Текст книги "Черный трибунал"

– Козлы вонючие! Мразь! Дармоеды! – брызжа слюной, визжала мадам Миллер так громко, что от этого крика дрожали стекла серванта. – Одно мое слово, и вас вышвырнут на улицу! За что мой муж вам, хамье, деньги платит?! Под забором подохнете! Вас и так сюда с испытательным сроком взяли!

Андрей и Савелий, не привыкшие, когда к ним обращаются подобным образом, от бессильной ярости лишь скрипели зубами, стараясь сдержаться.

Историки утверждают, что жены римских цезарей, не стесняясь, переодевались в присутствии мужчин-рабов; матроны просто не считали их за людей. Нечто подобное практиковала и Люся Миллер: она считала вполне нормальным появляться перед телохранителями в трусах и бюстгальтере (а потом, осмелев, и вовсе без них).

Вид стареющего тела, отвисших морщинистых грудей и жидких волос на лобке внушал друзьям ни с чем не сравнимое отвращение и брезгливость…

– Мы ей только задницу не подтираем, – пожаловался Савелий генералу Богомолову во время плановой встречи. – Никогда бы не подумал, что эти скоробогатые сволочи – такое хамье. Честно говоря, сегодня утром я с трудом удержался, чтобы не проломить этому мерзавцу голову!

– Только после того, как я перережу глотку этой курве Люське! – хмыкнул Воронов зло.

– Я все понимаю, – сочувственно вздохнул Константин Иванович. – Но ведь и вы меня поймите: вы поставлены не для того, чтобы ломать череп этому негодяю… Не для того, чтобы резать глотку его охамевшей бабе. Мы, рискуя многим, внедрили вас в этот гадюшник не для ликвидации Немца, а, как ни странно, наоборот: для его защиты. А особенно поиска тех, кто рано или поздно решится на его ликвидацию. Держите себя в руках, друзья! И храните бдительность. Вы не должны имитировать охрану. Вы должны действительно охранять этого подонка. Иного способа выйти на след «Черного трибунала» у нас попросту нет…

Глава одиннадцатая
«Двойной стандарт»

Это невзрачное одноэтажное строение в районе парка на Воробьевых горах, стоящее в стороне от жилых домов, с первого взгляда вполне могло сойти за овощехранилище, пакгауз или даже общественный туалет, временно закрытый на ремонт.

Длинное, унылое, приземистое, облицованное дешевой кафельной плиткой, здание это не имело ни вывески у двери, ни привычной таблички с названием улицы, ни обозначения номера дома. Сходство со складом усиливали трехметровый кирпичный забор, ограждавший строение по периметру, глухие металлические ворота, узкая подъездная дорога и двое атлетического сложения мужчин в черной униформе с цветными шевронами «Охрана».

Но, как известно, внешность зачастую обманчива. В здании этом размещался не склад, не овощебаза и конечно же не общественный туалет. Человек неискушенный, впервые попадавший внутрь, к своему удивлению, оказывался в сауне самого высокого класса под интригующим названием «Веди-плюс»…

Впрочем, маловыразительное слово «сауна», как определение заведения, в котором моются, парятся и освежаются пивом, не вполне соответствовало кичливому комфорту, который предоставлялся посетителям этого дома без архитектурных излишеств. Создатели данного банно-развлекательного комплекса предусмотрели все или почти все: клиентов ожидали русский и американский бильярд, бар с огромным ассортиментом напитков, кухня, тренажеры на любой вкус, два бассейна с теплой и , холодной водой, гейзер и конечно же комнатки для плотских утех.

Ко всем прочим услугам, там работал профессиональный массажист с медицинским образованием по имени Максим. Его руки действительно творили чудеса и вернули здоровье очень многим завсегдатаям этого чудного заведения, расположенного рядом со старым входом в метро «Ленинские горы».

Столь удобное положение делало его весьма привлекательным для любителей отлично провести свой досуг…

Это заведение, в прошлом действительно бывшее общественным туалетом, было внутри перестроено так, что превратилось в нечто среднее между кабаком для широких загулов, закрытым элитным клубом, четко свидетельствующим о социальном статусе посетителей, местом ведения переговоров нынешними хозяевами жизни и конечно же шикарным блудилищем.

