Текст книги "Безымянная невеста"

Глава 19. Самая короткая

Моя любовь не сладка,

Ведь я твоя фанатка

«Фанатка», Ранетки

– Ксана? Ксана, девочка моя, ты как? – кто-то тормошил меня, несильно хлопая по щекам и брызгая в лицо водой. Все ощущения забивала мучительная, всепоглощающая тошнота.

– Грим потечет, отстаньте, – шепнула я, с трудом открывая глаза. Если не шевелиться, то сил хватает на медленные раздумья. Полет с лестницы оказался для меня неожиданным и нежеланным завершением театрального месяца. Судя по всему, у меня сотрясение, причем сильное. Через несколько часов надо садиться в поезд, а у меня, кажется, еще и кости переломаны. По крайней мере, пара штук точно. Что я маме с Викой скажу? Загидуллин не добрался, так этот надоеда Игнат завершил его дело. С сотрясением да с переломами меня никто на работу не пустит, да и в поезд вряд ли посадят…

– Она пришла в себя? Хорошо, пропустите, сейчас все сделаем, – кто-то командовал резким голосом над моей многострадальной головой. Мою тушку подняли, аккуратно опустили на что-то мягкое, задрали ноги – это от обмороков, чтобы кровь к голове быстрее приливала. Закатали рукав, в воздухе пронесся запах спирта, что-то укололо в вену. Недолгая боль – и головокружение остановилось. Мир перестал крутиться, сумбур в голове пропал.

– Ксаночка, милая, открой глаза! – знакомый хриплый голос настырно звучал под ухом. Я поднапряглась и снова разлепила один глаз. Поморгала и разлепила второй, с усилием всмотрелась в фигуру, сидящую рядом.

– Ян? А где Рик? Игната поймали?

– Тише, милая, тише. Поймали и уже отвезли в отделение. Рика перевязали, не переживая, поставили капельницу, он поправится.

– Капельницу? – странно, его же только в живот пнули. Неужели так сильно, что внутреннее кровотечение открылось?! Эй, стоп, а откуда я это знаю?

– Сейчас тебе глюкозу прокапают и домой поедем, хорошо? Любимая, ты слышишь меня? Ксана? Ксана?!

Ничего не понимаю. Какая я ему любимая? И что с Риком? Я же вовремя подоспела, там всего-то пара ударов была. Игнат не тянет на такого уж силача… Впрочем, неважно… Что-то у меня перед глазами все плывет… И звуки как сквозь подушку…

***

Я проснулась, услышав звонкий хлопок и невнятную ругань. Перед глазами маячил деревянный потолок. Значит, мы так и не уехали из области, вернулись на дачу к матери мужа. За окном крупными хлопьями падал снег, где-то в углу недовольно сопел Ян. Наверное, опять струну порвал. Я шевельнулась, собираясь встать.

– Ксана? Нет-нет, лежи, тебе доктор запретил вставать! – Ян подскочил к кровати раньше, чем успела оторвать голову от подушки. – Милая, ты меня до смерти перепугала.

– А что случилось? – ох, какой у меня голос слабый.

– Да ничего особенного, – криво улыбнулся Ян, проведя пятерней по ежику волос. – Сначала Рик с Игнатом из-за Катьки мордобой с кинжалами устроили, горцы недоделанные. Потом ты в обморок упала. Не день, а катастрофа.

– Рик?!

– В порядке, не переживай. Живот зашили, кровь перелили, Игната вовремя оттащили. Отец с утра в суд подает вместе с родителями Катьки.

– Она сама-то как, в порядке? – я с трудом вспоминала, что же вчера произошло. Кажется, мы уехали в область отмечать Новый год вместе с группой Яна. Тимур захватил с собой младшую сестру, Ян – младшего братца. Мы уже давно заметили, что Катя с Риком друг другу глазки строят. При этом никто даже не думал, что первокурснице Катьке так же активно строит глазки еще и Игнат, басист из группы. У них же разница лет в пять или шесть, не меньше! Кажется, потом парни выпили и повздорили из-за внимания скромной Катеньки, да так, что попало и девушке, и всем присутствующим, кто рискнул этих драчунов разнять. А я… кстати, а что же я? Ах да…

– Милый, я тебе хотела новость сообщить.

