Текст книги "Черный трибунал"

Обычный вечерний прохожий, привычно скользнув глазами по мужчине, стоящему у края открытого люка, наверняка бы не придал этому никакого значения.

Почему? Да потому, что образ человека в униформе моментально делает его невидимкой. Самый дотошный наверняка бы подумал, что опять в Выхине что-то прорвало – то ли теплотрассу, то ли водопровод, – вот и прислали ремонтировать специалиста. Вон и длинные красные лоскутки развеваются по ветру на наспех сколоченной подставке-треноге, и знак соответствующий висит, и торопится этот рабочий управиться засветло.

Однако человек более наблюдательный, скорее всего, обратил бы внимание и на быстрые, настороженные взгляды мужчины в оранжевой робе, и на его чистые, незаскорузлые руки с аккуратно подстриженными ногтями, нетипичными для работяги, и на то, что к месту аварии человек этот приехал не на ремонтном автофургоне, а на собственной машине, черной «девятке» с тонированными стеклами…

Поправив на треноге с красными лоскутками дорожный знак «Ремонтные работы», мужчина в оранжевой робе вновь полез вниз, освещая путь фонариком.

Перекрестья труб с шипящей, булькающей водой, какие-то заржавленные коллекторы, потускневшие. латунные вентили, темно-бурые скобы лестницы, намертво вделанные в бетон…

Спустя минуту «ремонтник» двинулся по подземной галерее в сторону армейских складов.

Пахло затхлостью, плесенью и мышами. Под ногами шуршали камешки, засохший мышиный помет, куски штукатурки и кирпичное крошево. Луч фонаря причудливо плясал в насыщенном влагой воздухе, перспектива галереи терялась, растворяясь в темноте, но человек шел уверенно и довольно быстро.

Этот мужчина, одетый в оранжевую робу, шел относительно недолго – минут пятнадцать. Иногда галерея раздваивалась, иногда пересекалась с другими ходами, и подземный путник то и дело сверялся со схемой. Наконец, он остановился перед небольшой ржавой дверкой. На черную щель замочной скважины легло лимонно-желтое пятно от фонаря.

Достав из кармана бренчащую связку отмычек и повозившись с минуту, «ремонтник» толкнул дверь, раздался омерзительный, до боли в зубах, скрежет давно не смазанных петель, и он очутился в небольшой комнатке типа котельной.

Взору его предстало переплетение осклизлых, ржавых труб различного диаметра, отваливающаяся штукатурка, обнажавшая под собой голый кирпич, приборы-измерители давления и температуры, электрораспределительный щит, еще одна дверка, поменьше первой…

Еще раз сверившись со схемой, подземный путешественник удовлетворенно хмыкнул: это была распределительная подстанция городского водозабора, которая находилась точно под бывшим армейским складом.

Дальнейшие действия Максима Нечаева (проницательный читатель уже догадался) отличались быстротой, продуманностью и хладнокровием.

Достав из рюкзака небольшой газовый баллончик, он подкрутил форсунку и чиркнул зажигалкой – из сопла забил острый язык злого пламени. Спустя несколько минут дверные петли были срезаны, и после легкого удара ноги металлический щит двери почти беззвучно отвалился. Несколько крутых ступенек наверх – и Лютый очутился в тесном пространстве бетонного куба. Луч фонаря выхватил темный круг закрытого люка вверху и ржавые скобы лестницы, вделанные в бетон стены. Даже сюда, в подземелье, доносились шум голосов и звуки автомобильных моторов.

Нечаев взглянул на часы, стрелки показывали половину седьмого. От водителей, с которыми он .познакомился и которые заезжали на территорию складов, он знал: охрана сменялась дважды в сутки: в семь утра и в семь вечера.

Пока одна смена сдаст дежурство, а другая примет, проходит, как правило, не менее получаса, и тогда склады изнутри практически не охраняются. Полчаса – это много. Во всяком случае, достаточно, чтобы выйти наружу и, исполнив запланированное, скрыться незамеченным тем же путем.

