Текст книги "Я убью тебя, менеджер"

Глава восемнадцатая

В этот день я еще успел примчаться в редакцию родного «Петербургского интеллигента», где меня ждала выволочка от Софьи.

– Зарубин, ваш текст про перекраску оружия, конечно, весьма остроумен, но, кроме обычных плоских шуточек, там еще должны быть комментарии федеральных чиновников. Почему их нет? – поносила меня Софья так, что было слышно на всех этажах нашей немаленькой редакции.

– Софья Андреевна, московские чиновники не считают нужным отвечать какой-то питерской газетенке, – скорбно отвечал я. – В тексте об этом написано. А в качестве комментариев с другой стороны есть ответ местных милицейских чинов, так что плюрализм мы соблюли, – отбрехивался я, не понимая, куда клонит мой главный редактор.

– Вот! Вот ответ от федерального министерства! – вдруг страшным голосом закричала Софья, размахивая огромным конвертом, утыканным гербовыми печатями.

Оказывается, эти жирные коты, эти толстозадые генеральские жабы из МВД устно, по телефону, послав меня на хрен, решили-таки отреагировать на мои вопросы письменно, накатав телегу моему начальству.

В письме, подписанном тем самым генералом, Леонардом Введеновым, который и затеял оружейную перекраску, очень подробно и с кошмарными деталями сообщались обстоятельства похищений людей на Северном Кавказе. Про каждый отрубленный палец рассказывалось отдельно и с большим знанием дела. В финале текста делался неожиданный вывод, что такие журналисты, как я, препятствуя мудрой инициативе министерства, льют воду на мельницу международного терроризма, в том числе и на мельницу пресловутой Аль-Кайеды. В связи с этим моему начальству недвусмысленно намекалось на необходимость сделать выводы о моем служебном соответствии.

Дочитав письмо до конца, я поднял глаза на Софью и, уже не сдерживая себя совершенно, тоже принялся орать:

– Вы что, не понимаете, что терроризм здесь ни при чем? Речь идет о банальной коррупции! Эти сволочи стригут деньги с десятков тысяч ЧОПов, вынужденных везти со всей страны оружие в одну фирму, подконтрольную милицейским генералам. При чем тут международный терроризм?! Неужели розовые ружья могут остановить Бен Ладена?!

Впрочем, приглядевшись, я заметил, что Софья улыбается, и до меня дошло, что она просто дразнила меня. Это с ней случается, особенно после того, как в каких-то далеких приемных, на неведомых нам начальственных коврах ей уже самой приходится отбиваться от идиотских претензий чиновничьей элиты.

– Что вы так кричите, Иван? – укоризненно спросила она меня почти шепотом, улыбаясь теперь лишь уголками губ. – Я просто сообщаю, что этот замечательный ответ мы будем вынуждены поставить рядом с вашим текстом. Полагаю, наши читатели в состоянии разобраться, где там международный терроризм, а где доморощенная коррупция. Идите уже, работайте.

Я вышел из кабинета Софьи в приемную, где меня, оказывается, все это время дожидался Вова.

– Ну что, сняли твой гениальный материал? – спросил он равнодушно, листая свой рабочий блокнотик. – Тогда на первую пойдет текст Коли Пасечкина, про маринады из грибов. А ты давай, думай срочно, чем свою полосу закрывать будешь.

Я панибратски похлопал его по плечу, и он поднял на меня удивленное лицо.

– Вова, не хочу тебя расстраивать, но идет мой текст. Мы с Софьей побеседовали, и она согласилась с моими доводами, – сказал я ему торжественно и, расправив плечи, направился к выходу.

– Чего?? Побеседовали? А то я не слышал, как вы там орали друг на друга, – бросил он недоверчиво и добавил мне в спину: – Лучше не ври мне, Зарубин. Я ведь сам сейчас у Софьи спрошу.

Я не стал удостаивать ответом эти вздорные обвинения, а просто, не оборачиваясь, показал ему средний палец и направился к себе в кабинет.

