Текст книги "Право на жизнь"

– Ну и что?

– Что за дата, зачем? И почему именно четыре?

– Номер дома? – предположил Данил.

– Нет, не номер. На предыдущих двух такая же цифра стояла, только день различался. А до этого две пятерки попались и год другой – двадцать девятый.

– Тогда, может быть, количество умерших в доме? И дата смерти…

– Что же – сразу в один день умерли, все десять человек?

– Да кто их тут разберет? Может, у них эпидемия была! Тебе-то какая разница?

– Просто странно, зачем необитаемые дома нумеровать и дату ставить… Ого, глянь, вон на том вообще десятка стоит, – Сашка указал дом, стоящий самым последним, практически на околице. – Смотри-ка – и над дверью написано что-то…

Дошли до околицы, остановились, оглядывая дом с цифрой «10» на воротах. Над железной дверью в кирпичном заборе, изогнувшись дугой, были жирно намалеваны слова: «Таков Жребий». Громадный домина, двухэтажный, и даже состояние еще неплохое, будто хозяева совсем недавно его покинули. Все окна – и на первом, и на втором, и в мансарде – так же заколочены крест-накрест толстыми досками. Эти кресты нагоняли тоску – жили люди, а теперь их нет, просто ушли или умерли – кто знает? А теперь вот и дом постепенно умирает…

Постояли около дома, поглядели…

– Вот теперь мне деревенька тоже не нравится… – пробормотал Сашка.

– Ладно. Что-то мы далековато ушли, окраина уже… Вернемся? – спросил Данил.

Сашка задумчиво жевал нижнюю губу:

– Знаешь, Дан, ты иди, а я чуток попозже подойду Поброжу тут, огляжусь…

– Похоже, подозрительность – это заразно, – усмехнулся Добрынин. – Ладно, как знаешь. Связь есть, если что. Не пропадай, будь на канале.

Разошлись.

Пока Данил шел назад, – стемнело, в окошках некоторых домишек замерцал призрачный свет лучин. Место стоянки каравана было видно издалека – по периметру вокруг горело несколько костров. Рядом с каждым, согласно его приказу, был свален запас и мелкого хвороста и бревнышек посерьезнее. Проверив посты и убедившись, что бойцы уже давно на местах, Данил захватил из кунга фонарь-жужжалку и отправился осваивать чердак.

Гулянка в клубе шла нешуточная. Весь первый этаж – большой актовый зал со сценой – очистили от стоявших здесь ранее кресел, сдвинув их к стенам, и посредине теперь стоял длиннющий, от стены до стены, накрытый разномастными скатертями помост, на сооружение которого, похоже, ушли все столы из соседних домишек. Над помостом висело несколько ламп, запитанных от аккумуляторов грузовиков. Бойцы ужинали – мисок, блюд, тарелок, плошек, чугунков и крынок стояло здесь видимо-невидимо. Кроме того, среди всего этого великолепия Данил разглядел несколько здоровенных бутылей с мутной жидкостью – самогон. Усмехнулся сам себе – селяне явно были очень рады пришедшему в деревушку каравану и спешили продемонстрировать радушие и гостеприимство. За столами вперемешку сидели бойцы бригады и деревенские жители и, похоже, на грудь была принята уже не одна стопка и даже не две – шум стоял оглушительный. Во главе стола восседал, размахивая нехилым шматом мяса, майор. Морда красная, масляная. Еще б не замаслится, когда вокруг две хорошенькие селяночки вертятся, жидкости мутной в стаканчик подливают…

Заметив Данила, Хасан махнул рукой.

– Как дела, Добрыня? – раздался в наушнике его слегка заплетающийся голос. – Караулы стоят?

– Стоят, все в норме.

– Ну, нормально… Если чё – я… ик… на связи… Присоединиться не приглашаю, вам позже пожрать принесут. У местных хозяек мясо – объеденье. Сладковатое такое – они его в каком-то своем фирменном соусе готовят. Пальчики… ик… оближешь…

На чердак пришлось лезть по пожарной лестнице – люк со второго этажа был закрыт на здоровенный висячий замок, и сторож клуба, сколько ни копался, так и не смог найти ключ, хотя замок выглядел как новенький.

– Что ж ты – замок новый, а ключ потерял, – укорил его Данил.