Без пяти семь голоса наверху стихли, и Нечаев, поднявшись по металлическим скобам, осторожно приподнял люк. Справа белел высокий бетонный забор. Слева серебрился огромный ангар из рифленого дюраля. Ворота ангара были приоткрыты, и в глубине его просматривались очертания большегрузной фуры.

Спустя минуту Максим, никем не замеченный, выбрался на поверхность.

Вход в подземный коллектор он не стал закрывать, лишь легонько придвинув крышку люка. Подхватив чемоданчик. Лютый бесшумно двинулся в сторону открытых ворот ангара.

Внутри было темно и тихо. В воздухе витал сильный аромат спирта. Запах этот источался бочками, стоявшими в ангаре. Заглянув в заднюю дверцу фуры, Нечаев присвистнул: прицеп был доверху забит проволочными ящиками с водкой.

Кабина фуры, как он и рассчитывал, была пуста. По-видимому, водитель находился в зоне наблюдения сменявшихся охранников.

– Спирт горит лучше водки, – пробормотал Лютый, щелкая застежками чемодана, – а напалм лучше спирта…

Чемоданчик, с какими обычно ходят сантехники, был доверху забит пластиковыми пакетами с напалмом. Напалм хорош всем, а особенно тем, что его невозможно потушить водой. Именно это обстоятельство и обусловило выбор Нечаевым орудия диверсии…

Лютый управился быстро: спустя пять минут и бочки со спиртом, и колеса фуры были обмазаны вязким, напоминающим клей веществом. Горловины бочек, естественно, были закрыты наглухо – это означало, что при нагревании металлических стенок горючее содержимое, по законам физики, должно было расширяться и, дойдя до критической точки, взорваться. Огромные объемы горючего гарантировали, что пожар неминуемо перебросится на соседние ангары. Оставалось лишь бросить спичку и, добежав до полуоткрытого люка, спуститься вниз, прикрыв за собой крышку…

Что и было сделано.

…В девятнадцать часов десять минут первые бочки уже пылали, и злые языки пламени жадно лизали их бока. В девятнадцать часов двадцать четыре минуты страшной силы взрыв потряс склад со спиртом – огонь мгновенно перекинулся на соседние ангары.

А в девятнадцать часов тридцать пять минут с центрального пункта складской охраны позвонили по «01».

Пожарники прибыли в двадцать часов пять минут, но погасить бушевавший огонь было решительно невозможно. Бывшие военные склады выгорели дотла, а вместе с ними сгорело и все содержимое…

Вечером вся Москва увидела в передаче «Дорожный патруль» съемки с места происшествия. Бесстрастный голос за кадром сухо информировал жителей и гостей столицы об очередном большом пожаре…

Глава тринадцатая
Понедельник – день тяжелый…

«Доносчик – как перевозчик: нужен лишь на один час…»

С этим утверждением Вадим Алексеевич Шацкий был согласен на все сто: и как бывший оперативник утро, перевидавший за свою службу немало сексотов, и как опытный, умудренный жизнью человек. Стукачей лелеют, оберегают от неприятностей лишь до того момента, пока у них есть возможность выполнять свои малопочтенные обязанности. Разоблаченный же стукач никому не нужен.

За свою жизнь Вадим Алексеевич, человек умный и осторожный, почти не совершал серьезных ошибок. Крупно прокололся он лишь однажды, когда, будучи подполковником МВД, позарился на сто пятьдесят граммов кокаина, подлежавших уничтожению по акту и обязательно при понятых.

Кокаин был продан налево, и потому никаких документов по его уничтожению, естественно, составлено не было. Случилось это за несколько месяцев до его ухода на пенсию…

Но кто бы мог подумать, что об этом факте станет известно проклятым чекистам?!

Роковая ошибка обошлась Шацкому слишком дорого: шантажируя возбуждением уголовного дела и прочими неприятностями, ФСБ вынудила его к сотрудничеству. А написав курирующему его оперативнику Симбирцеву первое донесение, отставной подполковник влип окончательно. Тот давний факт присвоения кокаина еще следовало доказать.

Да и времени прошло немало.

