Текст книги "Безымянная невеста"

Глава 11. Встречи во сне и наяву

Все твои секреты, все твои истинные мысли, Все твои замки и замки. Вот только где ты, где ты.

«Сны», Ёлка

Мориш Карлович Леру ожидал от четверга непредвиденных гадостей. Уж слишком муторно было на душе. И его ожидания оправдались.

– Мориш Карлович? – строгим голосом вопросил телефон. – Александр Левицкий на проводе.

– Александр! Добрый день! Чем обязан? – директор театра поежился, вспоминая своевольную приму, устроившую вчера форменный бедлам. Пришлось вмешаться и отправить нахалку домой.

– Я сожалею, но по семейным обстоятельствам вынужден лишить ваш коллектив примы. – В голосе собеседника действительно слышались виноватые нотки.

– Что-то случилось с Маргаритой? – жена Левицкого была болезненной дамой, припомнил Леру.

– Нет-нет, слава богу. Ничего серьезного. Мы открыли новый филиал в Белгороде, куда Эльза отправилась ночным рейсом – как одна из моих наследников, она должна знать суть работы в компании.

– О, понимаю. Сам тем же путем отпрысков воспитываю.

Мужчины поговорили еще несколько минут, тепло попрощались. Мориш Карлович был в недоумении. С одной стороны, он был рад – коллектив отказывался работать с Эльзой. С другой стороны, на поездку в Хельсинки нужна новая прима. Как хорошо, что решение было близко.

– Рик! Пригласи ко мне Ивана!

Через час Иван мчался к своей девушке с радостной вестью – после обсуждения их пару поставили главной для грядущих спектаклей. Лидочка поохала, жалея подругу, но отказываться от щедрого предложения директора не стала. Где еще у не был бы шанс через месяц работы стать примой?

Вечером на репетиции весь коллектив театра марионеток был в курсе поспешного отъезда Эльзы и назначения новой прим-пары. Отмечать пошли всей толпой на Думскую – благо, что выбор баров там был отменный. Ксану тоже звали, но, узнав, что девушка разболелась, пожелали скорейшего выздоровления и пригрозили заглянуть в субботу. Ян скупо поздравил новых лидеров, сослался на сильную занятость и под шумок смылся на другую репетицию. Музыкальную.

Там его поджидал неожиданно взволнованный Матвей. Заметив друга, он схватил актера за руку, оттащил в гримерку, уселся напротив двери и выпалил, схватившись за голову:

– Ян! Это сумасшествие какое-то! Выслушай меня…

***

В среду я проспала до самого вечера. На часах было около шести, когда я, наконец, разлепила глаза. Голова болеть перестала, зато пострадал внешний вид. Глаза покраснели и припухли, нос капитально заложило, волосы сбились в один огромный колтун. Чучело, никак иначе, решила я, глянув в зеркало и содрогнувшись от увиденного. После чего решила совершить набег на кухонные запасы. В таком виде, растрепанную, опухшую, с бутербродом в одной руке и кружкой горячего молока с медом в другой, меня и застал звонок в дверь. Открывала не глядя – ключи дома из всего семейства Токаревых забывала только Светка.

– Тапки я позаимствовала, комп свободен. Еда в холодильнике, – буркнула я вместо приветствия и пошаркала обратно на кухню. Каково же было мое удивление, когда, обернувшись, я увидела донельзя растерянное лицо Матвея-Гончего. Парень стоял в дверном проеме кухни, пряча за спиной объемистый пакет и прижав к животу букет из белых лилий.

– Эм… Привет. А ты что тут делаешь? – сообразила, наконец, что-то сказать я.

– Пришел проведать больную, – обезоруживающе улыбнулся парень и протянул мне цветы и пакет. В пакете обнаружился недельный запас (судя по объему) цитрусовых всех мастей. Я воткнула лилии в вазу, фрукты отправились в мойку, на стол из холодильника выплыли тарелочки с мясной нарезкой и бутерами.

– Спасибо. Присаживайся, будем чай пить, если не испугался, – уж больно шокированным он выглядел. Больных девушек, что ли, не видел никогда?

