Текст книги "Океан. Черные крылья печали"

Наконец Алессандро взглянул на синьору Полетте и сказал:

– Вы предлагаете мне отправить собственную дочь на корм рыбам?

– Нет, Алессандро. Мы предлагаем похоронить тело твоей мертвой дочери в океане.

Ангелика заметила, как при слове "мертвой" Алессандро вздрогнул, будто пощечину получил. Девушка снова ощутила к нему жалость, но тут же прогнала ее, когда пришло понимание, что это не тот случай, когда стоит жалеть человека, точнее, случай тот, но ситуация не та.

– Слова разные, но результат будет одинаков, – сказал Алессандро. – Знаете, когда я увидел ее маленькое тельце, чуть ли не полностью разрезанное страховочным ремнем, когда увидел ее головку, повернутую ко мне под неестественным углом, я не сразу поверил в то, что она мертва. На миг мне показалось, что я сплю, но сон пройдет, я открою глаза и увижу свою малышку, живую, здоровую, радостную. Но сон никак не желал проходить. Сознание ни в какую не желало принимать реальность, жестокую и такую болезненную, – Алессандро умолк, собираясь с мыслями.

Скулы его задвигались под кожей в попытке удержать слезы, заблестевшие в глазах, точно снег на солнце. Сдержать слезы Алессандро удалось, а вот Ангелике… Девушка ощутила, как слезинка скатилась по щеке, на мгновение задержалась на скуле и упала на одеяло. За ней последовала вторая.

– В общем, – продолжил Алессандро минуту погодя, – там, в самолете, стоя над тельцем своей малышки, я… я пообещал ей, – голос Алессандро дрогнул, – что если мне удастся выжить (хотя, видит бог, в ту минуту я хотел иного), то сделаю это только ради того, чтобы ее тельце лежало если и не рядом с телом ее матери, то хотя бы в земле, а не… а не стало кормом для рыб.

Ангелика опустила голову, чтобы другие не видели, как по ее щекам покатились слезы. Она закусила губу в бессмысленной попытке удержать поток соленой воды, хлынувший из глаз. Как и другие, она ничего не знала о жене Алессандро. Теперь же выяснилось, что жена Алессандро умерла. Жалость к Алессандро снова проникла в сердце Ангелики. Потерять жену, а теперь вот и ребенок отправился вслед за матерью. Но какую бы жалость ни испытывала девушка к Алессандро, здравый смысл подсказывал, что как только они избавятся от мертвого тела девочки, облегчение испытают все и даже сам Алессандро. Возможно не сразу, но это произойдет. Что-то подсказывало девушке, что сила страданий человека измеряется силой его притяжения к объекту страдания. Чем дальше объект, тем слабее боль, чем ближе, тем сильнее. А если так, то стоило мертвой девочке оказаться за бортом, боль, терзавшая сердце Алессандро, отступит, пойдет на убыль. Конечно не сразу, но, как говорят: время лечит. Сейчас же мертвая дочь для Алессандро была сродни камню на шее, тянула его в омут, полный сожалений и самобичевания.

– Я дал обещание и сдержу его, – сказал Алессандро тоном, давшим другим понять, что если они хотят избавиться от тела его дочери, им придется также избавиться и от него.

Тишина вернулась в лодку. Алессандро задумался. Остальные также погрузились в размышления. Эбигейл шепотом вводила в курс дела англоязычных Кирка и Стивена.

– А я свою жену оставил в самолете, – вдруг пробормотал синьор Дорети и стянул одеяло с ног.

Выглядело это так, будто он решил снова броситься за борт, поэтому синьора Полетте поспешила укрыть его снова.

– Да будет тебе, Сильвестр, – тихо приговаривала она, кутая ноги синьора Дорети.

Но синьор Дорети уже ее не слышал, вновь замкнулся в себе.