Возле дверей моего кабинета, неловко прислонившись к стене, стояла полноватая немолодая женщина в брезентовой куртке, и, подойдя поближе, я узнал ее – ко мне опять явилась Татьяна Николаевна Выхвын, мать Аманата Выхвына, исчезнувшего в Питере два месяца назад.

– Здравствуйте, – сказал я, погасив неуместную сейчас торжествующую улыбку и пробираясь к дверям кабинета, чтобы отпереть их. Поскольку в редакции с утра до вечера бродил разный неведомый люд, двери своих кабинетов здесь запирали, чтобы потом не разочаровываться в людях лишний раз.

Выхвын молчала, плотно сжав губы и отвернув в сторону свое кирпично-красное лицо, и я подумал, что случилось что-то ужасное вроде обнаружения трупа ее сына-студента.

Я наконец открыл дверь, и Выхвын вошла первой, сразу усевшись на стул для посетителей и вцепившись рукой в спинку второго стула так крепко, будто сейчас я примусь ее выгонять из своего кабинета.

Она не сняла куртку, и я, раздевшись, показал ей на вешалку:

– Можете повесить свою куртку сюда, – сказал я ей максимально любезно, но она лишь отмахнулась, не говоря ни слова.

Усевшись за свой стол, я включил компьютер и некоторое время смотрел, как он загружает операционную систему.

Выхвын тоже молчала, глядя на свои руки, теперь уже сложенные на коленях и нервно сцепленные в замок.

Мне пришлось нарушить молчание первым:

– Что-то случилось?

Она тут же кивнула, расцепила руки, и в них неожиданно оказалась небольшая фотография.

Она бережно передала мне цветной квадратик, и, заметив надписи на обратной стороне, я начал рассматривать документ с них. Ровным школьным почерком и простой шариковой ручкой на фотографии было написано: «Семен Эргерон, Анадырь».

С фотографии на меня смотрел типичный молодой оленевод, одетый, впрочем, весьма респектабельно – длинное манерное пальто, безупречно сидящие брюки, фирменные ботинки, дорогая шелковая рубашка. В общем, парнишка хоть сейчас годился в рекламу каких-нибудь концептуальных нарт с независимой подвеской полозьев.

– Ко мне муж приехал, сюда, в Петербург, – начала рассказывать Татьяна Николаевна. – Сказал, что у нас в Анадыре про похищения все уже знают. Только об этом и говорят. И не одного моего сыночка украли, а почти десять человек в Питере уже пропало!

У нее начали подрагивать губы, и она помолчала, пытаясь справиться с волнением.

Я кивнул ей обнадеживающе и сказал, чтобы просто заполнить неловкую паузу:

– Я знаю о похищении Эргерона. Я был в гостинице, откуда его похитили. Но там мало что видели.

– Я тоже там была, – неожиданно призналась Выхвын. – Мы с мужем нашли одного человека, ну, такой, живет не дома, а в других местах. В общем, такой худой человек…

– Бомж, – подсказал я, и она нехотя согласилась:

– Ну да, как бы бомж. Этот человек сидел там в кустах перед входом. И нам он сказал, что сидит там в кустах каждый день. И все видит, как чайка, когда смотрит за рыбой.

Я с усмешкой покачал головой и поинтересовался:

– Вы платили ему? Тогда он должен был вам рассказать массу интересных подробностей. К сожалению, вымышленных.

Она снова нервно сцепила руки перед собой и покачала головой:

– Нет, он не врал. Я вижу, когда врут. Он был пьяный, это так. Но он не врал нам.

– Ну и что же он вам рассказал? – спросил я нетерпеливо, желая уже закончить эту странную беседу. Смысла в ней никакого не видно, я же не чайка, у меня нет столько свободного времени, чтоб следить за рыбой.

Выхвын засуетилась, полезла в карман куртки, потом в другой и уже из последнего достала сложенный вчетверо лист бумаги:

– Вот что он рассказал.

Я развернул лист: «Трое, все мужчины. Молодые, не больше 22–25 лет. Образованные. Посадили в микроавтобус К 246 TM».

Я поднял брови:

– Почему он решил, что похитители были образованными?

– Этот худой мужчина, ну, бомж, рассказал, что раньше работал преподавателем биологии. И эти юноши употребляли слова из науки. Он узнал эти слова.