– Сначала лекарство выпьешь, потом новость, – строго погрозил мне пальцем Ян, затем ласково улыбнулся и поцеловал в лоб. – Лежи, зайчик мой, сейчас все принесу.

Зайчик? Это я – зайчик?! Что-то внутри возмущенно дернулось, но тут же затихло вслед за первым глотком жутко горького травяного чая. Я выпила всю чашку, под испытующим взглядом Яна уселась поудобнее в одеяльном гнезде, поманила своего любимого музыканта к себе. Муж с интересом наклонился, я же обняла его за шею и шепнула ему на ушко:

– Кто-то скоро станет папой.

Вы видели ликующих шаманов пустынных племен, которые, наконец, после долгой засухи вдруг призвали дождь? Их пляски – ничто по сравнению с тем восторгом, которым вмиг засветился Ян, только услышав эту новость.

– Ксана, – просипел он, неверяще разглядывая меня и осторожно, невесомо гладя по щеке, – Ксана, это точно?

– Срок – один месяц, документы и результаты первого УЗИ в сумочке лежат. Хотел под бой курантов сказать, но уж как вышло, – я смущенно закончила свою речь, краснея и отворачиваясь. Что ж он так смотрит-то?

– Я люблю тебя! – шептал он, порывисто сжав меня своими ручищами и зарывшись лицом в мои волосы. – Я так тебя люблю, милая моя!

***

Мы поженились с Яном еще три месяца назад, сразу после моего дня рождения. Правда, свадьба была скромной, всего человек в тридцать, и тайной. Жена известного музыканта – это всегда риск, особенно в нашем случае. Кто бы знал, что всего за полтора года «Механические волки» станут настолько популярными среди «школоты» и студенток всех возрастов, да еще и успеют объехать половину России за последние четыре месяца? Их песни крутили на радио, ребят приглашали на «Нашествие», «Траву», «Вятку» и «Рок-над-Волгой», промо-группы присылали приглашения одна за другой. Кто бы мог подумать, что наши чувства будут расти прямо пропорционально их взлету на музыкальный «Олимп»?

Мы познакомились – вы не поверите – в городской библиотеке. Я пришла сдать книги за подругу Анеллию, которой вдруг вздумалось поступать в магистратуру, а он – взять книги по славянской и кельтской мифологии. Столкнулись, разговорились, прогулялись вместе до метро. Созвонились, встретились снова… И как-то все закрутилось. Неспешные прогулки в парке, походы в кино на очередную серию арт-хауса разных стран. Поездки на фестивали и репетиции. Обеды и ужины то у меня, то у него. Знакомство с моими родителями. Первый визит в театр, где играла, кажется, вся его семья. Долгие ночные разговоры по мобильному или по скайпу. Встречи после работы – как он умудрялся находить на меня время между репетициями, игрой в театре и записью в студии, не представляю. Совместные гастроли, пока у меня был отпуск. Предложение руки, сердца и статуса Музы в августе. Подготовка к свадьбе, долгие выборы платья с подругой, мой день рождения, свадьба, медовая неделя в Праге… И все это мы проделали, постоянно скрываясь от настойчивых, назойливых малолетних фанаток и журналистов. О свадьбе решили объявить официально после Нового года, на рождественском рок-марафоне в Питере. Как раз сегодня.

Мы с Яном сидели в кафе напротив концерт-холла, пока на сцене скакали молодые дарования со всей страны. «Волки» стали хедлайнерами фестиваля, так что времени было достаточно.

– Когда мы узнаем, мальчик или девочка? – Ян умильно рассматривал снимок УЗИ, где отражалась маленькая «креветочка», как он окрестил будущее дитя.

– Месяце на пятом-шестом, если я правильно помню, – я в уме пересчитывала недели на понятные мужу месяцы. – Ну, да, так и будет.

– Как долго ждать, – тяжело вздохнул Ян. – Я думал, с новыми технологиями это сразу известно.

– Сразу известно, что ребенок один, – хмыкнула я, – а раньше даже этого сказать не могли, не то, что пол. По народным приметам мы уже с Лелькой посчитали, получается девочка.

– Девочка – это хорошо, – важно надул щеки Ян, – к ней потом еще мальчика или двух – и вообще отлично будет.