И то сказать: какая же русская баня без блядства?!

Именно потому десятого ноября тысяча девятьсот девяносто восьмого года этот шикарный развлекательно-гигиенический комплекс и стал местом собрания тех, кто уже однажды присутствовал на встрече в ливадийском «Тифлисе». Немец, настояв на повторной сходке, не уставал повторять: сказав А, надо говорить Б, и уж если не удалось договориться по всем вопросам в Крыму, это непременно надо сделать в Москве.

Правда, решение текущих проблем – разделов и переделов сфер влияния, выработки новых стратегий, заключения временных союзов и постоянных Договоров – заняло меньше двух часов. Все было оговорено заранее, и публичная декларация взаимных обязательств друг перед другом выглядела лишь протокольной формальностью.

Остаток вечера, как и предвидел Миллер, говорили о том, что теперь беспокоило мафиозную Москву больше всего: о загадочных убийствах, регулярно совершаемых террористической организацией со зловещим названием «Черный трибунал». Как и следовало ожидать, «трибуналу» приписывали едва ли не сказочное всемогущество; в беседе фигурировали десятки киллеров и некий загадочный координационный центр, раскинувший щупальца по всей России.

Александр Фридрихович, сидевший во главе стола, обозревал собравшихся, точно маршал, осматривающий свою армию накануне решающего сражения: все ли резервы подтянуты, все ли полки надлежаще развернуты, не зреет ли среди его подчиненных крамола…

Оснований для беспокойства вроде бы не было: после смерти Лебедевского почти все компаньоны по бизнесу, похоже, совсем приуныли и теперь окончательно созрели принять его, Миллера, безоговорочное главенство.

– Ну, хорошо, – цедил сквозь зубы молодой кутаисский «законник» Амиран Габуния, то и дело косясь на плотного официанта, расставлявшего на столе заиндевевшие бутылки со спиртным (согласно традиции, во время деловых переговоров никто из собравшихся даже не пригубил спиртного), – хорошо, вальнул этот «Черный трибунал» Лебедя. Как вальнули до этого Гашиша, Парторга, еще пару известных людей. – Видно было, что Амиран и без спиртного был на достаточном взводе. – Не понимаю, на что они рассчитывают? Чего добиваются? Всех-то не перешмаляешь!

– Всех не перевешаешь, нас двести миллионов! – мрачно пошутил кто-то предсмертными словами Зои Космодемьянской.

– «Имя нам легион», – веско уронил Немец цитату из Ветхого Завета и тихо, словно рассуждая сам с собою, добавил:

– Конечно, ликвидировать всех невозможно. Но страху нагнать – вполне реально. Разве они и нас не напугали?

Он испытующе взглянул в глаза Амирана. Тот не выдержал его взгляда и отвел взор.

Оставив собравшихся за столом, Александр Фридрихович двинулся в парную.

Раскаленные камни полыхали жаром, горячий воздух обжигал кожу. Он прыснул на них эвкалиптовой настойкой, потом мятной. По небольшому помещению парилки распространилось приятное благоухание.

Несмотря на немецкое происхождение, Миллер любил париться по-русски даже в сауне. Откуда-то у него была твердая уверенность в том, что именно русский пар, сдобренный березовым или дубовым веником, помогает очиститься не только телу, но и душе освободиться от неблагоприятного воздействия как внешних, так и внутренних сил. Обмакнув несколько раз в шайку с водой веник, составленный из березовых и дубовых веток, он помахал им в воздухе, заставляя осесть раскаленный жар, затем снова сунул его в воду. Вздохнув несколько раз полной грудью, он действительно ощутил прилив сил и удовлетворенно вздохнул.

