Текст книги "Миссия в Ташкент"

3 мая 1919 года было выпущено воззвание к мусульманам Ферганы, которые поддерживали Иргаша и Мадамин Бека, боровшихся против большевиков, следующего содержания «В данный момент представители Индийского, Турецкого, Персидского и Афганского пролетариата просят вас помочь в борьбе против английских империалистов, и будет стыдно, если вы откажитесь. Если вы будете продолжать борьбу среди своих, вы не сможете помочь пролетариату Востока. Сейчас решающий момент для Востока и Запада свергнуть капиталистическое и империалистическое ярмо». На пленуме комитета коммунистической партии 17 сентября 1919 года в Ташкенте Кобозев, президент сказал, что удары на Востоке отрежут капиталистов от источников сырья и определят исход борьбы между капитализмом и трудом. Пленумом, который был чрезвычайно влиятельным и мог сменить правительство, была принята следующая резолюция

(1) Сила Лиги Наций увеличилась в результате «Черного» Парижского интернационала (Мирная конференция) и «Желтого» Второго Бернского интернационала (?).

(2) Невозможно добиться победы только с помощью республик ныне существующих на территории бывшей Российской империи. Мы должны организовать по всему миру железный легион пролетариата, организовать массы, организовать удары, и революционную армию по всему Востоку, где у них до сих пор не было времени довести до конца революции против империализма. Мы должны организовать пролетариат всех государств, в которых он еще не поднялся против империалистов, в одну единую коммунистическую партию.

(3) Национальное и социальное пробуждение мусульман Востока является фундаментальным вопросом, который все решит, и этому пробуждению будет способствовать легион (мирового) пролетариата. Поэтому в Ташкенте мы должны уничтожить русский национализм, поскольку он мешает организации Востока и угнетает мусульман.

(4) Все коммунисты, не поддерживающие восточную политику Третьего интернационала, должны быть исключены из партии.

(5) Мусульманские коммунисты Востока должны делать все, что в их силах, чтобы привести свои страны к большевистской форме правления и удержать его таким. Абсолютно необходимо поднять и организовать всему пролетариату Востока поддержку масс и поднять экономическую и национальную силу Востока. У нас должны быть не только слова, которые разрушат экономическую мощь, поддерживаемую лишь меньшинством. Основы марксизма говорят, что сущность государственного устройства лежит в экономической мощи. Лучшая политика теснейшим образом связана с экономикой.

(6) Мусульмане Туркестана обязаны поддержать Афганистан против Англии всеми своими силами, не обращая внимания на свои внутренние проблемы, свои государственные устройства или эмира. В настоящее время достаточно ждать, пока пролетариат и крестьяне Афганистана сами придут к пониманию необходимости Советского правления. Но мы можем использовать афганский парламент и конституцию как средство для защиты всемирного большевизма и коммунизма.

(7) Те же руководящие принципы должны быть положены в основу наших отношений с Хивой и Бухарой. Мы будем поддерживать революционное движение партий «Младохивинцев» и «Младобухарцев» и организовывать там наших революционных единомышленников, но мы не стремимся к насильственной революции. Мы должны ждать момента, когда революция сама естественно возникнет среди населения Хивы и Бухары; но мы не должны позволить им стать поддержкой английских милитаристских устремлений, и таким образом стать угрозой существования нашей Советской Республики.

(8) Абсолютно необходимо приложить все усилия, чтобы немедленно организовать теснейший союз с Южным Китаем и Северной Индией, в которых в течение уже долгого времени разгорается огонь социальной революции.

(9) Персидский вопрос не стоит в программе этого четвертого коммунистического пленума.