– Я подумаю над твоим предложением, – милостиво кивнула я, заказывая яблочный штрудель. На яблоки тянуло невыносимо. Хорошо хоть, токсикоз, которым меня так пугали подруги и врачи, никак себя не проявил. Только постоянный голод и легкая слабость. Впрочем, слабость искоренялась кружкой вареного кофе, благо, что врач мне одну-единственную чашечку этого напитка разрешил для поднятия давления.

– Ян, какая встреча! – раздалось вдруг у меня за спиной. Муж скривился. – А что это за мымра рядом с тобой сидит, сладенький? неужели ты забыл мой номер?

– Эльза, сгинь с глаз долой. Я тебе еще полтора года назад все объяснил, – процедил сквозь зубы Ян, не глядя на девушку. А та была… Н-да, ничего такая. Фигуристая, с тонкой талией, длинной гривой блондинистых волос. Правда, недовольство моего музыканта на нее никак не подействовало. Блондинка легкой походкой подошла к нему, обняв со спины за шею, прижалась своей немаленькой грудью и шепнула что-то на ушко.

– Пошла вон, дура! Брату позвоню, он тебя за уши вытащит! – рыкнул Ян, подскочив на месте и отталкивая надувшую губки девушку от себя. – Она моя жена, уймись уже! Найди себе кого-нибудь другого, понятно?

– Как… жена? – по-детски приподняв бровки, растерянно спросила красотка. – Твой менеджер ничего не говорил, что ты женат! Как так? Неправда, ты не мог!

– Смотри, – Ян успокоился, достал из кармана паспорт и ткнул Эльзу носом в страничку с семейным положением. Девушка побледнела, отпрянула и, пробормотав что-то, убежала на своих шпильках прочь.

– Прости, милая. Это…

– Я поняла. Эльза, сестра Матвея. Он говорил, что вы какое-то время встречались, пока ее не отослали в Белгород, кажется. – Я была спокойна, какая разница, какие и сколько женщин у него было ДО меня? Сейчас Ян только со мной, так что ни его, ни мое прошлое не имеет значения. Даже когда так некрасиво пытается напомнить о себе. Ян еще минуту посверлил меня взглядом, выискивая признаки обиды или грусти, но не найдя, быстро успокоился. Разговор продолжился дальше. Будущий отец решил придумать имена своему будущему ребенку – по шесть штук для мальчика и девочки. Чтобы выбор был, ага.

– Милый, я скоро вернусь. – Я посмотрела на часы и поняла, что до выхода на сцену моему любимому осталось чуть меньше часа. Как раз хватит, чтобы переодеться и нанести грим. – Подождешь меня, хорошо? И вместе пойдем.

– Хорошо, – кивнул он, продолжая вписывать имена в два столбика. Смешной.

Я нашла дамскую комнату, отстояла небольшую очередь (только в женском туалете такое возможно!), успешно исполнила все свои желания и быстрым шагом направилась обратно.

– Извините, – пробормотала я трем девицам, которых случайно зацепила, спеша вернуться к Яну. Те молча прошли вслед за мной к умывальникам. Серьезные какие, улыбнулась я про себя, смывая с рук мыло и двигаясь к выходу. Не успела.

Одна из девиц, самая толстая, вдруг схватила меня за косу и резко дернула на себя. Другие две заблокировали дверь в туалет и встали по бокам от товарки, чего-то ожидая. За спиной скрипнула дверца кабинки и… надо же, какие люди!

Ко мне подошла, покачивая бедрами, девица, которую Ян высмеял часа два назад. Эльза, кажется? Прищурилась, презрительно разглядывая меня с ног до головы.

– Значит, ты беременна? – прошипела эта стерва, неожиданно наклонившись и ухватив меня за подбородок своими розовыми когтями. – Не вышло просто так, решила по залету его захомутать?

Стою. Молчу. Руки затекли. По горлу поднимается приступ тошноты. Токсикоз прорезался или нервы? Девчонка расценила мое молчание по-своему и пакостно улыбнулась.

– Пойду, расскажу Янчику, что ты упала, ударилась животом о ступеньки и больше не беременна. Глядишь, и брака тогда уже не потребуется. Девочки, разберитесь с ней.