Усевшись на полку, Миллер смежил веки и, подперев голову руками, задумался…

Все шло по плану. Убийство Лебедя наглядно показало и тем, кто уже давно признал главенство Александра Фридриховича, и тем, кто считал его выскочкой: перед неожиданной, а главное, невесть откуда исходящей опасностью сам Бог требовал объединиться. Но объединение возможно лишь вокруг одного человека, которому и верные друзья, и вынужденные союзники доверились бы всецело, а противники побаивались бы его реальной силы. Человека, который мог бы противопоставить .государственному беспределу что-то реальное и осуществимое. И таким человеком мог быть только он, Миллер…

В этом он был твердо уверен.

Волна жара, сдобренного парами 1йяты и эвкалипта, накрывала Немца с головой, так бы и сидеть тут до бесконечности с закрытыми глазами, так бы и нежиться в горячем и удивительно полезном суховее парной… Но расслабиться не получалось: Миллер знал, что теперь в его короткое отсутствие за столом наверняка ведутся разговоры, имеющие к нему самое непосредственное отношение.

Поднявшись с махровой простыни, Александр Фридрихович, почувствовав, что все его тело покрылось бисеринками пота, схватил веник и принялся нагонять на себя целительный пар. Когда пот буквально потек ручьями, Миллер приступил к тому, что на Западе называют истязательством: он вовсю, нисколько не щадя себя, стал хлестать свое ухоженное тело.

Это продолжалось несколько минут, пока на коже не выступили красные пятна, говорящие о том, что его усилия не пропали даром и жар достиг необходимого равновесия с внутренним кровяным давлением. Бросив веник в воду, Миллер вышел из сауны, бултыхнулся в бассейн с холодной водой, чтобы испытать удивительное ощущение, которому он придумал поэтическое название: колючее прикосновение водной стихии. Дело в том, что после интенсивного воздействия пара и быстрого погружения в холодную воду кажется, что вся кожа подвергается легким и приятным уколам тысяч иголок.

Миллер отлично знал, что в воду нужно опускаться медленно, чтобы вся кожа покрылась миллионом пузырьков, которые сохраняли накопленное в парилке тепло. Самым удивительным ощущением был момент, когда ты, постояв в ледяной воде некоторое время неподвижно, вдруг вздрагиваешь всем телом и в него вонзаются тысячи иголок. После этого нужно сразу выходить из воды…

Через несколько минут Миллер вернулся в зал. А за столом уже разгорался жаркий спор.

– Мы как-то с пацанами кутаисскими посидели, подумали и решили, что в Ялте этот самый «трибунал» обосрался! – горячо доказывал Амиран.

Оппонентом «лаврушника» оказался калужский водочный король, отзывавшийся на кличку Плафон, – большинство собравшихся не знали ни его имени, ни фамилии.

Это был полный краснощекий голубоглазый мужчина с нежной, как у младенца, кожей; когда Плафон говорил, его тройной подбородок трясся студнем.

– В чем обосрался-то? – глядя исподлобья, выдохнул он. – Поговорить не дали, людей разогнали.

– Ты че буровишь-то? Никто никого не разгонял, сами в штаны наложили и смылись от греха подальше, – хмыкнул Амиран. – Как ты, например…

– На меня-то налоговая «наехала», вот и пришлось домой отправляться, – последовало его неуклюжее оправдание. – А первым из Ялты кто укатил? Забыл? А я, между прочим, все помню… – Плафон ехидно усмехнулся. – И помню, что первым укатил именно ты, Амиранчик. После того как тебе в санаторий ТО письмо принесли.

– Ладно, хватит ругаться, – устало призвал к порядку публику за столом Немец, усаживаясь на свое место во главе, потом обернулся к Амирану и уточнил:

– Так в чем же они обосрались?

– Лебедя, земля ему пухом, как вы помните, с перерезанной глоткой нашли. Сперва – труп, потом – письмо: мы, мол, «Черный трибунал», его и приговорили. А вспомни, Немец, как они поступили с теми пацанами, о которых ты рассказывал: якобы пожар в гостинице, якобы в дыму задохнулись… Как ни смотри, а несостыковочка у них вышла…

– В чем же несостыковочка? – задумчиво спросил Миллер.

