Текст книги "Перевоплощение"

– Кого ты нашла? – отец Джессики сделал последнюю затяжку и бросил окурок в урну.

– Папа! – улыбка на лице Джессики поблекла, когда она увидела отца с сигаретой в руках. – Ты же обещал!

– Все, все, милая, – отец девушки поднял руки в примирительном жесте. – Это не так уж легко сделать.

– Я знаю, пап, но ты хотя бы постарался бы.

– Хорошо, милая, постараюсь, но только ради тебя. Так кого ты там нашла? Что это у тебя на плече? Лисица?

– Сам ты лисица, – улыбнулась Джессика. – Это же Мью. Ты что, не узнаешь его?

– Мью? – отец приблизился к дочери и окинул кота взглядом. – Кажется, и правда, он.

– Конечно он! Ты посмотри на это белое пятнышко у него на груди, – Джессика перевернула кота животом кверху и ткнула пальцем в маленькое пятно точно по центру груди. – Другого такого же скотиш-фолда не существует.

– Если ты говоришь, – отец пожал плечами. – Только вот как же он тут оказался? Мы-то его в Стерлинге, насколько помню, потеряли.

– И я бы хотела это знать, – сказала Джессика, возвращая кота на плечо, чему Дэниел был несказанно рад. Он как-то не привык к столь пристальному вниманию окружающих, особенно когда это внимание направлено на определенную часть его кошачьего тела. – Только разве это уже важно, – между тем продолжала девушка. – Главное, что он нашелся! Я так по нему соскучилась! – Джессика положила голову коту на спину и погрузила лицо в мягкую кошачью шерсть.

Вдруг вздрогнула, будто забыв о чем-то, и посмотрела по сторонам. Заметив юношу, скучающего за рулем «порша», она помахала ему свободной рукой и воскликнула:

– Эй, Энтони! Иди сюда! Смотри, кто у меня есть!

– Что это за… э-э-э… животное? – спросил Энтони, приблизившись к Джессике.

– Это Мьюриэль или коротко Мью. Помнишь, я тебе рассказывала когда-то о нем и фотографии показывала? Ты только представь, он нашелся! – Джессика взвизгнула и прижала кота к груди, да так плотно, что Дэниелу показалось, еще немного, и радость сменится печалью, когда придется кота хоронить.

– Как я рад, – сказал Энтони и бросил на кота недовольный взгляд.

– Мью, поздоровайся с Энтони, – между тем щебетала девушка. – Моим парнем.

Джессика прижала кота спиной к груди и взалась рукой за его переднюю лапу.

– Привет, Энтони. Я Мью, любимый котик Джессики, – девушка помахала кошачьей лапой Энтони и рассмеялась. Дэниелу же было не до смеха. Он даже уже успел пожалеть, что попался девушке на глаза, так ему хотя бы не пришлось бы чувствовать себя посмешищем.

– Привет, Мью, – Энтони скривился в неком подобии улыбки и махнул в ответ рукой.

– Ой, пап! – воскликнула Джессика. – Поехали скорее домой, обрадуем маму.

Девушка обежала отцовскую машину, забралась в салон и захлопнула за собой дверцу.

– Эй, Джесс, мы же хотели… – подал голос Энтони.

Но девушка, казалось, совершенно забыла о существовании парня, все внимание сосредоточив на найденыше. Она прижимала его к груди, гладила, чесала за ухом и даже успела пробежаться пальцами по кошачьему животу, чем вконец убедила Дэниела в глупости совершенного им поступка. Но, взглянув на разочарованное лицо Энтони, Дэниел почему-то испытал удовлетворение и все же решил потерпеть проявление нежности со стороны девушки. Рано или поздно, но ей это, конечно же, надоест, и тогда она хоть на время оставит его в покое.

– Поехали, обрадуем, – улыбнулся отец. Взглянув на Энтони, сверлившего взглядом асфальт, он забрался на водительское сиденье и завел машину. – Энтони, догоняй! – крикнул он, ухмыльнувшись. Машина тронулась с места и покатила по дороге в сторону трассы.