Я подумал, что у бомжа довольно бурная фантазия. Потом я вспомнил кое-что и снова спросил:

– Дежурная по этажу сказала, что Эргерона усаживали в такси. А этот ваш ученый бомжара говорит про микроавтобус.

Она развела руками:

– Он так сказал, мы так записали.

– Много вы ему заплатили?

– Нет, деньги не давали. Он попросил купить ему курицу, уже жареную. И водку. Мы купили. Хотите, вам тоже сейчас куплю? – спросила она так бесхитростно, что я даже не улыбнулся.

– Нет, не хочу, – я поднял руки и с нажимом на первое слово спросил: – Еще есть какие-то новости?

– Нет. – Она тут же понятливо встала и пошла к дверям. Я думал, что она что-нибудь скажет перед тем, как закрыть дверь, но она так была погружена в свои невеселые мысли, что даже не попрощалась.

Я загрузил кривую, купленную на нелегальном пиратском рынке, базу данных и поискал там микроавтобус с указанным номером. К моему величайшему удивлению, номер оказался реальным, и я переписал данные человека, за которым эта машина числилась.

В адресной базе я нашел его телефон и перезвонил.

Мне тут же, с первого гудка, ответил мягкий, вежливый мужской голос. Я нагло представился сотрудником ГИБДД, который ищет виновника ДТП, совершенного в минувшую пятницу с участием этого микроавтобуса.

Вежливый мужчина со сдержанным недоумением ответил, что продал свою машину еще два года назад. К сожалению, кому именно, он уже не помнит и телефоны не хранит. Мы расстались практически друзьями, но мой рабочий телефон вежливый автолюбитель все же попросил оставить, и мне пришлось дать ему дежурный номер первого попавшегося в справочнике МРЭО.

Глава девятнадцатая

Оператора Игоря Берутли нашла для Камминг Марта, поэтому подразумевалось, что этот неопрятный волосатый тип с заплетенной косичкой а-ля Стивен Сигал должен будет держать язык за зубами, если в процессе съемок заподозрит неладное. Но полной уверенности у меня в этом не было, а когда я начал с Мартой осторожный разговор о лояльности оператора, она грубо оборвала меня, посоветовав самому поменьше болтать.

Мы с Мартой сидели в микроавтобусе, арендованном Камминг на все время пребывания в Питере, и направлялись в Сестрорецк. На задних сиденьях автобуса расположились Берутли и Васильев и с утра пораньше наливались пивом за дружеской беседой. Они как-то сразу понравились друг другу и любую встречу теперь норовили обмыть как последнюю. Мне это очень не нравилось, но и скандалить на ровном месте тоже не хотелось. Может, наивно надеялся я, все и обойдется.

Марию удалось убедить не присутствовать на этих съемках. Накануне Валера связался с ней по телефону и дал согласие на участие в проекте, выставив единственное условие – минимум персонала в съемочной бригаде. Так что Камминг сейчас сидела у Миши в редакции и слушала его охотничьи рассказы – Болтянский славился своими нетривиальными загулами в самых неожиданных местах и с самыми странными людьми, о чем потом слагал эпические саги от имени вымышленных персонажей и печатал в собственном журнале в рубрике «Их нравы». Миша обещал нам продержаться до вечера, но таким упавшим голосом, что неясно было, почему он уже сейчас не просит прибавки к обговоренному гонорару.

Крнюшня оказалась длинным одноэтажным бараком, спрятанным в глубине хоть и огороженной, но крайне неухоженной территории. От шоссе к конюшне вела единственная дорожка, но по случаю осенней непогоды она оказалась непроходимой, и мы пошли цепочкой по пожухлой траве, по уже натоптанной предыдущими посетителями тропинке, идущей вдоль раскисшей от грязи дороги.

У обшарпанного крыльца нас дожидалась хмурая худощавая женщина в черном кожаном плаще и высоких черных резиновых сапогах. В руках она держала нечто вроде плетки, которой время от времени нервно обмахивала колени и плечи, хотя никаких комаров поблизости не наблюдалось.