В конце концов, можно было попробовать по старым каналам повлиять на следствие, суд, прокуратуру, организовать грамотного защитника. Но узнай о факте стукачества Александр Фридрихович, тут уж никакие связи, никакие былые заслуги не помогут. Никакой тебе презумпции невиновности, никакого адвоката.

Миллер всегда отличался маниакальной быстротой на расправу, и для того, чтобы положить голову подозреваемого в стукачестве на плаху, не требовалось длительных разбирательств. Как-то при встрече майор Симбирцев деликатно намекнул: нам-де достаточно организовать небольшую утечку информации, чтобы господин Миллер сожрал вас с позавчерашним дерьмом! Так что не забывайте, от кого зависите…

Впрочем, господин Миллер мог поступить и иначе, поставив Вадиму Алексеевичу ультиматум: или становишься двойным агентом, дезинформируя Лубянку сообразно моему плану, или этот разговор у нас с тобой последний.

Но, даже приняв такое, спасительное на первый взгляд предложение, Шацкий оказался бы между двух огней. Двойной сексот лишь ненадолго продлил бы свою агонию. Если чекистам было под силу организовать утечку информации, то они наверняка бы раскололи сексота-оборотня.

Правильно говорят: доносчик – как перевозчик…

Никакого выхода не было. Именно поэтому начальник службы безопасности «Защитника» скрупулезно выполнял все распоряжения Лубянки. Именно поэтому он регулярно писал подробные доносы: с кем Миллер встречается и с кем собирается встретиться, каковы его планы, успехи и неудачи… Именно потому Шацкий беспрекословно выполнил и последнюю установку Большого Дома: аккуратно внедрил в окружение Александра Фридриховича людей ФСБ – Савелия Говоркова и Андрея Воронова.

Однако Вадим Алексеевич был достаточно умен, чтобы понять: теперь положение его сделалось шатким, как никогда. Или «запалится» на какой-нибудь случайности сам, или (что очевидно) станет ненужным, и тогда Лубянка поспешит от него избавиться… Ведь теперь, кроме Шацкого, ФСБ имеет в «Защитнике» еще двоих людей!

Теперь Шацкий начисто лишился покоя. Ситуация выглядела беспросветной и безвыходной.

Пойти к Немцу с повинной, рассказать, каким образом внедрены к нему лубянские «телохранители», а заодно и о своих встречах с чекистским опером?

Глупо и нерасчетливо. Пустить все на самотек?

Тоже не лучший выход. Еще месяц, два, максимум полгода – и голова его ляжет костяшкой на счетах высших оперативных интересов ФСБ. И не важно как: сдадут ли его, Вадима Алексеевича, хозяину и работодателю, подстроят автомобильную катастрофу, отравят газом, организуют тихое и незаметное исчезновение…

У мальчиков из Большого Дома длинные руки! Но ведь сидеть просто так тоже нельзя! Еще со времен службы в утро Шацкого отличала редкая аналитичность мышления. Вот и сейчас, проанализировав положение, он пришел к очевидному: надо во что бы то ни стало избавиться от «телохранителей», внедренных Лубянкой.

Такому решению трудно было отказать в логике. Во-первых, ликвидировав Говоркова и Воронова, Шацкий автоматически восстановил бы исходную ситуацию, при которой в сборе информации для ФСБ он оставался единственным ценным агентом. Общеизвестно: монополия на информацию всегда дорогого стоит.

Во-вторых, в Случае возможного провала «телохранителей» Вадиму Алексеевичу, поручившемуся за них перед Немцем головой, пришлось бы несладко.

Не проще ли не допустить провала?!

В-третьих, от этих неулыбчивых эфэсбэшных парней вполне можно было ожидать упреждающего удара: зачем оставлять в живых потенциального «двойного агента»!

Да, Вадима Алексеевича всегда отличала глубина аналитических выводов, а быстрота решений была равна ей. К тому же он понимал: теперь, когда его жизнь висит на волоске, промедление смерти подобно.