Энтони оторвал взгляд от асфальта и посмотрел вслед удаляющейся машине, затем махнул рукой, что-то пробормотал и направился к машине.

Ждать Дэниелу окончания проявления нежности со стороны Джессики пришлось недолго. Едва машина выехала на трассу и набрала скорость, девушка положила кота на колени и устремила взгляд за окно. Одна рука Джессики легла коту на спину, вторая ухватилась за ручку-поручень над головой. На губах девушки блуждала улыбка.

– Ты заметила, Энтони не сильно обрадовался твоему новому-старому знакомому? – отец повернул голову к дочери и кивнул на кота.

– Это все ваша мужская ревность, – Джессика отвернулась от дороги и посмотрела на отца. – Вы, мужики, ужасные собственники. Если девушка захочет уделить внимание кому-то или чему-то кроме вас, вы начинаете ревновать.

– Ну, милая, как говорят, ревнует – значит любит. Ничего плохого не вижу в ревности, конечно, если она не излишняя.

– Пап, для тебя вообще ничего плохого не существует, – улыбнулась Джессика. – Ты у нас с мамой завидный оптимист.

– Жизнь заставляет быть оптимистом, – мистер Нэвил протянул руку и поправил зеркальце заднего вида. – Если выбирать между тем, кем быть: оптимистом или пессимистом, я уж лучше выберу первое, не так больно переживать жизненные разочарования. Кстати, нас Энтони догоняет, – заметил отец Джессики, взглянув в наружное зеркальце заднего вида.

– Где? – Джессика завертелась, тем самым заставив Дэниела съехать на сидение. – Ах, вон он где, – Джессика оглянулась.

Энтони следовал за ними, словно собака за хозяином.

– Мне кажется, ты с ним иногда слишком… хм… крута, что ли, – заметил отец.

– Ты думаешь? – Джессика вернула кота на колени и взглянула в зеркальце заднего вида.

– Уверен.

– Значит, такая ваша мужская судьба, – рассмеялась девушка. – Терпеть нашу женскую крутость.

– Ты вся в мать. Я от нее так же в свое время натерпелся, – улыбнулся отец, вспоминая прошлое.

– Да ладно. Мамочка самый настоящий ангел. Так что тебе еще повезло с ней.

– Не спорю. Не будь у меня ее, не было бы у меня и тебя, моей красавицы, – отец оторвал взгляд от дороги и взглянул на дочь.

– Да ладно тебе, пап, – отмахнулась Джессика. В глазах девушки заплясал огонек, а на сомкнутых губах заиграла лукавая улыбка. – Не такая уж я и красавица.

Отец ничего не сказал, только уголки губ дрогнули в мягкой улыбке.

– Кстати, ты знаешь, что Энтони собирался меня спровадить, пока мы ждали тебя у входа в клуб?

– Правда? А почему ты не уехал? Ты не доверяешь Энтони?

– Не то чтобы не доверяю. Просто, как бы тебе это сказать, отцы, у которых дочери, да еще такие красавицы как ты, часто не готовы к тому, что наступает минута, когда в жизни их дочерей помимо отца появляется другой мужчина.

– Значит, ты меня ревнуешь? – рассмеялась Джессика.

– Ну, знаешь, все же не так, как твою маму к другим мужчинам, – рассмеялся отец и после небольшой паузы добавил. – Думаю, даже больше.

– Ах, вот как, – Дэниелу опять пришлось сползти на сидение, когда Джессика оглянулась, чтобы посмотреть на черный «», следовавший за ними. – Слышал бы это Энтони. Оказывается, в твоем лице у него есть очень сильный конкурент на обладание моими чувствами.