– К утру найдем, ништо, не потерялся, – шаря по карманам, ответил сторож. – Утрясь можно будет здесь спускаться, а щас извиняй – по пожарной лестнице лезь. Ниче, крепкая она, выдюжит…

Что ж, по пожарной – так по пожарной. Лестница поскрипывала, но скобы, слава Богу, выдержали немалый вес, и Добрынин без происшествий забрался на крышу. Пролез через слуховое окно на чердак, пожужжал фонариком, обвел вокруг ярким голубым лучом – пусто. Лишь в дальнем углу виднелось скопище какого-то хлама, в остальном же чердак, если не считать застарелого голубиного помета, сиял первозданной пустотой. Данил, расположившись у окна, снял со спины «винторез», приложился, оглядывая в прицел караван. Как он и предполагал, видимость ниже среднего, но уж лучше такая, чем совсем никакой. Освещенное пространство вокруг костров еще более-менее просматривается, а вот шагов на пять в сторону – уже серая мгла. Так он до сих пор ночным прицелом для своей винтовки и не обзавелся, а давно бы пора. ВСС у него лет шесть уже, а НСПУМ все никак не соберется прикупить, хотя в проходящих караванах эта вещица попадается порой…

Мысли его вдруг оборвало пыхтение в наушнике.

– Дан, ответь, – по личному каналу на него выходил Сашка. – Ты где?

– Давай на чердак ползи, я уже тут, – отозвался Данил. – Только не через клуб, а по пожарной лестнице справа.

– А что так?

– Да сторож, собака, ключ от люка потерял.

– Ну-ну…

Спустя пару минут по крыше загрохотало – лез Санька.

– Ну, нарыл чего-нибудь? – спросил Добрынин, едва напарник с кряхтением забрался через окошко и, отряхиваясь, встал рядом с ним.

– Да чисто вроде…

– А зудеть не перестало?

– Нет, – мрачно ответил Санька, выглядывая в окно. – Не знаю… Вертится что-то совсем рядом, а ухватить не могу.

– Та же ерунда. Ладно, не акцентируй. Подсознание само разберется.

– Только бы не припоздало оно со своими выводами, – проворчал Санька. – И – гадство какое! – спокойно все вокруг, вот ведь чего! В клубе гульбан, Хасан тоже за воротник заложил, бойцы вообще скоро до кондиции дойдут – расслабились, а у меня – мандраж, как в тот раз, когда миксера впервые увидели. Че за хня…

Данил промолчал – сам испытывал это чувство с тех пор, как в деревеньку вошли. Потому и ловил Прокофича да Федю на нестыковках…

– Тут ведь вот еще что… – помолчав пару минут, промолвил Сашка. – Я на днях подметил кой-чего в разговоре…

– Конкретнее.

Напарник помолчал немного, видимо, подбирая слова, а затем произвел манипуляции, немного удивившие Данила – вынул из подсумка радиостанцию, отключил, вытащил из гнезда штекер головной гарнитуры, смотал провод. Знаками показал, что не помешало бы, если б старший товарищ последовал его примеру. Данил, полный недоумения, подчинился. Заинтересовало – что же такое хочет сказать друг, если прослушки боится. Конечно, отключение радиостанции еще не гарантирует от прослушки, но даже такая мера показалась Данилу паранойей.

Убедившись, что друг сделал то же, что и он, Санька забрал у него и радиостанцию и гарнитуру, тщательно завернув в какую-то тряпку, засунул в подсумок и отнес в дальний угол чердака.

– Теперь слушай, – вернувшись, вполголоса заговорил он. – Помнишь, несколько дней назад Урюк с Профом детьми хвалились?

– Сань…

– Да знаю я, что не любишь ты эту тему. Потерпи. Вот тебе в тот раз это и помешало косяк подметить, а у меня все в норме с детьми, поэтому я меж ушей не пропустил. Помнишь, чем второй сын Профа занимается? Кто у него начальник?

Данил задумался, припоминая.

– Так, э-э-э… Твердохлебников?

– Не Твердохлебников, а Твердохлеб, и не второй сын, а первый под ним ходит. А второй – в штабе сидит. И начальником у него команч Братства – Тарантул…

– И чего?

– Тарантул, Дань… – многозначительно повторил Сашка.

Данил несколько секунд таращился на напарника, а потом рассмеялся. Весело, от всей души.

– Намек понял… да только перегнул ты палку, дружище! На Паука намекаешь?

– Ну… Тела ведь так и не нашли.

– Паранойя, Саня, чистейшей воды. Как мог тот урод забраться без нормального защитного костюма, да по светящейся в полторы тысячи рентген местности в такую даль?!