Перебрав множество вариантов ликвидации, начальник службы безопасности выбрал классический: взрыв автомашины. Установить под днищем «линкольна» радиоуправляемую мину – раз плюнуть. Проследить, когда Савелий и Андрей окажутся в салоне вдвоем, нажать на кнопку пульта дистанционного управления, и… пусть ищут потом исполнителя…

Объяснение для Миллера прозвучит весьма правдоподобно: налицо подлое покушение на него самого. То, что удалось автомобиль заминировать, – вина покойных Говоркова и Воронова, земля им колом. Да только что-то у киллеров, видимо, не получилось, бомба раньше времени сработала. Слава Богу, что вас, Александр Фридрихович, в салоне не оказалось! Конечно, для абсолютной уверенности в завтрашнем дне следовало отправить на тот свет и самого Александра Фридриховича, однако в случае смерти патрона Шацкий терял постоянный источник своего безбедного существования, и потому от этого замысла пришлось отказаться, хотя и с огромным сожалением. Однако, не стань Немца, куда податься бедному человеку, ответственному за безопасность в его фирме?!

Двадцать первого ноября пластиковая взрывчатка, которую невозможно было обнаружить обыкновенными армейскими детекторами, была незаметно прикреплена под бензобак лимузина. Черная коробочка пульта дистанционного управления лежала в кармане Шацкого. Дело осталось за малым: дождаться подходящего момента.

Дожидаться, как назло, пришлось долго. Миллер целыми днями колесил по Москве и Подмосковью, улаживая неожиданно возникшие проблемы. За рулем «линкольна» обычно сидел Воронов, Говорков же сопровождал лимузин на «мицубиси-паджеро». Немец был зол, как никогда: несколько дней назад при загадочных обстоятельствах полностью выгорел склад в Выхине, где хозяин «Защитника» хранил огромные запасы левого алкоголя и первую партию импортных лекарств, поступление которых после смерти Лебедя «Защитник» переадресовал на себя.

Поначалу Немец посчитал причиной пожара обычную халатность охранников, но спустя несколько дней получил заказное письмо: ответственность за террористический акт, как и в случае пожара в «Космосе», брал на себя все тот же ненавистный «Черный трибунал».

Узнав о поджоге в Выхине, Шацкий неожиданно воспрянул духом. Если эти долбаные террористы жгут спиртохранилища, почему бы им не предпринять попытку покушения на их хозяина? Правда, не совсем удачного покушения.

Двадцать девятого ноября, в воскресенье, стало известно: Александр Фридрихович неожиданно заболел гриппом и как минимум несколько дней проведет дома. А это значило, что и «линкольн», и Говорков с Вороновым временно поступают в распоряжение начальника службы безопасности.

Шацкий уже знал, что делать: вечером тридцатого ноября, когда хранители тела Немца наверняка не понадобятся ни гриппующему, ни его Миллерше: он позвонит на мобильник Савелию и прикажет съездить в район Сокольников, якобы забрать чемоданчик с деньгами. Серьезность суммы обусловит присутствие обоих телохранителей. А дальше – лишь кнопочку на пульте нажать…

Вадим Алексеевич наметил операцию на восемь вечера. На всякий случай придумал себе алиби: за час до запланированного взрыва, в половине седьмого, он появится в своей поликлинике, возьмет в регистратуре карточку и даже засветится у врача. От поликлиники до намеченного места в Сокольниках, перекрестка 2-го Красносельского переулка и 3-го Транспортного кольца, – пять минут езды на машине. Пять минут туда, столько же обратно плюс минут десять – пятнадцать придется обождать «линкольна» с Савелием и Андреем. В случае какой-нибудь проверки персонал поликлиники всегда подтвердит: да, был тут такой, помним, видели…

Тридцатого ноября, в понедельник, Шацкий появился в офисе «Защитника», как обычно, в восемь ноль-ноль. Отдал несколько распоряжений, проверил только что поступившие банковские документы, позвонил домой Миллеру, уточняя, какие будут приказы. Затем вызвал Говоркова и Воронова, наметив сегодняшний распорядок: в полдень съездить в Шереметьево, встретить нужного человека и отвезти его домой к Немцу. Затем сгонять в Долгопрудный за папкой с документами. Затем забрать гостя Александра Фридриховича и отвезти его в гостиницу Министерства обороны. Затем…

– Вечером вам предстоит быть в Сокольниках, – завершил инструктаж Шацкий. – Надо будет забрать деньги. О месте, времени и обстоятельствах сообщу дополнительно. Александра Фридриховича сегодня не будет, так что джип оставьте на стоянке. Обойдетесь одним «линкольном».

