Текст книги "Черный трибунал"

Казалось, во внешности этого человека нет ничего примечательного.

Коротко стриженные светло-русые волосы, глубоко посаженные прозрачно-голубые глаза, спокойная, уверенная манера держаться. Однако рельефный шрам на щеке свидетельствовал о том, что мужчине довелось побывать в переделках, а пронзительный, словно придавливающий взгляд говорил о несокрушимой воле и мощной внутренней энергии.

Это и был тот самый Савелий Кузьмич Говорков, которому три часа назад названивал генерал ФСБ Константин Иванович Богомолов…

Бывают люди, которых называют только по имени и фамилии: Вася Петров, Петя Николаев, Коля Васильев. Таких большинство.

Бывают люди, к которым принято обращаться исключительно по имени-отчеству: Иван Иванович, Юрий Михайлович, Борис Абрамович.

Немало и таких, к фамилиям которых обычно прибавляют слова «товарищ» или «господин».

Однако встречаются и те, кто откликается исключительно на клички:

«Слышь, Шнурок, мотай за пивом!» или: «Утюг, на нас тут конкретно „наехали“!».

Но уж если к человеку за его неполных тридцать три года обращались и по имени, и по отчеству, и по воинскому званию, если у такого человека целых три прозвища, если по странам и континентам он путешествует под разными именами, то это наводит на мысль о невероятных извивах его жизненного пути.

Так уж сложилось, что Савелий Кузьмич Говорков был известен еще и как Сергей Мануйлов, Зверь, Тридцатый, Рэкс, Бешеный…

Судьба ниспослала Говоркову немало тяжелейших испытаний. В шестьдесят восьмом, когда Савелию еще не исполнилось и трех лет, он лишился родителей и был отправлен в детский дом. Потом рабочее общежитие, армейский спецназ, Афганистан, контузии и ранения, вновь Афганистан и очень много потерь друзей и близких – немало. людей его поколения прошло через подобную школу…

И дальнейшая жизнь не раз ставила Говоркова перед новыми испытаниями: грязный навет, из-за которого бывший «афганец» очутился в зоне строгого режима, дерзкий побег из-за колючей проволоки, реабилитация…

Вскоре Бешеный, теперь по собственному желанию, вновь отправился в Афганистан, где был тяжело ранен и в бессознательном состоянии попал в плен.

Собрав остаток сил, он чудом сумел захватить вертолет и бежать. Ранение оказалось тяжелым, и смерть дышала в затылок беглецу, но, к счастью для Говоркова, его спасли тибетские монахи, среди которых он и обрел своего Учителя.

Пройдя Посвящение, он вернулся в Россию, где вновь окунулся в борьбу со злом и несправедливостью.

К счастью, в борьбе этой Бешеный был не одинок: в лице генерала ФСБ Константина Ивановича Богомолова и своего друга детства капитана Андрея Воронова, ставшего его названым братом, Савелий обрел надежных союзников.

…Большая стрелка на «командирских» часах наконец коснулась цифры «12», маленькая уперлась в цифру «8». Набрав на мобильнике номер Константина Ивановича, Савелий приложил аппарат к уху.

– Вас слушают, – донеслось из мембраны официально-сдержанное, и Говорков сразу же узнал голос референта УПРО подполковника Рокотова, а узнав, понял: Константина Ивановича на рабочем месте еще нет.

– Здравствуйте, товарищ подполковник, это Савелий, – поприветствовал Бешеный генеральского помощника и на всякий случай попросил:

– Соедините, пожалуйста, с Константином Ивановичем.

– Еще не появлялся. Конец дня, обычный бардак в любимом ведомстве.

Совещание у Хозяина продлится минимум до половины девятого. Товарищ Богомолов просил передать, чтобы в двадцать два ноль-ноль вы были на точке номер четыре.

Именно там он и будет вас ждать.

– Спасибо, всего хорошего, – попрощался Бешеный и, спрятав мобильник в карман, принялся спускаться по ступенькам.

Времени до встречи было предостаточно, и Савелий решил прогуляться по центру столицы.