Матвей снова улыбнулся и присел на стул. Потом подскочил, усадил меня и засуетился вокруг чайника с холодильником. Я продолжала тормозить (мне простительно, я болею) и молчать. Парень приготовил нам крепкий чай с корицей, лимоном и лаймом, нарезал ломтиками рыжие гигантские апельсины, разделал грейпфрут, почистил картофельным ножом парочку киви (а я их и не заметила) и перенес все это на обеденный стол.

– Угощайся! – гордо произнес он, широким жестом охватывая стол. Еще минут пятнадцать мы грызли фрукты и бутерброды.

– Матвей… Ты как узнал, что я болею? – вопрос таки сорвался с языка.

– Ян сказал. Ему Рик доложил. – Пожал плечами парень, отставив кружку с чаем.

– А Рику Юлька. Все понятно. И зачем ты пришел? – понимаю, что не очень-то дружелюбно, но ничего не могу с собой поделать.

– Волновался. От хулиганов спас, а от простуды не додумался. Пришел исправляться. – Исчерпывающий ответ, ничего не скажешь.

– Спасибо, мне уже лучше.

– Я вижу, – усмехается еще. Вот наглец! – Ну, хорошо, я убедился, что ты жива, относительно здорова и полна надежд на скорое выздоровление. Потому давай свой номер телефона, и я пошел.

Я пожала плечами и продиктовала номер. Все равно же, если захочет, у ребят в театре узнает. Матвей в очередной раз улыбнулся и, помахав рукой, ушел. Я осталась догрызать фрукты и отвечать на распросы тетки, столкнувшейся с ним в дверях.

Перед сном я прокручивала в голове все сцены с памятного спектакля, где мы играли с Матвеем вместе. Красивый же парень, не поспоришь. Глаза, правда, оказались серо-зелеными какими-то, видимо, на спектакле ему дали контактные линзы цветные. Высокий, спортивный, чисто выбрит, волосы хорошие – видно, что следит за собой. Воспитанный, вежливый. Никаких пошлостей (хотя кому их тут говорить-то было?), все чинно и пристойно. Почему Аннушка согласилась, когда я сказала, что Матвей – избалованный, аморальный и самодовольный мажор? А ночью мне снился сон…

***

Девять часов утра. Солнце еле пробивается сквозь тучи пыли и пепла, пляшущие в воздухе. Ветер толкает в плечо, по жесткой поверхности разодранного на плече камуфляжа стекает кровь. Это нарезная пуля, понимаю я. Как бы их не запрещали – война есть война. Здесь главное – победа. Цена не имеет значения.

Светофильтр со скрипом пополз вверх. Каменная пыль, кажется, покрывает каждый дюйм. Маска с тихим щелчком отсоединяется от гермошлема. Липкие от пота волосы скрывают мигающий алым наушник. Вызывают с базы. Что ж, подождут.

Под ногами со звоном перекатываются гильзы. Здесь я – Айрин Кадахо, специалист по особым операциям. Мне двадцать пять лет, разведена, детей нет.

Очередной взрыв гремит в километре от входа в бомбоубежище. Кажется, там застрекотал пулемет.

– Люди меняются. Мы ведь пытались найти компромисс. Искали выход, пытались понять вас. А в ответ.…Это просто резня. Никакой истории.

– Возможно. Враг всегда остается врагом. Даже после заключения мирного договора. Ты погибнешь, когда пожалеешь врага.

Щелчок затвора. Старый добрый АПС смотрит в лоб. Щелкает пряжка гермошлема. Матовая, чернильно-черная маска – наполовину человек, наполовину лис с оскаленной пастью, сползает вверх. Знакомые глаза незнакомого человека. Острые скулы, жесткое лицо, льняные волосы коротким ежиком. Сухой, очищенный фильтрами от грязи и эмоций голос. Цель моей операции – Айзек Киримов, военный переводчик. Живой или мертвый.

– Вас кто-то предал, детка. Беги.

Смахиваю прилипшие ко лбу волосы. Плечо вспухает болью. Изучающий, настороженный взгляд льдистых глаз напротив.

– Немного больно. – Я извиняюсь?

Суровый голос, нетерпеливое движение кисти, затянутой в черную перчатку. Властный жест свободной рукой.

– Девочка, уходи. Или мне придется стрелять.