Выслушав Шацкого, Савелий лишь плечами передернул: в Сокольники так в Сокольники. Слава Богу, что Миллершу сегодня возить не надо!

– Все, можете отправляться. Будьте все время на связи, – кивнул на прощание Вадим Алексеевич, проводив телохранителей взглядом, и с трудом сдержал невольный вздох.

Люди, видевшие Шацкого утром того понедельника, невольно отмечали: в движениях, в интонациях и даже во взгляде начальника службы безопасности «Защитника» сквозила явная нервозность. Впрочем, ничего странного в этом не было: работа сложная, опасная, да и неприятностей в последнее время хватает.

И вообще: понедельник, как известно, день тяжелый…

* * *

Фосфоресцирующие стрелки будильника показывали без четверти семь.

Нечаев открыл глаза, приподнялся на локте, осторожно взял часы с ночного столика и нажал на кнопку звонка. Внутреннее ощущение времени выработалось у него много лет назад – он и сам не мог сказать, когда именно. Будильник он ставил только для страховки: Максим всегда просыпался на несколько минут раньше, чем срабатывал его звонок.

Он рывком сел на краю кровати, включил торшер – за окнами еще было темно, прижал ладони к вискам, изо всех сил пытаясь вспомнить взволновавший его сон. Но это ему никак не удавалось. Весь мир сновидений, в котором – он был уверен – этой ночью он увидел что-то важное, словно смыло быстро накатившей волной. Только одна фраза из сна «ВСЕ МЫ НЕ ЖИВЕМ, А ТОЛЬКО ГОТОВИМСЯ ЖИТЬ» почему-то застряла в сознании.

Однако Лютый недаром тренировал свою память – он силой воли заставил себя вспомнить все подробности сна. Наконец это ему удалось.

Во сне он медленно двигался по какому-то бесконечному коридору, причем шел на свет. И он был не один – рядом с ним находилась его покойная жена Марина: она чему-то весело смеялась. Максим вспомнил чему: жена рассказывала ему на ходу, что сын, Павел, у них уже есть, не пора ли завести дочку? Она хочет дочку и чтобы ее непременно звали Наташей.

Почему-то сразу после этих ее слов от стены коридора отделилась какая-то женская фигура и подбежала к ним. Лютый удивленно сказал:

– Наташа, это ты? Что ты тут делаешь?

Наташа молчала и лишь показывала плавным жестом направление вперед, словно говоря, что им обоим надо продолжать идти вперед и никуда не сворачивать.

Они пошли, но коридор вдруг закончился, и они оказались на краю мрачной пропасти, все дно которой было усеяно обезображенными трупами. Лютый увидел, как один из этих трупов поднялся во весь рост, и этим трупом оказался бандит по кличке Атас, повинный в смерти Марины и Павлика.

Атас жутко захохотал, потом внезапно быстро взлетел со дна пропасти и оказался прямо перед Лютым. В его руке была остро наточенная коса – вечное орудие самой Смерти, как ее обычно изображают на картинках у всех народов мира.

С лезвия страшного оружия мерно падали капли крови. Атас взмахнул косой. Лютый пригнулся, и лезвие со свистом пролетело у него над головой. Лютый крикнул жене, сыну и Наташе:

– Уходите отсюда!

Почему-то близкие ему люди не сдвинулись с места, и ему ничего не оставалось, как самому перейти в атаку.

Несколькими точными ударами он выбил из рук бандитского трупа косу, затем подпрыгнул и нанес Атасу мощнейший удар ногой в грудь. Удар оказался таким немыслимо сильным, что его противник, издав нечеловеческий вопль, взлетел на несколько метров вверх и, словно подхваченный какими-то неведомыми силами, устремился обратно в пропасть.