19. Газетные статьи также продолжали отстаивать союз мусульман против Англии. «Туркестан, Бухара, Персия, Афганистан и Индия должны объединиться». Народ Индии, Китая, Персии и Афганистана ждут помощи от Туркестана. Муллы в селениях и городах призывали народ подняться против Англии. В июле пришли новости о захвате Ашхабада и уходе британских солдат. Это было следствие Афганской войны и волнений в Индии, и это придало большое воодушевление большевикам. Нам было сказано, что мы давали пустые обещания и предали наших друзей и союзников. Мусульманская секция Российской коммунистической партии выпустила воззвание, в котором утверждалось, что баи и представители властей, всегда угнетавшие народ, призывают в помощь Англию, всегдашнего врага рабочего класса, и особенно мусульман. «Англичане, несмотря на свои обещания, возвращаются в Индию. В присутствии англичан могут жить только богачи, бедняки будут избиваться и с ними будут обращаться как с животными. Англия сосет кровь 300 миллионов индийцев и отвергает наличие у них общечеловеческих прав. Она поработила Египет, оккупировала священные мусульманские города Мекку, Медину и Константинополь и расчленила Турцию. Турки возобновили войну с Англией, а Афганистан занял Пешавар, и скоро Индия будет свободна от мерзких лап английского капитала».

20. 10 октября было опубликовано воззвание из Москвы к рабочим Бухары и Хивы, в котором утверждалось, что Персия, которая на самом деле была нейтральной во время войны, в настоящее время является английской колонией. Бухара и Хива должны выбирать между подобной судьбой или союзом с рабочими и крестьянами России.

21. Будучи в Кагане в октябре 1919 года, я разговаривал с Махендрой Пратапом, который думал, что я австрийский офицер. Он сказал, что единственной целью его жизни является союз индуистов и мусульман Индии против Британии. Я спросил его, как так могло получиться, что в течение 4 лет войны 300 миллионов угнетенных и недовольных людей Индии не подняли восстания и не помогли нам (то есть Австрии и Германии), когда мы заставили Британию послать всех солдат, которых они могли найти, в Европу; и наоборот, они смогли послать огромное количество первоклассных солдат на все театры военных действий. Он ответил, что победа центральных государств и Турции означала бы мусульманское иго в Индии, а это для 220 миллионов индусов было хуже нынешнего британского правления. Насрулла Хан был его другом, и когда Китай вступил в войну, он предупредил его, когда он как раз собирался пересечь границу Китая. Генерал Куропаткин, генерал-губернатор Туркестана, не дал ему разрешения проехать по территории России, поэтому он смог добраться в Германию из Афганистана только после революции. Он поспешил из Германии, когда услышал о начале Афганской войны, пересек российскую границу на самолете, предоставленным ему немецким правительством уже после подписания мира, но прибыл слишком поздно. Эмир Бухары отказался встретиться с ним. Он отбыл в Кабул вместе с Суритцом в конце октября.

22. Одно из первоочередных дел, выполненных прибывшими из Москвы в апреле 1919 года официальными лицами, была организация «Специального отдела». Это была организация шпионов; сотни из них были служащими, многие были школьниками. Эта организация развесила на улицах объявления с просьбой всем рабочим сообщать обо всех безобразиях, совершенных буржуями, спекулянтами, саботажниками и хулиганами. «Одно слово, один маленький факт часто являются ключом к раскрытию заговора. При желании ваше обращение останется в тайне». В таких условиях жизнь в Ташкенте была не из приятных; каждый опасался своего соседа. В конце июня, когда положение большевиков на полях сражений было плохим, было произведено много арестов среди оставшейся буржуазии, и газеты делали все, чтобы возбудить чувства людей против них. Утверждалось, что 70 000 рабочих было расстреляно в Финляндии и 4 500 в Риге; что бандиты Колчака расстреляли всех заключенных и десятки тысяч рабочих и крестьян. «Меч Красного террора, вложенный в ножны после Осиповских событий (то есть восстания в Ташкенте в январе 1919 года), теперь снова обнажен туркестанским пролетариатом».

23. Другим подразделением секретной службы было Отделение Военного контроля, имевшее дело с иностранными шпионами, и само посылавшее шпионов в соседние страны, но оно не занималось охотой за русскими контрреволюционерами в Туркестане. Эти два отделения были объединены под началом Буднова в ноябре 1919 года, и были отданы под управление Генерального штаба Туркестанского фронта как военная организация.