– Ну, если ты хочешь сдержать свое обещание, доктор, тогда у нас нет другого выхода, – Винченцо потянул носом. – Дерьмо! Это так трупом несет или, – рука Винченцо взметнулась вверх, а нос устремился к подмышке, словно гончая к лисьей норе, – воняет, но, – Винченцо поднял голову и снова принюхался. – Ну, да. Это оно. Твою мать! Я сижу дальше всех от кормы, но чую эту вонь и здесь, на носу лодки. Нет, доктор. Ты сам себе связал руки.

Ангелика принюхалась. Винченцо прав. Она также отчетливо унюхивала в воздухе запах разложения. Что было неудивительно, так как со дня аварии прошло уже три дня. К тому же с сегодняшнего утра температура воздуха значительно повысилась. Было прохладно, но эта прохлада исчезнет, как только тучи разойдутся (а они же когда-нибудь должны разойтись!), и солнце спустит с цепей своих голодных до холода псов – лучи. Ситуация усугублялась еще тем, что ветра почти не было, поэтому запашок поднимался в воздух и туманом стелился над лодкой. Пока что его еще можно было переносить (конечно, если дышать через раз), но когда он усилится, надолго ли хватит их терпения?

– Что ты имеешь в виду, Винченцо, говоря, что Алессандро сам связал себе руки? – синьора Полетте повернула голову к Винченцо.

– Вы же сами слышали его слова: "Я дал обещание и сдержу его". Вы думаете, он сдержит его, если труп окажется за бортом? Сомневаюсь. Предлагаю вышвырнуть доктора вместе с трупом за борт.

– Что?! – синьора Полетте замерла с открытым ртом.

Впрочем, не одна она была повергнута в нокдаун предложением Винченцо. Ангелика забегала смущенным взглядом по резиновому днищу лодки. На лице Эбигейл появилась растерянность и на лицах Кирка и Стивена, когда Эбигейл поспешила перевести им слова Винченцо. Похоже, о таком развитии событий никто и не помышлял.

– У вас есть другие предложения? – Винченцо поднялся на ноги и развел руки в стороны. Ухмылка победителя изогнула его губы.

– Пока вы думаете, я, с вашего позволения, освящу это болото своей священной водой, – Винченцо хохотнул, развернулся и расстегнул ширинку. Так как Винченцо явно не собирался отправлять нужду на корме, где по общему решению следовало это делать, синьора Полетте поспешила отпрянуть от борта, чтобы брызги мочи не попали на нее. Ангелика последовала примеру синьоры Полетте.

Пауза повисла в воздухе, когда Винченцо достал из штанов свою гордость и принялся с видимым удовольствием поливать поверхность океана. Смущение кольнуло сознание Ангелики. Она никак не могла привыкнуть к отправлению своих потребностей на людях. И вряд ли когда сможет. Пару дней назад она даже была готова лезть в воду, лишь бы не следовать примеру Винченцо. И полезла бы, если бы Алессандро (опять Алессандро!) не предложил женщинам закрывать друг друга одеялом во время отправления нужды. Для этого, правда, пришлось использовать полиэтиленовые кульки, которые обнаружил Алессандро среди вещей спасательного комплекта. Но это все же было лучше, чем поливать океан, поставив одну ногу на борт, как это делали мужчины, да и анатомия женщины явно была не приспособлена для таких трюков, приобретавших значительный риск во время штормового волнения на воде.

Наконец Винченцо удовлетворился поливными работами, вернул птенца в гнездо, застегнул ширинку, отвернулся от океана и опустил задницу на борт. Благо сейчас это можно было сделать без боязни свалиться за борт. Океан был спокоен как спящий ребенок.

– Алессандро, мы все тебя понимаем, но и ты пойми нас, – синьора Полетте взглянула на Алессандро. – Из-за твоего упрямства мы все рискуем своими жизнями. Как это ни печально, но ребенок мертв. Ты должен это понять, а главное, принять. Душа ребенка уже воссоединилась с душой матери. А тело, тело в любом случае будет съедено. Съедят ли его рыбы в воде или черви в земле, это не так уж и важно.

– Может, для вас и не важно, что будет с вашим телом, съедят ли его черви в земле или рыбы в воде, – медленно произнес Алессандро, – но я принял решение и отступать не собираюсь.

