Текст книги "Раненый разум. Пройти через боль, чтобы её преодолеть"

С началом пандемии основной эмоцией, поразившей человечество, стал страх, который распространялся быстрее, чем сам вирус. К страху заболеть или потерять близких постепенно добавился страх из-за неопределенного и туманного финансового будущего, из-за отсутствия уверенности в завтрашнем дне, отсутствия возможности общаться с другими людьми, как раньше, и в целом страх потерять ту привычную «нормальную» жизнь, которую мы всегда воспринимали как само собой разумеющееся.

Также на волю вышел гнев во всех своих возможных формах: гнев из-за наложенных на нас ограничений, гнев в отношении того, кто их не соблюдал, гнев из-за того, что предпринималось слишком много или слишком мало, гнев по отношению к тем, из-за кого гипотетически разразилась пандемия, гнев к тем, кто прибегал к излишним мерам предосторожности, и – вплоть до сегодняшнего дня – гнев по отношению к тем, кто считает, что вакцинация крайне важна, или к тем, кто, наоборот, уверен, что вакцинироваться ни в коем случае нельзя.

С началом локдауна дом, из места, символизировавшего тепло и близость, стал местом заключения, что нередко провоцировало межличностные конфликты и в итоге привело к росту домашнего насилия. Подобно животным в неволе, люди испытывают огромный стресс и не имеют возможности что-либо предпринять для восстановления хотя бы небольшого контроля над своей жизнью, в итоге они становятся жертвами гнева, нуждаясь во «противнике, с которым можно бороться», что дает им иллюзию, что они могут хотя бы что-то сделать.

Но какими бы дисфункциональными они ни становились при их избыточном проявлении, страх и гнев «активируют» организм и, следовательно, имеют менее разрушительные последствия, чем другое эмоциональное состояние, которое все больше распространяется, а именно отчаяние. Столкнувшись с невидимым врагом, находящимся вне нашего контроля, осознавая неизбежный начинающийся экономический кризис, не имея уверенности в том, что еще несколько месяцев назад казалось само собой разумеющимся, люди могут испытать сильное чувство беспомощности, смесь страха и боли, которая будет угнетать их, а не активировать. В то время как вызванная страхом тревога, если она не выходит за определенные пределы, побуждает человека к борьбе и сохранению активности, отчаяние разрушает, доставляя непрестанные изнуряющие мучения тому, кто его испытывает. Как мы видели в приведенных выше примерах, люди, охваченные терзаниями и отчаянием, живут с постоянным чувством стеснения в груди, затрудняющим дыхание, и с внутренней уверенностью, что они каким-то образом «приговорены» своей жизненной ситуацией к чему-то плохому. Если «противника» нельзя победить или избежать, то единственной возможностью остается капитуляция, отпускание ситуации, что на уровне физиологии приводит к подавлению иммунной системы, а на психологическом уровне может способствовать развитию тяжелых психологических расстройств, в первую очередь депрессивного типа.

Навязчивое использование социальных сетей и феномен, известный как «инфодемия» (то есть быстрое и неконтролируемое распространение новостей, как настоящих, так и фейковых[16]16
  Fake (англ.) – подделка (прим. пер.).


[Закрыть]), значительно усилили страх, гнев и отчаяние, которые стали распространяться среди населения подобно вирусу, что привело к массовому заражению этими эмоциями и дальнейшему ухудшению психологических условий, на которые уже и так оказала негативное влияние пандемия.

Также не будем забывать о боли тех, кто потеряли из-за этого вируса и по другим причинам своих близких, и к тому же не имели возможности быть рядом с ними в их последние минуты жизни из-за ограничений в области здравоохранения с связи со сложившейся чрезвычайной ситуацией. В этих случаях говорят о таком явлении как «горевание в отсутствие тела» (Solomita, Franza, 2020), когда условия проживания скорби осложнены отсутствием возможности быть рядом с умирающим и попрощаться с ним, а также во время первого локдауна невозможностью проведения похоронного обряда; все эти действия необходимы для здорового проживания горя, которое, помимо того, что является субъективным опытом, является важной частью социальной жизни. Таким образом, смерть во время пандемии Covid-19 стала «смерть по исчезновению» (Bormolini et al., 2020), и оставшиеся жить проживали буквально «исчезновение» любимого человека, который сначала был изолирован в больнице, а затем навсегда скрыт внутри гроба.