Если бы среди них оказался кто-то более внимательный, да еще и с психологическим чутьем, то мимо его зрения не прошло бы незамеченным, что председательствующий, задавая свой вопрос, чуть напрягся.

– А вот в чем: когда два трупа находят в сгоревшем номере, ментам выгодней всего списать это на неосторожность погибших. Так? Так… Нажрались, мол, водяры, кто-то с сигаретой и заснул. В «Космосе» киллерюга сработал под несчастный случай. И здесь ментам лафа: Гашиша вроде как под инсульт можно подвести. А в Ялте – чисто конкретная «мокруха». Для ментов это настоящий «висяк». Вот и выходит, что не получилось Лебедя чисто исполнить. Потому я и считаю, что в деле с Лебедем они попросту обосрались, причем вчистую!..

Амиран что-то горячо доказывал, Плафон возражал. А Немец, откинувшись на спинку кресла, задумался.

А ведь этот грузинчик был прав на все сто: те, кто исполнял Лебедя, явно промахнулись. Там, в Ялте, не было даже намека на несчастный случай.

Перерезанное горло – чего уж понятней! «Конкретная „мокруха“, как изящно выразился Габуния. Стало быть, налицо не один почерк убийств, а по крайней мере два.

Амиран продолжал свои построения, и отказать ему в логике было невозможно.

– …есть такое выражение: «двойной стандарт» называется. Это когда признается как бы две правды: одна – для одних людей, другая – для других, – пояснял Габуния. – Вот и тут такой же «двойной стандарт». Для нас – одна правда: мол, «за совершение преступлений приговаривается к высшей мере». Для ментов, чтобы свои грязные хлебала в эти дела не совали. Потому пацанов не взрывали, не стреляли и не резали. Как именно исполняли, даже не догадываюсь, но работали чисто: отравление, болезнь, самоубийство. Совершенно ясно, что работали настоящие профи. А приговор этот долбаный не мусорне посылался, а пацанам, хорошо знавшим убитого. Вы заметили, что бумаги эти предназначались только им, а не ментам?.. Но вот в Ялте «двойного стандарта» не получилось!

Потому ментовка с прокуратурой на уши и встали.

– Ладно, хватит, – перебил всех Немец. – Двойной стандарт, одинарный или тройной, это теперь без разницы. Лебедя-то все равно с того света не вернуть. Как и остальных. Надо что-то делать. И чем быстрей, тем лучше!

– Да ни хрена тут уже не сделаешь, – обреченно махнул рукой Габуния и потянулся к водочной бутылке. – Мы даже не знаем, что за твари собрались в этом самом «трибунале». Знали бы, можно было договориться, или откупиться, или мировую заключить. Да и вычислить их никак невозможно… Сегодня, братва, сидим, выпиваем, планы строим, а завтра кто-нибудь под машину попадет… или кирпич на голову свалится. И получите потом бумажку: «за совершение многочисленных преступлений… к высшей „мере социальной защиты“. И можете мне поверить, что никто не будет этим заниматься. Никто не попытается найти виновных! Никто! Такой вот „двойной стандарт“…

– Да, Андрюша, не думал, что все так повернется.

– И не говори…

Вот уже четвертый час Андрей Воронов и Савелий Говорков торчали в «линкольне», ожидая появления Немца.

В баню телохранителей не пустили, вот и приходилось дожидаться хозяина в салоне машины. Друзья то и дело выходили на воздух перекурить: некурящий Миллер совершенно не переносил запаха табачного дыма, а потому категорически запрещал курить в машине.

Незаметно сгущались сумерки. Фосфоресцирующие стрелки «командирских» часов на запястье Бешеного показывали без четверти одиннадцать, когда в раскрывшейся двери «оздоровительного комплекса» показалась знакомая фигура Александра Фридриховича.

Савелий, уже хорошо различавший настроение хозяина, сразу же определил, что тот чем-то встревожен.

Так оно и было.

– Андрей, можешь уезжать: на сегодня ты больше не нужен, – даже не оборачиваясь в сторону Воронова, бросил Миллер. – Савелий, давай за руль.

