Текст книги "Черный трибунал"

«В 15.00 впрыснул раствор извести… Смерть наступила через столько-то минут»…

Некие свои деяния не рисковал заносить даже в личный дневник. Вдруг его обнаружат? От трупов он избавлялся по ночам, сбрасывая их в глубокую пропасть.

Возвращаясь в камеру, он становился под самодельный душ и под теплой струей воды бодро напевал какие-нибудь шлягеры.

Кавказская эпопея в жизни «доброго» доктора закончилась раньше, чем ему бы хотелось: война приобрела затяжной позиционный характер, и услуги военврача армянам больше не требовались.

Серебрянский вернулся в Россию…

Бывшие сокурсники и сослуживцы давно поустраивались кто на «гражданке», кто в военных госпиталях. Все они считали Анатолия Ильича честным офицером, талантливым хирургом, но очень уж недалеким человеком. Что и говорить: к тридцати пяти годам ни денег, ни стабильной работы, ни крыши над головой!

Однако сам отставник вовсе не считал себя неудачником. Он знал: его таланты профессионального умертвителя во все времена дорогого стоят. Рано или поздно они будут востребованы, рано или поздно удача придет к нему.

Удача пришла к Серебрянскюму дождливым октябрем тысяча девятьсот девяносто третьего года, когда на московской улице он случайно повстречал бывшего сослуживца по ГСВГ Александра Фридриховича Миллера, ныне удачливого коммерсанта.

Так уж получилось, что части, где служили блестящий штабной подполковник и скромный воздушно-десантный медик, разделялись лишь забором.

Естественно, многие офицеры знали друг друга в лицо. И не только знали, но и, тоскуя в Европе по Родине, нередко впадали в классический коллективный русский запой…

Анатолий Ильич никогда не пил и не курил – так же как и Александр Фридрихович, – в этом они были похожи: оба блюли свое здоровье. Видимо, поначалу именно отсутствие традиционных для русских мужчин пороков, нетерпимых для обоих, и сблизило офицеров, а чем больше они общались, тем больше нравились друг другу: они стали часто встречаться, беседовали, обсуждали наболевшее.

По-настоящему они никогда не дружили: у Миллера, разделявшего мир на «себя» и «всех остальных», не могло быть близких людей.

Но тогда, в девяносто третьем году, на дождливой московской улице, встретив случайно бывшего сослуживца, Серебрянский вновь почувствовал в нем нечто, похожее на симпатию к себе. Может, Миллеру еще с армейских времен импонировали цинизм военврача, его несокрушимая логика, его прагматизм и особенно полное отсутствие сострадания к кому бы то ни было?! А может, уже в те времена расчетливый Немец сообразил, что хирург-фанатик может стать ему полезным? Обменявшись ни к чему не обязывающими вопросами «где ты теперь?» и номерами телефонов, отставные офицеры расстались, как казалось Анатолию Ильичу, уже навсегда.

Но он ошибся…

Бывший штабной подполковник отыскал его спустя год в подмосковном Калининграде, однако теперь Александр Фридрихович предстал в совершенно ином облике. Миллер возглавлял «Центр социальной помощи офицерам „Защитник“, одну из самых серьезных охранных структур столичного региона. А разыскав, не мешкая предложил:

– Не хочешь у меня работать? Нашему центру очень нужны такие люди, как ты.

– А что я, военврач, буду у тебя делать? – последовал вполне резонный вопрос.

– Придумаем, – уклончиво ответил Немец. – Ты ведь, кажется, в Карабахе воевал?

В тот час Серебрянский не ответил ни да ни нет, мол, пока работа есть, в морге работаю, нравится…

Зашли в кафе, приличия ради заказали по пиву, да так и просидели с одной кружкой, беседуя целый вечер и сделав всего по несколько глотков.

Анатолия Ильича, нашедшего наконец, кому излить душу, понесло…

Он взахлеб рассказывал о работе: как интересно потрошить трупы и готовить препараты, какие удивительные секреты таит в себе человеческий организм, какие замечательные опыты ставил он на военнопленных в Степанакерте, а главное, какое увлекательное занятие сочинять сценарии убийств, которые никогда не будут раскрыты.