Словно не замечая ничего вокруг, он улыбался каким-то своим мыслям…

Ну и пусть моросит надоедливый дождь, ну и пусть хлюпают под ногами лужи! У природы нет плохой погоды, Москва прекрасна в любое время года. Да и нечасто выпадает случай просто так, без определенной цели побродить по центру любимого города. Когда выпадет еще возможность просто так прогуляться?

Вряд ли скоро, ведь не зря Константин Иванович предложил увидеться и побеседовать именно сегодня, не откладывая в долгий ящик! Наверняка для встречи есть серьезные причины.

Неожиданно внимание Бешеного привлекла сценка, типичная для Тверской.

У тротуара, мигая сигналами аварийной остановки, застыла серебристая БМВ седьмой серии. Опущенное стекло правой дверцы позволяло рассмотреть владельца дивного лимузина – широкоплечего амбала с короткой стрижкой и толстым веснушчатым носом картошкой. Рязанский такой мужик, из деревенских. Его толстые губы, казалось, раз и навсегда застыли в недоверчивой такой улыбочке: «Знаем, знаем, мол… Наших не проведешь!» Пальцы, украшенные массивными перстнями, по-хозяйски лежали на деревянном руле.

Рядом с машиной стояла довольно красивая девица в блестящей куртке, обтягивающей огромный бюст, в умопомрачительно короткой юбке и черных ажурных колготках на длинных ногах.

Что ж, картина обычная: клиент договаривается о цене с центровой проституткой. Да и что за клиент, тоже ясно: типичный бандюга после тяжелого трудового дня решил прикупить на ночь телку, чтобы снять профессиональный стресс.

– Сколько? – донеслось из салона.

– Пятьдесят баксов час, – с бесстрастностью автоответчика привычно бросила путана и поспешила добавить:

– Можно в рублях.

– По какому курсу?

– А по какому дашь?

– Ну, даешь пока что ты, – утробно загоготал владелец «бимера». – Ты же и берешь… Ладно, по одиннадцать пойдет?

– По одиннадцать в вокзальном туалете онанизмом занимайся! – Несомненно, подобная котировка доллара выглядела в глазах проститутки предельно низкой.

– А ты по какому хочешь?

– По курсу Центробанка.

– По такому курсу я могу целую ночь Министерство финансов во все дыры драть! – вновь загоготал клиент. – Ладно, не гони пургу! Давай по шестнадцать и прыгай в тачку. Я те конкретно говорю: теперь никто больше не предложит.

Кризис, бля!

Проститутка постепенно повышала долларовую котировку с курса Центробанка до курса Тверской, клиент – наоборот, старался снизить. По всей вероятности, дело шло к консенсусу. Чтобы получше рассмотреть товар, бандюга даже вышел из машины. Деловито тронул торчащие груди, шлепнул широкой ладонью по заднице, девка профессионально кокетливо вильнула бедрами.

– А как напьешься, драться не будешь? – поняв, что компромисс неизбежен и даже желателен, полюбопытствовала девица.

– Не с-сы, Маруся, я Дубровский! – ощерился бандюга. – Вместе бухнем, я не жадный.

Несколько часов спустя Савелий и сам не мог сказать, почему он задержался рядом с серебристой БMB. Может, потому, что торговля шла слишком эмоционально, как продажа скумбрии на одесском Привозе, может, потому, что грудь у проститутки действительно была весьма выдающихся размеров. А может, и потому, что рядом с машиной неожиданно появился какой-то невысокий бородатый мужчина, внешность которого показалась Бешеному неуловимо знакомой. Это был явный завсегдатай магазинов «сэконд хэнд»: рваная болоньевая куртка, линялые джинсы со следами споротых карманов, стоптанные солдатские ботинки, вязаная лыжная шапочка, потертые кожаные перчатки. По виду типичный бич, бывший интеллигентный человек, которого любовь к спиртному низвергла на самое дно жизни.

Однако Савелий готов был поклясться: где-то он уже видел этого человека… Но где?

Приблизившись к БМВ, бородатый произнес просительно, словно боясь, что его прогонят:

– Господин хороший, можно, я вам стекле протру? Три рубля всего! Трубы горят, трешкк всего не хватает!