– Что я говорил?! – воскликнул Винченцо и вскочил на ноги. Лодка пришла в движение.

– За борт его! Если не сделаем этого сейчас, вам придется учиться дышать задницей, а питаться вонючими продуктами. Вы этого хотите?!

Взгляды устремились к корме, где продукты из спасательного комплекта соседствовали с трупом, который, ясное дело, ели черви. Не ровен час, они заведутся и в продуктах. И что тогда? Питаться зловонным воздухом?

Наверное, в этот миг у каждого из сидевших в лодке проскользнула темная мыслишка – избавиться от Алессандро, а заодно и трупа. Даже Ангелика ощутила колебание в груди. Разве ради спасения других жизней не стоит пожертвовать одной жизнью? Даже той, которая спасла жизнь тебе?

Ангелика закусила губу. Взгляд уткнулся в спасительное днище. Как бы она хотела оказаться сейчас где-нибудь в другом месте. Или хотя бы поскорее появились спасатели и разрядили ситуацию. Но тем было явно не до них. Ангелика была не одна, кого вот уже который день не покидало такое впечатление, что об их лодке попросту забыли, вычеркнули из жизни или даже… похоронили. Никто не хотел так думать, но реальность говорила об обратном. А еще реальность говорила о растерянности, возникшей в лодке, едва голос Винченцо затих. Взгляды носились по лодке, перебегали от одного лица к другому в поисках поддержки, в поисках выхода из сложившейся ситуации.

Ангелика боялась посмотреть в лицо Алессандро, так как не хотела увидеть осуждение на его лице. Но Алессандро в эти секунды если о чем-то и думал, то точно не об Ангелике. Он переводил взгляд с одного лица на другое, ожидая, кто первый бросится к нему. Винченцо? Кирк? Женщины вряд ли осмелятся, а вот мужчины. Алессандро не боялся умереть. Разве может бояться смерти тот, у кого больше не осталось причины жить? И все же желание жить у него еще оставалось. Даже смерть собственного ребенка не способна убить инстинкт самосохранения, убить жажду жизни, свойственную всем без исключения живым существам. Приглушить на время – способна, но убить – никогда.

– Давайте не будем спешить с необдуманными поступками, – подала голос синьора Полетте. – Мы же все люди, в конце концов. Ситуация не настолько критическая, чтобы лишать кого-либо жизни.

– Синьора Полетте права, – вдруг сказала Ангелика и посмотрела на Винченцо. – Мы – люди, а не животные.

– Ты на что намекаешь? – Винченцо вернул взгляд. – Я, по-твоему, животное? Ага! Значит я – животное, а наш всеми уважаемый доктор, значит – человек. Притащил в лодку труп и стал человеком. Надо же! Как по-человечески!

– Но он же не кого-нибудь чужого притащил, а своего ребенка! – Ангелика вспомнила о Луизе, в груди кольнуло, но в глазах вспыхнул огонек злости, который не мог не заметить Винченцо и который удивил его не меньше, чем саму Ангелику. На миг Винченцо растерялся. Но только на миг. Уже спустя несколько секунд на лице появилось сердитое выражение, а глаза неприятно сузились.

– Почему ты его защищаешь?! – вскинулся Винченцо на Ангелику. – Неужели воспылала любовью к нашему доктору? А как же Леопольдо? Как же колечко на пальчике? – ехидная улыбка тронула губы Винченцо. – Как быстро ты нашла замену своему суженому.

Ангелика вспыхнула и потупила глаза. Хотела что-то сказать, но слов не было. Взгляд раненной птицей метнулся к кольцу на пальце. Разве она давала Винченцо хотя бы малейший повод так говорить? Память услужливо подбросила воспоминание, от которого Ангелика запылала как новогодняя елка. К счастью для ее уязвленной гордости этой вспышки никто не видел, так как девушка продолжала рассматривать дно лодки. Но воспоминание не желало покидать ее память. Воспоминание о поцелуе, том злосчастном поцелуе, поцелуе жизни среди смерти и боли.