– Представь себе, убить человека бесследно очень легко, – распалялся он, – большинство знаменитых убийц глупы, потому что оставляют следы. Самая дорогая вещь на земле – это глупость. Потому как за нее всего дороже приходится платить. А я знаю по крайней мере сто и один способ ликвидации любого так, что эта смерть никогда не будет раскрыта. Вот, послушай…

Фанатизм Серебрянского, его подробные, натуралистические рассказы о сто и одном способе умерщвления явно заинтересовали Немца. Он слушал внимательно, не перебивая. И лишь в конце беседы как бы невзначай спросил:

– А тебе много приходилось… убивать?

– Не знаю, .не считал, – с подкупающей искренностью ответил Анатолий Ильич.

– А скажи, заставить человека сделать то, чего он не хочет…

Разговорить его, например… Очень сложно?

– Гарантирую, что расколю любого за пятнадцать минут максимум. Даже тебя…

Визиты Миллера в Калининград участились. Он присматривался к бывшему военврачу, как тренер футбольной команды к дублеру, готовя его на первые роли в клубе. Было ясно: Александр Фридрихович намерен предложить Серебрянскому что-то серьезное. Вскоре такое предложение последовало: по словам Александра Фридриховича, владелец одной фирмы, суровый негодяй, должен был ему немалые деньги, но гад стойкий оказался: не хочет подписывать дарственные на недвижимость. Так нельзя ли…

– Отчего же нельзя? Давай сюда своего фирмача! – предложил Серебрянский, и глаза его зажглись фанатичным блеском: он уже предчувствовал наслаждение, но тем не менее спросил:

– А что мне перепадет за это?

– Любой труд должен быть оплачен, – ответил Немец. – Половина моя, половина твоя…

– Справедливо…

– А поприсутствовать можно?

– Если сфинктер у тебя неслабый, присутствуй, – согласно кивнул отставной медик.

Правильно говорят: самая сильная порука – круговая. Решив сообща разобраться с несговорчивым бизнесменом, Анатолий Ильич и Александр Фридрихович связали себя круговой порукой на всю жизнь. Оба без труда осознали очевидное: обратного пути для них уже не было.

Немец, сам довольно жестокий человек, был просто ошарашен способом расправы Серебрянского с должником. В заброшенном гараже на окраине Калининграда, куда боевиками Немца был доставлен пленник, бывший военврач продемонстрировал все, на что был способен. Он подвесил провинившегося владельца фирмы на крюк, связав ему руки и ноги, заткнул кляпом рот. Бедолага висел над большим корытом, куда вскоре полилась его кровь. Анатолий Ильич, посмеиваясь, заживо вскрыл этого человека, вынимая из его тела то кишки, то печень, то сердце и объясняя Немцу при этом, что вскрытие ведется самым обычным способом, как всегда. Только заживо.

Немца хоть и мутило от увиденного, но он досмотрел это страшное шоу до конца. В конце концов, его подручные тоже делали людям больно – ему вспомнились казни Мухи, Равиля и братьев Щедриных. А вообще Миллер был доволен – с Серебрянским можно иметь дело. Такой за деньги и мать бы выпотрошил, если бы она у него была…

Понимая, что бывший военврач едва ли не самый ценный кадр «охранной структуры», незаметно для окружающих превратившейся в оргпреступную группировку нового типа, Миллер не стремился рекламировать таланты Серебрянского. Он даже настоял, чтобы отставник переехал из Калининграда в Мытищи, расположенные по соседству, – так, на всякий случай.

Немец купил Анатолию Ильичу дом, открыл счет в собственном банке и категорически запретил звонить в офис «Защитника».