Я побледнела, глядя вслед этой крашеной курице. Судя по тому, что я знала, Эльза – дочка богатеньких родителей, которая привыкла получать все, на что положила глаз. И не считаться с методами. Надеюсь, Ян ей не поверит! А пока…

Три сообщницы этой фифы поволокли меня в кабинку. Толкнули на пол, за волосы подтащили к унитазу.

– Думала, захапаешь нашего Янчика? – прошептала мне на ухо самая страшная, прыщавая девка. Боже мой, да они фанатки! Еще и малолетние – вблизи видны по-детски пухлые щеки и отсутствие морщин. Как и неумелый макияж, впрочем.

– Девчат, вы соображаете, что делаете? – спрашиваю как можно спокойнее, уцепившись одной рукой за ободок и прикрывая второй живот. – Думаете, я никому не скажу? Да тут камеры слежения в каждой кабинке!

Блеф, ну да ладно. Маньячки насторожились, хватка на моих волосах ослабла.

– Отлично. Предлагаю разойтись спокойно. – Я стала медленно подниматься на ноги, – тем более эта девица всю вину в случае чего свалит на вас. Ваш обожаемый Ян такой поступок точно не оценит. Вам же важно, что он о вас думает?

Молчат. Пыхтят. Ручонки дрожат. Я обернулась к ним, сделала шаг навстречу. Девицы дружно отодвинулись от двери. Боже мой, нашла подельников! Одна толстая и прыщавая, вторая с легким косоглазием, третья – внучка Кащея, по-другому не скажешь. Делаю еще один шаг, сверля поочередно взглядом точку между бровями каждой девицы. Говорят, такой взгляд вынуждает людей подчиняться.

– Хорошо. Теперь дайте мне выйти, и я могу вас познакомить с Яном. Скажу, что вы защитили мать его ребенка от недоброжелателей.

Черт. Черт!! Если две девчонки спокойно отошли к дверям и завозились с замком, то третья, которая самая тощая, вдруг зашипела и кинулась на меня с растопыренными когтями. Видать, про мать детей было лишнее. Я успешно отбила ее атаку, дернулась назад, влетая в раскрытую кабинку, увернулась от удара тяжелым ботинком по колену, дернула на себя дверцу, под истошные вопли ненормальной закрылась. Хоть бы Ян не поверил! Хоть бы успел прийти сюда! Те две, наверное, давно смылись уже!

– Выходи оттуда, сволочь! выходи! – визгливо орала она, хлюпая носом. – Я ненавижу тебя! Ты никогда не будешь с Яном! Он не может никому принадлежать!

В коридоре послышался грохот, затем приглушенные мужские голоса. «Опомнились, голубчики», проворчала я, выглядывая из кабинки. Никого. Вот и отлично. Надо догнать Яна и срочно ехать домой. Лекарства и покой.

– Сдохни! – кабинка напротив неожиданно распахнулась, тощая вылетела мне навстречу, размахивая… Господи, как она сюда притащила нож?! Там же металлоискатель! Время замедлилось, сгустилось вязким киселем. Я отшатнулась, заскользила подошвой по мокрой плитке и грянулась на пол, шарахнувшись головой об дверь. Мир резко потемнел, свихнувшаяся фанатка почти дотянулась до моего живота странным белым ножом. «Керамика» – заморозила меня догадка. Четко понимая, что полностью уйти от удара я уже не успеваю, дернулась в сторону…

Глава 20. Отцы, дети, ведьмы

По частице ваших сердец в моей шкатулке. Мне в дверь стучится света конец – я на прогулке.

Ваши руки, ваши слова, меня согреют. А смерть моя всегда не права,

Я не жалею, что жива.

«Поделись со мной», Маша Badda Boo

Я дернулась в сторону и тут же застонала. Низ живота прострелило дикой, режущей болью.

«Попала, значит-таки, гадина» – с ужасом поняла я и в панике постаралась нащупать хоть какую-то опору, чтобы подняться. Под руками холодила кожу плитка. Темно, не видно ни черта. Жужжит какой-то датчик, где-то ревмя ревет ребенок, шаркает кто-то за дверью.