Ангелика разозлилась. На Винченцо с его словами, так удачно задевшими ее самолюбие, на Алессандро и его глупый поцелуй, на себя за то, что попыталась защитить Алессандро, но больше всего за то, что не дала тому пощечину, когда его губы потянулись к ее губам. И даже на Леопольдо! За то, что отпустил ее в этот ужасный полет. Ах, лучше бы держал ее за руку, да как можно крепче. Почему он не закрыл ее в квартире, а ключ не выбросил?

Ангелика почувствовала, что еще немного, и слезы снова побегут по ее щекам. Вот и новый повод для злости. Девушка закусила губу, легла на бок и отвернулась к океану, положила голову на резиновый борт лодки и устремила взгляд в никуда. Слезинки одна за другой скатились по щекам. Пусть они хоть поубивают друг друга. Она больше ни слова не скажет.

Солнечный луч выскользнул из-за тучи и затанцевал на воде. В другой раз Ангелика бы обрадовалась ему, но сейчас она его даже не заметила. Все блуждала и блуждала взглядом по бескрайним океанским просторам. На сердце моросил дождик. Отчаяние и грусть проникли в сознание.

– Милый, почему ты меня отпустил? – шепнула Ангелика. – Почему?

Подул ветер. По воде побежала рябь, вскоре сменившаяся небольшими горками волн. Солнечный луч будто испугался, спрятался за тучу. Резко похолодало. В воздухе запахло сыростью, вмиг прогнавшей запашок зловония, уже успевший поселиться в лодке. Но Ангелика ничего этого не замечала, ничего кроме собственного шторма, разразившегося в ее душе.

Глава 5

Резкий, прерывистый, отдаленно похожий на трель старого стационарного телефона звук наполнил комнату. Тишина вздрогнула от неожиданности и съежилась от испуга, осознав, что пришло ее время покидать этот, бывший таким чудесным мгновение назад мир. Но выбирать не приходилось. Как верная дочь собственной матери она смиренно опустила голову, плечи ее поникли, а спина ссутулилась. Безрадостной и смиренной она последовала за матерью-ночью в прошлое, чтобы спустя какое-то время вернуться и наполнить мир безмятежностью и спокойствием.

Еще одна ночь уходила в прошлое, уступая место новому, нарождающемуся далеко на востоке дню. Первые солнечные лучи уже стучали в окна и воробьями прыгали по подоконнику, требуя внимания к собственной персоне. Но за первыми последовали другие, посмелее. Маленькими шкодливыми ребятишками они проникли в комнату сквозь холодное, все еще помнившее присутствие ночи стекло, сползли по шторам на пол и замерли, испугавшись странных механических непрекращающихся воплей, носившихся по комнате, словно черти в ожидании прихода недовольного сатаны.

Наконец Леопольдо вытянул руку, взял в руку мобильник и отключил будильник. Затем бросил телефон рядом на кровать и снова принялся ползать взглядом по потолку. Он не спал. Как минимум последние два часа. За последние дни это уже вошло у него в привычку. Не спать. Лежать с открытыми глазами и что-то искать на потолке, темном поначалу, но с каждой минутой обретавшим все большую и большую четкость по мере того, как за окном просыпался мир.

Убедившись, что ужасный звук ушел и больше не вернется, маленькие солнечные сорванцы скользнули со штор на пол и разлились там маленькими озерцами теплого света, будто прятались там от кого. Может, от горячего и скорого на расправу родителя, спешившего как можно быстрее оторваться от горизонта и вознестись как можно выше на небо?

Леопольдо поднял руку, согнул в локте и прижал пальцы ко лбу, надавил, будто хотел проломить черепную коробку, вздохнул и уронил руку на кровать. Голова болела. Не так сильно, как вчера, тем не менее, давление внутри черепа ощущалось. Леопольдо чувствовал себя футбольным мячом, в который закачали слишком много воздуха. Если бы знал, какую потайную дверцу в черепушке стоит открыть, чтобы лишний воздух покинул ее, открыл бы, не задумываясь. Уж очень некомфортно было ему внутри собственной головы.