Отношение Миллера к отставному военврачу приобрело оттенок подчеркнутого уважения. Хотя они по-прежнему оставались на «ты», хозяин «Защитника» обращался к нему не иначе как по имени-отчеству; то ли желая подчеркнуть особое положение Серебрянского, то ли еще по каким-то причинам…

К весьма специфическим услугам бывшего сослуживца Немец прибегал лишь в самых крайних случаях. И такой случай опять настал…

С середины девяностых годов среди московских бандитов начали циркулировать упорные слухи о какой-то глубоко законспирированной структуре, то ли ментовской, то ли «конторской», якобы созданной для физического уничтожения лидеров криминалитета. Структуру эту нарекали по-разному: «Белая стрела», «Возмездие», «13-й отдел»…

С этой таинственной организацией связывали едва ли не все загадочные громкие убийства: Отари Квантришвили, «законника» Юрия Никифорова, известного как Калина, даже Владислава Листьева… Идея неотвратимости наказания овладевала криминальными массами, и, когда появился жуткий и загадочный «Черный трибунал», Миллер решил сыграть по-крупному.

Действительно, если государство перешло к практике расправы без суда и следствия, почему бы под маркой государственного террора не ликвидировать конкурентов? Ликвидировать и списать на «Черный трибунал», наверняка все поверят. Миллер колебался долго, тщательно взвешивая «за» и «против».

Он понимал: заподозри кто его, он рискует нарваться на серьезные неприятности. Но соблазн оказался слишком велик. Да и кризис, разразившийся семнадцатого августа, подхлестывал к более решительным действиям.

О кандидатуре исполнителя можно было и не думать: Анатолий Ильич Серебрянский, с его несомненным талантом профессионального убийцы, должен был, по замыслу Александра Фридриховича, стать его тайным оружием. Зачем разветвленная организация? Чтобы поставить Москву на уши, достаточно одного-единственного человека.

После памятного пожара в «Космосе», где в дыму задохнулись двое людей Немца, в офис «Защитника» пришел факс от «Черного трибунала»: «именем закона… к высшей мере социальной защиты…».

Таким образом Миллер получил два неожиданных козыря: во-первых, готовый текст приговора (как выяснилось потом, совершенно типовой), а во-вторых, репутацию человека, пострадавшего от государственного террора.

Мгновенно оценив благоприятность положения, Немец решил: железо надо ковать, пока оно горячо.

Правда, было одно отличие от деяний государственных террористов, позже подмеченное «лаврушником» Габунией: если «Черный трибунал» действовал по «двойному стандарту» (приговоры предназначались не широким слоям граждан, а исключительно оставшимся в живых мафиози – чтобы неповадно было!), Александр Фридрихович сознательно решил пренебречь этим принципом.

К чему конспирация?

Террор лишь тогда эффективен, когда о нем знают все…

Так в лице бывшего военврача Серебрянского появился лжетрибунал. Пока что на счету его была одна-единственная жертва – «законник» новой формации Виктор Лебедевский. И сейчас, поздним декабрьским вечером, Миллер встретился с Анатолием Ильичом, чтобы наметить очередную кандидатуру…

– А ты по-прежнему скромно живешь, Анатолий Ильич. Мог бы и пошикарней обстановку завести, – произнес Миллер, критически осмотрев кабинет, куда хозяин пригласил его для мирной беседы.

Небольшая комната была на редкость запущенной. Старая, рассохшаяся мебель, пыль на подоконнике, сор на полу, неприбранные вещи; надо всем этим незримо витал кислый запах одиночества. Обстановку скрашивал лишь аквариум – огромный стеклянный параллелепипед, ведер на десять, подкрашивался изнутри мутным электрическим светом. Там, среди плавно колыхающихся водорослей, обреченно шевеля усиками, плавали разноцветные пучеглазые рыбки.

Аквариумные рыбки были такой же страстью Серебрянского, как каллиграфия у Миллера. Анатолию Ильичу нравилось смотреть, как роскошные тропические рыбки, вместо того чтобы плавать в диких реках сказочной Амазонии, вяло парят в подсвеченной тусклой электролампой воде, беспомощно тычутся своими пучеглазыми мордами в толстенное стекло, раскрывают щели ртов, словно о чем-то неслышно его умоляют.