«Странно, откуда в клубе ребенок?» – посетила меня новая мысль. В этот момент я нащупала рукой ободок фаянсового изделия, выматерилась под нос на изобретательность некоторых лохудр и все-таки встала, прижимая рукой самое болючее место. Под пальцами скользила пропитанная чем-то влажным и горячим сорочка.

«Сорочка?! Какая сорочка?! Эта тварь меня еще и раздела?!»

Ярость придала мне сил. Кряхтя и скуля сквозь зубы от едкой боли, я нащупала ручку двери, нажала и фактически вывалилась под ноги пробегающей мимо девицы в белом халате. Та ойкнула, рассмотрела мои измазанные кровью руки, побледнела и долбанула что есть силы по стене над моей головой. В коридоре что-то протяжно завыло.

«Тревожная кнопка», – решила я и отключилась.

Пришла в себя, уже лежа на неудобной больничной кровати. Повернула голову, морщась от пляшущих черных точек, рассмотрела «вешалку» – капельницу, уходящую под рукав казенной ситцевой сорочки, болотно-зеленые стены, линолеум, раковину с мутным зеркалом напротив. Живот снова кольнуло. Я глухо заскулила, в отчаянии проклиная дурацкую идею рассказать о беременности в романтичной обстановке. Зачем я потащилась в кафе?! Зачем?! Не могла дома сказать? Знала же, что эти ненормальные совсем с катушек слетели в последнее время!

Дверь открылась, впуская невзрачную тетечку в теплой шали и с бренчащей тележкой. Она подкатила свою ношу ко мне, цокнула языком, оглядев размах трагедии и вытянула откуда-то сбоку букет из белых лилий.

– Не положено в отделении держать, но тебе, девка, так уж и быть, разрешили. Это ж видано, такого богатыря родить! Все отделение только о вас и толкует! Муженек-то рад-радехонек, поди, вона как с главнюком договорился! Завтра уже к тебе пропустят!

Тетка еще что-то говорила, наполняя водой из-под крана обрезанную бутылку, усаживая в эту импровизированную вазу цветы, а я все не могла поверить ее словам. Муж? Сын? Какой сын?! Я на втором месяце была!

– Позовите врача, пожалуйста, – прохрипела я, в панике хватаясь за горло. Тетка неторопливо кивнула и выкатилась из палаты.

Вместо врача зашла смутно знакомая медсестричка в зеленом костюме, пристально осмотрела меня, кивнула своим мыслям и вернулась уже со стаканом воды.

– Выпейте, мамочка, вам полегчает, – ласково пропела она, приподняла мне голову и приставила к губам стакан. – Не переживайте, с малышом все в порядке, его покормили, взвесили. Прибавил тридцать грамм. Кушает хорошо. Вот, умница, все выпили. И больше не ходите одна в туалет, вызовите санитарку, она поможет. После кесарева вам еще восстановиться нужно, не торопитесь, не то снова швы разойдутся.

Девица вышла, погасив свет и предусмотрительно сняв с меня моток капельниц. Я уставилась в потолок, стараясь не шевелиться лишний раз, и медленно дышала. Сознание уплывало, подкидывая то образы шумной свадьбы (моей свадьбы!) и русоволосого парня рядом, то сцену рок-клуба с темноглазым вокалистом, то разинутый в крике рот девчонки с ножом в туалете, то усатого мужика-анестезиолога, травящего какие-то байки. Я вконец запуталась и уснула.

***

Нас выписали из больницы через три с половиной недели. Нас – меня и моего сына, Яна Ивановича. Врачи страховались, паниковали и держали меня до последнего под наблюдением. Не дай бог, швы снова разойдутся. Нянечка и санитарки ругались в голос, когда натыкались в коридорах на меня, несущуюся со всех ног то вниз, к мужу, то наверх, к проснувшемуся сыну. Добавьте к этому ежедневный марафон «покорми сынулю», когда каждые два-три часа, невзирая на время суток, я вставала, меняла памперсы и пеленки, прикладывала недовольно бухтящего малыша к груди и застывала так до тех пор, пока он не насытится и не уснет. Через неделю мне под строгим присмотром позволили принять душ, все это время через день таскали на осмотры к врачу, раз в неделю – на УЗИ, проверяя, не трещат ли швы от моей чрезмерной активности. Так что день выписки по праву стал для медперсонала настоящим праздником – еще бы, самые дотошные и энергичные пациенты, наконец, покидают стены их гостеприимного заведения.