В тот момент Лютый заметил, что его окружают все новые и новые трупы, среди которых особенно отвратительно выглядели сгоревшие заживо Кактус и Шмаль.

Они протягивали к Нечаеву свои скрюченные руки и издавали какие-то жуткие булькающие звуки.

Отбиваясь от них, Максим с большим трудом успевал, используя все свои возможности и умения, отправлять обратно в пропасть все новых и новых мертвецов, которые все ближе подбирались к его жене, сыну и Наташе.

Наконец ему удалось нейтрализовать сгоревших сабуровских – он сумел резануть ладонью каждого по шее, и от этих ударов с противным чмоканьем отскочили их почерневшие головы. Оставшись без голов, Кактус и Шмаль нелепо замахали руками и рухнули вниз, на острые камни.

Лютый увидел, как рядом с ним все разрастается и разрастается яркое голубое свечение. Максим сразу почувствовал какое-то тепло и покой от этого свечения. Вероятно, так чувствуют себя люди, на которых опустилась Божия благодать.

Из этого светящегося голубого облака вдруг появился голубоглазый блондин и поприветствовал Нечаева по обычаю восточных единоборцев. Почему-то Лютый сразу понял, что этот блондин с тяжелым «волевым взглядом и рельефным шрамом на щеке прибыл к нему на помощь.

Откуда он явился и кем был послан – рассуждать было некогда: мертвецы лезли все назойливее и назойливее, их становилось все больше и больше.

Казалось, все пространство до самого горизонта заполонили их мерзкие полусгнившие тела. Все они мерзко чмокали губами, скалили зубы, тянули руки к Лютому и его близким. Среди них были и Парторг, и Кока, и Гашиш в золотом халате – словом, все те, кого Лютый совсем недавно отправил на тот свет.

«Не волнуйся, – крикнул ему блондин, – это проверка на прочность духа!

Учитель с нами, Всегда с нами!»

Блондин кивнул в сторону старика, который спокойно сидел рядом с ними на огромных, отшлифованных до зеркального блеска мраморных камнях. Старик взглянул бесконечно мудрыми глазами на Лютого и торжественно произнес:

«ТЫ – ВО МНЕ, Я – В ТЕБЕ. ВСЕ МЫ НЕ ЖИВЕМ НА ЭТОЙ ЗЕМЛЕ, А ТОЛЬКО ГОТОВИМСЯ ЖИТЬ… ЗАПОМНИ ЭТО!»

Лютый и голубоглазый блондин встали рядом и начали яростный бой с трупами, которых теперь все меньше и меньше оставалось на горном плато. Бой был долгим, жестоким, яростным и бескомпромиссным. Все мертвые ублюдки полетели туда, откуда и выползли: в пропасть. И вскоре плато наконец-то было очищено.

Лютый вдруг ощутил во сне приступ необыкновенного счастья – теперь вместе с ним были люди, которых он любил: Наташа улыбалась ему, Павел и Марина смотрели на него с нежностью и благодарностью… Он оглянулся, чтобы поблагодарить голубоглазого незнакомца, но…

Все вдруг пропало… Лютый проснулся.

Теперь, вспомнив свой сон в мельчайших деталях, он только подивился его причудливости. Не спеша достал сигарету «Мальборо лайтс», так же не спеша выкурил, затем заварил кофе и пошел в душ.

Сегодняшний день, тридцатого ноября, обещал стать тяжелым. Следовало осуществить второй пункт диверсионной программы – ликвидировать кого-нибудь из ближайшего окружения Немца. Да, Прокурор оказался прав: отечественная мафия уже признала «Черный трибунал» как инстанцию судебную и карательную. Стало быть, удары должны стать еще более неожиданными, еще более изощренными. Хороший самбист всегда бросается внезапно: и справа, и слева. Однако удар, который Нечаев собрался нанести сегодня, должен был стать прямым.