Голова разболелась еще вчера под вечер, когда он не увидел в списке выживших в авиакатастрофе рейса АА 00200 имени Ангелики. А было обнаружено уже пять спасательных плотов. Пятый, последний из плотов, обнаружил французский корвет. К несчастью он обнаружил спасательный плот слишком поздно, чтобы спасти всех его пассажиров. Из двадцати шести человек (на плоту оказалось на шесть человек больше допустимого предела, что, по мнению некоторых экспертов, могло способствовать ее последующему перевороту) на плоту обнаружили только восемь. Остальные восемнадцать человек, точнее трупы некоторых из них, были выловлены из воды на значительном отдалении друг от друга. Виной тому, что люди оказались в воде стал шторм, из-за которого плот и перевернулся. Многих успело отнести на значительное расстояние от плота, где они и умерли в воде от переохлаждения. Тела некоторых из них вскоре смогли обнаружить благодаря надетым на них спасательным жилетам. Тела остальных так и не нашли.

Для Леопольдо это был удар. Его сознание дрогнуло под напором мыслей, наподобие: "А если Ангелика была среди этих несчастных? Тех, которых так и не удалось найти? Что если его любимая стала жертвой нападения акулы?". В это легко верилось. Его даже не нужно было в этом убеждать. Его выстраданный разум готов был поверить во что угодно, лишь бы обрести хотя бы видимость спокойствия. К сожалению, мысли, которые приходили в голову были далеки от идиллии, заставляли только сильнее изнывать от душевной боли.

Когда он нашел в интернете обновленный список выживших в авиакатастрофе, изучал его уже без того сильного страха, что был раньше. Была лишь апатия. Вялость разлилась по его телу. Вялость сковала разум. В итоге мысли в голове ползли ленивцами, а не носились стрижами, как раньше. Это даже было к лучшему. Без каких-либо эмоций он просмотрел обновленный список. Имени Ангелики не нашел. Не нашел его и в списке тех, кого обнаружили бездыханными, покачивающимися на волнах, словно буйки. К несчастью, не было списка тех, кого обнаружить так и не удалось, и чьи тела были утеряны безвозвратно.

Конечно, была еще спасательная лодка. Но ее существование Леопольдо уже как-то не вдохновляло. Поговаривали, что в этой лодке находилось не больше десяти человек. Аварийный запас там находился не в полном комплекте, да и воздухом ее баллоны были не до конца заполнены. То ли механизм закачки воздуха из-за спешки сломали, то ли просто не успели, стремясь как можно скорее покинуть самолет. Теперь это уже не имело никакого значения. Но кто-то из спасенных пассажиров обратил внимание, что фюзеляж самолета затонул едва ли не сразу же, как отчалила последняя спасательная лодка. А в самом самолете все еще оставались люди. И не только мертвые. Так говорили. Наверняка Леопольдо ничего не знал. Но, тем не менее, все это заставило Леопольдо впасть в еще большую апатию, поселиться в своеобразном мешке, в котором он прятался от той боли, что раздирала его сердце когтями более острыми, чем орлиные.

Будильник прозвенел ровно в шесть, напомнив ему о том, что пора вставать, собираться и идти на работу. Сегодня у него был первый рабочий день. Восход солнца за окном ознаменовал начало нового дня – 24 августа 2012 года. Это был четверг. Это был его четвертый день без Ангелики. Четвертый день, наполненный болью, страданиями, апатией. Он не хотел верить, что больше никогда не увидит любимую. И все же смирение перед фатумом все больше и больше овладевало его разумом. Как будто надеялся, что со смирением придет избавление от боли. Только вот смирение было, а боль, казалось, и не собиралась его покидать. Должно быть, решила стать его новой подругой, новой, взамен бывшей.

Леопольдо заставил себя подняться. Не обратив внимания на тапочки, застывшие у кровати, будто гвардейцы у ворот Букингемского дворца, прошлепал в ванную и принял теплый душ. Хотя в его состоянии лучшим выбором был бы холодный душ. Но Леопольдо не любил холод, поэтому избегал его. Часто даже летом спал под одеялом. Конечно не пуховым, но все же.