– О, думаю, он это знает или хотя бы чувствует. Ты забыла? Мы, мужики, ужасные собственники, конкурентов за милю чуем… Он думал, что ты поедешь назад с ним, но ты поехала со мной. Думаю, он расстроился. Вместе с поражением от твоего четвероногого друга он получил еще одно поражение – от меня. Два ноль не в его пользу. Наверное, у Энтони сегодня невезучий день, – смех заполнил салон машины, вылетел через окно и растворился в дорожном шуме.

– Знаешь, пап. Вы, мужчины, не только ужасные собственники, но и ужаснейшие соперники. Дай вам волю, вы бы давно друг другу шишки понаставляли.

– Что есть, то есть, милая. Но все же я Энтони не соперник.

– Неужели ты так быстро сдаешься? – Джессика надула губки и стрельнула в отца глазами.

– Нам, отцам, от природы свойственно капитулировать перед теми, кого выбирает сердце наших дочерей. Как бы мы ни хотели, но всегда останемся на вторых ролях. Такова жизнь, и так, наверное, должно быть. А вообще Энтони мне нравится. Думаю, он достойная тебя кандидатура.

– И в чем его достойность заключается?

– Ну-у-у, он красивый. К тому же, как погляжу, не дурак. Учится в Оксфорде. Скоро получит отличную профессию и…

– И у него богатые родители. Так? – Джессика посмотрела на отца и улыбнулась улыбкой, призванной разоружить даже самых вооруженных мужчин.

– Почему сразу – богатые родители? Хотя, что греха таить. Конечно, это важно. Как-никак и мы с тобой того же поля ягодки. И так должно быть. Голубую кровь нельзя чернить. И хотя у нас не голубая кровь, тем не менее, мы должны выбирать соответствующую для себя пару, из нашего круга, так сказать.

– Пап, – Джессика повернула голову и взглянула на отца. Тонкие бороздки морщин избороздили красивый лоб девушки, отчего она казалась повзрослевшей на несколько лет. – А если бы я полюбила человека не из нашего круга? Что бы ты тогда сказал?

– А ты что, уже полюбила человека не из нашего круга? – хитрая улыбка появилась на лице отца.

– Пап, прекрати. Я просто спросила, что если бы.

– Ну, если бы ты полюбила молодого человека не из нашего круга… – взгляд отца заскользил по дороге к горизонту, туда, где, словно из-под земли вырастали башни и высотки большого города, – … тогда я бы подошел к молодому человеку не из нашего круга, отвел бы его в сторонку и… – на лице Джессики появился испуг, – … сказал бы ему, – продолжил отец, заметив выражение лица дочери: «Если ты не оправдаешь надежд моей малышки, я собственноручно оторву тебе голову». – Знаешь, Джесси, для отца, как и матери, нет ничего более желанного, чем видеть счастье на лице своего ребенка. А с кем будет разделено это счастье, это не так уж и важно. Уважать выбор своего ребенка – обязанность каждого любящего родителя.

– Пап, я даже не сомневалась, что ты так скажешь, – на лице Джессики засияла улыбка. – Я люблю тебя.

– И я тебя, милая. И я тебя, – отец протянул руку и положил на ладонь дочери, лежавшую на соседнем сиденье.

Какое-то время в салоне машины царила тишина, прерываемая ворчанием работающего двигателя. Отец Джессики смотрел на дорогу. Рука его по-прежнему сжимала ладонь дочери. Джессика же скользила взглядом по полям, проносившимся за окном, видимо что-то обдумывая. Затем девушка отвернулась от окна, посмотрела на отца и осторожно спросила:

– Пап, ты, правда, оторвал бы за меня голову моему парню?

– Конечно, – кивнул отец и со всей присущей ему серьезностью добавил. – Насчет этого можешь даже не сомневаться.

– Не буду, – улыбнулась девушка и вновь устремила взгляд за окно.