– Меня зовут Айрин. Куда идти? Кругом враги. Быть может, засада.

Наушник нагрелся. Кто-то продолжает звонить, вызывать на связь. Значит, еще не поздно. Айзек толкает прикладом в сторону.

– Пошли.

Спотыкаюсь, кубарем лечу вниз по битому камню. В затылок, в плечо, в живот – острые углы отбитых кусков скальной породы впивались в тело. Треснувшая по краю маска гермошлема выпала из рук и осталась где-то в стороне. В глазах пляшут алые круги. Воздух ускользает, убегает от широко раскрытого рта.

Затянутая в черное фигура скользит вслед за мной вниз. Поднимает на ноги, легко подхватив за кожаный истертый пояс. Боги, я даже не достаю ему до плеча. Даже с учетом платформы на армейских ботинках.

Между лопаток упирается дуло АПС.

– Не боишься, что будет слишком шумно?

– Не глупи. Никто не услышит. Иди вперед.

Когда все республики превратились в отдельные государства, а верховная власть рухнула, подмяв под себя всех прикормленных бюрократов и извращенную поправками Конституцию.… Нет, хаоса не было. Процесс распада шел уже давно. Просто в момент гибели Старой эры подняли головы они.

Их было больше. Они лучше знали свои корни. Хранили свою культуру. Себя, в конце концов. И, как зверье бросается на раненную жертву, также и они набросились на бьющееся в агонии государство. Разорвали на части старые флаги и стяги. И подняли свой. Белоснежный, с черной луной посередине.

Три года назад они решили вернуть то, что уже больше девяти веков принадлежало другим. Тогда они утратили все из-за собственной слабости. И осознание этого жгло их злым огнем, заставляя сейчас в ярости вспарывать животы всем, кто не носил знаков Хасса. И не молился по пять раз в день. Хотя при чем тут молитвы… Их солдаты вряд ли падали ниц посреди боя, чтобы вознести молитвы своим богам.

Чужие пули выбивают фонтанчики песка и пыли, ударив почти что под ноги. Гортанный говор, пара сдержанных жестов. Из-под маски вновь показался высокий лоб, глубокие колючие глаза.

– Иди. Да иди же ты, все нормально.

Меня закрывают в камере-одиночке. Позже Айзек приносит перловку и немного воды, сам бинтует мне подстреленное плечо. Я украдкой изучаю его. Подумать только, столько лет я видела его лицо в своих снах. Реальность жестока.

– Так лучше? Эй, не спи!

Требовательно смотрит. Киваю, сжав зубы, поднимаюсь с пола, пересаживаюсь в тень к стене.

Он отходит к дверям в камеру, перекидывается парой фраз с охранником. Тот кивает, запирает нас и уходит.

– У тебя шесть с половиной минут, пока он не вернется. Зачем ты здесь, детка?

– Спасти тебя, Айзек Киримов, и вернуть на родину. Она, бедная, так нуждается в тебе.

Смеется. Красивый смех у него, ничего не скажешь.

– Спасибо, насмешила. Детка, прости, но тебя отправили за смертью.

– Ну да. За твоей жизнью или смертью. – Не хотела ему этого говорить, но придется.

– Ошибаешься, крошка. Я и так работаю здесь на благо родине, шеф разведки в курсе. Плановая операция по моему возвращению назначена на следующий год, когда Хассы примут окончательное решение по предложенному вами мирному договору. Так что извини, но эта операция – твоя смерть, не моя.

Стараюсь осмыслить все, что он сказал. Вспоминаю странные взгляды коллег и ругань в зале командования. Если шеф в курсе, то кто, в таком случае, меня сюда послал и почему?!

– Зачем ты меня сюда привел? – облизываю пересохшие губы. Он протягивает свою фляжку, знаком показывает – «замри». Подходит охранник, отпирает дверь, И снова смотрит в спину дуло автомата. Впереди Айзек, позади охранник.

Идем по извилистым коридорам старого замка. Вокруг горят факелы, на развилках стоят патрули – по четыре человека в отряде, все в броне и вооруженные до зубов. Не стоит и пытаться сбежать.

Айзек останавливается посреди коридора, поворачивается с каким-то вопросом к охраннику. Смуглолицый парень гортанно отвечает, встряхивая автомат. Айзек кивает, подходит ко мне, снимает с пояса старенький кольт. Выстрел.