24. С февраля 1919 года, когда я вернулся в Ташкент, и до весны было почти невозможно уехать из города из-за поисков людей, принимавших участие в январском восстании. За всеми дорогами пристально следили, и было схвачено множество людей. Все это время я надеялся получить новости из Кашгара или Мешхеда, но ничего не получил. В августе я услышал, что в марте мне было послано сообщение из Мешхеда, но оно так никогда и не попало ко мне. Я думал, что британские силы из Транскаспия будут продвигаться, и в этом случае будет более полезно и безопасно для меня оставаться в Ташкенте до их прибытия. Я также надеялся отправить сообщения, что было бы полезно, вплоть до моего прибытия в Мешхед, где я узнал, что сообщения, посланные мною, были бесполезны, так как у генерала Маллесона были лучшие и более быстрые способы получения информации. Будь у меня информация об этом, я мог бы, взвесив все риски, предпринять все усилия, чтобы выбраться оттуда весной, но я оставался абсолютно без какой-либо информации с ноября 1918 года вплоть до четырехдневного марша от персидской границы в январе 1920 года.

25. Я думал, что отступление наших солдат из Транскаспия было вызвано Афганской войной. Я ожидал нового наступления, когда война закончилась, но поскольку я скрывался, было очень сложно послать сообщение, и я ничего не получал, то решил покинуть Ташкент как можно быстрее. Путь на Кашгар был невозможен без разрешения большевиков, и М. Капдевиль, французский офицер, попытавшийся воспользоваться этим путем в июне с фальшивым разрешением, был пойман. Путешествие в Мешхед через пустыню в летние месяцы было невозможно из-за жары и недостатка воды. Единственным способом покинуть страну было получение какой-нибудь работы у большевиков. Это мне было сделать чрезвычайно трудно, ведь любая тщательная беседа сразу откроет, что я не являюсь румынским военнопленным, как это указано в моих документах. А так как я несколько раз едва спасся от того, чтобы не быть схваченным, то мне пришлось несколько раз менять имя и получать новые документы. И только в августе мне удалось это сделать, когда я установил контакт с австро-сербским военнопленным лейтенантом Мандичем, который помог мне еще в октябре 1918 года и предупредил меня о моем намечавшемся аресте в это время. Благодаря ему мне удалось получить место шпиона в отделе Военного контроля. По легенде я стал албанцем, который присоединился к подразделению, сформированному из австро-сербских военнопленных в Одессе в 1915 году. Мы выбрали эту национальность потому, что никто в Туркестане не знал албанского языка. В это время существовал план посылки отряда солдат на границу с Кашгаром в Памирский гарнизон, и я ожидал приказа присоединиться к ним. От этих планов пришлось отказаться, так как дорога туда удерживалась разбойниками и врагами большевиков, и я получил приказ отправиться в Каган (Новую Бухару), чтобы там, в Бухаре, получить информацию о находящихся там предположительно английских офицерах. Лейтенант Мандич в то же самое время получил назначение на пост главы отдела Военного контроля в Кагане. С его помощью я надеялся получить назначение в какие-нибудь места на Персидской границе, откуда я мог бы убежать, в случае неудачи я надеялся добраться из Бухары до Персии через пустыню. Все было тщательно спланировано, и никто в Бухаре не должен был знать, кем я являюсь на самом деле, за исключением одного хорошо известного контрреволюционера, к которому я вез секретное письмо из Ташкента. Я прибыл в город Бухару 19 октября, но мой план полностью потерпел неудачу, так как этот человек от страха потерял голову, когда я представился ему, потому что я был большевистским шпионом, и заставил меня рассказать мою историю в присутствии шестерых других людей. Теперь нечего было надеяться на сохранение секретности, и так как лейтенант Мандич мог бы быть тут же расстрелян, если бы об этом стало известно в Кагане, откуда он был послан в Бухару, то он сам присоединился ко мне на следующий день. Я послал сообщение в Мешхед 22 октября и с нетерпением ожидал ответа на это и предыдущие свои письма, но ничего так и не получил. Где-то в начале декабря власти Бухары спросили двух моих друзей, могут ли они читать по-английски. Они