Остаток пути прошел в молчании. Дэниел свернулся калачиком на коленях Джессики и слушал разговор отца с дочерью, когда же они умолкли, он принялся размышлять о своей дальнейшей судьбе. Странное дело, но он совсем был не против того, чтобы пожить какое-то время у Джессики. О том, чтобы поселиться у нее навсегда, Дэниел не думал, уж слишком длинным казался ему жизненный отрезок, чтобы заглядывать так далеко в будущее. Думал он о другом, о том, что заставило его молчаливо согласиться на столь коренные изменения в своей жизни и вновь вернуться к людям. Ведь не захоти он этого, вряд ли кто смог бы его удержать насильно. И теперь Дэниел размышлял, что послужило причиной для смены его убеждений. Повлияла на него так Джессика, или он просто-напросто устал от тягот жизни в одиночестве и использовал подвернувшийся случай, как возможность избежать в дальнейшем одиночества.

Дэниел поднял голову и посмотрел на Джессику. Когда он опустил голову, был твердо уверен, что в принятии им решения вернуться к людям не было одной причины. С некоторым сожалением Дэниел осознал, что ему нравиться Джессика. Она понравилась ему еще тогда, в магазинчике. Удивительно, но она сама с ним заговорила, а он, прикрывшись подошедшим автобусом, убежал, убежал как последний трус. Испугался еще одного отказа, новой пощечины и новых унижений.

Дэниел свесил голову со своих лап на обнаженную ногу Джессике. Какой теплой оказалась нога девушки, какой нежной была ее кожа, будто поцелуй теплого ветра среди холодной зимы. Дэниел потянул носом, вдыхая запах ее тела. Нет, он нисколько не жалел о том, что сейчас находится на пути к дому Джессики. И знал, что не пожалеет. Пока у него есть возможность вдыхать запах ее тела, касаться ее нежной кожи и видеть красоту ее глаз, – для сожалений нет места.

«Все неважно… неважно, пока она рядом», – подумал Дэниел, ощущая щекой гладкую и нежную, словно кожа младенца, кожу ноги Джессики.

С улицы несся шум большого города, торговые центры чередовались с офисами и жилыми домами, площадями и скверами. Но Дэниел не замечал этого. Его взгляд все блуждал и блуждал по обнаженным ногам девушки, будто по живописным лугам и полям. Пожалуй, вот это действительно важно, созерцать красоту ног красивой девушки. Все остальное… все остальное было неважно.

Глава 20. Вспышка любви

Бледный, окутанный легкой желтоватой дымкой диск луны медленно плыл над Берсденом, разбрасывая по его тихим маленьким улочкам гроздья мерцающего света. За ним, будто придворные за королевой, следовали сонмы блеклых, одноглазых звезд. Ветер шелестел в деревьях, шуршал в траве, срывал с кустов ароматы цветов и носился с ними по улице, словно жених с невестой, устраивая хороводы и пляски. Аромат роз ворвался в приоткрытую форточку, смешался с ароматом роз в вазе, обосновавшейся на тумбочке у кровати Джессики и потревожил обонятельные рецепторы Дэниела, тем самым заставив того чихнуть.

Нарушив тишину комнаты тихим чихом, Дэниел открыл глаза и уставился в темноту, немного разбавляемую лунным светом. Свет проникал в комнату через большое окно, ложился на подоконник, на котором расположились вазоны с цветами, струился по шторам и падал на паркетный пол, где застывал небольшими островками света. Видя многочисленные вазоны, разбросанные по комнате, будто веснушки по детскому лицу, красивые розовые тюли и шторы на окнах, ощущая очарование и таинственность лунного света, вдыхая богатый цветочный аромат, слушая ночную тишину, висевшую над городком, Дэниелу казалось, что он попал в сказочную страну, населенную фейри, гномами и другими волшебными существами. Ощущение сказочности усиливалось еще больше, стоило повернуть голову и посмотреть на спящую девушку изумительной красоты, которая, будто заколдованная принцесса, лежала на кровати возле Дэниела и ждала, когда же явится сказочный принц и своим поцелуем развеет злые чары.