Взглянув на меня, эта женщина еще более посуровела лицом, отчего стала похожей на охранницу концлагеря, по крайней мере, какими их изображали в фильмах про войну, и сказала, отрывисто бросая фразы, будто стреляя короткими очередями по цепочке набегавших партизан:

– Опять туристы. Опять мистеры пришли. Чтоб вас поразорвало там. В вашей поганой Америке. Наших лошадок мучить.

Марта подошла первой и, успокаивая странную гражданку, торопливо сказала ей:

– Тут все наши! Не надо так ругаться! Вы – Антонина Ивановна? Мы заказывали у вас аренду лошади на сегодня.

Строгая женщина хлестко ударила себя плеткой по голенищам сапог и, указывая на меня, горько произнесла:

– Ага, все «наши». Особенно вот этот. С пальмы только слез. Нашу лошадь ему подавай!

Я начал было опять свои упражнения с выдыханием воздуха через нос, чтобы сразу не послать матом эту странную тетку, но за меня все неожиданно сказал Берутли:

– Мать, ты тут кого сейчас изображаешь? Фрицев мы еще в сорок пятом отсюда выперли, так что оставь свой тупой расизм там, где взяла! Поняла, глупая женщина? Или нам следует отказаться от заказа, а перед уходом дать тебе в ухо?

«Глупая женщина» вдруг сразу как-то поникла, сгорбилась, и стало видно, что плащ у нее вовсе не эсэсовский, а доморощенного пошива плащ-палатка, да и на китайских сапожках показались непрошеные цветочные вензеля. Настоящей оставалась только плетка, но ее эта женщина поспешила убрать за пазуху.

– Никакой я не расист. Выдумают тоже. Деньги давайте! – сказала она как-то неуверенно, тем не менее с вызовом встав перед самой дверью конюшни, и я, криво улыбаясь, вручил ей зеленую сотенную купюру.

– Антонина Ивановна, нам бы какую-нибудь самую спокойную лошадь, – защебетала Марта, изо всех сил пытаясь разрядить обстановку. – Мы ведь снимаем кино о том, как человек может подружиться с лошадью, как эта дружба несет добро и свет всему миру, – принялась безудержно врать она, одной рукой взяв Антонину Ивановну под локоть, а другой слегка приобняв ее за узкие плечи.

Впрочем, это действительно подействовало – Антонина Ивановна размякла лицом и сказала, обращаясь, преимущественно, ко мне:

– Пошли уже. Получишь лошадь тихую. Хотя по уму тебе, конечно, лучше бы на зебре, – не удержалась она от колкости, ведя нас по длинному коридору конюшни в самый дальний ее закуток.

Самая тихая лошадь оказалась здоровенной каштановой кобылой с нечесаной гривой и огромными скорбными глазами. На лошади уже была надета вся необходимая сбруя, поэтому Антонина Иванова лишь вывела ее под уздцы из стойла и сказала, обращаясь опять ко мне:

– Залезай!

Я покачал головой и указал на Васильева:

– Командовать парадом будет он.

Антонина Ивановна вдруг вылупила на меня глаза, ахнула, прикрыв перчаткой рот, покраснела, а потом пробормотала:

– А ты че, по-русски разговариваешь?

Васильев вышел вперед и, весело сверкая глазами, ответил ей за меня:

– Это ж русский негр. Не слыхала про таких? В Африке недавно нашли, целое племя. Состоит из студентов, отчисленных из советских вузов за каннибальство.

Антонина Ивановна понимающе усмехнулась:

– Каннибальство – это ладно. Лишь бы лошадей не трогали. Чей паспорт мне в залог оставите? – вновь вернулась к строгому тону она.

Паспорт при себе был только у Берутли, и он отдал его с откровенным нежеланием и сомнением. Антонина Ивановна тоже взяла паспорт нашего оператора как бомбу, ежа и как бритву обоюдоострую, листая его потрепанные странички, не снимая перчаток.

– Паспорт гражданина России – самое дорогое, что у меня есть, мать, – доверительно сообщил ей Берутли, тряхнув косичкой.

– Лошадь-то подороже будет, – сухо напомнила Антонина Ивановна, в ответ неожиданно выудив из-под плаща свою длинную русую косу.