Бандюга хотел было послать бича на хрен, но тот, не дожидаясь разрешения, неожиданно ловко достав из кармана ветошь и аэрозольный баллончик ярко-красного цвета, уже шустрил тряпкой по лобовому стеклу.

Автовладелец даже не удостоил его ответом, лишь рукой махнул: «Ладно, хрен с тобой, наводи марафет, коли такой трудолюбивый!»

Сделав несколько шагов назад, чтобы не привлекать внимания проститутки и будущего клиента Говорков внимательно взглянул на бича. Нет, определенно он его где-то когда-то встречал!

В течение какой-то минуты лобовое стекло было выдраено до витринного блеска. Обладатель «бимера», всецело поглощенный диалогом с девкой, стоял к бородатому спиной и потому не мог видеть, как тот, спрятав красный баллончик, мгновенно извлек из внутреннего кармана другой, поменьше, и зачем-то прыснул из него на руль.

Завершив торг на курсе восемнадцать рублей за доллар, бандюга кивнул проститутке: мол, иди в салон. Бросил бичу десятку, хлопнул дверцей, включил поворотник и медленно отвалил от бордюра.

Бешеный и сам не мог себе объяснить, для чего он запомнил номер этой БМВ, почему сразу не остановил такси, чтобы ехать на встречу с Богомоловым, для чего двинулся вслед за бичом. Может быть, потому, что действия этого человека выглядели слишком странными для уличного мойщика стекол?!

Проводив бандитский «бимер» долгим, пристальным взглядом, бич словно преобразился. Он уже не был похож на себя прежнего, это был совершенно другой человек. Он выпрямился, став как будто бы крупнее. В лице также произошли некие изменения. Борода выглядела уже будто бы накладной, бутафорской. Морщины исчезли, скулы не смотрелись такими острыми, казалось, даже нос стал короче.

Если бы не подчеркнуто бомжовый вид, можно было утверждать определенно: вслед БМВ смотрел настороженный, хладнокровный и расчетливый человек лет тридцати пяти и уж наверняка не бич, страждущий опохмелиться!

Савелий поспешил спрятаться за фонарным столбом: если неизвестный ему знаком, то где гарантия, что он первым не опознает Говоркова?!

А мойщик, достав из внутреннего кармана куртки конверт, подошел к почтовому ящику, висевшему на стене, опустил письмо, после чего мгновенно исчез в людском водовороте…

«Точкой номер четыре» называлась конспиративная квартира на улице Лесной, в районе метро «Новослободская». В последнее время Константин Иванович чаще встречался с Савелием именно там. Слишком уж много лишних глаз и лишних ушей завелось на Лубянке. Что поделаешь, время такое… А ведь тема беседы с Бешеным предполагала полную, стопроцентную секретность!

Конспиративная квартира была небольшой, но уютной: две комнаты, обставленные старенькой, но хорошо сохранившейся мебелью, видеодвойка с небольшим экраном, салатный торшер на деревянной ножке. Тяжелые портьеры весьма кстати скрывали уличный пейзаж: так уж получилось, что окна квартиры выходили на Бутырскую тюрьму.

Константин Иванович был краток и деловит. Коротко обрисовав ситуацию с загадочными убийствами московских мафиози, он привлек внимание собеседника к главному.

– Каковы бы ни были цели «Черного трибунала», организация эта прежде всего занимается террором и тем самым ставит себя вне закона. – Взгляд генерала был тяжелым и злым. – Закон можно и должно защищать только законными методами.

Вину любого вправе определить лишь суд, и только суд может назвать гражданина преступником. Расправа вне суда, вне следствия, без права подсудимого на защиту ничем не отличается от практики сталинских репрессий. Кроме того, неизвестно, по какому критерию эти загадочные люди отбирают свои жертвы. – Богомолов поморщился. – Сегодня они деятельно уничтожают бандитов, завтра примутся за политиков, которых посчитают опасными для будущего страны. А послезавтра?