К сожалению, Дэниел не был принцем, ни сказочным, ни настоящим. Внешне он даже человеком не был. Кот, всего лишь кот породы скотиш-фолд, чудом оказавшийся в доме, где жила самая настоящая принцесса, по крайней мере, так он думал, и которая была, увы, не заколдована, разве что неким колдовством можно было считать ее чувства к ее парню Энтони, которого Дэниел за те два дня, что жил у Джессики, готов был возненавидеть. По правде говоря, Энтони также не питал большой любви к коту, так как с его появлением Джессика начала уделять Энтони меньше времени, чем прежде. Дэниел же, когда видел, как рука Энтони обнимает за талию Джессику или он целует ее, едва не сходил с ума от ревности. Почему? Все очень просто, Дэниел влюбился. Но понял это только сейчас, в эту дивную, тихую и бессонную ночь, лежа на кровати рядом с Джессикой, его принцессой. Про себя Дэниел девушку так и называл «моя принцесса».

Дэниелу Джессика и вправду казалась настоящей принцессой, красивой, слегка избалованной, но, тем не менее, с хорошими манерами и чувством такта. Еще этим днем Дэниел думал, что называет Джессику принцессой только из-за того, что в отличие от него Джессика принадлежала к элитной части общества. Таким образом, называя Джессику принцессой, Дэниел как бы констатировал ее принадлежность к элите. Но так он думал еще днем, сейчас же, глядя на спящую и от того казавшуюся еще более красивой девушку, милое и нежное лицо которой благодаря путешествию в страну сновидений приобрело удивительную умиротворенность, он начал догадываться о своих истинных чувствах к Джессике. Да и надо было быть глупцом, чтобы не догадаться. Дэниел же глупцом не был, хотя успел не один раз обозвать себя им. Влюбившись в Джессику, он обрек себя на страдания, медленные, мучительные и болезненные. Уже сейчас, глядя на лицо девушки, он чувствовал, как они трусливыми хохочущими гиенами окружают его сознание, готовые при первых же признаках слабости жертвы вгрызться в ее тело своими ужасными челюстями сожалений.

Дэниел никогда прежде не любил, да и влюбляться не довелось, но боль, которую причиняют муки неразделенной любви, он узнал, едва они проникли в его сердце. И эта ночь, эта дикая и безумная для него ночь, заставила его глаза обратиться с мольбой к небу, а сердце задрожать от душевной боли, обрушившейся на него снегопадом сожаления и разочарования.

Дэниел поднялся и спрыгнул на пол. Приблизившись к двери, он скользнул в проем, пробежался по небольшому коридорчику, пол которого был устлан ковровой дорожкой, спустился по лестнице на первый этаж и побежал на кухню.

Дэниелу было жарко. Невероятно жарко. Огонь в груди грозил сжечь его маленькое тельце без остатка, не оставив и лоскутка шерсти. Дэниел надеялся водой потушить этот огонь. Хотя бы немного. К сожалению для Дэниела тот огонь, что жег его душу, нельзя было погасить водой, разве что волшебной. Но такой воды у Дэниела не было, поэтому он приник к тарелке с обычной водой, оставленной для него заботливыми хозяевами, и принялся лакать воду. Мысли Дэниела разбрелись по полю сознания, словно овечки по лугу. Силой воли он собрал их в кучу и погнал в прошлое, на два дня назад, в тот день, когда встретился с Джессикой. Во второй раз. Правда, тот, далекий, словно тридевятое царство, первый раз, когда он увидел девушку из Глазго, и встречей нельзя было назвать – некая вспышка, озарившая мгновение жизни двоих. Появилась, засияла и погасла, непонятно зачем, непонятно для чего. Будто биение мотылька о лампочку. Бессмысленное действо жизни, обжигающее крылья, отнимающее время.