Может быть, именно в минуты такого вот тихого созерцания он чувствовал себя полноправным хозяином жизни: захочет – корма не даст, захочет – не сменит воду, и подохнут пресноводные, захочет – и вовсе выловит всех их, таких красивых, сачком, изжарит в подсолнечном масле и будет с довольной улыбкой наблюдать, как они корчатся на сковороде.

Брезгливо взглянув на разноцветных рыбок, Александр Фридрихович опустился в продавленное кресло.

– Не надоело так жить? – поинтересовался он.

– Каждый живет, как ему нравится, я, например, устал от медицинской чистоты и стерильности. – Серебрянский уселся напротив, скользнул взглядом по пучеглазой гуппи и перевел взгляд на собеседника: мол, что на этот раз?

Но Немец не спешил переходить к главному. Положил ногу на ногу, еще раз осмотрел кабинет.

– Тебя кризис очень затронул?

– Всех затронул, – отмахнулся хозяин. – Ты, что ли, разбогател?

– Есть такой закон физики: если в одном месте что-то убыло, в другом обязательно должно прибавиться.

– Это теория. На практике обычно случается иначе.

– Главное, проверять теорию практикой. – Наклонившись к собеседнику, Александр Фридрихович продолжил деловито:

– Послушай… Что теперь самый большой дефицит в России?

– Все дефицит, – ответил Анатолий Ильич не. задумываясь.

– Нет, не о том я… Чего людям больше всего не хватает?

– А чего?

– Денег, – хмыкнул Миллер.

– Денег не хватает всегда, – философски заметил собеседник.

– Но теперь особенно. И не хватает всем. Так вот я о чем, о теории и практике… Я свои банковские активы в России не держу. Есть другие места:

Австрия, Германия, Кипр… Швейцария, в конце концов.

– И что? – вяло поинтересовался Анатолий Ильич, силясь понять, к чему это Немец завел беседу о своих капиталах.

– Но теперь, мне кажется, наступило время переводить деньги сюда… То, что в дефиците, – самый ходовой товар, истина общеизвестная.

– Через биржи и банки собрался прокрутить? Еще один кризис устроить? – догадался Серебрянский.

– Ну, устроить подобие семнадцатого августа не в моих силах. А вот повторить «черный вторник» двухгодичной давности вполне.

– Чем я могу тебе помочь?

– Человек один мешает.

– Кто, если не секрет?

– Будь это секретом, я бы с тобой не беседовал, Анатолий Ильич. Есть такой кавказский господин, Амиран Габуния. То ли «вор в законе», то ли не вор, я в этих тонкостях не разбираюсь и разбираться не желаю. Вроде сидел несколько раз. У него тоже много денег, правда не своих. Но кроме того, связи в Минфине, Центробанке и так далее. И голова работает, как компьютер. Идеи у нас одни и те же, знаю точно…

– Выходит, конкурент твой? – Серебрянский поднял взгляд на Немца.

– Считай, да. Понимаешь, афера гениальная, так подняться один раз в десять лет случается. Тут важно, кто первый успеет. А шашлычник этот – хитрожопый до ужаса. Месяц назад собрались мы как-то в сауне, расслабиться, о делах наших поговорить. И что ты думаешь? Выдает мне: мол, Лебедевского не тот «Черный трибунал» завалил, а кто-то другой, кто под него работает.

Представляешь, умник какой?

Коротко пересказав собеседнику монолог Габунии и его вывод о «двойном стандарте», Миллер резюмировал:

– Хитрая сволочь!.. Если такого человека в живых оставить, многое натворить может.

– Срок? Место? Способ? – спокойно поинтересовался Серебрянский, будто бы речь шла не об убийстве человека, а о загородной прогулке.

– Послезавтра у меня с ним деловое свидание в ресторане «Саппоро», это на Пресне. Будем вдвоем, к семи вечера.

– Знаю такой ресторан, – кивнул Анатолий Ильич.

– Что касается способа… Хозяин – барин: оставляю на твое мудрое усмотрение.

– Обозначим опять как «Черный трибунал»? – Нехорошая усмешка скривила губы хозяина.

– Естественно!..