– Хорошо следишь за оружием, молодец. – Он смотрит на меня и улыбается. По-доброму, тепло. Как в моих снах. – Пошли.

За спиной остается труп охранника. Мы проходим в тайный коридор – какой замок без таких сюрпризов?

– Не считай меня сволочью, Айрин, – шепчет он, пока мы пробираемся через заросший паутиной туннель. – Этот парень убил гораздо больше наших, чем ты и я, вместе взятые. Замучил в пыточной.

Меня передергивает. Охранник был таким безобидным на вид…

– Думаю, ты можешь выполнить свою операцию, малышка, – продолжает Айзек, прислушиваясь к шорохам за спиной. – Пока тебя не прислали, я сомневался, правильно ли вычислил перебежчика. Но твое яркое (еще бы! ты же мой вездеход взорвал, гаденыш!) появление расставило все по своим местам. Готов поспорить, если ты сейчас ответишь на вызов, который требует твоего внимания с самого утра, то услышишь шефа, который объявит об отмене задания.

Он усмехнулся.

– Приготовься.

Мы оказываемся у тайника в стене тайного коридора. Смех, да и только. Айзек достает два защитных комбинезона с масками отряда черных Лис – именно в такой он встретил меня на утесе. Переодеваемся, забив на стеснительность – жизнь дороже морали. Снова крадемся по коридору, выбираемся в общий проход. Айзек что-то отвечает патрульному, нас ведут к выходу. Осталось пересечь фойе и вот она, свобода. Никто не найдет нас вечером в песках!

Мы уже почти добрались до дверей, как вдруг у него запиликал коммуникатор. На пронзительный звук обернулись, кажется, все охранники, тут же взяв нас в прицел автоматов.

– Руки за голову! – прозвучало на моем родном языке. Что это значит?!

По мраморной лестнице с позолоченными перилами (останки былого величия этого чудного места) со второго этажа к нам спускается Жрица. Белая полупрозрачная тога на совершенном теле, черный круг татуировки на солнечном сплетении проглядывает сквозь ткань. Она кажется такой хрупкой и невесомой, словно богиня. Тварь.

– Тебе не убежать, Айзек, дорогуша. – Ее звонкий голос разносится по всему замку.

Сколько ей? Семнадцать? шестнадцать? Жрицы теряют свою силу после совершеннолетия, переходя в ранг хранительниц культа. Эта же полна энергии. Именно из-за них, этих глупых желторотых малявок-максималистов мир теперь катится в тар-тарары!

– Разве может мужчина так просто отказаться от своего слова? – Жрица, победно осклабившись (улыбкой ее гримасу было сложно назвать), спускалась по лестнице. – Ты обещал быть моим до совершеннолетия. Куда же ты? Еще целый год остался!

В шоке смотрю на Айзека. Тот пожимает плечами – мол, выкручивался, как мог. Жрица замечает наши взгляды и срывается на злобный визг.

– Девчонку убить, Айзека – в комнату для моих гостей. – Верещит она, повернувшись к начальнику охраны.

Я с сожалением смотрю на своего спутника, медленно достав из кармана на боку дамский пистолет (и как они его пропустили при обыске?). Включаю свой коммуникатор – действительно, на том конце слышен голос шефа.

– Кто предатель, Айзек? – пусть смотрят, гориллы. Все равно не понимают, в чем дело. Пусть считают прощанием.

– Генерал Круглов, – отвечает громко и четко. В коммуникаторе слышится привычное «донесение принял». Помехи смолкают.

– Чертово задание. Прости меня, Айзек. – Шепчу, глядя в такие знакомые глаза. Эх, как же нам не повезло в этой жизни.

Раздается двойной выстрел.

***

– Твою мать! – Матвей подскочил на кровати, хрипло дыша и дико озираясь по сторонам. – Да что, черт возьми, происходит?!

Подушка полетела в стену. Вслед за ней улетел и будильник, так не к месту ворвавшийся в сон. Перед глазами все еще стояла Оксана, с короткой стрижкой и одетая в черный обтягивающий костюм с кровавой дырой над левой грудью. Во сне она пристрелила не его, а малолетку-жрицу.