Поехали.

Створка металлических ворот с тихим скрежетом отъехала в сторону, и Савелий, включив передачу, медленно вырулил из темного дворика перед приземистым зданием.

– Куда ехать? – не оборачиваясь, спросил он Миллера.

– Ты в Мытищах когда-нибудь был?

– Приходилось.

– Вот и давай в ту сторону. У МКАДа остановишься. Покажу где…

Незадолго до полуночи движение на столичных улицах затихает, и это позволяет ездить быстро и с относительным комфортом. Да и вызывающе роскошный вид «линкольна» невольно заставлял владельцев более скромных машин уступать дорогу.

Спустя минут сорок серебристый лимузин уже подъезжал к Московской кольцевой автодороге.

– Выйди на минуточку, – приказным тоном произнес Миллер.

Выходя, Бешеный заметил, что Немец набирает на мобильнике какой-то номер. Вне всякого сомнения, разговор был настолько конфиденциальным, что Миллер не счел возможным вести его даже при поднятом стекле, разделяющем водительское место и салон. Правда, обострившийся до предела слух Савелия сумел уловить лишь одну фразу, произнесенную Немцем: «двойной стандарт». Однако вырванные из общего контекста, слова эти ровным счетом ничего не объясняли.

Говорил Миллер недолго – минуты три, а закончив, приоткрыл дверцу и распорядился:

– Можешь возвращаться. Поставишь машину в гараж, но сперва заправишься.

Завтра в семь утра, как обычно, встретите меня с Вороновым.

– А вы как же? – удивился Савелий.

– Сам как-нибудь доберусь, – бросил Немец отрывисто и отвернулся, давая таким образом понять, что разговор завершен.

Разворачиваясь, Бешеный заметил, как к одиноко стоящей фигуре приблизился невзрачный с виду «опель-векгра» грязно-белого цвета. Некто, сидевший за рулем, трижды мигнул фарами, и хозяин поспешил к подъехавшему автомобилю.

Как ни силился Савелий рассмотреть номер «опеля», как ни старался различить человека, сидящего за рулем, густой ноябрьский мрак не позволил ему этого сделать. Описав на пустынном шоссе правильный полукруг, «опель» неторопливо покатил в сторону Мытищ…

Глава двенадцатая
Диверсия

– Максим Александрович, давайте рассуждать абстрактно. Итак, чем в современной России законопослушный бизнесмен отличается от незаконопослушного?

– Практически ничем.

– Правильно. Дух и букву закона нарушают абсолютно все. Без этого нормальный бизнес в России по большому счету невозможен. Чем же тогда просто незаконопослушный отличается от откровенно мафиозного?

– Принципом извлечения доходов, – не задумываясь, ответил Лютый. – Степенью криминальности бизнеса. Но прежде всего системой…

– Тоже правильно. Одно дело – уклоняться от налогов, а другое – торговать оружием, наркотиками или поддельным спиртным. А система одна и та же: криминально заработанные деньги грамотно отмываются и вновь вкладываются в мафиозную коммерцию. Так и происходит круговорот мафиозных денег в природе. – Прокурор, держа тлеющую сигарету на отлете, жестикулировал ею резко и изящно, точно фехтовальщик шпагой, успевая тем не менее смахивать пепел в пепельницу. – А теперь я бы хотел задать вам вопрос, который может показаться странным и неожиданным, потому что на первый взгляд не связан с предыдущими. – Зачем-то он сделал небольшую паузу. – Максим Александрович, для чего на войне, да и в мирное .время тоже, осуществляются диверсии? Сразу не отвечайте, подумайте и назовите одно лишь ключевое слово…

Вот уже полтора часа Лютый сидел в каминном зале коттеджа на Рублевском шоссе. И уже несколько раз ловил себя на ощущении, будто с той памятной беседы шестого сентября тысяча девятьсот девяносто восьмого года он и не покидал загородный дом опального чиновника. Все по-прежнему: весело трещат поленья в камине, багровые отблески пламени играют на стенах и потолке, поблескивает тонкая золотая оправа очков собеседника, дремлет на спинке кожаного кресла огромный сибирский кот, все так же бегут на каминных часах золоченые фигурки волка и охотника. И бег этот проходит по нескончаемому кругу…

Время словно растянулось: минуты превратились в часы, а часы – в сутки.