– Можно сработать, как они, под несчастный случай… Ничуть не хуже.

– А вот этого не надо, – серьезно возразил Немец.

– Почему?

– Во-первых, любой террор эффективен лишь тогда, когда он публичен.

– Так что – стрелять, машину взрывать?

– Да.

– Менты понаедут, уголовное дело возбудят…

– Пусть возбуждают, – разрешил Миллер.

– А во-вторых?

– Во-вторых, дорогой Анатолий Ильич, неплохо было бы изобразить покушение и на меня. Нескольких выстрелов поверх головы будет достаточно. Чем проще методы инсценировки, тем доходчивей эффект. – Последние слова прозвучали уверенно и веско как будто. Немец заговорил афоризмами.

Серебрянский согласно кивнул:

– Для правдоподобия, что ли?

– Вот-вот. А то подозрительно получится: сидели вдвоем, а застрелили лишь одного. Ну, что скажешь?

– Минуточку…

Поднявшись с кресла, Анатолий Ильич подошел к аквариуму и, нагнувшись, извлек из-за него помповое ружье и пригоршню патронов.

– Смотри, Александр Фридрихович. Вот гильза. Пуля или картечь, что там есть, извлекаются…

Миллер следил за манипуляциями с боеприпасами внимательно, силясь понять их смысл.

– И что?

– В растворе гипса продавливаем гильзой несколько форм. Когда гипс застынет, лунки заливаем водой и замораживаем ее. Что получаем? – взглянул он на собеседника с победоносным видом и, не дождавшись ответа, продолжил:

– Получаем те же самые пули, только изо льда. Дальше. Этот кусочек льда в форме пули вставляем в гильзу.

– Порох отсыреет, – быстро напомнил Немец.

– Гильзу заливаем изнутри специальным водоотталкивающим раствором, который мгновенно твердеет, – так же быстро вставил Серебрянс-кий. – Таким образом, получаем обычный боеприпас, только вместо пули – кусок льда.

– Но при выстреле лед нагреется о стенки ствола, и…

– Это в нарезном стволе нагреется. А этот гладкоствольный. Я проверял, будь спокоен. С двадцати метров ледяная пуля разбивает бутылку из-под шампанского, делает в жестяном листе приличное отверстие. Стало быть, голову разобьет любую.

– Какой смысл? – Александр Фридрихович скептически покачал головой.

– Невозможно определить калибр и марку оружия, из которого стреляли. В течение нескольких минут лед растопится в еще теплой органике.

– А одноразовый ТТ не проще купить? Пятьсот долларов всего… Хочешь, завтра сюда десяток привезу?

– Не хочу. Пусть из твоих ТТ подмосковные пэтэушники друг в друга палят. Дело не в том, что проще, а что тяжелее. Дело в том, что я работаю под этот самый «Черный трибунал». И «двойной стандарт», о котором ты мне говорил, создает зловещую загадочность. Тот же пожар в «Космосе», где сгорели твои бойцы: вроде бы несчастный случай, а на самом-то деле… Почему бы и мне не придумать свой почерк?

– Но ведь насильственную смерть в результате проникающего огнестрельного ранения определит даже первокурсник юрфака! – не сдавался Немец.

– Не говоря уже о МУРе и РУОПе…

– Ну и пусть. А определив, пусть погадают: почему киллер не воспользовался твоим советом и не стрелял из одноразового ТТ!

– Дело твое… – Миллер поднялся, давая понять, что ему пора. – Домой отвезешь?

– Как обычно. – Следом за гостем поднялся и хозяин.

Уже в машине, находясь на Ярославской трассе, Немец поинтересовался:

– Ты меня о самом главном так и не спросил.

– О деньгах, что ли?

– Ну да.

– Жду, пока сам скажешь.

– Сто тысяч, – спокойно обронил хозяин «Защитника».

Как ни хладнокровен был Серебрянский, но, услышав о небывалой сумме, едва не выпустил руль.

– Сколько?

– Сто тысяч долларов. Но это аванс. Завтра встретимся, оговорим детали, получишь наличкой. И еще столько же – после. Только смотри не перепутай: грузишку того застрелить, а в меня – промазать. А то не с кого будет остальное получать.