ответили, что не могут, но что британский офицер, укрывающийся в городе, может. Как я узнал впоследствии, генерал Маллесон послал ко мне людей в середине ноября, и я уверен, что эти сообщения прибыли и никогда так и не были доставлены мне, и что эмир хотел прочитать их первым. У меня не было возможности посылать сообщения из Ташкента, но в Бухаре я был на постоянной связи с Ташкентом и мог всегда послать курьеров в Мешхед через пустыню и иногда мог использовать для передачи сообщений железную дорогу на Ашхабад. Я был вполне готов оставаться в Бухаре, и я уверен, что мог бы достаточно регулярно получать новости из Ташкента и пересылать их в Мешхед. Единственное, требовалась некоторая помощь со стороны властей Бухары, особенно, что касалось безопасности и неприметности квартиры, в которой я жил. Если бы только большевики услышали про то, что я нахожусь в Бухаре, они бы нашли способ давления на эмира с целью выдать меня, поставив его в очень неудобное положение. К сожалению, я был лишен какой-либо помощи со стороны властей Бухары, хотя меня очень любезно принимал мой хозяин – Хайдер Ходжа Мирбадалев, человек, прослуживший около сорока лет в русской резиденции в Кагане (Новая Бухара). Впоследствии выяснилось, что большевики в Кагане так никогда и не узнали, что я был в Бухаре, и когда я был в Персии, я встретил австрийского военнопленного, сбежавшего из Туркестана в декабре, который сказал мне, что было известно, что лейтенант Мандич сбежал из Ташкента, но никто не догадывался, что я был его компаньоном. В Бухаре я жил в женской больнице, опасном и публичном месте, доступном любому, и для большевиков не составляло большого труда послать туда людей, чтобы узнать, кто был я, если бы появились хоть какие-то подозрения. Если бы я остался, то надо было убедить эмира лучше меня охранять. Так как я не получил ответа на свое письмо, посланное в Мешхед 22 октября, в котором я послал свои предложения остаться в Бухаре, я решил не задерживаться более и уехать. Я нашел в Бухаре двух сержантов из числа проводников, направлявшихся со мной в Кашгар, которые сейчас были посланы из Мешхеда с винтовками для эмира. Эти люди оказались чрезвычайно полезными для меня и могли узнать меня и подтвердить, что я на самом деле являюсь британским офицером, в чем бухарские власти, несмотря на предупреждение генерала Маллесона, что он ждет меня, сомневались. Я решил забрать этих людей с собой и приказал им попросить Казначея (Министра финансов), который постоянно общался с ними, обеспечить их лошадьми для путешествия. К моему удивлению и негодованию он послал их к Куш Беги, который отказался дать им лошадей. Это поставило меня в трудное положение, так как я не имел достаточно денег, чтобы купить лошадей на всю нашу группу, и раздумывал, как мне поступить, при этом мне не хотелось принимать подачки от бухарских властей. Мне удалось занять нужную сумму у одного русского, чтобы купить нужных мне лошадей. Фактом является то, что власти Бухары отказались помогать этим двум людям, рисковавшими своими жизнями при выполнении для них службы, о которой обычно люди не забывают. Я также просил их дать в долг мне для путешествия винтовки, подчеркивая, что я не мог сам легально их купить в Бухаре. Мне кое-как дали только три. Наконец я подготовился к отъезду вместе с четырьмя русскими офицерами и еще некоторыми людьми вдобавок к лейтенанту Мандичу и его жене, двум индийским сержантам и моему индийскому слуге, который приехал из Ташкента вскоре после меня. Я согласился взять этих русских офицеров, так как подумал, что они будут полезны в случае столкновения с большевистскими солдатами, но последующие события показали, что я ошибся в своей оценке их личностей. Как раз, когда мы отправлялись, еще несколько русских – представители антибольшевистских сил в Транскаспии, попросились ехать с нами, так как об их присутствии в Бухаре стало известно большевикам, которые стали поднимать об этом вопрос перед эмиром. Это делало нашу группу значительно больше, чем я рассчитывал, и так как эти люди не были офицерами, и у них было несколько слуг, в последующем они могли стать обузой в случае трудностей. Однако я не знал, как я могу отказаться разрешить им ехать вместе с нами.

