннадцати, когда темень вокруг стояла такая, что мы не видели друг друга, сидя в холодном салоне микроавтобуса.

Когда Берутли показал Марии пять письменных договоров, а потом еще выложил на сиденье перед ней 28 тысяч рублей пятисотенными купюрами, Камминг нащупала во мраке салона мою руку и, нервно пожав ее пару раз, спросила свистящим шепотом:

– Иван, что это за мистика? Что вы сделали с этими людьми?

Водитель микроавтобуса включил свет, и я прокашлялся, торжествующе глядя на Камминг сверху вниз. Потом я протянул к Мише свободную руку и достал у него из кармана комбинезона наполовину пустой баллон.

– Мистика, да. Это лак для волос «Мистика», – я отодрал от баллона цветной лейкопластырь, показал Марии название и продолжил, извинительно пожимая плечами: – Но это не потому, что тут дело в какой-то мистике. Просто этот лак для волос самый дешевый – в любой питерской галантерее стоит всего сорок рублей за баллон. Есть еще лак «Агностика», но он в три раза дороже. Понимаете, почему, да?