– Да, Константин Иванович, я полностью согласен с вами, – внимательно выслушав Богомолова, ответил Савелий. – Но в то же время, и их можно понять: что еще остается делать? Законы не работают, милиция не справляется, суды бессильны…

– Я все понимаю, – печально отозвался Богомолов. – Но понять – это одно. А простить – другое. Убийство всегда остается деянием, уголовно наказуемым, независимо от того, кто жертва: фрезеровщик завода «Серп и молот» или откровенный мерзавец, сколотивший богатство на крови и слезах сотен людей.

К тому же неизвестно, где истоки «Черного трибунала» и во что все это может вылиться.

– Хотите сказать, что эти люди имеют поддержку в высших эшелонах власти? – догадался Бешеный.

– Естественно. Не думаю, что это инициатива частных лиц. Исполнители, как я уже сказал, скорее всего, наши бывшие коллеги с Лубянки. А прикрытие… – Богомолов поджал губы, – даже и предположить не могу.

– Но почему этот самый «Черный трибунал» не убивает бандитов в открытую? – последовал совершенно резонный вопрос. – Ведь ясно, что они не сами подохли! Почему нет ни одного свидетеля? Не проще было бы пристрелить их или взорвать? Почему в оперативных сводках постоянно подчеркивается: «при загадочных обстоятельствах»? И зачем отправлять друзьям покойных все эти устрашающие послания?

– Как всегда, ты задаешь самые трудные и ьажные вопросы… – Богомолов вздохнул с огорчением. – Честно признаюсь: не знаю, Савелий, – тихо проговорил генерал. – Не знаю. Если бы знал, я бы тебе обо всем этом по-другому рассказывал.

Стиль мышления Говоркова всегда импонировал Константину Ивановичу. Вот и теперь, выслушав генерала, Бешеный среагировал моментально:

– Какова моя задача?

– Обожди, не торопись. – Богомолов взглянул на часы и, потирая красные от недосыпание глаза, продолжил:

– До полуночи время еще есть. Давай-ка не спеша посидим, кофе попьем, подумаем… Кофе хочешь?

– Лучше чай, – улыбнулся Савелий. – И если можно, с лимоном.

– Можно. Здесь все можно. А я все-таки кофе. У меня это единственный способ борьбы со сном, – вздохнул Константин Иванович, отправляясь на кухню.

Пока хозяин конспиративной квартиры ставил чайник, пока колдовал над микроскопическим фаянсовым заварником, Говорков включил телевизор. «Дорожный патруль» канала ТВ-6, как и обычно, передавал сводку происшествий за последние сутки: убийства, ограбления, изнасилования, автомобильные катастрофы.

– Сегодня, в двадцать часов сорок пять минут, на Котельнической набережной произошла автомобильная катастрофа… – бесстрастно начал диктор.

Камера дала крупный план: подломившийся от удара столб уличного фонаря лежал на крыше серебристого БMB, продавив ее наискосок. Передок лимузина был разворочен, из искореженного радиатора валил густой пар. Остатки выбитого лобового стекла болтались на резиновых уплотнителях. Из раскрытой дверцы свисало туловище водителя с залитым кровью лицом.

Говорков едва не вскрикнул от неожиданности: это была та самая БМВ, которую он каких-то три часа назад видел на Тверской! Ошибки быть не могло: и номер машины тот же, и лицо погибшего водителя он запомнил – рязанское такое лицо… Теперь на лице этом, с толстым веснушчатым носом картошкой, застыло что-то вроде недоумения:

«Что такое? Неужели наших повели?»

– …водитель автомобиля БМВ-750, – продолжал вещать диктор, – двигаясь со скоростью около ста сорока километров в час, на мокром асфальте не справился с управлением и совершил наезд на осветительную мачту. – Голос ведущего «Дорожного патруля» продолжал оставаться бесстрастным даже тогда, когда он заговорил о смерти. – От полученных травм сидевший за рулем Георгий Динин, тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года рождения, и пассажирка Елена Наполова, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, гражданка Белоруссии, скончались на месте происшествия…

– Константин Иванович! – Сорвавшись со своего места, Савелий побежал на кухню. – Быстрей сюда!..

– Что случилось? – поспешил к нему навстречу встревоженный Богомолов.