После душа Леопольдо посетил кухню, заварил кофе, налил в чашку, и пока тот остывал, вернулся в ванную и побрился. Когда снова оказался на кухне, включил телевизор, нашел новостной канал, взял в руки чашку с кофе и прилип взглядом к экрану. Все это он проделывал каждый день на протяжении последней недели, поэтому сейчас действовал скорее на автомате, чем осознанно.

В утренних новостях о катастрофе рейса АА 00200 ничего не сказали. Для последних двух дней это было нормой. Как ни печально было осознавать, но, по-видимому, внимание журналистов к падению самолета начало ослабевать. Так часто бывает. Сначала из ряда вон выходящее событие становится главным номером всех без исключения новостных выпусков, но проходит время и то, что раньше было в центре внимания, теперь пребывает на ее задворках. Таков человек. Для него важно первое впечатление, а то, что следует за ним, шелуха от семечек. Оставался интернет. Там, в отличие от телевидения, готовы были обсасывать событие с излишней дотошностью, до тех пор пока А не приедет наконец-то к Б, но и потом последует продолжение, часто выдуманное, но разве это кого-то волнует. Люди ищут информацию, и каждый готов удовлетворить их часто болезненное любопытство. Какими это способами делать уже не имеет никакого значения.

Допив кофе, Леопольдо оставил кухню, вернулся в спальню, достал из шкафа бежевого цвета рубашку с коротким рукавом. Воротник следовало бы чуть пригладить, но плюнул на это дело, решив, что и так сойдет, приглядываться к нему вряд ли кто будет. Надел рубашку, затем брюки от светлого костюма, застегнул ремень на поясе, добавил галстук на шею, бросил в карман мобильник и вышел из спальни. Выходить из дома не хотелось. Будь его воля, он никуда бы и не пошел. Странное дело, но сидеть в четырех стенах у него также не было особого желания. Вот если бы была рядом Ангелика. Ах, если бы была рядом Ангелика! От этой мысли на душе у Леопольдо как будто взорвалась атомная бомба. Сердце словно разлетелось на части, и теперь его окровавленные ошметки медленно, будто и им передалась его апатия, сползали по ребрам к желудку.

Леопольдо обулся и вышел из квартиры, спустился на улицу, забрался в машину и завел двигатель. Нет. Бежать от себя смысла никакого, как и от той боли, что непрошеной гостьей поселилась в его груди. Леопольдо опустил козырек от солнца, машинально поправил зеркальце заднего обзора. С улицы неслись радостные крики воробьев. Вот кому живется хорошо. Ни забот, ни хлопот, ни боли.

Леопольдо прибавил газу. Машина тронулась с места. Воробьи с громкими возмущенными криками кинулись врассыпную, спасаясь от колес. Похоже, и в их жизни бывает не все так сладко.

Мысли об Ангелике не покидали его на протяжении всего рабочего дня. Он уже начал сомневаться, сможет ли когда-нибудь ее забыть. Нет. Не сможет. И не из-за того что человеческая память чрезвычайно жестокое изобретение матушки-природы, за что она цепляется, то остается с ней навсегда. Просто как утопающий хватается за соломинку, так и он хватался за надежду, надеялся, что придет вечером домой, включит телевизор или зайдет в интернет и узнает, что его любимая фиданцата, его обожаемая Ангелика уже летит первым рейсом из Нью-Йорка в Милан. Она, конечно же, оказалась в той счастливой лодке. Счастливой, потому что ее все же нашли, обнаружили на бескрайних просторах бурной Атлантики. Летит. Мысль о том, что Ангелика направляется домой, ему нравилась. Не нравилось только то, что она летит. И в Америку она летела, да вот не долетела. Нет, он больше никогда не сядет в самолет. Каким бы надежным или современным он ни был. Самолет для тех, кто не осмелился найти другой способ свести счеты с жизнью. Именно так. Не осмелился.