За всю свою жизнь Анатолий Ильич не то что не получал таких денег, даже и в глаза не видел. Предложенный гонорар мог означать только одно: слишком большие надежды связывал его работодатель с грядущим покушением в ресторане «Саппоро»…

Глава шестнадцатая
Мишень с прицелом

Попетляв по мелко нарезанным ровненьким кварталам в районе Пречистенки, Максим Нечаев вынырнул на Зубовский бульвар и неторопливо покатил в сторону станции метро «Смоленская». Развернувшись на площади, вырулил в обратном направлении и спустя несколько минут свернул в Ружейный переулок.

Здесь в модерновом здании из стекла и бетона, явно не вписывавшемся в архитектуру старой Москвы, находился головной офис зловещего «Центра социальной помощи офицерам „Защитник“.

Два часа назад он встречался с Прокурором и теперь, сидя за рулем черной «девятки», вновь и вновь воскрешал в памяти перипетии разговора. Беседа, как и следовало ожидать, касалась и Александра Фридриховича Миллера, и лжетрибунала. Встреча эта, проходившая на этот раз не в казенной роскоши дачи на Рублевском шоссе, а в небольшом ресторанчике клубного типа, окончательно расставила акценты в донельзя запутанной ситуации. Еще несколько штрихов, несколько точек над «i» – и «Черному трибуналу» надлежало прекратить свое существование навсегда…

Экс-высокопоставленный чиновник был солидарен с действующим генералом Богомоловым: между убийством Лебедевского, ответственность за которое якобы взял на себя «Черный трибунал», и «новым русским мафиози» Миллером существует четкая причинная связь. Конечно, прямых улик не было. Улика была одна-единственная, да и то косвенная: ею стал ответ на классический вопрос «Кому выгодно?».

Смерть Лебедя была на руку Немцу, и только ему одному. Элементарная логическая цепочка. Чего уж проще?!

Хотя у Прокурора, склонного к парадоксам, на этот счет были свои соображения, весьма отличные от нечаевских.

– Ну что, Максим Александрович, пора нам с вами на покой, – сообщил он.

– Главная цель выполнена. Механизм запущен, маховик беспредела раскручен, процесс, как говорится, пошел. Теперь у мафиози появился устойчивый рефлекс: наказание за преступления неотвратимо, а приговор выносится не только судом. А нам с вами пора закругляться.

– Оставляете за Миллером право определять меру вины? – не понял Лютый.

– Выпускаете джинна из бутылки? Даете возможность его бандитам работать «под нас»? Но не вы ли сами утверждали, что…

– Но ведь я не сказал, что делегирую Миллеру такое право! – живо напомнил Прокурор. – И не считаю, что «Черный трибунал» – два будет существовать и далее. Работать будет идея, а это, согласитесь, немало. Когда в существование «трибунала» поверили все, кто должен был поверить, нам следует прекратить нашу деятельность.

– То есть как прекратить? – не понял Лютый.

– Предать гласности факты вопиющего нарушения закона и осудить саму идею защиты Конституции неконституционными методами, – любезно сообщил собеседник.

– Мне что, надо написать явку с повинной и отнести ее в ближайший райотдел милиции? – удивился Максим, но только для проформы, потому что понимал: Прокурор имел в виду нечто совсем иное. Он не ошибся.

– Повиниться всегда хорошо. Но зачем это делать именно вам? – иронично улыбнулся хозяин рублевского коттеджа. – Для этого есть наши самозваные последователи. Если господин Миллер счел возможным создать параллельную нам структуру, он наверняка должен понимать, что в случае ее разоблачения на нее повесят не только убийство Лебедевского, но и все остальные… И отвертеться не выйдет. Понимаете ход моих мыслей?

– Что будет с Миллером? – последовал заключительный вопрос.