Ванька встречал нас в зале на первом этаже – взъерошенный, с лихорадочно блестящими глазами, румяный, радостный и в то же время нервный до дрожи. Не передать словами тот мистический восторг, которым он весь словно светился, когда медсестричка вручила ему сладко сопящий сверток, перевязанный синей лентой. Группа поддержки в лице наших с ним родителей (как же они могут пропустить выписку единственного внука? Специально прилетели!) и ребят из театра торжественно и молчаливо наблюдала за сценой первого знакомства отца и сына, исподтишка подмигивая мне и грозя увесистыми подарочными коробками, пакетами и пухлыми букетами всех цветов и размеров.

Детеныш, наконец, почуял, что вокруг происходит нечто интересное, распахнул сонные глазенки, покосился на глупо улыбающегося отца и басовито заревел, требуя вернуть его в знакомые материнские руки. Народ ликующе завозился, тут же появилась переноска, медсестричка выдала бережно хранимую бутылочку со сцеженным молоком – и под сочное довольное детское чмоканье мы гурьбой вывалились в теплое сентябрьское утро.

– Вань, на тебя похож! Такой же бутуз и недотрога! – смеялся рядом с моим ошалевшим от счастья мужем Рик, прижимая к себе Юльку.

– Точно-точно! Я же говорил, от каждого родителя самое яркое качество возьмет! – подпевал сбоку Матвей, довольно щурясь. – Раз голос и характер от папки, то и от мамы самое лучше возьмет.

– И что же во мне самое лучше? – осведомилась я, с блаженством вдыхая ароматный, отдающий скошенной травой и прелыми листьями воздух. Свобода! Боже, наконец-то свобода! Никаких капельниц и осмотров, никаких скандалов с нянечками, живущими еще по советским стандартам, никаких одиноких ночей, когда не знаешь, за что схватиться и где взять силы на новый рывок…

– Глаза, Ксанка. Глаза твои точно будут, уже сейчас зеленью отдают, – фыркнул Матвей, любопытно заглядывая в сверток, где шевелился, стремясь на свободу, юный наследник целого клана творческих личностей.

Домой мы добрались быстро – как будто кто-то расчистил все пробки и покрасил в зеленый цвет светофоры на нашем пути. Из всех ребят остались только Юлька с Риком, остальные умчались по своим делам, не желая смущать молодых родителей.

– Мы к вам на «кашу» заглянем! – тряс Ваньке руку растроганный Мориш Карлович, директор театра. – Готовьте именинника к приему гостей!

– «Каша» будет через пять дней, Мориш Карлович, – я выплыла в коридор, огибая сваленные у стены свертки и пакеты с подарками и вещами.

– Вот и ладушки, Ксаночка, если что-то понадобится, звоните, не стесняйтесь, поможем чем сможем!

– Спасибо, Ксан, – кривовато улыбаясь, сжал мою ладонь Рик. – Ты бы знала, как отец радовался, когда ему сказали, что вы в честь брата сына назвали, еще и его крестным пригласили. Для него это очень важно. Спасибо вам обоим огромное.

Я ничего не стала отвечать. Слов в русском языке не нашлось, чтобы выразить все, что в тот момент кипело на сердце. Потому я просо обняла парня, погладила по вихрастой голове. Рик фыркнул, рассмеялся тихонечко и со словами «Я уже не маленький, Ксанка!» вырвался, сбежав на волю вслед за отцом.

Когда все гости скрылись за дверью, муж, все еще немного пришибленный от свалившегося на него счастья, порывисто прижал меня к себе, пригладил волосы, поцеловал в шею.

– С возвращением, милая. Как же я скучал!