Словно и не было ничего: ни хитроумно задуманных и грамотно исполненных покушений, ни поездки в Ялту, ни странного убийства Лебедя и посланного кем-то приговора от имени «Черного трибунала»…

Просто двое уже немолодых людей ненастным ноябрьским вечером ведут нескончаемый теоретический диспут на извечные российские темы: кто виноват и что делать, и вообще – кому на Руси жить хорошо? – Так как вы определите цель диверсии? Я хочу услышать от вас только одно слово… Лютый наморщил лоб.

– Ну, мне кажется, цель любой диверсии – подрыв.

– Именно так! – Зажатая между пальцами сигарета описала в воздухе правильный полукруг, и Прокурор заговорил, словно обрадовался ответу:

– Подрыв.

По большому счету любое ваше «исполнение» и есть диверсия, а стало быть, и подрыв. Подрыв оргпреступности, причем как явления. Подрыв у мафиози ощущения безнаказанности.

Подрыв уверенности в собственных возможностях. Подрыв веры в то, будто бы государство не способно бороться с криминальным беспределом. «Черный трибунал» внушает ужас? И .пусть внушает, это и есть психологический подрыв.

Потому диверсия прежде всего способ управления оргпреступностью. Криминал неискореним в принципе. Но им можно и должно управлять. А самый действенный рычаг управления – страх.

– Но стоит ли ограничиваться исключительно вызыванием страха? – поинтересовался Нечаев, уже догадываясь, о чем пойдет речь дальше.

И не ошибся.

– А мы и не ограничиваемся. Любая диверсия всегда многопланова; кроме нагнетания страха, мы преследуем, как минимум, еще одну цель. Поясню на простом примере: ликвидация Гашиша в Сандунах сильно напугала азербайджанских наркоторговцев в Москве – говорю о тех, до кого дошли слухи о «Черном трибунале». Пока они притихли. С другой стороны, приток наркотиков в столицу резко сократился. Наркобаронов, равных по возможностям Гашим-заде, в России не столь много, как может показаться обывателю. И хотя после его смерти ниша в наркобизнесе освободилась, тем не менее пока что-то никто не торопится ее занять.

– Мы говорили о криминальном бизнесе, – напомнил Лютый.

– Теперь самое время вернуться к этой теме. Ликвидация мафиози порождает страх у оставшихся в живых друзей и соратников. Каждый задается вопросами: не я ли следующий? Не над моей ли головой повис топор? Это и есть главный эффект. Так сказать, психологический. То, что в результате резко сворачивается мафиозная коммерция, – эффект косвенный. Экономический… Почему бы не поменять это местами?

– Имеете в виду экономическую диверсию?

– Вот именно. – Докурив сигарету, Прокурор тут же потянулся за следующей. – Еще один пример: сожгите сегодня все запасы кокаина где-нибудь в Колумбии. Что дальше? Сперва наркобароны, подсчитав убытки, зальются горючими слезами, а потом наверняка испугаются: а если завтра начнут жечь не плантации коки, а их самих?

– И, проанализировав последовательность своих действий, обнаружат слабое звено и начнут действовать осмотрительней: увеличат охрану, усилят подкуп органов правопорядка и так далее и тому подобное…

– Всего не предусмотришь… Во-первых, цепочка слишком длинная, во-вторых, не все фигуры действуют на виду, – заметил хозяин коттеджа. – К тому же тот, кто наносит удар первым, всегда в выигрыше перед тем, кто ожидает этого удара. Помните? Белые начинают и выигрывают. Знаете, Максим Александрович, какое качество определяет самбиста высокого класса? – Вопрос прозвучал еще более неожиданно, нежели предыдущий о диверсиях.

Однако Лютый, давно заметивший склонность Прокурора к парадоксам, не удивился.