Не говоря уже о боли тех, кого поразил этот вирус и кто был вынужден сражаться с ним лично в больнице, далеко от своих близких, часто находясь на искусственной вентиляции легких и терзаясь от неизвестности, что с ним будет, или оставшись дома, испытывая страдания от изоляции и ужас от того, что состояние может ухудшиться в любой момент.

Отдельное внимание необходимо уделить состоянию тех, кто боролся и борется на передовой против смертельного вируса, то есть медицинского персонала. Вот уже много месяцев врачи и медсестры подвергаются чрезвычайному стрессу, сильнейшему увеличению рабочей нагрузки, изнурительной и напряженной работе, при этом их сопровождает чувство беспомощности перед лицом физических и психологических страданий пациентов и высоких показателей смертности. Медработники вынуждены выдерживать сильное напряжение, и особенно это касается тех, кто работает в реанимации и отделениях интенсивной терапии и кому порой приходится принимать крайне трудные с этической и эмоциональной точки зрения решения. Этот интенсивный стресс также усугубляется осознанием высокого риска заражения и необходимостью быть вдали от своей семьи, чтобы защитить их от инфицирования. И эта и без того сложная ситуация осложняется постепенным ухудшением восприятия образа врача у все большего количества людей. Сперва их считали героями, затем их стигматизировали как «разносчиков заразы» и так до настоящего момента, когда с начала кампании по вакцинации во всем мире их обвиняют в сговоре или в обслуживании фармацевтических лобби, заинтересованных исключительно в продаже вакцины. Эта эмоциональная перегрузка повышает у медицинского персонала риск развития психологических расстройств, особенно посттравматического типа, связанных не столько с одной конкретной травмой, сколько с последовательностью микротравм, последствия которых, если на них не оказать воздействие прямо сейчас, станут явными, как только закончится фаза чрезвычайной ситуации, поскольку раны воина начинают болеть только после окончания сражения (Dutheil et al., 2020; Jianbo et al., 2020; Nardone, 2020а)[17]17
  https://www.sanitainformazione.it/lavoro/coronavirus-lo-psicologo-molti-medici-svilupperanno-disturbi-post-traumatici-le-ferite-del-guerriero-si-sentono-finita-la-battaglia/ (прим. авторов).


[Закрыть].

В заключение отметим, что так как подобный кризис неизбежно вызывает сильные эмоции страха, отчаяния, гнева, боли, то необходимо незамедлительно предпринимать профилактические меры для предотвращения трансформации этих проявлений психологического дискомфорта в структурированные психологические расстройства (Brooks et al., 2020).

В этот период чрезвычайной ситуации в области здравоохранения, когда все мы обязаны для сохранения нашего здоровья и здоровья других людей соблюдать определенные меры, мы не должны забывать заявление ВОЗ в Хельсинкской декларации: «Без психического здоровья нет здоровья в целом». Плохое состояние психического здоровья также связано со снижением приверженности мерам, касающимся физического здоровья в целом, и решающее значение для повышения приверженности населения проводимым органами здравоохранения мерам и уровня соблюдения этих мер имеет вмешательство на психологическом уровне.

2. Попытки оставаться на плаву: психологические ловушки пандемии

Учитывая важность и актуальность этой темы, мы подробно рассмотрим основные дисфункциональные механизмы, так называемые «психологические ловушки» (Nardone, 2013, Нардонэ Дж., 2020), применяемые людьми в попытке справиться с ситуацией, связанной с пандемией Covid-19, а также основные эффективные стратегии, которые могут быть использованы с целью помочь людям справиться с чрезвычайной ситуацией. Однако важно подчеркнуть, что одни и те же психологические ловушки и, следовательно, одни и те же стратегии могут быть обнаружены во всех ситуациях, когда человек является «заложником настоящего», независимо от конкретного содержания ситуации, держащей его «в заложниках».

Когда на море шторм, попытка оседлать волны или, по крайней мере, остаться на плаву, ставит под угрозу возможности для навигации у тех, кто даже не мог себе представить, что им придется выйти в море и что такие волны вообще существуют. Переход от функциональных реакцийё позволяющих управлять критической ситуацией в условиях пандемии, к дисфункциональным реакциям очень легок, и потому вместо уменьшения бремени плохого эмоционального состояния и стресса мы получаем невольное их увеличение. Хорошие стратегии управления в случае превышения дозировки превращаются в плохие стратегии точно так же, как лекарство превращается в яд, если принять его в чрезмерном количестве.