Утро четверга не задалось с самого начала. Матвей залпом выпил кофе, проглотил, не глядя, какую-то еду из холодильника. Подумал, достал мобильник, написал Оксане смску.

«С добрым утром! Как себя чувствует больная?»

«Больной, как еще. Доброе утро, Гончий!» – прилетел ответ через пару минут. Парень хмыкнул и, успокоившись, поехал на работу.

Обеденный перерыв принес с собой новый сюрприз. Очередная кандидатка на роль его девушки выглядела точь-в-точь как та самая стервозная жрица из сна. Матвей высидел положенные по этикету полчаса и, скомкано попрощавшись, сбежал. Само собой, о продолжении отношений речи и быть не могло.

Остаток дня Матвей перемежал работу с мыслями о Ксане. Скинул еще несколько бессмысленных смсок, получил такие же пустые ответы, украшенные смайлами. На душе полегчало.

После работы парень поехал на реп-базу к Яну, переводить текст его новой песни на английский. Пока ждал друга, задремал. Чтобы тут же подскочить с дивана – во сне ему снова улыбалась, растворяясь в клубах тумана, танцующая Оксана в подвенечном платье. Неудивительно, что к приходу друга Матвей был взволнован.

– Друг, не переживай ты так. Просто ты в нее влюбился, вот и все, – пожал плечами Ян, усмехаясь в ответ на рассказанную историю.

Матвей поджал губы, скрестил руки на груди.

– Тебе смешно. А мне надоело ее наблюдать в своих снах. Тем более в кошмарах.

– подумаешь, подстрелили девочку из-за тебя. Может, ты боевичок какой-нибудь перед сном смотрел, вот и вся разгадка, а? Голливудщиной сюжетец отдает. – Ян скептично относился ко всякого рода эзотерике и мистике.

Матвей понял, что от друга толковых советов не дождется и махнул рукой.

– Давай свою песню. Переводить будем. Перед сном успокоительного глотну и все. Может, просто нервы. – Парень вспомнил эпопею с выходками Эльзы и передернул плечами. Неприятная история получилась. Ну да ладно, к весне сестренка придет в себя. А Ян свалит в очередной тур. По крайней мере, после всех этих событий Матвей приобрел стойкий иммунитет к чарам светловолосых девиц любой наружности. И Лидочкиным в том числе.

Глава 12. Сплошные недоразумения

С тобой мы встретились случайно,

Ничто не связывало нас,

Полуулыбка, полутайна,

И глубина бездонных глаз

А. Акимов

Лидочка Аксенова была единственным и, к сожалению, поздним ребенком в семье. С одной стороны, все радости жизни – поездки на отдых заграницу, модная одежда, косметические процедуры и всевозможные репетиторы, а также тренинги и мастер-классы от лучших гуру всех сфер жизни – доставались ей по мановению пальцев. С другой стороны, всяческие новомодные развлечения типа клубов, походов, экстрим-спорта и украшательства тела были под строжайшим запретом.

– Дочь у меня одна. И жизнь у нее тоже одна, нечего здоровье гробить! – говорила Алла Егоровна, бизнес-леди в третьем поколении и мать Лидочки по совместительству. Потому девушка ощущала себя в безумно дорогой и качественной, но клетке. Делай, что хочешь, но в пределах дозволенного родительским советом. Лидочка и делала. Хорошо училась, следила за здоровьем, самосовершенствовалась постоянно – йога, ци-гун, медитации, пилатес, фитнес, экономика, управление кадрами, бухгалтерский учет… В ее хорошенькой головке хранилась уйма правильной и полезной информации для будущей продолжательницы дела Аксеновых. Вот только в реальной жизни она помогала мало. С точки зрения своих коллег в театре Лидочка была крайне наивной, доверчивой и милой девушкой. Только Иван подметил, как сильно его любимая меняется, стоит только заикнуться о каких-либо финансовых вложениях или прокомментировать последние мировые новости. Светловолосая простушка испарялась, уступая место серьезному, вдумчивому и профессиональному специалисту по кризисным ситуациям. Впрочем, этот образ слетал с нее привычно легко сразу же после смены темы на более приземленную.