– Быстрота реакции, скорость и цепкость захвата, отточенность обманных движений, арсенал неожиданных приемов, – принялся было перечислять Нечаев, но собеседник лишь досадливо покачал головой.

– Все правильно. Кроме самого главного… В схватке с самбистом высокого класса противник никогда не догадается, откуда последует бросок и захват: с левой стороны или с правой. Пока что все наши броски были с одной стороны: физическая ликвидация. А теперь попробуем напасть с другой…

Включив компьютер, Прокурор жестом пригласил Нечаева занять место перед монитором. Вставил в CD-ром диск с информацией, несколько раз щелкнул мышкой, вызывая нужный файл…

Спустя минуту на экране замерцала электронная карта Москвы.

– Видите, станция метро «Выхино»?

– Да.

– Видите, справа от Рязанского шоссе ряд строений?

– Да.

– Огромный складской комплекс. Номинально принадлежит воинской части.

Раньше тут хранились боеприпасы. Теперь сдан в аренду. Вчера вечером в Выхино завезли первую партию осетинской водки. Где-то на сумму… примерно тысяч триста долларов, если не ошибаюсь. Подчеркиваю, первую партию.

– Это же целый товарный состав! – воскликнул удивленно Нечаев.

– Почти. Плюс спирт, из которого можно сделать еще один товарный состав водки.

– Да всей Москве такого количества за неделю не выпить!

– Не клевещите на москвичей, вы их явно недооцениваете! – ехидно усмехнулся Прокурор. – В отличие от Александра Фридриховича Миллера. Склады вместе с их содержимым принадлежат как раз ему.

– И вы предлагаете…

– Да, Максим Александрович, вы догадались: именно это я и предлагаю.

Экономическая диверсия. Немец не ждет удара с этой стороны, что нам на руку. Но наша акция – не единственный бросок или, если угодно, удар, который нам следует нанести. Чтобы деморализовать господина Миллера, необходимо нечто демонстративно-устрашающее. – Он сделал вид, что задумался, хотя, зная его, легко было предположить, что это был очередной экспромт, своего рода домашняя заготовка. – Ну, скажем, ликвидация кого-нибудь из людей, особо приближенных к нему. Например, телохранителей… Ваше мнение?

– Насколько я понимаю, склады должны самоликвидироваться в результате нарушения кладовщиками техники безопасности, а телохранители умереть собственной смертью или в результате несчастного случая? Потом – приговор: «за совершение… к высшей мере социальной защиты». И подпись: «Черный трибунал».

– Все верно. Внимание МВД нам ни к чему. Главное – деморализовать Миллера, заставить его совершать ошибки.

– Имеете в виду… – начал было Лютый, вспомнив о своих смутных подозрениях, возникших после убийства Лебедевского, однако Прокурор, уловив ход мыслей собеседника, не дал ему договорить.

– Я не хочу делать никаких скоропалительных выводов. Особенно исходя из одного-единственного факта, – спокойно обронил он. – Любая диверсия дает, как минимум, два эффекта: основной и второстепенный. А тут целых три: подрыв откровенно мафиозного бизнеса – раз, деморализация противника – два…

– А три? – не понял Максим.

– Посмотрим на реакцию наших самозваных последователей. Пока они с точностью до зеркального отражения повторили ваши действия. Но после будущей диверсии им ведь придется что-то предпринять. Или вовсе ничего не предпринять… Теперь пора поговорить более детально…

Смысл тактики как науки – поставить себя на место врага и попытаться понять, каких действий он ждет от тебя, а поняв, поступить с точностью до наоборот. Самый искусный тактик тот, кто действует непредсказуемо для противника. Именно в точном выборе тактики закладывается фундамент настоящей победы…

* * *

…Почти три дня Нечаев потратил на сбор информации об охране выхинских пакгаузов. А выяснив все необходимое, понял: провести обычную диверсию совершенно нереально. Тем более попробовать разыграть нечто типа «самовозгорания» или иной случайности.