– В какую даль? Разве мы знаем, где у этого Братства база? Может, за соседним холмом! Ведь не известно вообще ничего! Даже странно, почему с ними связались…

– Ничего странного, – пожал плечами Данил. – Жрать-то надо где-то искать. Мы ведь уже говорили об этом. Перед самым выездом – помнишь? Родионыч провел переговоры с Хасаном, все обдумал и на обсуждение выставил. А уж народ потом сам решал.

– Помню… Но все же странно… Приходит человек и говорит: идем со мной, там столько вкусного, – гнусавым голосом, подражая птице из мультфильма, пробормотал Санька. – И все послушно, как овцы за бараном-провокатором – на бойню…

– Ай-ай-ай, – усмехаясь, покачал головой Данил. – С чего бы это? Раньше, вроде, доверял Хасану, а как про Тарантула услыхал – все? Забери свои игрушки и не писай в мой горшок?..

Санька молчал, сопел только.

– Тебе Тарантул покоя не дает, вот что, – продолжал Данил. – Но я тебе так скажу – это ты уже через край хватанул. Так можно заподозрить каждого с похожей погонялой или фамилией, даже если он на противоположном конце шарика находится…

Сашка, все еще хмурясь, развел руками:

– Мое дело доложить…

– Забудь. Тот Паук давным-давно сдох и сгнил. Туда и дорога.

– Ну, тогда закрыли тему.

– Закрыли, – согласился Данил. – А теперь давай-ка так с тобой поступим… Я прилягу на часок, вздремну, а ты пока покарауль. Потом посты проверим, и тогда уж ты приляжешь. Радиостанцию-то верни…

Вздремнуть, однако, не получилось – не дали мысли. Лежа на груде хлама в дальнем углу, Данил размышлял над Сашкиными словами. Можно ли допустить такое… чудо – ну а как иначе это назвать? – что Паук вопреки всему – выжил? Честно сказать – маловероятно. Когда его выгнали, на поверхности светимость была за тысячу рентген – дед рассказывал. Даже демрон – двойной, не однослойный! – такое излучение долго не удержит. А Паук ушел в обыкновенном ОЗК, в котором при таком фоне меньше чем через час смертельную дозу схлопочешь, а через полтора-два – сгоришь заживо. Правда, ему вроде бы аптечку выдали, а в каждой аптечке упаковка «бэхи» лежит, но и протектор при таком фоне – не панацея. Ну, прошел бы он километра три за это время, ну пять. Да пусть десять – что изменилось бы? Вокруг на сотни километров такая же радиоактивная пустыня. Даже такие вот пятна, в которой стоит эта деревенька, тогда на всей территории Среднего Поволжья вряд ли были. И не спрятаться нигде, не укрыться – везде радиация достанет. Так что глупости все это, выдумки. Наверняка упал где-нибудь этот выродок под кустиком и скончался в жутких мучениях. А может – сожрал кто. Хотя нет, живности хищной тогда еще на поверхности не водилось – всего-то полгода с Начала прошло. Живность – она потом появилась.

«Живность, живность, – мозг, зацепившись за это простое, но почему-то заинтересовавшее его слово, начал вдруг мусолить его, не желая упускать из виду. – Живность, живность… Ах ты, мать твою! Живность!!!»

Он подскочил, ударившись лбом о торчащую потолочную балку – мозг наконец ответил на вопрос, что же не так было в гостеприимной деревушке.

– Саня!

Силуэт напарника, маячивший на фоне окна, вздрогнул от неожиданности.

– Фу-у-у– Напугал! Чего орешь?!

Вместо ответа Данил перещелкнул передатчик на командирский канал.

– Хасан, Добрыня на связи! Прием!

Тишина.

– Майор, мать твою! Добрыня на связи! Ответь!

Тот же результат. Сашка, уже поняв, что старший товарищ что-то сообразил, щелкал предохранителем своего калаша.

– Так, Саня, аврал, – Данил подскочив к окошку, выглянул наружу.

– Что не так? – коротко спросил друг.

– Скотины-то в деревне нет? Нет! А председатель что говорил?

Сашка, задумавшись на секунду, хлопнул себя по лбу.

– Точно! Ни «му», ни «кукареку»! И лепех коровьих нет! Вот почему тишина-то такая жуткая!