26. Мы покинули Бухару после заката вечером 18 декабря 1919 года и, переехав основную железнодорожную линию, сделали остановку в селении Куман на краю степи. Затем мы ехали два дня по степи и пустыне до Бурдалыка на Оксусе (Амударье). В первый день мы проехали тридцать миль, прежде чем добрались до первого источника воды. Темнота застала нас в пути до того, как мы достигли воды, мы потеряли тропу, и были вынуждены остановиться на ночлег без воды прямо в пустыне в том месте, где находились, но прошедший сильный ливень, промочивший до нитки людей и животных, спас нас от жажды. В Бурдалыке, еще на бухарской территории, мы оставались в достаточной безопасности. Здесь мы задержались на два дня, готовясь к более чем 220-мильному путешествию по пустыне до реки Мургаб и железнодорожной линии на Кушку. Переправа находилась в десяти милях к югу от Бурдалыка, и река имела здесь ширину около 200 ярдов. На реке имелась всего одна лодка, и нам пришлось сделать три ходки, что заняло у нас 4 часа. Пустыня, по которой мы путешествовали от Оксуса (Амударьи) до Мургаба, представляла собой невысокие валообразные песчаные холмы, покрытые кустарником. Вид напоминал штормовой день на море с волнами высотой от 20 до 30 футов, в то время как дальний горизонт кажется почти плоским. Мы путешествовали от колодца к колодцу, но часто не останавливались на ночлег у колодцев, так как это затрудняло нам совершение больших переходов, мы решили, что лучше устраивать водопой, когда мы проезжали колодец, а затем продолжали движение до наступления темноты. У каждого мужчины к седлу была привязана небольшая кожаная фляга. Лошадей мы поили у колодца, а затем они двигались до следующего колодца. Лошади в этом краю были замечательные, в дороге они могли обходиться без воды. В жаркую погоду они могли идти 48 часов без воды, а в прохладную погоду даже больше. В колодцах глубиной до ста метров была постоянно соленая вода, но однажды в очень глубоком колодце оказалась прекрасная свежая вода. На четвертый день нашего путешествия от Оксуса (Амударьи) наши проводники, к сожалению, потерялись. Я подсчитал, что мы должны были быть на расстоянии 60 миль по прямой от реки Мургаб, единственной нашей надежды найти воду, если мы не сможем найти колодцы. Так как у нас последний водопой был в полдень за день до этого, было сомнительно, что животные смогут дойти до воды, но даже если бы нам удалось это сделать, группа, страдающая от жажды, вынуждена будет спешить к воде без соблюдения необходимых предосторожностей и может легко нарваться на большевистских солдат, охраняющих реку и железнодорожную ветку. Положение выглядело очень неприятным, пока мы не вышли на едва заметную тропу в пустыне, и один из наших проводников сказал, что он мог бы вывести нас к колодцу, но что дороги дальше оттуда он не знает. К вечеру мы добрались до колодца, около которого, к нашему огромному счастью, были люди с большими стадами овец. Я говорю к счастью, так как колодец был глубиной более 750 футов, и не встреть мы здесь пастухов, у нас не было бы никаких способов добраться до воды. Воду вытаскивали два верблюда, которые десять минут вытягивали один кожаный мешок с водой. Мы остановились на расстоянии около пяти миль от реки Мургаб днем 3 января 1920 года и в темноте пошли к реке, которая была шириной около 20 ярдов. Здесь мы переправились через реку по висячему мосту с помощью туркменского крестьянина, отблагодаренного за эту помощь крупной суммой денег. Мы приобрели здесь еду для людей и животных из расчета необходимости добраться с ней до первой персидской деревни. К сожалению, во время получения продуктов в темноте случилась некоторая неразбериха, у нас не было времени проверить количество полученной еды, так как все время была опасность, что большевистская охрана железной дороги услышит нас, если мы задержимся на территории, контролируемой ими. После пересечения реки мы продолжили свой путь и пересекли железную дорогу Мерв (Мары) – Кушка, затем двигались до 2 часов ночи и остановились на стоянку в пустыне. Здесь мы обнаружили, к своему ужасу, что у нас недостаточно еды – 16 чупатти (лепешек) на оставшиеся четыре дня на 25 человек. Невозможно было вернуться назад за дополнительными продуктами, поэтому мы поделили то, что было, и после того, как они закончились, мы были вынуждены питаться зерном, которое мы везли в качестве корма для лошадей; его мы либо поджаривали, либо варили. В пустыне было множество банд скитающихся туркменских разбойников, и однажды мы чуть не были обстреляны людьми, которые приняли нас за одну из таких банд. Однажды вечером мы подъехали к одной стоянке и попытались попросить еды. Они пообещали нам прислать еду, если мы отъедем и дождемся, пока они ее пришлют. Мы так и сделали, после чего они стали нам кричать, что если мы сразу не уберемся, то они откроют по нам огонь, поэтому мы пообещали оставить их в покое и остались с нашим рационом из жаренного и вареного зерна. В конце концов, мы добрались до большого лагеря туркмен, которые продали нам барана и муки, и мы все сели готовить и хорошо поели. Однако они не могли дать нам продуктов с собой, так как у самих еды было недостаточно, но они сказали, что у колодца, к которому мы приедем вечером, мы сможем купить все, что нам нужно. Некоторые люди у этого колодца видели нас, подъезжающими к туркменскому лагерю, и думали, что мы банда грабителей, отъехавшая от колодца, и спряталась на некотором расстоянии в пустыне, поэтому мы были вынуждены опять вернуться к нашей зерновой диете.