Арендуя бывшие бомбохранилища под стратегические запасы левой водки, отставной подполковник Советской Армии Миллер твердо знал, как обезопасить территорию от появления людей нежелательных. Тем, кто не имел прямого отношения к водочному бизнесу, путь даже в окрестности водкохранилища был категорически заказан.

Миллер изобрел классную систему. Во-первых, оперативники из эмвэдэшного Управления по экономической преступности не имели права проверять объект, состоявший на балансе воинской части. Во-вторых, командование воинской части, щедро прикормленное, предпочитало не соваться не в свои дела. И в-третьих, все было налажено так четко, что с проверяющими комиссиями из Министерства обороны и Военной прокуратуры у бывшего штабного офицера проблем не возникало.

Огромный прямоугольник земли, огороженный по периметру бесконечным бетонным забором, патрулировался изнутри крепко сбитыми мужиками с ротвейлерами. Четырехметровое ограждение завершалось остро заточенными штырями, переплетенными колючей проволокой. На боковых башенках радужно отсвечивали объективы видеокамер наружного наблюдения. А с наступлением темноты включались мощные прожектора, заливавшие подступы к ограждению мертвенным голубым, но весьма ярким светом.

Попасть на территорию можно было, лишь миновав двое ворот-шлюзов; именно так и заезжали внутрь КамАЗы с шестнадцатитонными прицепами.

Посетив придорожное кафе неподалеку от складов и сведя дружбу с водителями, Максим выяснил: сразу же за первыми воротами машины тщательно проверяют, затем в кабину к водителю садится кто-нибудь из охранников. Погрузка и выгрузка происходит в длинных, напоминающих авиационные ангары, дюралевых хранилищах, а шоферов из кабин не выпускают.

Что ж, меры предосторожности вполне оправданны: даже одна камазовская фура вмещает целое состояние.

Едва ли Шлиссельбургская крепость или Петропавловка охранялись в свое время тщательней, чем выхинский объект!

Посему обычная диверсионная тактика исключалась. Поставив себя на место охраняющих, нетрудно было понять очевидное: если они и ожидают какого-нибудь несанкционированного проникновения, то только через забор или въездные ворота-шлюзы. Следовало отыскать слабое звено в цепочке, найти такой аргумент, на который у охраны не найдется ответа.

Максим, всегда умевший придумывать нестандартные решения для любых, самых сложных проблем, такой аргумент нашел, хотя и пришлось ему поломать голову…

Любой современный мегаполис имеет развитую подземную инфраструктуру: катакомбы, бомбоубежища, распределительные станции метрополитена, коллекторы канализации, бесчисленные галереи с кабелями связи… А уж Москва, где потайные ходы строились едва ли не со времен Василия Темного, даст фору любой европейской столице!

Зная Москву подземную, можно незаметно проникнуть из одной точки города в любую другую, минуя ворота, мощные заборы, контрольно-пропускные пункты и прочие наземные препятствиям Три года назад Лютый с подачи Прокурора прошел серьезный курс спецподготовки на уральской базе «КР», отрабатывая навыки ориентирования в подземных лабиринтах. К слову, не только ориентирования: курс подготовки предусматривал и отражение внезапных нападений из-за угла, и длительные преследования в подземельях, и обвалы, и ловушки, и неожиданные прорывы грунтовых вод, и даже воздействие электромагнитного поля.

Тогда Максиму удалось предотвратить направленный из-под земли террористический акт, задуманный финансовым олигархом Ольшанским для дестабилизации обстановки в Москве. Кто бы мог в те дни подумать, что знание подземного мира столицы вновь когда-нибудь пригодится Лютому?!

Невысокий мужчина в оранжевой робе строительного рабочего, сковырнув ломиком чугунный уличный люк, отодвинул его в сторону и, нагнувшись, посветил фонариком вниз. Затем, подхватив небольшой чемоданчик, с какими обычно ходят сантехники, принялся спускаться. Осмотрелся, извлек из кармана бумажный листок с переплетением разноцветных линий, внимательно изучил его и, оставив чемоданчик внизу, вновь поднялся наверх.