– Товарищ генерал, по телевидению, в «Дорожном патруле», только что передали об аварии и гибели людей, которых я видел незадолго до нашей встречи…

– Вот как? – спокойно вздохнул генерал. – Бывает… Но почему это на тебя так подействовало? Ты был знаком с кем-то из погибших?

– Не совсем… – протянул Савелий и подробно рассказал о том, чему ему пришлось быть очевидцем…

Черная «ауди» с буквами «ОО» на номере, свидетельствующими о принадлежности машины к Лубянке, медленно пробиралась по загруженной автомобилями Тверской: не помогали ни проблесковый маячок на крыше, ни прокладывающая путь «Волга» сопровождения. Что поделать: время вечернее, а Тверская одна из самых загруженных в часы пик московских улиц.

– Так, говоришь, он тебе знакомым показался? – пытливо глядя на Савелия, спросил Богомолов.

– Где-то я его видел, голову даю на отсечение! Но вот где, не могу вспомнить. Думаю, что и лыжная шапочка, и убогий наряд, и особенно накладная борода – обычный камуфляж.

– Но камуфляж очень грамотный, – справедливо оценил генерал ФСБ, глядя в затылок водителя, и тут же пояснил свою мысль:

– Если даже ты этого человека не узнал. А фоторобот мог бы составить?

– Попробую. Константин Иванович, никак не могу в толк взять, что это за аэрозоль у него был, которым он на руль попшикал?

– Я уже распорядился, чтобы патологоанатомы с трупом по полной программе поработали. Эксперты проверят салон и особенно руль на химические реактивы, кроме того – кожу, – отозвался Богомолов. – Кстати, первые результаты будут через полчаса. Теперь самое главное – чтобы почтовый ящик до нас не трогали. Иначе трудновато будет…

– А кто погибший? Бандит?

– Да. Типичный «отморозок», из новых, из молодых, да ранних. Так называемый чистильщик из темниковской оргпреступной группировки. Чистильщик – это у бандитов что-то вроде контрразведчика. Как армейский СМЕРШ во время войны. Грамотные стали, сволочи…

К счастью, письма из почтового ящика извлечь не успели. И уже к часу ночи, просветив все изъятые конверты специальной аппаратурой, эфэсбэшники обнаружили искомый.

Как и предполагал Константин Иванович, работал профессирнал. И адрес на конверте, и само письмо были набраны на компьютере и отпечатаны на струйном принтере, что исключало графологическую экспертизу. Отсутствие отпечатков пальцев, естественно, исключало экспертизу дактилоскопическую.

В письме, адресованном некоему Михаилу Антоновичу Козинцу (по данным лубянской картотеки, одному из лидеров темниковской оргпреступной группировки), сообщалось следующее:

«Именем закона гр. Динин Георгий Николаевич за совершение многочисленных тяжких преступлений против честных россиян – убийства, разбои, грабежи, вымогательство в особо крупных размерах – приговаривается к высшей мере социальной защиты – физической ликвидации.

Тр. Динин четырежды привлекался к судебной ответственности, однако после запугивания потерпевших, свидетелей обвинения и народных заседателей всякий раз уходил от ответственности.

Так как правосудие не способно защитить граждан от бандитизма, мы вынуждены сами обезопасить наших соотечественников.

Точно так же мы будем поступать и впредь.

ЧЕРНЫЙ ТРИБУНАЛ».

Кдвумчасам ночи подоспели ипервые результаты экспертов-криминалистов.

И патологоанатомы, внимательно изучившие кровь, плазму и кожу рук погибшего, и химики, исследовавшие поверхность руля, были едины во мнении: гражданин Георгий Динин погиб в результате отравления каким-то неизвестным синтетическим ядом.

– Все понятно, – помрачнев, резюмировал Богомолов, – этот неизвестный, которого ты никак не можешь вспомнить, опрыскал руль ядовитым аэрозолем, кожа рук мгновенно впитала отраву… Умер за рулем на скорости, и машина, потеряв управление, врезалась в уличный столб. Знаешь, какая у нас в России самая большая беда? – неожиданно спросил генерал.

– Знаю. Дураки и дороги, – улыбнулся Бешеный.

– Увы, не только. Самое большое наше несчастье в том, что мы избегаем называть вещи своими именами. Говорим одно, подразумеваем другое.