– А бойцы мясцо жуют – и много, на всю бригаду хватило, на полсотни здоровых мужиков! Сладкое мясо, в соусе…

– Едрить ту Люсю… – Сашкины глаза аж округлились от растерянности. – Человечина?

– Вот тебе и цифирки на воротах… Тут четверых сожрали, там пятерых… А в том, большом доме, вообще десятерых умяли – пир горой, наверное, стоял! И дата – когда…

– Что делать?

– Да чего – бойцов выручать и мотать отсюда, пока не сожрали! – Данил помолчал немного, прикидывая. – Порядок действий такой. Сидишь тут, смотришь усиленно за караваном, иногда на люк с этажа поглядывай – думается мне, что сторож гораздо раньше утра ключик найдет. Если кто чужой к машинам подойдет – работай по нему на поражение!

– Понял, сделаю…

– Давай, – Данил пригнулся, выбираясь из окна и одновременно переходя на внутренний канал отделения. – Бойцы, внимание! Как меня слышите?

– Счетчик на связи, – тут же отозвался китаец. – Вижу тебя. Куда ползем?

– Шрек на связи, – послышался могучий грудной бас Лехи.

– Коробочка тут. У нас нормально, – вышел на связь Кубович. – Пару минут назад хворосту подбросить выходил. Тишина вокруг.

– Всем внимание! Осмотреться! – Данил, шустро перебирая руками, уже спускался по пожарной лестнице. – Ван, прикрой! Урюк, на связи?

Ахмед молчал.

– Начинается, – Данил чертыхнулся. – Всем по местам сидеть, по сторонам в оба глаза! Ван – прикрывай, пока видишь!

«Ван, конечно, долго страховать не сможет, но хоть первые мгновения, когда по лестнице ползу. Спина открыта – эх и поганое же чувство… Так и кажется, что из окружающей тьмы десятка два стволов смотрят. Как вдарят разом… Хорошо броню не поленился натянуть!»

Спрыгнув с лестницы, Данил, пригнувшись и озираясь по сторонам, шмыгнул к задней части клуба. Идти мимо парадного – ищите дураков. Пятачок освещен, заполучить пулю проще простого.

Замерев на пару минут на углу, поджидая, когда глаза привыкнут к темноте, прислушался. Ветерок в кронах шумит, и только. В остальном – тишь да гладь. Дождавшись, когда сквозь темень проступили силуэты окружающих предметов, Данил завернул за угол. Сараюшка, в которой должен был неусыпно бдить Урюк, торчала метрах в сорока прямо по курсу. Пространство не сказать чтоб открытое – за клубом пышно разросся какой-то кустарник – не сильно заросшее. К тому же ползти по кустарнику не хотелось – нарвешься еще на о дуван или на сирень… Придется по открытому идти.

Прижавшись спиной к стене клуба и прячась в тени росшего неподалеку деревца, Данил, поводя из стороны в сторону стволом «винтореза», просидел минут пять. Все органы чувств работали на полную, подмечая и фиксируя каждое движение, каждый звук, фильтруя их на опасные и безопасные, и раскладывая в соответствующие отделы памяти. Наконец, убедившись, что на подходах к сараюшке стоит могильная тишина, он двинулся вперед… и тотчас же из окошка грохнул выстрел. Точное попадание – прямо в броник! Стрелок, видимо, побоявшись промахнуться в темноте, стреляя в голову, решил перестраховаться и пульнул прямо в центр движущейся тени. Данил упал на колено, едва не выронив винтовку, – ощущение было такое, будто в грудь, напрочь выбив воздух, с размаху саданули кувалдой – но тут же вскочил и, подстегиваемый адреналином, не обращая внимания на боль, бросился вперед – быстрее, как можно быстрее, пока стрелок не успел перезарядить ружье! Стрелять в ответ нельзя – кто знает, как там Ахмед? Вполне возможно, что его поставили перед окном, используя тело как живой щит и потому об огнестреле пока следовало забыть.