– Ванечка… – Лида забавно сморщила носик, помешивая ложечкой свой капучино. Сегодня она специально выбралась пообедать в город, чтобы встретиться со своим молодым человеком. – Нам надо серьезно поговорить.

Как и всякий уважающий себя мужчина, Ванечка на этой фразе ощутил легкую тревогу и начал судорожно припоминать, не натворил ли чего-нибудь опасного для их отношений.

– Я весь внимание, солнце мое.

– Раз мы стали парой прим в театре, да и грядет поездка в Хельсинки, тебе придется познакомиться с моей мамочкой. – Сообщила девушка, виновато улыбаясь. Знакомство с Аллой Егоровной обычно заканчивалось постыдным бегством Лидиных кавалеров, раскритикованных в пух и прах. Мужское самолюбие такой издевки не выдерживало. Из представителей сильного пола только отец девушки оставался рядом с этой поистине феноменальной женщиной, флегматично относясь к ее «заскокам». Хотел в спутницы жизни настоящую женщину, равную себе по силе духа – получил, чего уж жаловаться?

Иван о родителях своей девушки не знал ничего, кроме того, что они оба успешные бизнесмены и достаточно строги к своей единственной дочери. Потому на виноватый взгляд Лиды внимания не обратил и сразу же согласился, про себя радуясь, что так легко отделался от «серьезного разговора». Как выяснилось чуть позже, предусмотрительная девушка решила не ставить актера в сложную ситуацию, пригласив на знакомство еще и Юлю с Оксаной – как главных виновниц ее увлечения контактным театром. Подумав еще пару минут, Лидочка сослалась на необходимость припудрить носик, оставила Ивана в одиночестве ждать заказанный десерт и, зайдя в дамскую комнату, достала мобильный. Ответ последовал уже после второго гудка.

– Лидочка? Что-то случилось, милая? – мягкий, заботливый голос Матвея убеждал в искреннем волнении парня.

– Привет! Я… хотела посоветоваться с тобой.

Девушка вкратце обрисовала ему сложившуюся ситуацию с поездкой, родителями и назначением примой.

– Сегодня пятница, встречу родители назначили на завтра, а в воскресенье уже новогодний маскарад! – простонала девушка в трубку. – Все так заняты, а мне нужен хоть кто-то из старшего состава, чтобы родители не беспокоились за безопасность поездки и моего пребывания в театре вообще!

Пауза на том конце телефона затягивалась. Лидочка уже начала переживать, что ничего не получится, но…

– В принципе, я могу поговорить с Яном. Как-никак, те три года, пока он встречался с моей сестрой, я бывал на каждом спектакле – надо же было следить за ее моральным обликом. – Проговорил Матвей насмешливо. – Так что могу сойти за старший состав. Узнаю подробности поездки у Яна, их внутреннюю кухню я уже наизусть выучил стараниями Эльзы. Устроит такой вариант?

– Да! Конечно, да! Спасибо тебе огромное!

– Ну, тогда до встречи. Адрес сбрось смской, подъеду.

Лидочка, внутренне ликуя, вернулась за стол. Взглянула оценивающе на Ивана, который как раз увлеченно прихлебывал кофе, противно хлюпая плотной пенкой и поморщилась. «Матвей так никогда не делает, он хорошо воспитан и умеет держать себя в обществе», – подумалось ей. Ах, если бы слить воедино Ивана с его оптимизмом, талантом, неуемной энергией и нежностью и галантность, воспитание, да что там говорить – внешность Матвея… Жаль, что Эльза уехала. Теперь не с кем обсудить дела любовные. Не с одинокими Юлей и Оксаной же об этом говорить! К тому же ничего они не понимают и в людях не разбираются. Эльза тому примером – как можно было невзлюбить такую девушку?!

«Завидуют!» – решила Лидочка, ласково улыбаясь Ивану и вспоминая голос Матвея. – «Точно завидуют! У самих-то – ни денег, ни красоты, ни ума, а туда же лезут…»

***

Звонок Матвея застал Яна на пути к гримерке режиссера. Друг изложил актеру просьбу новой белокурой примы, рассказал пару баек про семейство Аксеновых и заморочки родителей девушки (специально уточнил у отца, который не раз имел дела с Аллой Егоровной).