Утолив жажду, Дэниел запрыгнул на подоконник и устремил взгляд на небо, в черноту ночи, озаряемую блеклым, неестественным, даже потусторонним сиянием далекого и, как оказалось, жестокого ночного божества. Дэниел опустил взгляд и заскользил по широкому двору, раскинувшемуся перед домом. Ни звука не неслось снаружи. Даже Биг, здоровенная немецкая овчарка – любимец отца Джессики, и тот не тревожил тишину ночи, хотя днем часто напоминал о себе то гулким звоном цепи, то заливистым лаем.

Дэниелу нравилось здесь, нравилось в этом небольшом и уютном поместье семьи Нэвилов, состоящей из Джека Нэвила – отца Джессики, Оливии Нэвил – ее матери, Кэролайн Нэвил – младшей сестры Джессики и самой Джессики Нэвил, той, что сейчас спала в своей комнате на втором этаже и видела, как надеялся Дэниел, добрые сны.

Как говорилось, поместье семьи Нэвилов было небольшим, состояло из двухэтажного дома, дома настолько потрясающего, что когда Дэниел его увидел, не мог поверить своим глазам, да и как поверить, когда, глядя на него, ты будто переносился в сказку – обложенные серым камнем стены, треугольная крыша с красной черепицей, полукружия белых окон и множество цветочных горшков – над окнами, под окнами, над крыльцом и на земле у стен. Перед домом находились две лужайки, между ними тянулась полоска дороги, ведущая от ворот к гаражу и дому. По бокам дороги цвели клумбы. Цвели они также перед и за металлическим забором, который окружал поместье. За домом раскинулся небольшой сад, за которым смотрел специально нанятый для этих целей местный садовод. И все это чудо находилось в пятнадцати минутах езды от Глазго, в небольшом городке Берсден, являвшимся одним из северных пригородов Глазго.

Как успел узнать Дэниел, два года назад мистер Нэвил переехал в Глазго из Лондона. Отец Джессики был бизнесменом, совладельцем самой крупной на территории Великобритании компании по продаже брендовых автомобилей. Открытие нового офиса в Глазго стало той причиной, которая заставила его перебраться в Шотландию. Так англичанин Джек Нэвил стал в некотором роде шотландцем. Первое время он не собирался перевозить сюда семью, но красота гористой, тихой и безмолвной Шотландии не могла не тронуть его сердце, и вскоре вся семья Нэвилов была в сборе, правда, людный космополит Глазго как место проживания был сменен на более спокойный Берсден. Между тем Джэк Нэвил продолжал ежедневно навещать Глазго, где у него находился бизнес. Кроме того, в Университете Глазго на экономическом факультете училась Джессика, а одну из частных школ Глазго заканчивала ее сестра Кэролайн. Мать Джессики и Кэролайн, Оливия, не работала, иногда помогала мужу с бизнесом, но чаще проводила время с подругами или с дочерьми, когда те были дома. А еще Дэниел узнал, что Энтони также был из Глазго. Там жили его родители. Отец был известным в Шотландии политиком, настолько известным, что ему прочили в скором будущем место в Вестминстерском дворце. О матери Энтони Дэниел ничего не знал, о самом Энтони также слышал немного. Учится Энтони в Оксфорде, к родителям приехал на каникулы, да и то из-за Джессики, с которой знаком полгода, а встречается и того меньше, месяца три. Если бы не Джессика, Энтони вряд ли был бы в Глазго, после поступления в Оксфорд он предпочитал проводить время на территории Англии, а не родной Шотландии, особенно он полюбил Лондон, куда в будущем намеревался перебраться, и что особенно печалило Дэниела, вместе с Джессикой…