27. Ночью 6 января мы потеряли все следы и продолжали движение на запад по звездам до 3 часов ночи, когда по нашим подсчетам мы решили, что мы должны находится около реки С араке и персидской границы. На следующее утро мы, подъезжая к границе, к нашему несчастью, столкнулись с оплачиваемой большевиками охраной из балучей, которые открыли огонь по нашему отряду. Мы благополучно пересекли реку, и ответным огнем ранили двух врагов. Леди, находившаяся в нашем отряде, свалилась с лошади в самый критический момент и осталась без лошади на русской стороне реки. За одним исключением русские спаслись бегством на безопасном берегу, даже не попытавшись открыть ответный огонь, не считая нескольких беспорядочных выстрелов, сделанных с седла. В конце концов, леди была переправлена на другой берег. Два сержанта из индийских проводников показали хороший пример русским офицерам. Все нерусские члены нашей группы были очень хорошо встречены в Персии, но, как я обнаружил, как со стороны офицеров, так и со стороны простых крестьян было очень искренне плохое отношение к русским за их деспотичное поведение во время оккупации Северной Персии, а особенно за их обстрел священной мечети имама Резы в Мешхеде. Из Наурозабада, около которого мы пересекли персидскую границу, мы отправились в С араке, где я был гостем губернатора. Оттуда за четыре дня мы добрались до Мешхеда, и на этом все наши трудности закончились.

Замечания по внешним сношениям Туркестанской республики

Афганистан

1. Об убийстве эмира Хабибуллы Хана в газетах было сообщено 23 марта. Утверждалось, что это было сделано его англофильским сыном Инатуллой Ханом, и что между ним и Насруллой шла борьба. Больше про Афганистан ничего не было слышно до 15 мая, когда была опубликована пришедшая из Беловостока телеграмма, в которой сообщалось о начале войны между Великобританией и Афганистаном.