– В общем, если ты не против, мне нужен полный расклад по вашей поездке. – Подытожил Левицкий-младший. – Тебя отец точно не отпустит накануне спектакля, Аннушка там будет явно не к месту, сам Мориш Карлович тоже не пойдет.

– Не вопрос, как раз переговорим с отцом и вечером все расскажу. Приходи на базу, репетиция в восемь вечера. – Ответил Ян, осматривая комнатку, где царил творческий беспорядок вселенского масштаба. Найти можно было все, что угодно, кроме владелицы гримерной. Парень вздохнул, попрощался с другом и пошел к отцу.

Мориш Карлович визиту сына обрадовался и тут же выдал длиннющий список на семи альбомных листах.

– Съездишь на торговую базу, докупишь, – проинструктировал удивленного требованиями отпрыска директор театра. – Мы с Федором подумали и решили, что украсить елку сможем и сами, без участия дизайнеров. Эти оглоеды совсем распустились – такие цены загибать!

Ян про себя помянул недобрым словом вездесущего отцовского помощника, кивнул и запрятал список в рюкзак, который таскал на плече весь день. На Рика с самого утра напало предновогоднее настроение, так что парень откалывал шуточки в своем репертуаре – гримеры уже наслаждались последствиями фантазии младшего Леру. Личные вещи в зоне доступа шалопая оставлять было опасно – существовал немалый риск обнаружить их потом на елке вместо мишуры.

– Отец, я вообще-то поговорить хотел. – Ян уселся в кресло напротив отца, зажав рюкзак между ног.

– Слушаю. – Мориш Карлович отвлекся от очередного списка ценных указаний, оценил серьезный взгляд сына и выпрямился. – Что-то серьезное?

– Да, если Матвей не договорится с родителями Лиды, – кивнул Ян. – В таком случае мы снова останемся без примы.

– Беда с этими примами, – недовольно нахохлился директор. – Рассказывай.

Спустя сорок минут Ян выключил диктофон, куда записал все инструкции и подробности для друга. Плеер Матвей носил с собой постоянно, так что незаметно прослушать запись сможет в любом случае.

– Еще хотел спросить, – обернулся парень, стоя уже на пороге кабинета. – Почему ты разрешил новенькой сыграть Невесту? Мы же договорились, что ни костюм, ни роль больше не используем. Сам помнишь, чем это три года назад кончилось.

Мориш Карлович поежился, припоминая события, после которых примой стала Эльза.

– Я не разрешал, сын. Была форс-мажорная ситуация, решение принимали сами актеры. Когда я ее увидел в этом костюме, девушка уже была на сцене, не отзывать же было посреди спектакля, – развел руками директор. – Спроси Аннушку, она точно в курсе.

– Я ее нигде не могу найти, – поморщился Ян.

– К Федору зайди, они с утра как закрылись в его кабинете, так и сидят, наверное, – посоветовал Леру-старший. – Говорили, что роли на спектакль дописывают.

***

Аннушка действительно с самого утра сидела в кабинете помощника директора. Правда, вместо написания ролей она все это время, скорбно опустив голову, выслушивала претензии старших товарищей.

– Аннушка, как ты могла! – разорялась Василиса Петровна, расхаживая из стороны в сторону на той стороне зеркала. – Ты же знала, что мы поменяли то старое платье на наряд Искусницы! Специально, чтобы никто не трогал, раз роль и костюм забраковали и выкинули подальше!

К «проклятым» ролям актеры всех времен и народов относились с опаской и старались без особых причин вещи, даже мало-мальски связанные со злополучным образом, не трогать, потому расчет ведьмы был вполне обоснованным.

– Василиса Петровна, ну забыла я! – не выдержала Аннушка, соскочив со стула. – Форс-мажор, Юлька болеет, народу толпа целая, а у меня мастера нет! И ни один типаж, как назло, Ксане не подходил! Сама не знаю, почему мне Невеста вспомнилась, – под конец сбилась на виноватый шепот девушка, снова падая на стул. Федор Ефимыч только головой покачал.

– Может, кто намекнул тебе на эту самую роль? – поинтересовался он. – Вспомни, с кем ты до этого говорила?

Аннушка честно попыталась вспомнить.