Но ранним утром тридцатого ноября Максим ощущал себя немного растерянным; такого с ним прежде почти никогда не случалось. Дело было не в том, что ликвидация кого-то из окружения Немца была трудновыполнимой. В богатом арсенале Лютого было множество способов «исполнить» человека надежно, быстро и грамотно, имитируя смерть «под несчастный случай» или «естественные причины».

Слежку за миллеровским «линкольном» Максим начал еще четыре дня назад.

Следить было несложно: американский лимузин был слишком приметен, чтобы упустить его из виду, и слишком неповоротлив, чтобы оторваться в густом автомобильном потоке Москвы.

Уже спустя полчаса Нечаев открыл для себя поразительную вещь: оказывается, среди телохранителей «нового русского мафиози» Немца был человек, который в свое время причинил Лютому так много неприятностей.

И который так неожиданно возник почему-то сегодня, в его сне, причем Помогая ему изо всех сил.

Надо же?! И приснится же такая чушь!..

Когда-то они столкнулись наяву – лицом к лицу. Причем чуть не прикончили друг друга. Единственное, что сильно удивило тогда Максима, – боевое мастерство этого парня со шрамом на щеке. Лютый как будто дрался со своим отражением – все его замыслы во время схватки голубоглазый с легкостью предугадывал, более того, часто сам первым наносил удар, опережая его действия на какие-то доли секунды.

Такой опытный соперник никогда еще не вставал на пути Лютого. Если бы не бойцы СОБРа, помешавшие им тогда разобраться друг с другом, кто знает, чем бы все это на деле могло закончиться. Ясно одно – кто-то из них двоих мог тогда отойти в мир иной…

…Еще в бытность свою номинальным лидером сабуровской оргпреступной группировки (искусственно созданной с подачи Прокурора для ликвидации других ОПГ) Максиму приходилось встречаться с этим голубоглазым блондином. Два года назад человек этот развернул за «главным московским мафиози» Лютым охоту по всем правилам егерского искусства: погони, засады из-за угла, изощренно расставленные ловушки…

Все попытки выяснить личность охотника оканчивались неудачей. Даже всемогущий Прокурор сумел узнать ничтожно мало: вроде бы этот человек был известен в Большом Доме под устрашающей кличкой Бешеный, вроде бы он каким-то непонятным образом был связан с генералом Богомоловым. На первый взгляд получалось, что, действуя по сценариям различных спецслужб и номинально противостоя друг другу. Лютый и Бешеный, по сути, выполняли одну и ту же работу: сражались с организованной преступностью.

А теперь этот Бешеный охранял одного из самых влиятельных мафиози столицы!

Что выглядело странным и неестественным, но только на первый взгляд. Не надо было быть ясновидцем, чтобы сообразить: Бешеный нарисовался рядом с Миллером неспроста. И наверняка его «телохранительство» не более чем прикрытие, легенда, не имеющая с истинными его целями и задачами ничего общего.

Связавшись с Прокурором, Нечаев поделился возникшими подозрениями.

– Что делать? – спросил он.

Ответ Прокурора несколько озадачил: продолжать наблюдение за Миллером.

– Впрочем, все наши договоренности остаются в силе. Имею в виду второй пункт диверсии – ликвидацию кого-нибудь из окружения Немца, – последовало категоричное. – Но, Максим Александрович, вы ведь сами понимаете: этот загадочный Бешеный – не единственный человек в окружении Немца!.. Я, в свою очередь, попытаюсь выяснить, зачем Лубянка внедрила в «Защитник» своего человека…

Существует главный врачебный принцип: не навреди. Принцип этот справедлив не только в медицинской практике, но и в повседневной жизни. Не знаешь, по какому сюжету будут развиваться события, – не провоцируй их развитие. Не знаешь, какие скрытые механизмы задействованы в той или иной операции, – попытайся эти механизмы выявить.

Вот и Максим, оценив обстановку, справедливо решил: мишенью, достойной его внимания, может быть и кто-то иной. К тому же слова Прокурора «этот загадочный Бешеный – не единственный человек в окружении Миллера» прозвучали прямым руководством к действию.