Новости о войне публиковались с нечастыми интервалами, а затем только об успехах афганцев. 31 мая было сообщено о британской оккупации Дакки и о продвижении афганцев на 30 миль вглубь пустыни Пешавара, где британцы потерпели поражение с потерей трех самолетов. 11 июня были опубликованы Афганские официальные коммюнике от 16 и 17 мая. В первом утверждалось, что «Мистер Хаджи Сахиб Турангзайский» занял английский город Шабкадар и захватил три поста охраны. Во втором сообщалось, что в великой битве «Афганцы полностью разгромили английскую армию». 17 июня афганское коммюнике сообщило, что Пешавар окружен мусульманской армией и близок к падению, и что отношения с Индией дружественные. 26 июня сообщалось, что Афганистан оккупировал Тхал. 9 июля было опубликовано британское коммюнике, в котором не сообщалось о серьезных боях, а только о воздушных налетах на Джалалабад и Кабул, и в тот же день было напечатано сообщение о поездке Казакова, Верховного комиссара, в котором описывалась его встреча в Кушке с представителем афганских приграничных властей Мохаммад Яром, который информировал его «о взятии Пешавара и двух других городов» 24 мая и о том, что на территории Афганистана нет британских войск. Афганский эмир выступил с обращением, в котором призывал народ оказывать сопротивление английским разбойникам, сказав, что англичане убили много мирных жителей бомбами с самолетов. «Не убивайте индусов или русских – они наши братья» «Индия подымается на помощь нам» «Все люди Востока сплачиваются вокруг Афганистана против Англии». 25 июля в афганском коммюнике без указания даты сообщалось о «захвате всей провинции Вазиристан и города Тонк» и о поражении главной английской армии около Чамана. Афганцам оказали помощь 70 000 нерегулярное войско, и Балуджистан попросился в союз с Афганистаном. «Один полк индийской армии вслед за другим дезертировал и перешел на сторону афганцев и вместе с ними выступил против англичан». 29 июля сообщалось о другом дезертирстве, включающем 400 человек под Кандагаром. Утверждалось, что Афганистан захватил британскую территорию, равную одной пятой территории Афганистана. 30 июля Бравин, который был направлен в Афганистан в качестве большевистского посла, сообщал об афганских успехах в Чамане, который был окружен, и также о захвате 14 железнодорожных станций. 4 августа утверждалось, что британцы арестовали афганского консула в Мешхеде, и в качестве ответной меры афганцы арестовали Таре а Якуб Хана – британского консула в Герате. 31 августа сообщалось, что дезертировали 1500 сипаев, «горя желанием сражаться против англичан». Все вышеизложенное это все новости, появившиеся в ташкентских газетах. Поэтому некоторое удивление вызвало телеграфное сообщение, сообщавшее об освобождении Афганистаном британских солдат. Эта телеграмма никогда не публиковалась, но некоторые ссылки на нее делались в прессе 6 сентября. Центральное правительство телеграфировало Туркестанскому правительству, прося их подтвердить эти новости. Туркестанское правительство спросило афганского генерального консула в Ташкенте, который дал следующий ответ; «Между Англией и Афганистаном установлено перемирие. Предмет этого перемирия, согласно информации правительства Кабула, это выигрыш времени для сбора урожая и пополнение и перегруппировка нашей армии и укрепление наших усилий по удержанию вражеской территории, оккупированной нами. Английское правительство предлагает выплатить 5 миллионов рупий в год, и в ответ на это кабульское правительство предлагает заключить мир, если англичане предоставят полную свободу Индии, Балуджистану, Персии и Афганистану и вернут Афганистану территории, отторгнутые у него в предыдущие войны. Министр иностранных дел был послан (в Индию) с приказом добиваться этих целей и получил дальнейшие указания от эмира придерживаться на переговорах только этой линии и не соглашаться ни на какие уступки; если англичане не согласятся на сформулированные условия, то министр должен немедленно вернуться. Генеральный консул также получил воззвание эмира к афганскому народу, в котором он в целом подтверждает вышеизложенное объяснение, оно вскоре будет переведено и опубликовано. Генеральный консул также заявил от имени своего правительства, что даже если англичане согласятся на предложенные условия, и будет заключен мир (который не очень желателен), афганское правительство твердо уверено, что мир не продлится долго, потому что англичане при первом удобном случае попытаются вернуть потерянное. Это не значит, что мы намериваемся разрушить дружеские отношения с Советским правительством, а наоборот, усилия будут направлены на укрепление и развитие этих отношений, так как это единственный возможный способ нашего охранения в будущем от хищных аппетитов Англии».