– Членами мериться не будем, – признал поражение наш оператор и отошел в сторонку.

Вот тут-то Васильев и полез на лошадь. Сначала он попытался запрыгнуть на нее с разбегу, как, наверное, видел не раз в приключенческих фильмах, но при попытке угнездить туфлю в стремени и навалиться туда затем всем своим телом, чтобы забраться выше, Валера сдвинул всю сбрую, перекосив ее так, что седло съехало на бок несчастной лошади. Тогда Валера обошел лошадь с другой стороны, но с той стороны стремена теперь задрались очень высоко, и поднять ногу туда не было никакой возможности.

– Что-то у вас тут все кривое, – возмущенно сказал Васильев Антонине Ивановне, указывая на перекосившуюся сбрую.

Та, не тронувшись с места, с сочувствием посмотрела на Валеру:

– А мне сказали, что ты целый день на ней ездить должен. В карты, что ли, проигрался?

Васильев благоразумно помалкивал, пока Антонина восстанавливала нанесенные кавалерийским наскоком повреждения, а потом сказал, обращаясь исключительно к Берутли:

– Помоги мне, что ли, умник.

Помогать пришлось и мне, и всем собравшимся тоже. Вчетвером мы кое-как запихали Валеру на лошадь и оставили там сидеть, а тем временем Антонина, сжалившись, наконец заговорила по-человечески, выдавая нам последние напутствия:

– Ксюша – лошадь спокойная, но очень мнительная. Если ей кажется, что туда ехать не надо, значит, не надо туда ехать. Никакого корма ей не давайте, но немножко печенья и сахара из рук седока она получить должна. Вообще, характером она точь-в-точь как ее тезка, ну, та самая телеведущая из шоу. Так что ориентируйтесь на эту бабу, ну и сами, конечно, соображайте.

Она вывела Ксюшу и Валеру из стойла, провела по конюшне, выдав еще парочку советов по управлению лошадью, а потом коридор неожиданно кончился и Валера бодро поскакал куда-то в осеннюю грязь.

Мы тепло попрощались с Антониной и отправились следом.

Надо сказать, что Васильев оказался вполне обучаемым кавалеристом – пока мы добирались до микроавтобуса, он трижды прогарцевал мимо нас, причем с таким видом, будто всю жизнь только на лошадях и ездил. Марта крикнула ему, уже из машины:

– Может, порепетируем здесь немного? – Но Валера, одним движением повода остановив Ксюшу, громко заявил:

– Пусть репетируют бездарности, а гримируются уроды!

У нас было три точки на маршруте, которые следовало снять в обязательном порядке: визит Валеры в супермаркет, посещение офиса и вечер в ресторане.

Первый сюжет решили снимать прямо в Сестрорецке – там обнаружился вполне сносный универсам, а главное, достаточных размеров стоянка при нем.

Валера бодро скакал по шоссе, мы ехали в микроавтобусе сзади, а Берутли из открытого окна делал видеозарисовки. Эта идиллия продолжалась до самого поворота к супермаркету, где нас отловил офицер ГИБДД. Он даже вышел из своей машины, чтобы наверняка остановить Валеру:

– Эй, ты! А ну стой! – закричал гаишник, замахав своей полосатой палкой перед мордой Ксюши.

Валера потянул поводья на себя и встал. Наш микроавтобус обогнал всадника и припарковался чуть впереди, а Берутли выбрался из машины и принялся снимать все происходящее с плеча, бегая, как заведенный, вокруг, в поисках нужного ракурса.

– Слышь, ты, турист, у тебя разрешение тут кататься есть? – спросил гаишнику Валеры, снисходительно оглядывая его стильный вельветовый костюм и замшевую куртку от кутюр, которые мы накануне не без проблем позаимствовали у Миши.

Валера недоуменно посмотрел на офицера сверху вниз и спросил:

– А какое тут еще нужно разрешение? Права, что ли? Так права есть.