– То есть? – не понял Говорков.

– Не надо красивых фраз. Не надо говорить о конспиративной организации, которая вершит самосуд. Все гораздо проще, и этому есть другое определение.

– Какое?

– Заговор. Да, Савелий, это заговор против суда и следствия. Против государственности и законов!.. А это уже никак и ничем оправдать нельзя! Даже самыми высокими порывами…

– На все сто согласен с вами, Константин Иванович, и предлагаю как можно быстрее подключиться к делу! – Тон Савелия был сухим и деловитым…

Глава седьмая
Встреча в Ялте

Главное в жизни – не светиться, не выставлять свое богатство напоказ.

Эту простенькую, но справедливую истину бывший подполковник Советской Армии Александр Фридрихович Миллер усвоил еще со времен курсантской юности и штабистской зрелости. Практик до мозга костей, он всегда считал, что в жизни куда важнее «быть», чем «казаться».

Те, кому надо, всегда узнают, что представляет собой тот или иной человек. А те, кому не надо…

Тем и знать не положено.

Именно потому, организуя рабочую встречу с компаньонами по криминальному бизнесу. Немец меньше всего желал привлекать к себе внимание.

Длинные кавалькады бандитских лимузинов, зрелище, весьма обычное на подмосковных шоссе в середине девяностых, вызывали у Александра Фридриховича лишь брезгливую улыбку. А шумные воровские сходки в пятизвездочных отелях где-нибудь на Кипре или на Лазурном берегу заставляли его сомневаться, все ли в порядке с мозгами у этих «новых русских воров»?

Встречу, назначенную на четырнадцатое октября, по предложению Миллера было решено провести скромно, в провинциальной и тихой Ялте.

В этом был свой резон.

С одной стороны, Украина все-таки не Россия, а стало быть, Крым вне зоны досягаемости российских силовых структур. К тому же появление нескольких десятков человек вполне оправдывается курортным статусом города. В самой Ялте и особенно рядом с ней масса мест, где под предлогом юбилея или любого иного праздника можно собрать человек двадцать.

С другой стороны, Крым не суровое Заполярье, не безжизненная промышленная зона Урала. Дивные горные ландшафты. Черное море, на которое можно смотреть часами, обилие увеселительных заведений…

День двенадцатого октября, понедельник, начался у Александра Фридриховича, как обычно: ровно в восемь утра он появился в приемной своего офиса, привычно кивнул секретарше и направился в свой кабинет.

Кабинет Александра Фридриховича выглядел холодным и безжизненным, даже несмотря на дорогую стильную мебель, изящные гравюры на стенах и роскошный ковер на полу. Мертвым и неуютным делали его и темно-серые стены, придававшие интерьеру вид официально-казенный, и компьютер с переплетением идущих от него кабелей, и тяжелый грубый сейф в углу, и огромный стол для совещаний, невольно воскрешающий в памяти документальные фильмы двадцатилетней давности о партийных лидерах высшего звена. Однако бывшему армейскому подполковнику очень нравилась атмосфера казенности: он находил ее строгой и дисциплинирующей.

Усевшись за рабочий стол, Миллер откинулся на спинку кресла, чуточку расслабил узел галстука. Взглянув в бизнес-блокнот, быстро прикинул, какие дела ему предстоит сделать до обеда и сколько времени для этого потребуется.

Первым делом Александр Фридрихович вызвал порученца и телохранителя Виталика. Вопросы хозяина звучали лаконично, он предпочитал телеграфный стиль общения с подчиненными. Потому ответы порученца звучали столь же кратко и деловито, как и вопросы.

Виталик смотрел на хозяина, встав по стойке «смирно» и выпучив по-лягушачьи глаза. Иногда лихорадочно приглаживал пятерней волосы.

– Билеты на самолет взял?

– Да.

– Места забронировал?

– Еще неделю назад.

– Как я велел?

– Да.

– Где?

– В санатории имени Кирова.