– Не помню. Федор Ефимыч, там такая толпа была! Сам же знаешь – и гримеры, и актеры, и Рик под руку лезет, и Ефим Иваныч чего-то ворчит.

Василиса Петровна встрепенулась.

– Ефимка? А он тут при чем?

– Как это причем? Он наш костюмер! – непонимающе посмотрела на ведьму Аннушка.

– Да я не о том, – нетерпеливо махнула рукой женщина. – Помню, что костюмер, Ксана тут при чем?

– Как же? Он ее личный костюмер! – воскликнула девушка, после чего осеклась, зажав рот рукой. – Вы только директору не говорите, он недоволен будет сильно, что Ефим Иваныч в первую очередь Ксане костюмы готовит, а не примам.

– Не скажу, – пообещала ведьма, переглянувшись с оборотнем. – Заготовки свои выкиньте, Юля готовые принесет к спектаклю. До Рождества постараюсь нить Ксаны связать, хоть ненадолго удержу, пока ее подруги не закончат. Феденька, я пока Ефима навещу. Давно не виделись.

Ведьма растворилась в зеркале. Федор Ефимыч подождал минутку, убедившись, что старая ведьма не подслушивает, и перевел тяжелый взгляд на режиссера. Девушка съежилась.

– Объясни мне, старому, как можно быть такой беспечной, а? – выдохнул мужчина. – Вам с Юлей как раз третьей пряхи не хватает для полного посвящения! Подождала бы чуток, подучила девку! И узнали бы уже на Рождество, кто из вас кем станет! А ты! Тьху! – Федор Ефимыч раздраженно сплюнул и вышел, хлопнув дверью.

Аннушка тоскливо взглянула на разложенные по столику листы с ролями на ненужный никому спектакль, придушенно всхлипнула и смела заготовки на пол.

***

Главный костюмер, весело напевая мотив старой доброй песни, готовил к новогоднему маскараду очередной шедевр. На зеркале перед швейной машинкой был приколот парный портрет – новая прима с партнером.

– Ефим, Ефим… – фотография отлепилась и спланировала на пол. В зеркальной глади отразилась седая женщина с толстой косой до пояса.

– Приветствую, Василисушка. Рад, рад видеть, – улыбнулся костюмер, не отвлекаясь, впрочем, от машинки.

– Красивое платье будет, – похвалила ведьма, присмотревшись к струящейся на пол ткани.

– Благодарствую. Твой домовой сильно помог, Василисушка, без него бы не управился.

Ведьма в зеркале вздохнула и опустилась на спинку кресла.

– Все бунтуешь, Ткач? Никак не успокоишься? – печальным голосом спросила она.

Ефим Иванович вздрогнул. Машинка остановилась.

– Кто же на этот раз тебя попросил судьбу исправить, а? Такую искусницу погубишь же! Не жалко? – пристально глядя в глаза костюмеру, продолжила ведьма. – Разве чья-то единичная судьба, которую уже вплела в узор Хозяйка, стоит жизни Пряхи, которая сотни людей по нити ведет?

– Судьба каждого человека – его собственный выбор, а не прихоть старой перечницы! – проворчал Ткач, отвернувшись от зеркала.

– Конечно-конечно, дорогой мой. Оправдывай свой поступок, пока можешь, – спокойно ответила ему Василиса Петровна, поправляя на коленях неизменный передник с алыми маками. – Делай вид, что ты не сам выбрал такую судьбу, что тебя заставили служить Хозяйке, единственного из нас. А девочка в это время заплутает в твоей паутине, заблудится и исчезнет. – Костюмер порывисто обернулся, собираясь возразить, но ведьма не дала ему этой возможности. – Девочка исчезнет в вероятностях, а тот, кому ты якобы помогаешь, займет ее место. Как же, судьба пряхи принадлежит только ей и Хозяйке, больше никому. И никто не стоит за ее плечом, ведя по жизни. Только как тебе потом в глаза остальным смотреть, а, Ткач?

Ефим Иванович еще долго стоял и растерянно смотрел на пустое зеркало. До этого момента он не понимал до конца, что же натворил, решившись помочь той девушке. Кто же знал, что Рик приведет ему в тот день молодую пряху, а не обычную девчонку?!