Речь идет о том явлении, которому мы дали название «психологические ловушки», то есть о перцептивно-реактивных сценариях, которые успешно сформировались у нас в течение нашей жизни, но повторяясь чрезмерно или становясь ригидными, они превращаются в дисфункциональные. Итак, рассмотрим основные психологические ловушки, связанные с пандемией.

Главной формой защиты, предлагаемой для минимизации риска заражения и распространения вируса, является избегание в виде социального дистанцирования. Закрытие всех общественных мест, где могут собираться люди (рестораны, тренажерные залы, дискотеки…), запрет на массовые сборища, определение уровней опасности по регионам и так далее вплоть до настоящего локдауна с одной лишь целью: избегать контактов чтобы избежать распространения вируса. Однако страх заражения у некоторых людей привел к более генерализованной форме избегания, выходящей далеко за рамки санитарных требований. Таким образом, мы встречаем людей, избегающих открывать окна из-за страха проникновения в помещение вируса или живущих взаперти у себя в доме или предпочитающих есть и спать в комнатах, отдельно от своей семьи.

Если «здоровая» форма избегания позволяет нам не только защитить себя и других, но и уменьшить страх перед заражением, избыточное проявление такого поведения производит противоположный эффект: чем больше человек избегает, тем больше он ощущает себя в серьезной опасности, что приводит к порочному кругу, когда постепенно прогрессирующее избегание приводит к постепенному усилению страха, который оно наоборот должно было ослабить.

Еще одним фундаментальным способом борьбы с вирусом, помимо избегания, является контроль и принятие мер предосторожностей, то есть таких предписанных или рекомендуемых мер для защиты от заражения, как процедуры личной гигиены и санитарной обработки того, что окружает человека, обязательное ношение масок, использование перчаток, повышение иммунной защиты с помощью пищевых добавок. Как и в случае с избеганием, чрезмерный контроль или излишние меры предосторожности (постоянное ношение перчаток, многократная дезинфекция предметов и так далее) также имеют вредные последствия для психологического состояния человека. Чем больше мы защищаем себя, тем сильнее мы ощущаем, что находимся в зоне риска, что ведет к усилению мер предосторожности, вызывая, таким образом, бесконечную эскалацию страха.

В начале пандемии в условиях неопределенности и отсутствия достоверной информации о вирусе и о возможностях защитить себя было крайне важно иметь доступ к надежным источникам, таким как источники Министерства здравоохранения, указывавшим на правила поведения, которые было необходимо соблюдать ради безопасности. Однако эта здоровая потребность у многих людей быстро превратилась в компульсивный поиск информации, причем не только в официальных источниках, но и вообще любой информации в интернете, в социальных сетях, которые практически разрывались от новых страшных данных, чему также способствовал длительный локдаун. Таким образом, цель поиска информации изменилась с необходимости получить интересующую информацию на попытку успокоить себя, но при этом люди получали обратный эффект: они стали испытывать еще большее отчаяние и тревогу за себя и своих близких, ежедневно читая в новостях сводки о количестве умерших, другие становились жертвами фальшивых новостей о происхождении вируса, его природе и способах его лечения, и даже жертвами бесчисленных теорий заговора. Этот избыток информации не только оказался крайне питательной средой для страха и отчаяния, но и для гнева, для которого социальные сети стали идеальным местом для распространения и дальнейшего роста.

Особенно коварным оказался механизм «социализации» наших мыслей и чувств. Мы привыкли думать, что разговоры о наших страхах, тревогах и терзаниях, когда мы делимся ими с другими, являются эффективным способом избавиться от этих негативных эмоций и уменьшить их воздействие. Но и в этом случае проблема заключается в «дозировке»: когда человек постоянно говорит о своих страхах, гневе или терзаниях, испытывая иллюзию, что это позволит ему «выпустить пар», он получает прямо противоположный эффект. Чем больше он говорит об этом, тем больше усиливаются эмоции, которые он хотел бы ослабить, это в свою очередь заставляет его говорить на эту тему все больше и больше, и человек увязает в бесконечном порочном круге. Даже когда разговор имеет целью поиск успокоения, мы получаем обратный эффект: делегирование другим людям задачи сдерживания наших эмоций не только дает этим эмоциям волю, но и приводит к тому, что мы все больше нуждаемся в словах утешения и стремимся получить своего рода «противотревожный эффект» от слов успокоения, и хотя кажется, что в момент разговора это работает, затем это делает нас все более зависимыми от других и неспособными самостоятельно управлять своими эмоциями.