2. 21 мая было опубликовано письмо эмира Амануллы, адресованное Ленину, от 7 апреля 1919 года, в котором говорилось, что он взошел на престол 21 февраля и приветствует его от имени свободной и независимой афганской нации. 14 июня был опубликован ответ Ленина от 27 мая, в котором он приветствовал независимый афганский народ, героически отстаивающий свою свободу от иностранных угнетателей, и просил афганцев принять представителя России и прислать своего представителя в Москву. Бравин, прибывший из Москвы в марте, поехал встречать афганскую миссию и вернулся с нею в Ташкент 4 июня. Миссия задержалась на несколько дней в Бухаре, где они оставили афганского консула Абдулл Шукура. Интервью с главой миссии в Ташкенте, генералом Мохаммед Вали Ханом появилось в прессе 6 июня. Он утверждал, что индийское правительство приняло «Закон Роулетта», запрещающий мусульманам и индуистам посещать свои мечети и храмы для молитв. Индийская пресса призвала Афганистан на помощь против этих бесчеловечного закона. Из-за беспорядков в Индии Афганистан усилил свои пограничные посты, и в это время разведывательный отряд численностью в 100 человек без предупреждения был подвергнут бомбардировке восьмью британскими самолетами, пять из которых, как он полагал, были сбиты. Афганистан, всегда желавший мира, тогда был вынужден объявить войну. Генерал объяснил, что целью его путешествия было посещение мирной конференции и получение от ее участников признания независимости Афганистана. Он сказал, что покинул Кабул до начала враждебных действий. Он пытался доказать, что Афганистан не несет ответственности за войну, но без особого успеха. Он не упоминал о правах наследования Инатуллой. Полный перевод его интервью будет дан ниже. После небольшой остановки в Ташкенте миссия попыталась продолжить свое путешествие, но вернулась, так как дорога через Каспийское море была закрыта. Миссия попросила туркестанское правительство поставить Афганистану вооружение, особенно артиллерию отказ от этих поставок привел к взаимным обвинениям между Казаковым и Кобозевым, двумя большевистскими лидерами, первый из упомянутых, ответственный за отказ, сказал, что он не может доверять вооруженным афганцам. На самом деле у республики просто не было лишнего вооружения. Миссия учредила Генеральное консульство в Ташкенте, которое сразу же стало центром буйной жизни и бесстыдного поведения, а также и англофобской пропаганды. Генеральный консул сам лично объявил, что собирается произнести речь 28 июля в мечети, в которой заявил, что «кто-либо, симпатизирующий Англии, является врагом ислама», и 14 ноября 1919 года он появился с той же платформой как индийский революционер, желая блестящего успеха «Обществу за освобождение Востока». Я лично ознакомился с пропагандой, ведущейся этим консульством, когда однажды в сентябре посетил Афганское консульство в Ташкенте и имел беседу на жаргонном английском через переводчика с индийским революционером, которого переводчик представил мне как «главного муллу Индии». Сам он представлялся как Мухаммад Миан, а также, я считаю, как Моулви Хамал. Он думал, что я австрийский военнопленный офицер. 13 июня 1919 года Бравин отправился из Ташкента в Кабул, где он был назначен большевистским послом. Его группа была обстреляна около Керки, когда они плыли вверх по Оксусу (Аму Дарье) на барже, и была вынуждена вернуться назад. Затем они отправились через Мерв (Мары) и Кушку. Их хорошо встретили в Герате, но не позволили свободно передвигаться. Они прибыли в Кабул 21 августа, и Бравин сообщил в Комиссариат по иностранным делам, что встречали его «с помпой, но без сердечности» и что аудиенция с эмиром 26-го прошла «без интереса». Его и его компаньонов заставили дать честное слово не вести пропаганду в Афганистане. Он утверждал, что эмир колебался между Великобританией и Россией, но его постепенно убедили встать на сторону Великобритании, поскольку он не имел опыта, и Али Ахмад – англофильский министр внутренних дел, имел большое влияние. Он сообщал, что британцы пытались послать солдат в Кушку через Афганистан. 7 октября Бравин сообщил, что получил ноту афганского правительства с требованием вернуть Афганистану Пендждех, и он рекомендовал принять это требование. В сентябре Туркестанское правительство сообщило в Москву, что Бравин фактически был под арестом. В конце октября Суритц, бывший большевистским представителем в Копенгагене до своего возвращения в январе 1919 года, был послан в Афганистан в качестве посла. Интервью с ним было опубликовано в ташкентских Известиях 18 ноября, в котором говорилось, что стремлением социалистов был союз с Востоком и свобода его от европейского доминирования. Не имело значения, под каким лозунгом будет проходить это объединение, это вполне может быть панисламизм, но Советская Россия была их естественным союзником против капитала. «Восточные страны знают, что им не надо бояться большевизма. В течение многих лет ни один русский не мог попасть в Афганистан, сейчас они туда приглашены, таким образом, все, за что старая имперская Россия боролась с помощью своих шпионов и политических интриг 200 лет, было достигнуто большевиками мирным путем всего за несколько месяцев». Афганцы озабочены получением помощи русских инженеров на различных работах в Кабуле, включая производство боеприпасов.