Несмотря на тот поток негатива, которым была переполнена его голова, Леопольдо все равно продолжал верить в то, что через день-два Ангелика даст о себе знать. Обязательно позвонит или свяжется с ним каким-нибудь другим способом. Уж таков человеческий мозг. Странное творение, двуликое. То рисует самые ужасные сценарии развития событий, то ни в какую ни желает расставаться с верой и надеждой на благополучный исход. Что за непостоянство. Непостоянен человеческий мозг, и человек не постоянен. Сегодня жизнь для него может казаться раем на земле, завтра – покажется сущим адом.

Так и Леопольдо, надеялся, что Ангелика в скором будущем напомнит о себе, а спустя мгновение мысленно прощался с ней навсегда, чтобы вскорости снова пробудить к жизни надежду.

На протяжении всего рабочего дня Леопольдо старался думать об Ангелике как можно меньше, так как не хотел, чтобы его настроение сказалось на работе, особенно в первый рабочий день. Часто ему это удавалось, но еще чаще – нет, поэтому не удивительно, что работа у Леопольдо не клеилась, договора, которые ему дали просмотреть, так и остались лежать нетронутой стопкой на рабочем столе, там, где ему их и положили. Не было желания работать. Не было и желания жить, влачить болезненное существование. Именно таким казалось Леопольдо его будущее без Ангелики.

После обеда звонила синьора Моретти, мама Ангелики. Интересовалась, как дела у Ангелики. Говорила, что слышала о том, что разбился самолет над Атлантикой. Не знает ли он об этом чего-нибудь?

Леопольдо хотел сказать о трагедии, но не смог, сказал только, что навестит их с синьором Моретти в субботу и расскажет новости об Ангелике. Синьора Моретти обрадовалась, а Леопольдо смахнул слезу с глаз, осознавая каким ударом для нее будет узнать, что ее дочь летела тем самолетом, о котором она слышала как о разбившемся. На какой-то миг Леопольдо даже обрадовался, что синьора Моретти не увлекается просмотром телевизора. А потом огорчился, когда понял, что именно он станет тем, кто сообщит ей о трагедии, тем, кто разорвет ее любящее материнское сердце.

Леопольдо хотел было отказаться от субботнего посещения семейства Моретти, но подумал, что это будет неправильно. Если не он скажет родителям Ангелики о трагедии, то кто же еще? Разве что кто-нибудь из местной администрации пришлет письмо с соболезнованиями, когда будет обнародован полный список погибших. Не самый лучший способ узнать о смерти собственной дочери. Нет. Он должен это сделать. Он и никто другой. И он это сделает, когда для этого наступит время.

Ровно в шесть вечера Леопольдо покинул офис, сел в машину и поехал домой.

В субботу Леопольдо проснулся в восемь утра. Это можно было бы назвать даже достижением. Впервые за последнюю неделю он проснулся позже, чем солнечные лучи окрасили небосвод в ярко-красные тона. Но это обстоятельство нисколько не помогло ему выспаться, а все из-за того что он спать лег поздно, в начале третьего ночи. Все серфил в интернете в поисках полного списка пассажиров рейса АА 00200, упомянутого в вечерних новостях. Пожалуй, это была первая новость о разбившемся самолете за последние несколько дней. Но новость оказалась столь незначительная, что ведущий новостей даже не пожелал ее озвучить. Пустили бегущую строку. Вот и все упоминание о трагедии. Но какой бы незначительной для других людей ни казалась эта новость, для Леопольдо это был будто глоток свежего воздуха. В бегущей строке было сообщение о том, что авиакомпания American Airlines[80]80
  Американская авиакомпания, мировой лидер по общему количеству пассажиро-километров и размеру пассажирского флота


[Закрыть] обнародовала полный список пассажиров злополучного рейса, найти который можно было на ее сайте.

Вот из-за поиска вышеупомянутого списка Леопольдо и не спал. Знал, что Ангелика летела этим рейсом, и все же не мог до конца оставить надежду на отсутствие ее имени в списке пассажиров рейса АА 00200. Странный человеческий мозг. Очень странный.