…Приняв душ и наскоро позавтракав. Лютый, прихватив с собой небольшой чемоданчик, отправился на автостоянку. Уселся в свою «девятку», прогрел двигатель и медленно выехал на улицу. Путь его лежал в Чертаново: там на паркинге его ожидала милицейская «шестерка», укомплектованная безукоризненными документами на имя инспектора Прохорова и новенькой формой капитана Государственной инспекции безопасности дорожного движения…

Москва – самый сумбурный, самый неупорядоченный город в мире. В российской столице логична разве что Красная площадь, превращенная, по сути, в кладбище с главным некрополем. Все остальное – откровенный результат непродуманной планировки и продукт хаотичного ума. Сокольнический район тому подтверждение. Улицы, начинающиеся невесть откуда и непонятно где заканчивающиеся; казенного вида строения, одиноко стоящие на отшибе; бесконечная череда заборов, ограждающих точно такие же заборы… Серо, уныло, тоскливо.

Ко всему прочему, многие сокольнические улицы носят скучные числительные названия: 1-й Красносельский, 2-й Рыбинский переулки, 3-е Транспортное кольцо…

Но для организации покушения место было выбрано бывшим подполковником Шацким идеально. Отсутствие поблизости жилых массивов гарантировало минимум свидетелей. Плотный поток автотранспорта давал возможность быстро затеряться в бесконечном табуне машин. К тому же до поликлиники, где Вадим Алексеевич намеревался создать себе алиби, было не более пяти минут езды.

В восемнадцать ноль-ноль он позвонил на мобильник Говоркова, предупредив: через два часа ему и Воронову надлежит прибыть на «линкольне» к пересечению 3-го Транспортного со 2-м Красносельским и ожидать бордовую «Ниву», госномер У 436 ТХ.

В восемнадцать тридцать пять автомобиль Шацкого, темно-синяя «мазда», остановился на пар-кинге перед поликлиникой, к которой Вадим Алексеевич был прикреплен сразу после окончания службы в милиции. В восемнадцать сорок пять, взяв в регистратуре карточку, он отправился на второй этаж, к урологу: у отставного подполковника пошаливали почки, и визит этот выглядел более чем оправданным.

Конец дня не лучшее время для визитов к врачу. Толпы больных, отсутствие талончиков, не в меру наглые пациенты, которые норовят пролезть без очереди.

Как и следовало ожидать, к врачу Шацкий попал лишь в девятнадцать двадцать. Пожаловался на самочувствие, попросил направление на УЗИ. В девятнадцать тридцать он вышел из кабинета, сжимая в руке листок направления.

Занял очередь в кабинет УЗИ, но ждать не стал – спустя пять минут темно-синяя «мазда» уже выруливала со стоянки перед поликлиникой.

Ни Савелий, ни Андрей не знали машину Вадима Алексеевича (темно-синяя «мазда» была куплена всего месяц назад). Психологический расчет Шацкого был верен: если людям приказано дождаться «Ниву» бордового цвета, они наверняка проигнорируют появление синей «мазды». Стекла японского лимузина слегка тонированы, что не позволит Говоркову и Воронову рассмотреть водителя. Все это давало возможность появиться на месте, не вызывая подозрений будущих жертв.

Однако, выехав со стоянки, начальник службы безопасности обратил внимание на милицейскую «шестерку» в полной боевой раскраске, следовавшую в кильватере «мазды». Машину, очень похожую на эту, Шацкий заметил еще сегодня днем неподалеку от офиса «Защитника». И четыре часа назад, и теперь в салоне вроде бы той же самой «шестерки» сидел похожий милиционер, и это не могло не насторожить.

Прибавив газу, Вадим Алексеевич попытался было оторваться от милицейского автомобиля, однако «шестерка» проявила неожиданную резвость, резко прибавив скорость. Особый статус преследователя позволял ему безнаказанно игнорировать правила дорожного движения.

– Тьфу, зараза, – выругался Шацкий, включая левый поворот, но выруливая направо. – Прицепился же мент на мою голову!