– Я тоже, солнышко. Если б ты знал, как я скучала… – я вздрогнула, вспоминая первую неделю «заточения», когда меня практически не выпускали из палаты. В голове бродили обрывки кошмаров и реальных событий, ребенок требовал внимания постоянно, пеленки путались в руках и сбивались колобом, молоко застаивалось, все тело болело и ныло, равнодушные, привычные ко всему медсестры и нянечки смотрели с плохо скрываемым раздражением, когда я просила помочь, объяснить, что и как. Ну откуда мне знать все тонкости этого невыносимо сложного искусства воспитания детей? У меня же первый ребенок! И никого рядом, кто мог бы взять на себя хотя бы часть этого ужаса и просто по-человечески поддержать. Мужчинам, наверное, никогда этого не понять. Потому мужу я просто не стала об этом рассказывать. Посторонних, к коим причислялись все, кроме врачей и пациентов, на этаж все равно не пускали. Зачем лишний раз беспокоить, если помочь он все равно не в силах?

Потом мы долго учились, как правильно держать ребенка и как кормить, как его пеленать, какой стороной надевать памперс и когда менять, как, в конце концов, купать сына. Муж был полон энтузиазма и, спустя какие-то пару дней, уже не отпускал ребенка с рук, выхватывая его каждый раз по возвращению с работы и долго тетешкая и развлекая. Я не вмешивалась, наслаждаясь краткими минутами покоя.

Подумать только, еще год назад все казалось беспросветно мрачным и стылым. Когда мне позвонили и сообщили, что Ян, мой ангел-хранитель, мой дорогой друг и верный партнер по театру разбился по дороге из области, даже Иван не смог меня вытащить из апатии. Она накатывала волнами, темными, жуткими, отчаянными. Он ехал ко мне, это я его вызвонила, просила срочно появиться рядом. Ванька был в командировке, Юлька с Риком отдыхали в Финляндии, а за нашей квартирой кто-то небрежно, напоказ следил уже не первый день. И это пугало, до колик, до противных мурашек. Ощущение чужого взгляда сверлило спину каждый раз, когда я выходила из дома. Кончилось все тем, что через три дня постоянного напряжения я попросту заперлась в четырех стенах, заказывая еду через службу доставки и вызвонив Матвея. У его отца было охранное предприятие, так что уже через пару дней спецы должны были ставить нам сигнализацию, видеофон, тревожную кнопку и остальные примочки для охваченных паранойей людей. Но именно в тот день моя паника достигла предела. Ванька возвращался из командировки поздно ночью, я готовила ужин, прибирала квартиру к его приезду. И слышала, как кто-то ходит под дверью, видела, что у подъезда с самого утра дежурит какой-то потасканный тип с совершенно незапоминающимся лицом. Возможно, все дело в работе Ванькиного отца, известного следователя в настоящем и актера в прошлом. Возможно, я ошиблась, и следили не за нами. Факт в том, что Ян погиб по дороге именно к нашему дому. Конечно же, ко мне сразу примчались Аннушка с Василисой Петровной на пару. Конечно же, Ванечка отменил все грядущие поездки сразу, как только узнал. Кого-то даже поймали около нашей квартиры, как мне потом сказал Матвей. Дело действительно было в отце моего мужа, вернее, в последнем его расследовании. Но это уже было неважно.

Когда я через пару месяцев после той жуткой ночи узнала, что беременна, вместе с радостной новостью сразу же сказала мужу, что сына назову Яном. Он не возражал. Он понимал, насколько дорог мне был этот человек, познакомивший нас, помогавший и мне, и Ивану постоянно, не жалуясь и не требуя каких-то ответных услуг. И вот теперь передо мной лежит малыш Ян, которого мы постараемся воспитать таким, каким хотел видеть своего сына мой друг. Мы говорили об этом когда-то. В шутку, наверное, но…

– Сына хочу. И дочку, – Ян настраивал гитару, готовясь к новому спектаклю. Директор решил, что на этот раз «Механические волки» выступят в самом начале вечера, задавая настроение. Ребята не возражали.

– Будешь воспитывать наследника фамильного театра Леру? – подколол Ванька, сидящий рядом со мной на ступеньках сцены.

– А как же? Кто-то должен будет нести доброе, сильное, вечное дальше в массы, – усмехнулся Ян, поглаживая гриф любимого инструмента. – Девчонок хороших защищать, матери помогать сестру воспитывать, нам с отцом на смену вырасти, в конце концов. Фамильный театр – это ж здорово! К тому же Рик собрался к финнам через годик перебираться вместе со своей зазнобой, у меня группа, кто тогда отца сменит?