Тихий вздох потревожил кухню. Дэниел окинул напоследок двор, спрыгнул на пол и потрусил назад в комнату Джессики. Пламя любви, горевшее в его груди, становилось все ярче. Ему захотелось снова оказаться рядом с девушкой, которая сама того не ведая взяла в плен его сердце. Дэниел стал одним из тех безумцев, которые готовы часы проводить рядом с объектом своей страсти, любоваться им, будто неким диковинным драгоценным камнем, выполнять все его пожелания, и если понадобится, то и отдать за него жизнь. Дэниел заболел болезнью, которая часто поражает человеческий разум, а вслед за ним и сердце, сковывает их кандалами беспомощности, превращает человека в раба, готового служить хозяину за бесплатно, а главное – добровольно. Дэниел заболел болезнью, имя которой влюбленность. Словно ведьма эта болезнь чарует вас, обещает неземные блага и удовольствия, но не держит слова, вероломно обманывает, лишает вас какого-либо выбора, разрушает вашу жизнь и обрекает на гибель. Но что самое страшное в этой болезни так это то, что от нее нет лекарства. И у Дэниела его не было, поэтому единственное, что ему оставалось, так это вернуться в комнату Джессики, запрыгнуть к ней на кровать и любоваться ее спящим профилем, что он и сделал.

Дэниел лежал на кровати рядом с Джессикой и смотрел, как медленно, почти незаметно поднимается грудь девушки под одеялом. Смотрел и видел, как озарено полуулыбкой ее лицо, как во сне едва вздрагивают ее губы, такие нежные и красивые, и такие… влекущие… влекущие, будто сладкий зов сказочной сирены. И противиться этому зову невозможно. Это выше кошачьих сил и даже человеческих.

Дэниел смотрел на приоткрытые лепестки губ Джессики и чувствовал, как его влечет к ним, влечет с такой силой, что он даже если бы и хотел воспротивиться, то не смог бы. Волна невероятного желания захлестнула его сознание, заставила подняться на ноги и приблизиться к лицу спящей девушки. Взгляд Дэниела будто кандалами был прикован к этим изумительным, призывно вздрагивающим и лишающим воли юным райским устам, обещающим рай на земле, сладчайший мед на губах и немыслимую радость единения. Дэниел приблизил голову к голове Джессики и сглотнул. Он чувствовал, как подрагивают лапы, готовые в любой миг изменить ему с земным притяжением, ощущал учащенное биение его маленького сердечка и… и сладкую истому, изнывающее желание ощутить на губах вкус этих лепестков роз, нежных как теплый воздух и чувственных как душа, изнывающая от страсти.

Дэниел ощутил усами слабое дуновение ветерка, исходящее из ноздрей девушки. Еще мгновение, и его едва заметные тонкие полоски кошачьих губ коснутся вожделенного. Дэниел затаил дыхание, закрыл глаза. Сердце затрепетало маленькой птичкой, пойманной в силки. Еще немного, и желание сбудется, сознание взорвется восторженным воплем и вознесет его обладателя на небывалую высоту неземного счастья.

«Нет! – Дэниел отстранился от лица девушки и открыл глаза. – Нет! Я не могу это сделать! Не могу! Я всего лишь кот, жалкий и недостойный этого совершенного существа кот».

Дэниел спрыгнул на пол. Лапы не выдержали эмоционального напряжения, подогнулись, и кошачье тело распростерлось на мягком, словно шелк, ковре у кровати Джессики.