Наконец, во время пандемии особенно важным аспектом является обращение за медицинской помощью. В отличие от того, как это было раньше, когда мы обращались за консультацией к своему терапевту или в случае появления тревожных симптомов в отделение неотложной помощи, пандемия предъявила свои требования к контактам с медицинскими учреждениями в соответствии с определенными протоколами. Люди, имевшие подозрительные симптомы, должны были обращаться в соответствующие медицинские учреждения, но только при наличии особых медицинских состояний. Однако многие люди, особенно в первые месяцы, будучи охваченными тревогой, прибегали к ненужным посещениям врача и обследованиям, выходящим за рамки мер безопасности. Поэтому мы стали свидетелями того, как отделения неотложной помощи были заполнены людьми, имевшими слабовыраженные симптомы заболевания, а врачи общей практики были перегружены посещениями тысяч пациентов, обращающихся к ним в поиске успокоения. Одновременно с этим сформировалась тревожная противоположная тенденция: люди, которым требовалась срочная медицинская помощь, например, пациенты с заболеваниями сердца, предпочитали не обращаться в отделение скорой помощи из-за страха заразиться. Такое поведение, к сожалению, привело к значительному росту смертности от сердечно-сосудистых заболеваний. Исследование, проведенное Итальянским обществом кардиологии (De Rosa et al., 2020), показало, что в первом квартале пандемии Covid-19 смертность от инфаркта в Италии утроилась.

3. Научиться подчинять себе волны

Такие формы поведения, как избегание, чрезмерный контроль, навязчивый поиск информации, «социализация» мыслей и чувств, обращение за помощью являются основными психологическими ловушками, в которые очень легко попасть, когда мы чувствуем себя заложниками настоящего, независимо от того, захватил ли нас «в плен» крошечный вирус, природное событие, например, землетрясение, человек, который нас мучает, или какая-либо иная ситуация, подвергающая нас постоянным микротравмам. За более чем тридцать лет клинических экспериментальных исследований, проведенных в Центре стратегической терапии в Ареццо, был разработан ряд техник, созданных специально для осуществления вмешательства в эти дисфункциональные механизмы и восстановления их функциональности (Nardone, Watzlawick, 1990, 2000, 2005; Nardone, 1993, 2000, 2003a, 2017; Нардонэ Дж., 2006; Watzlawick, Nardone, 1997; Nardone, Portelli, 2005, 2013; Нардонэ Дж., Портелли Кл., 2020; Nardone, Balbi, 2008; Нардонэ Дж., Балби Э., 2019; Nardone, Salvini, 2013; Pietrabissa et al., 2016). Эти методы доказали свою эффективность и возможность оказывать влияние в самые короткие сроки не только в рамках психотерапии, но также и в целях профилактики риска формирования психологических патологий. Конечно, в зависимости от типа ситуации вмешательство в механизм психологической ловушки отдельного человека не должно рассматриваться как самостоятельное действие, но всегда должно быть частью определенной психотерапевтической работы как при психотерапии, так и при профилактике.

Реструктурирование, показавшее себя как эффективный способ быстрого устранения тенденции к дисфункциональному избеганию у людей, испытывающих страх, было разработано еще в 90-х годах прошлого века для лечения фобических навязчивых расстройств (Nardone, Watzlawick, 1990; Nardone, 1993; Нардонэ Дж., 2006) и затем успешно использовалось при дальнейшем усовершенствовании протоколов лечения этих расстройств (Nardone, 2000, 2003a, 2016; Nardone, Portelli, 2017).2005; Nardone, Salvini, 2013). Этот коммуникативный прием разработан таким образом, чтобы он идеально подходил восприятию человека, инвалидизированного страхом.