Мориш Карлович уже изъявил готовность помогать крестнику во всем – от прогулок и поездок в больницу до устройства в детский садик, школу, университет и так далее. Рик забегал через день, принося с собой шуршащие свертки с подарками от коллег, родственников, поклонников и знакомых. Василиса Петровна с Юлькой наплели кучу оберегов для квартиры в целом, отдельно детской и каждого из нашей маленькой семьи. За прошлый год я стала внимательнее относиться к народным приметам и суевериям. Глупо, наверное, скажете вы, но мне хотелось обезопасить своего кроху со всех сторон. Тем более слава потомственной ведьмы закрепилась за Юлькиной бабкой далеко не просто так. Много раз, пока мы гостили в свое время в ее загородном доме, я наблюдала одну и ту же картину: вереница просящих, практически потерявших надежду на выздоровление или спасение, занимала все диванчики и стулья в просторном холле на первом этаже. По одному вливались в тесный кабинетик с окном во всю стену, проводили там полчаса тет-а-тет со старушкой – и выходили буквально светящиеся от радости, сжимая в руках мешочек с травами или плетеный обережек. И работало же! Никто не приходил дважды со своей бедой! Только появлялись через какое-то время, рассыпаясь в благодарностях и впихивая в руки смущенной бабули пакеты с коньяками, конфетами и прочими свидетельствами народной любви. Василиса Петровна потом долго охала и ахала, пристраивая подарочки подружкам по огородному массиву или раздавая их нашим ребятам из театра через Федора Ефимыча, помощника директора, или Ефима Иваныча, главного и всеми любимого костюмера.

Как раз его и поджидала я тем вечером – наш «модельер» назначил мне примерку нового костюма, заявив, что ребенок – не помеха творчеству, и ради меня он придумает костюм, в который впишется и слинг, и незаметное кормление грудью, и прочие материнские радости и заботы.

– Дети – не пуд соли и не фунт лиха, Ксаночка! – наставительно вещал по телефону, все больше распаляясь, старожил театра «Марионетки», – Дети – это хорошо, особенно если есть, кому о них заботиться. У вас с Иваном проблем с этим нет, как я вижу. Так что не воспринимай младенчика как помеху свободной жизни! Прогресс далеко шагнул, в наше время с Василиской ни памперсов, ни смесей, ни этих упряжек детских не было! Тебе сам Бог велел с дитем мир познавать! так что ноги в руки – и готовься, через три недели в спектакле играешь. Натуралистичности сюжету добавишь! Али мы не работаем с молодыми семьями? Вспомни-ка, сколько раз к нам девки молодые с детишками хаживали уже? И что, кому-то мои костюмы не понравились разве? Все, буду у вас в четверг, примерять одежку будем!

Возражений у меня, как ни странно, не нашлось. Да и на самом деле, так ли этот битый жизнью старик не прав? Отец шестерых детей, дед для десятка внуков и уже парочки правнуков? Иван с позицией костюмера согласился, заявив, что сидеть в четырех стенах с одним ребенком значит глупо и нерационально тратить свое время и жизнь.

– Ты же не сидишь в офисе по восемь часов, не привязана к месту. В театре Аннушка тебе роли пропишет с учетом Яна, перейдешь в категорию Мастеров! Нянек там тоже достаточно, Мориш Карлович первым в очереди встанет мелкого укачивать! – увещевал меня муж, стремясь побороть последние ростки сомнений. В результате я с нетерпением металась по квартире, наводя порядок и лоск, пока малыш сладко спал, и тщилась угадать, какую роль мне отвели в грядущем спектакле. Ребята сговорились и отказались выдавать мне роль, пока Ефим Иваныч не привезет костюм.

Мы договорились встретиться в пять вечера, за пару часов до примерки костюмов основного состава актеров в театре. Однако стрелки уже приближались к шести, а от старичка-костюмера не было ни слуху, ни духу. Я уже начала порядком волноваться, подозревая самые ужасные варианты развития событий (мнительность и тревожность, каюсь, так никуда и не ушли после гибели друга), как вдруг в дверь бешено замолотили. Стоит ли говорить, что я неслась по коридору, как вспугнутый олень?