– Его время кончилось. Три дня назад стало известно: он начал переводить свои зарубежные капиталы сюда, в Россию. Все правильно: в стране острый дефицит валюты и на искусственном занижении курса доллара можно заработать миллионы. Наверняка он намерен прокрутить свои капиталы через столичные банки и биржи. Спекуляции Александра Фридриховича, если они состоятся, серьезно усугубят кризис. Чем это грозит стране, думаю, объяснять не надо. Но сам факт перевода денег нам на руку, как никогда: если вам удастся вычислить и захватить тех, кто сработал в Ялте под вас, если этот человек даст показания, Миллеру конец. Букет уголовных статей – от «организации заказного убийства» и до «экономических преступлений» и «руководства оргпреступной группировкой» – Александру Фридриховичу обеспечен. Равно как и конфискация всех банковских активов, движимого и недвижимого имущества. Так одним выстрелом мы убиваем трех зайцев: не допускаем повторения кризиса, уничтожаем самого могущественного мафиози столицы и выставляем вместо себя козла отпущения в лице наших неожиданных последователей…

Игра была продумана ювелирно тонко от начала и до конца. Прокурор сумел предвидеть абсолютно все: даже то, что у «Черного трибунала» найдутся последователи.

Теперь, когда окончательная задача прояснилась, когда все акценты были расставлены, «Черному трибуналу» в лице Лютого оставалось лишь взять с поличным хотя бы одного человека из «Черного трибунала» – 2. Требовалось постоянно следить за Немцем – рано или поздно он сам и вывел бы на след.

Но сделать это было не так-то просто. Рядом с Александром Фридриховичем постоянно сшивался невысокий голубоглазый блондин, о котором Максиму по-прежнему известно было мало. Как будто блондин этот отзывался на кличку Бешеный, вроде бы имел отношение к Лубянке (непонятно какое), вроде бы роль телохранителя, которую он исполнял, была только прикрытием. О втором телохранителе было известно и того меньше: даже имени и фамилии его Нечаев не знал.

На первый взгляд ситуация вырисовывалась довольно четко: исполнительный служака и классический дурак, Бешеный внедрен горячо любимой «конторой» в окружение Немца в качестве банального соглядатая: куда Миллер ездит, с кем встречается, каковы его планы…

Лубянке нелишне знать подноготную Миллера, человека влиятельного и опасного. Напарник же Бешеного, судя по всему, дублирует или контролирует его работу.

Но это – на первый взгляд. В действительности все могло оказаться иначе…

…Миновав ряд невысоких домов, черная «девятка» свернула чуть влево и остановилась. Максим остался в машине. Через панорамное обзорное зеркальце отлично просматривался и офис «Защитника», и паркинг перед ним, где стояли, зловеще поблескивая кенгурятниками, два джипа «мицубиси-паджеро». Лютый знал: эти машины используются преимущественно охранниками.

Канареечный банковский броневичок с округлой щелью-амбразурой на кузове стоял чуть поодаль, а это означало, что в «Защитник» вновь привезли наличку.

Серебристый «линкольн», припаркованный у главного входа, свидетельствовал: его хозяин находится в офисе.

Нечаев закурил, опустил стекло дверцы, сунул руку в карман и извлек небольшую коробочку из черной пластмассы с алым глазком светоиндикатора. Это был пульт дистанционного управления взрывателем, найденный им в кармане покойного Шацкого. Тогда, в последний день осени, заметив на 3-м Транспортном серебристый лимузин с обоими телохранителями, Лютый сразу же понял, что к чему.

Несомненно, покойный хотел избавиться либо от конкурентов, либо от свидетелей, «зарядил» «линкольн» взрывчаткой, а вот на кнопочку нажать не успел.

Похоже, серебристый лимузин «заряжен» взрывчаткой и поныне…

Казалось, чего проще? Вот он, миллеровский «линкольн», эдакая мишень с прицелом. Захочешь промазать – не получится. Отогнать «девятку» подальше, дождаться, пока Александр Фридрихович сядет в салон, и спокойно нажать кнопку.

Но это означает, что вместе с Немцем погибнут и те двое телохранителей.

А этого Лютый допустить не мог!

Да и поставленная задача была иной: четко следить за Миллером.