Прибегая к логике латинского изречения «ubi maior, minor cessat»[18]18
  С лат. «Там, где есть что-то более главное, меньшее (меньшинство) не имеет значения» (прим. пер.).


[Закрыть], вместо того, чтобы обратиться к рациональности, используется сила страха против самого страха, тем самым косвенно побуждая пациента преодолеть его склонность к избеганию. В своей традиционной формулировке предлагается следующая аргументация[19]19
  В усовершенствованной версии проведения первого сеанса стратегической психотерапии реструктурирование становится финальной точкой умело проведенного стратегического диалога, состоящего из вопросов, перефразирования и апелляции к ощущениям, что должно привести человека, за счет совместной работы с терапевтом, к осознанию дисфункциональности используемого им механизма избегания. Для более детального изучения техники стратегического диалога см. труды Нардонэ, Сальвини (2011) (прим. авторов).


[Закрыть]: «Я бы хотел, чтобы вы начали думать, что всякий раз, когда вы избегаете чего-то из страха, вы приводите в действие два эффекта одновременно. Первый заключается в том, что избегание позволяет вам чувствовать себя лучше, более защищенным, поскольку в этом случае вам не приходится сталкиваться с тем, чего вы боитесь. Второй эффект является совершенно непреднамеренным, но чрезвычайно мощным и заключается в том, что чем больше вы избегаете, тем больше подтверждаете для себя, что не в состоянии справиться с пугающей ситуацией или что если бы вы столкнулись с ней, то это закончилось бы очень плохо. И этот второй эффект является именно тем, что способствует не только сохранению вашего страха, но и усугубляет его. Конечно, я не прошу вас перестать избегать, потому что мы знаем, что сейчас вы не в состоянии это сделать, но начинайте думать, что всякий раз, когда вы избегаете, вы не только поддерживаете ваш страх, но и усиливаете его».

Такое реструктурирование имеет чрезвычайную силу именно потому, что оно опирается на основную эмоцию, держащую человека в заложниках, то есть на его страх, не требуя от него прямого столкновения с тем, чего он боится, обходя таким образом его естественное сопротивление изменениям. В силу этого человек начинает спонтанно сталкиваться с тем, чего он раньше избегал, обнаруживая, что у него есть для этого ресурсы, и, таким образом, его страх начинает ослабевать.

Очевидно, что реструктурирование будет адаптировано «хирургическим» способом к объекту страха пациента, особенно в тот момент, когда оно используется для вмешательства в ситуации страха, связанные с реальной и определенной опасностью, как, например, у людей, являющихся заложниками настоящего. Действительно существует огромная разница между теми, кто страдает от генерализованного фобического расстройства, при котором самый большой страх – это так называемый «страх страха», и теми, кто каждый день сталкивается со страхом заразиться коронавирусом, испытать землетрясение или стать объектом сталкинга. Кроме того, во всех этих случаях избегание в правильной дозировке является здоровым защитным механизмом и в этом случае он будет эффективен для защиты, а человек будет уменьшать «дозировку» при его избыточном количестве. Поэтому в предлагаемом реструктурировании важно подчеркнуть, что избегание становится дисфункциональным только в случае «передозировки».

Например, в случае страха заражения Covid-19, как только мы подтвердим важность соблюдения «здорового» избегания, предписанного нам санитарными требованиями, человек обнаружит, что чрезмерное избегание приводит к непрекращающемуся росту страха и связанной с ним тревоги. К этому необходимо добавить еще одно важное замечание: если постоянная физиологическая активация тревоги длится в течение продолжительного времени, это неизбежно приводит к угнетению иммунной системы, нашей самой мощной защитной системы по отношению к вирусам. Таким образом, чем чаще человек прибегает к стратегии избегания, тем больше усиливается его страх и тревога, что подвергает его большему риску заражения вирусом, от которого он хотел бы защититься.

Страх заболеть искусно используется в качестве рычага для преодоления патологического избегания, помогая человеку вернуть эту эмоцию в рамки адаптивности и наилучшим образом справиться со чрезвычайной ситуацией.

Умение следовать логике маневра – создавать еще бульший страх, который будет гасить меньший страх и уметь находить тот самый «бульший страх» для каждой конкретной ситуации, идеально подходящий под особенности восприятия данного конкретного человека, требует от терапевта одновременно строгости следования технике и способности к реализации творческого подхода.