«Я не могу, – Дэниел ощутил влагу на глазах. Взгляд его пронзил темноту комнаты и упал на картину на стене, на которой восход солнца вызолотил голубую лагуну с изумрудной водой на неизвестном тропическом острове. – Я не хочу осквернить этот благоухающий бутон своими противными кошачьими губами. Она для другого, а мне только и остается, что смотреть на ее совершенство, не смея мечтать о большем, да изредка чувствовать тепло ее тела, когда она пожелает взять меня к себе в кровать… Как больно… Будто некто, не имеющий никакого понятия о жалости, острыми когтями разрывает твою душу… На миллионы кусочков, кусочков настолько маленьких, что даже песчинка по сравнению с ними кажется гигантом… Зачем только я вернулся к людям? Страдать? Страдать так, как не страдал даже в Грампианских горах?.. Надо вернуться туда… И забыть… Нет! Я никогда не смогу ее забыть… Не смогу… Я сойду с ума от одиночества, украшенного мыслями о ней… Зачем только я увидел ее? Зачем она позволила мне ощутить нежность ее кожи?.. Увидеть красоту ее глаз… Очарование улыбки… Проклятье… Будто и того, что свалилось на меня, не хватало… Заснуть… Забыться и… и не проснуться… Лучше бы я умер в Грампианских горах, тогда бы ничего этого не было бы… Не было бы… Ни душевных мук настоящего… Ни страданий будущего… Не было бы Джессики… принцессы… Проклятье… Наваждение… Муки… Сладкие и… и ужасные… Заставляющие жить и… и страдать… Я хочу ее видеть… хотя бы видеть… ее лицо… губы… глаза… видеть», – Дэниел поднялся, запрыгнул на кровать и устремил взгляд на спящую Джессику. Девушка лежала на боку, по плечи завернувшись в одеяло. Тонкие лямки ночнушки скорее уродовали ее красивые тонкие плечи, чем украшали. Одна рука девушки забралась под подушку, будто пряталась от окружающего мира, вторая же лежала рядом с подушкой. Дэниел приблизился к Джессике и коснулся губами ее руки. Ноздри затрепетали, вдыхая аромат ее тела.

«Если не могу ощутить вкус ее губ, тогда удовлетворюсь нежностью кожи ее рук, – Дэниел лег на кровать и прижался телом к руке девушки. – Удовлетворюсь созерцанием красоты ее лица, совершенства ее тела. Большего мне не надо. Только видеть ее и знать, что она счастлива… Только видеть ее… Быть рядом с ней… Большего мне не надо… Не надо, – Дэниел извернулся, снова прикоснулся губами к руке Джессики, закрыл глаза и тихо вздохнул. – Если любовь – светлое чувство, тогда почему тот, кто любит, испытывает боль? Может, любовь светла только тогда, когда она взаимна? Тогда, если она не взаимна, становится темным чувством. Но тогда это и не любовь совсем. А может, любви не существует? Может, она не более чем иллюзия? Тогда что испытываю я, если не любовь? Не знаю. Я всего лишь жалкий кот, позволивший себе замахнуться на то, что свойственно только людям. Жалкий, глупый кот. Вот и расплачивайся за глупость, – Дэниел удобнее улегся на кровати и снова вздохнул. – Пошло все к черту… Сон, если ты не придешь в считанные секунды, я выберусь на улицу, залезу на крышу и начну горланить кошачьи песни. Как самый настоящий кот. Если и играть свою роль, то играть ее следует до конца».

То ли сон решил сжалиться над Дэниелем, то ли просто испугался его угроз, но не прошло и минуты, как Дэниел уже спал, уткнувшись мордочкой в руку Джессики.

Если бы Луна была более любопытной, не ограничивалась созерцанием Земли с высоты, а заглядывала в окна спящих домов, то могла бы увидеть довольно-таки забавные, а может, даже и удивительные картины. Загляни она в эти минуты своего скучного шествия по просторам звездного неба в окно спальни Джессики Нэвил, то увидела бы следующую картину. Девушка проснулась и зевнула. Заметив лежащего рядом спящего кота, она улыбнулась, притянула его к себе, коснулась губами его шерстки и прижала к груди, после чего закрыла глаза и вскоре заснула.

Но Луна не была любопытным существом. Она вообще не была живым существом, поэтому ей было несвойственно то удивительное чувство, которым наделены многие, если не все, живые существа, поэтому она продолжала неспешно брести среди океана перемигивающихся звезд, словно старуха, погруженная в невеселые мысли, навстречу рассвету, ее ежедневному безжалостному палачу. Благо, Луна – проходит время, и словно феникс снова воспаряет на небо, будто насмехаясь над напрасными усилиями палача. И она снова скользит по небу в окружении вассалов-звезд, бесстрастная и унылая, напрочь лишенная какого-либо любопытства.