Заметив на пороге офиса фигуру Бешеного, ставшую уже знакомой, Максим безотчетно вздохнул:

– Вот кому везет. Мне бы хоть денек телохранителем Немца побыть…

Никогда не случалось, чтобы Александр Фридрихович Миллер отрывал пуговицы. Но теперь, сидя в салоне «линкольна», он открутил на пальто целых две.

Огромная представительская машина, подобно авианосцу, плавно плыла в угарных бензиновых волнах по одной из центральных улиц. За рулем сидел Андрей, Савелий Говорков на «мицубиси» катил чуть поодаль. Стекло, разделяющее салон и водительское место, было приоткрыто, и включенный приемник то и дело сообщал последние новости.

«По итогам торгов на Московской межбанковской валютной бирже курс американского доллара поднялся до двадцати одного рубля четырнадцати копеек за доллар, – бодрым голосом сообщал диктор. – По прогнозам финансовых аналитиков, к весне следующего года курс доллара может составить до пятидесяти пяти рублей за единицу. Как сообщили нашему корреспонденту в Центробанке, вчера вечером состоялось расширенное заседание…»

– Выключи эту дрянь, – наклонившись к перегородке, бросил Немец.

Воронов поспешил исполнить распоряжение.

Развалившись на кожаном ложе салона, Миллер принялся крутить третью пуговицу. Такого, как нынче, с Александром Фридриховичем еще не бывало; он даже не пытался подавить в себе волнение.

Да и чего пытаться? Если все задуманное совершится (а в этом Немец не сомневался), месяца через три он станет полным, безграничным господином в московском банковском мире. Закачать в Россию побольше валюты, искусственно опустить бакс, а затем приняться скупать доллары и акции через проверенных агентов.

Эта нехитрая спекуляция, если грамотно отладить механизм и время купли-продажи, может принести Александру Фридриховичу несколько десятков, а то и сотен миллионов. В преддверии таких перспектив человеку свойственно приятное волнение; можно и пуговицы поотрывать, если уж так неймется.

Луч зрения Миллера всегда был крайне узким. Угол обзора ограничивался только одним объектом. Наметив некую цель. Немец шел к ней, как буйвол, не заботясь о средствах и методах. Такая тактика оправдывала себя – если Миллер и достиг своего нынешнего положения, то только благодаря ей.

Бывший армейский подполковник прошел отличную школу жизни и был натренирован для борьбы до конца. Прежде чем вступить в борьбу, Миллер проводил рекогносцировку: что может стоить его внимания? После этого в оценку вступало чувство здравого смысла: стоит связываться или нет? Если дело выглядело стоящим, Александр Фридрихович принимался за подсчеты: «за» и «против», дебет и кредит, актив и пассив… И если подсчеты давали положительный результат, Немец мобилизовывал всю свою волю.

Нынешняя ситуация сулила огромные плюсы. Оставалось лишь одно препятствие – хитрожопый вор, или кто он там, Амиран Габуния, который вроде бы намеревался начать аналогичные спекуляции на несколько дней раньше. Сегодня, третьего декабря, ему надлежало нанести окончательный удар, расправиться с конкурентом. Ну и пусть надеется. Ресторанный разговор для Амирана ровным счетом ничего не решал. Он был приговорен и из знакомого человека превратился в мишень.

– Куда, Александр Фридрихович? – негромко спросил водитель с интонацией почтительности.

– Сперва ко мне домой, обождете, пока переоденусь, затем на Пресню, в «Саппоро». Знаешь такой ресторан?

– За «Планетой Голливуд»?

– Чуть в сторону. Да, и позвони Савелию, пусть джип на стоянку поставит, а сам пересядет к тебе. Лишнее внимание нам совсем ни к чему…

Сворачивая с Маяковки на Садовую, Андрей Воронов обратил внимание на черную «девятку», следовавшую в кильватере говорковского джипа уже минут пять.

Он даже хотел было позвонить на мобильник Савелию, однако в последний момент передумал.

Мало ли черных «девяток» ездит по Москве? Слишком много. Зачем беспокоить друга по пустякам?