Еще в начале сентября, планируя крымскую встречу, предусмотрительный Миллер решил не селиться ни в престижной «Ореанде», ни в шумной «Ялте»: слишком людно, слишком суетно. Да кроме того, интуристовские гостиницы еще с советских времен плотно опекаются «конторой». А попадать в поле зрения СБУ (Службы безопасности Украины) в планы Александра Фридриховича не входило.

Что может быть спокойней скромного профсоюзного санатория! Сезон закончился, отдыхающих – раз-два и обчелся. Переночевать – в самый раз, а встретиться с нужными людьми можно и в загородном ресторане. Легкий кивок головы, и телохранитель Виталик бесшумно испарился из кабинета. А хозяин, нажав кнопку селектора внутренней связи, попросил секретаршу разыскать Вадима Алексеевича Шацкого, бывшего подполковника МВД, ответственного в «Центре социальной помощи офицерам „Защитник“ за внутреннюю безопасность.

Шацкий появился спустя несколько секунд, как будто знал, что босс потребует его именно в это время.

Тема предстоящей беседы с отставным милиционером была куда серьезней, чем рутинный разговор об авиабилетах и бронировании мест в санатории.

Позавчера в гостинице «Космос» произошло ЧП: в дыму пожара задохнулись двое людей, напрямую связанных с Миллером. Отставные военные деятельно занимались криминальной коммерцией: брали у людей Немца небольшие партии стволов и патронов, вывозимых из Чечни, Дагестана и Северной Осетии, и продавали оружие и боеприпасы бандитам в областных центрах российского Нечерноземья. Немец всецело доверял этим людям, притом настолько, что даже отдавал им ПээМы и АКСы без предоплаты, «на реализацию».

(Кстати, отставники работали на свой страх и риск и в случае провала не могли рассчитывать на помощь поставщика.) Обычно деньги возвращались вовремя. Должники наверняка расплатились бы и теперь, если бы не пожар в «Космосе»…

Узнав о смерти торговцев оружием позавчера, Немец лишь зло выругался: нажрались, сволочи, пьяными в постелях курили, туда вам и дорога. Но кто мне теперь деньги вернет?! Однако дальнейшие события заставили его забыть о денежных потерях: вчера во второй половине дня телохранитель Виталий Тесевец принес Миллеру заказное письмо на его имя с оплаченной доставкой.

Письмо было передано Тесевцу каким-то юнцом из ближайшего почтового отделения. Вскрыв конверт и прочитав набранное на компьютере послание, Александр Фридрихович сперва подумал, что это чья-то неуместная шутка или глупый розыгрыш. Ответственность за убийство Галкина и Балабанова брала на себя некая тайная организация со зловещим названием, от которого веяло средневековой инквизицией.

«Именем закона… – читал про себя Миллер, – за совершение многочисленных тяжких преступлений к высшей мере социальной защиты… ЧЕРНЫЙ ТРИБУНАЛ».

То, что это не шутка и не розыгрыш, Миллер осознал очень скоро. Может быть, потому, что внутренне готовил себя к подобному повороту событий? А осознав, среагировал мгновенно: во-первых, поручил Вадиму Алексеевичу Шацкому выяснить, что может представлять собой этот самый «трибунал», а во-вторых… Об этом говорить было. еще рано, тем более отставному подполковнику МВД.

Вадим Алексеевич – мягонъкий, сдобненький, приторный, с хитрыми маслеными глазками – чем-то неуловимо напоминал официанта, ждущего от богатых кутил щедрых чаевых. Несмотря на милицейское прошлое, было в облике и манере этого человека что-то униженное, просительное, заискивающее. Зайдя в кабинет и приняв приглашение сесть, он опустился лишь на самый краешек кресла, удерживая спину строго перпендикулярно полу, так чтобы вскочить по первому окрику хозяина.

– Ну, что скажешь? – тяжело, исподлобья глядя на Шацкого, спросил Немец. – Смотреть противно на твой хвост… Состриг бы ты его к черту!.. – Он цыкнул языком. – Ну?

– Графологическая экспертиза исключена… – начал было бывший милиционер.

– Этот вывод делает честь твоему профессионализму… Какая к бесу экспертиза, если и адрес, и текст набраны на компьютере! – перебил Миллер нетерпеливо.