К его сожалению обнаружить список пассажиров рейса АА 00200 на сайте авиакомпании не удалось. Леопольдо его там просто не обнаружил, хотя битый час потратил на изучение сайта, точнее, сайтов американского и итальянского. Даже подумал, что кто-то специально пустил утку. Леопольдо не знал зачем, но знал, что так бывает, особенно тогда, когда не хватает качественной информации. Ангелика говорила ему об этом. Говорила, что современный мир перенасыщен информацией, особенно некачественной, поэтому она ничего не стоит. Пустить утку для привлечения аудитории – чем не способ поднять рейтинги канала или тиражи газет?

И все же мысль о том, что список пассажиров злополучного рейса (именно так о нем отзывались ведущие новостных передач) существует, не давала Леопольдо покоя. Облазив сайт авиакомпании, он принялся серфить в интернете. И-таки нашел список, правда, для этого ему пришлось потратить несколько часов времени и посетить не один десяток всяческих интернет-сайтов. Истину говорят: кто ищет, тот всегда найдет.

Но нашел Леопольдо не только список пассажиров рейса, а и полные списки выживших в трагедии и тех, кому это не удалось, конечно, с поправкой на то, что спасательная лодка на вечер пятницы 25 августа так и не была обнаружена. Судьба десятка пассажиров рейса АА 00200 оставалась неизвестной. В сети ходили слухи, что власти, как американские, так и итальянские, собираются со дня на день прекратить поиски пострадавших в силу того, что шансов их найти с каждым днем становилось все меньше. Леопольдо надеялся, что это не более чем слухи. Он сам слышал, как официальные лица после трагедии заявляли, что поиски продлятся столько, сколько нужно, пока не будет найдена спасательная лодка. Слышал и в то же время понимал, что власть – это, прежде всего, люди, люди, которые в первую очередь преследуют личные интересы, поэтому каждый из них будет говорить все что угодно, лишь бы не потерять доверие народа.

В конце концов, Леопольдо решил оставить слухи в покое и дождаться официального прекращения поисков, прежде чем начинать рвать волосы на голове. Хотя знал, что вряд ли он что-то будет рвать на себе, так как к тому времени его состояние души достигнет той критической точки, когда боль перестанет быть болью, станет чем-то обычным, привычным, старым другом, которого прогнать невозможно, но и оставлять рядом нет никакого желания.

И, тем не менее, когда Леопольдо просматривал списки пассажиров рейса АА 00200, жизнь на какой-то миг вернулась в его израненную душу, на тот маленький миг, пока его глаза с надеждой и страхом просматривали строчки с инициалами пассажиров. По правде говоря, его не интересовали эти пассажиры. Никто из них. Никто, кроме Ангелики Моретти. Он даже удивился, когда почувствовал, как дрогнуло его сердце. Думал, его уже ничто не способно напугать. Но сердце все же дрогнуло, дрогнуло, когда глаза зацепились за номер 222 пассажирского списка рейса АА 00200. Черным по белому. Печатными буквами. Напротив порядкового номера 222 стояло имя той, чье имя он никогда бы не хотел увидеть в этом списке. Ангелика Моретти. На этом Леопольдо закончил просматривать список. Не говоря ни слова, не издавая ни звука, он закрыл крышку ноутбука, даже не подумав его выключить. Забрался под одеяло и замер, чувствуя в груди странную тяжесть. Он убедился в том, с чем никак не хотел мириться. Все лелеял надежды. Пустые надежды. Все было ясно еще тогда, когда он искал по времени отлета самолет Ангелики. И все же, даже видя очевидное, он отказывался его признавать. До пятницы 25 августа, точнее, раннего утра 26 августа. Тогда у него было только одно желание – как можно скорее забыться сном. Сон убавил боль, но не избавил от нее. Но Леопольдо на это даже и не надеялся. Понял, что надежды слишком ненадежны, чтобы им можно было верить. Ощущение давящей пустоты из груди никуда не делось. Но головные боли, которые его мучили последнее время, казалось, прошли. По крайней мере, в эти ранние субботние минуты они не беспокоили его.