– А-а-а, так у тебя нет ветеринарного разрешения? И сертификата соответствия нет? – вскричал гаишник, подбираясь к Валере поближе. – Тогда слезай с транспортного средства! Давай-давай, – начал подгонять Валеру гаишник, заметив, что тот не спешит подчиняться. – Слезай, тебе говорю! Нехай Антонина сама забирает свое животное, а ты дальше пешком пойдешь, в отделение, штраф платить. Или здесь плати, на месте.

– Да за что платить? Есть у меня права!

– Документом, удостоверяющим права гражданина Российской Федерации, является банкнота в 500 рублей, вложенная в любой другой документ, не являющийся документом, удостоверяющим права гражданина Российской Федерации, – на одном дыхании и без единой запинки произнес гаишник, явно гордясь собой.

Валера насупился, полез во внутренний карман куртки и достал оттуда красную книжицу:

– Старший оперуполномоченный уголовного розыска подполковник Васильев! А теперь ты, гуманоид, представься. Хочу знать, кого я в текущем месяце сажать буду за вымогательство на ровном месте.

Гаишник несколько секунд разглядывал удостоверение, меняя выражения лица с крайне изумленного на самое почтительное, а потом вдруг бросился к своей машине, где уселся с самым независимым видом, но, видимо на всякий случай, запер двери и даже поднял стекла. Там он включил рацию, и до нас донеслись обрывки его нервных выкриков:

– Опера верхом работают по трассе… Да, блин, верхом, на лошадях! Откуда я знаю… Пробивают наших… Передай Семену, чтоб держал себя в рамках… С ними телевидение…

«Телевидение», в лице Берутли, успело снять сценку со всех сторон и даже поводить жалом телекамеры в окна милицейской машины, окончательно деморализовав гаишника.

После чего Берутли с камерой вернулся в наш микроавтобус, а Валера, грозно нахмурившись, с очень деловым видом поскакал в супермаркет.

Мы поехали следом.

Удивительно, но на стоянке возле магазина визит Валеры никого не удивил – ни равнодушно суетящихся покупателей, ни парочку частных охранников, лениво слонявшихся по периметру заведения.

Васильев спешился, привязал лошадь к металлической ограде автостоянки и пошел было внутрь, но Берутли заорал, что не успел снять процесс парковки, и Валера, недовольно ворча, опять полез на Ксюшу. На этот раз у него это получилось достаточно ловко, и Берутли, отсняв несколько планов, картинно похлопал Валере. Валера в ответ сделал ему реверанс, помахав воображаемой мушкетерской шляпой, и ушел в магазин.

– Не знаете, что за придурки к нам заехали? – услышал я возле себя и, обернувшись, увидел встревоженное лицо мужчины лет пятидесяти, одетого в фирменную куртку универсама.

– Главный санитарный врач России прибыл, инкогнито. На инспекцию, разумеется, – объяснил я и отвернулся, чтобы спрятать лицо.

– Из Москвы? Сам? Так вот он какой! – поразились у меня за спиной, и тут же послышался удаляющийся топот.

Я повернулся, чтобы повнимательнее рассмотреть моего собеседника, но любопытный мужик уже убежал внутрь зала, и через огромные витрины универсама было видно, как он что-то яростно кричал там, собирая вокруг себя персонал в таких же ярких фирменных курточках и жилетах.

Я вернулся к микроавтобусу, раскрыл его боковую дверцу пошире и уселся в кресло, поглядывая на стоянку и магазин.

Марта, напротив, выбралась наружу и закурила, провожая взглядом Берутли, который с полной амуницией в виде телекамеры и штатива направился к стеклянным дверям.

– Ему там не накостыляют за несанкционированную съемку? – озаботилась Марта. – Может, сходишь с ним?

Сходить, наверное, следовало бы, хотя бы для того, чтобы помочь Берутли таскать здоровенный штатив, но меня внезапно обуяла такая лень, что даже говорить вдруг расхотелось.

– Все будет нормально, – еле выдавил я из себя и стал смотреть на церквушку рядом с универсамом. Там как раз закончилось какое-то мероприятие, и оттуда в большом количестве начал выходить на стоянку народ.