– На конверте обнаружены несколько групп отпечатков пальцев: ваши, мои, вашего телохранителя Виталия Тесевца и еще неустановленные… Судя по всему, курьера и работников почты. На самом письме следов не зафиксировано. – Сглотнув набежавшую слюну, собеседник искоса взглянул на босса. – Удалось выяснить, что письмо отправлено позавчера с Главпочтамта. Установить личность отправителя не представляется возможным.

– Еще что?

Шацкий позволил себе улыбнуться, едва заметно и скромно, как может улыбаться лишь настоящий профессионал, знающий себе цену.

– Мы, оказывается, не первые…

– В смысле? – Александр Фридрихович с удивлением уставился на подчиненного.

– Стало известно: почти две недели назад, а если точнее – двадцать восьмого сентября на пороге Сандуновских бань скончался некто Гашим-заде…

– А, Гашиш? – перебил Немец, довольно осклабившись. – Весьма наслышан, весьма. Редкая гнида. Приятную новость мне сообщил! И что, сам подох или помог кто?

– Официальный диагноз – обширный инфаркт. Весьма правдоподобно: перепарился в бане, вот сердце и не выдержало. Однако на следующий день его приближенные получили аналогичное нашему послание. Почти слово в слово. И та же самая подпись: «Черный трибунал»… – наслаждаясь своим триумфом и напряженностью момента, вымолвил Вадим Алексеевич.

Вопреки ожиданиям Шацкого, на Миллера это сообщение особого впечатления не произвело.

– Поня-ятно, – процедил он. – Хорошо, Вадим, а сам ты как думаешь, этот «Черный трибунал» – он что, действительно может быть?

– Вполне.

– А на каком уровне?

– Вряд ли это чья-то самодеятельность.

– МВД?

– Вероятно.

– ФСБ?

– Еще более вероятно.

– Поня-ятно… – вновь протянул Александр Рридрихович, так и не поясняя, что же именно ему понятно. – Ладно, Вадим, а сам ты как… веришь, что того же Гашиша завалили не конкурирующие бандиты, а именно «Черный трибунал»?

Шацкий лишь руками развел. Мол, хрен с ним, с поганым азером… А Балабанов с Галкиным кому мешали? Денег из номера никто не взял, да и пристрелить их пьяных было куда проще… факты говорят сами за себя.

– Что мне теперь делать, Александр Фридрихович? – выждав приличествующую ситуации паузу, полюбопытствовал Шацкий. – Продолжать поиски?

– А что ты собираешься искать? – прищурился Немец. – Но главное как?

– Может, незаметно прощупать людей покойного Гашиша?

– Им наверняка известно не больше нашего.

– Что же тогда?

– Ничего. Ждать, кто станет следующим. Да, вот еще… Сегодня двенадцатое, а четырнадцатого я вылетаю в Крым. Отправляйся-ка завтра в Ялту, в санаторий имени Кирова. Посмотри, чтобы все чисто было. Арендуешь машины в «Интуристе», затем отправишься в Ливадию, найдешь ресторан «Тифлис». Тоже посмотришь. Четырнадцатого встретишь в Симферополе, в аэропорту… – Миллер отмахнулся:

– Ну, не мне тебя учить! Все, свободен. Хотя обожди!

Шацкий, уже было вскочивший из-за стола, обернулся к хозяину:

– Что?

– Послушай… Как ты думаешь, зачем эти «трибуналыцики» рассылают тексты приговоров:

«За многочисленные преступления… к высшей мере социальной защиты…»

Ну, и так далее. Ведь концы лишние, следы как-никак… А?

На челе бывшего мента отразилась усиленная работа мысли.

– Для устрашения, наверное. Ну, чтобы другим неповадно было… Я так думаю…

– Вот именно! – с неожиданной экспрессией воскликнул Немец. – Именно для устрашения!.. Для того чтобы держать в узде тех, кто еще жив. Мол, будете себя не правильно вести; придет бука, плохой дядя с большим черным пистолетом и… – Вытянув указательный палец, говоривший изобразил губами звук выстрела. – Для того чтобы всех в страхе держать… – Миллер покачал головой. – Неглупо, очень неглупо.