Колоритный мужик в длинном пальто, с бритым затылком, бычьей шеей, золотыми цепями на всех конечностях и прочими аксессуарами типичного братка, вышел из церкви с огромной двадцатилитровой бутылью воды. Он подошел к новехонькому «мерседесу» и принялся деятельно поливать машину водой из этой бутыли, стараясь, чтобы политой оказалась каждая деталь автомобиля.

– О как! – засмеялась Марта, указывая мне на братка.

– Святая вода – она чудеса творит, – убежденно заявил вдруг водитель нашего микроавтобуса, тоже, как оказалось, наблюдавший за этой сценкой. А я еще думал, отчего у него там, где в иномарках обычно красуется метка «airbag», приклеена иконка.

Как следует окропив «мерседес», браток с умилительно одухотворенным лицом бережно закупорил бутыль с остатками воды и уложил ее в багажник. Потом он сел за руль, резко газанул и неожиданно для всех сдал назад, с размаху въехав задним бампером в металлическое ограждение стоянки.

Ксюша громко заржала, топнув копытом по асфальту и повернув к «мерседесу» свои насмешливые карие глаза.

Марта тоже захихикала, слегка прикрыв рот ладошкой, но, напротив, деликатно отвернулась ко мне.

Браток выключил двигатель, медленно вышел из машины, и я увидел, какое у него стало растерянное лицо. С такими лицами обманутые вкладчики таращатся на объявление в арендованном офисе – о том, что фирма «XXX» покинула это помещение навсегда, вместе с деньгами и ушлым руководством.

Горестно осмотрев убитую в хлам фару и смятое в гармошку заднее крыло, браток со второй попытки отрыл багажник и вытащил оттуда бутыль со священной водой. Проорав что-то нечленораздельное, но очень выразительное, он шваркнул бутылью об асфальт, разбив ее в мелкую пыль, и с вызовом огляделся вокруг.

Тут, как специально, из магазина вышел Васильев, сопровождаемый толпой служащих в фирменных жилетиках. Им Валера указал на наш микроавтобус, и те принялись грузить в машину пакеты и коробки, попутно заискивающе улыбаясь мне и Марте.

Сам же Валера одним движением отвязал повод, красиво запрыгнул на Ксюшу и, дождавшись окончания погрузки, скомандовал нам:

– Поехали!

Браток с нескрываемым интересом проследил за манипуляциями Валеры и подошел к нему поближе:

– Слышь, братуха, а тебе так чего, в натуре кайфово или ты просто тачку на сервисе оставил?

Валера снисходительно посмотрел на него сверху вниз и сказал:

– У нас в Москве нормальные пацаны уже с год так катаются. Менты по хрен, пробки по хрен, и опять же бензина не надо. А овес нынче дешев. Так что только на лошадях и ездят теперь.

– Все? – недоверчиво спросил браток, поглядывая то на Васильева, то на Ксюшу.

– Не все, – с грустью ответил Валера. – Те, что покруче, те на боевых слонах зажигают. Но боевой слон – он таких денег стоит, – тут Валера зажмурился, качая головой, и едва не потерял равновесие.

Мне совсем не хотелось разочаровывать братка, ему наверняка хватило и одного недавнего разочарования. К тому же по выражению его лица я догадался, что Валере он не поверил и сейчас будет его бить.

– О величайший из великих санитаров, одной ногой пишущий сертификаты на небе, а другой – на земле. Повели уже трогаться нашему каравану, – прокричал я Валере, загоняя Марту и только что появившегося Берутли с камерой в салон.

– Повелеваю, – крикнул догадливый Васильев, пнул Ксюшу каблуками в толстые бока и поскакал со стоянки на шоссе. Я последним забрался в салон, закрыл дверь и послал на прощание воздушный поцелуй слишком медленно наливавшемуся злобой братку.

Впрочем, тот ничего в ответ делать не стал, лишь выразительно покрутил пальцем у виска и побрел к своей разбитой машине.

Я подумал, что наша, возможно, и впрямь странная компания ничуть не более сумасшедшая, чем сам этот браток, всерьез полагающий, что двадцать литров водопроводной воды могли защитить его авто от неприятностей, но крутить пальцем у виска в ответ не стал.

В конце концов, практика – критерий истины. И он только что в этом воочию убедился.