За те несколько мгновений, что он пересекал открытое пространство, тело успело перевооружиться – «винторез» оказался за спиной, взамен в правой руке возникла лопатка, а в левой – нож. Два удара сердца – и он у сарая. Толчок – правая нога уходит вперед, вынося в ударе все сто десять килограммов боевой массы плюс снаряга… Хлипкая дверь улетела внутрь, кого-то ударив по пути – в темноте матерно заголосили. Данил в боковом перекате влетел в сарай – над головой долбанул еще один выстрел – и, уловив краем глаза отделившуюся от стены тень, с силой ударил лопаткой снизу вверх в область паха. Тень коротко вякнула, заваливаясь вперед. Данил развернулся и атаковал второго противника, силуэт которого маячил у окна, – спружинил ногами, присев, пропустил над головой размашистый удар прикладом, подскочил и от души врезал недругу коленом промеж ног, в самую уязвимую и потому самую многострадальную часть мужского организма. Недруга скрючило, и Добрынин, воспользовавшись этим, добил локтем по затылку, ломая шейные позвонки. Тут же перекатом ушел вправо, вскидывая лопатку, буде придется ее метнуть… однако на этом штурм и закончился – активных перемещений внутри сарая больше не наблюдалось, да и по углам никто не прятался.

В луче света новости оказались утешительными – один из засевших в засаде аборигенов уже отдал богу душу, а второй, скорчившись на земле и прижав обе руки к промежности, как раз собирался приступить к этому ответственнейшему занятию. Рядом с ним брошенное сиротливо лежало его оружие. Подняв его и повертев в руках, Данил аж хрюкнул от удивления – итальянский помповый «Фабарм», боевой дробовик! Приклад с пистолетной рукоятью, наствольный кожух, насадка для удлинения магазина, ДТК[23]23
  ДТК – дульный тормоз-компенсатор.


[Закрыть] – полный фарш, короче. Ни хрена себе бедные селяне! Ну, Федя, ну артист… А ну-ка, что там у другого? Оружие второго лежало тут же – тоже дробовик, но чуть попроще, помповый «Бекас». Оно и правильно – для боя накоротке самое то, только вот картечью надо было заряжать, а не пулей. Тогда гарантированно завалили бы… Данил, представив, что осталось бы от его головы, окажись он в облаке картечи, выругался, и от души пнул мертвое тело грабителя. И ведь заметили, собаки, когда он у стены сидел, – а пасли, до самого последнего момента пасли, чтоб наверняка. Хотя и пулей тоже хорошо прилетело… Он поморщился, чувствуя, как печет левую сторону груди. Вдохнул осторожно, пытаясь выяснить, целы ли ребра… Резкой боли вроде бы не наблюдалось. И ведь не прощупаешь через броник, а снимать некогда! Оставалось надеяться, что обошлось ушибом.

Повесив оба дробовика на плечо – хорошие стволы всегда пригодятся – он обшарил селян на предмет патронов. Нашел немного пулевых в патронташе – и только. Пренебрежительно фыркнув – воины, блин! Шагнул в дальний темный угол – и тут же наткнулся ногой на что-то мягкое…

Ахмед лежал связанный по рукам и ногам, и под ним уже изрядно натекло – горло было располосовано от уха до уха в кошмарной кровавой улыбке. Рядом валялась «Гроза» – аборигены, вероятно, не успели разобраться в устройстве автомата. Оно и к лучшему. Вылови он с такого расстояния в грудь пулю девятого боевого калибра вместо двенадцатого охотничьего – лежал бы перед сараюшкой и уже даже пузыри не пускал.

Данил нажал тангенту, выходя на внутренний канал отделения.

– Внимание на местах, ребята! Осмотреться! Есть контакт. Ахмед двухсотый… – в ухе раздался отборный мат Профессора и Кубовича. – Кроме него, еще один «двухсотый» абориген, и один доходит.

– Допросить успеешь?

– Попробую. Подстрахуйте коробочкой, не хватало еще гранату в окно заполучить, – Данил погасил фонарь и выглянул из окна, оглядывая территорию на предмет подкрадывающихся аборигенов.

– Сделаем.

С улицы послышался рев, и в сарае резко посветлело. Прожектор бил не только в окно, но и в щели между досками – достаточно для того, чтобы осветить все пространство внутри. И наверняка снаружи, через щели, его фигура видна как на ладони…

– Фары уберите! – зарычал Данил, падая на пол.

Освещенная зона сместилась в сторону, и в сарае резко потемнело.

Данил подполз к учащенно дышащему и пускающему кровавые пузыри селянину, вытащил шприц, вкатил противошоковую, адреналин – чтоб хотя бы минут пятнадцать еще продержался – и достал нож с коротким лезвием.

– Ну что, ублюдок, поговорим?

Спустя несколько минут, которые для аборигена превратились в вечность, полную боли, Добрынин уже знал все. Селяне действительно были людоедами – а чем еще прикажете пропитаться, если после Начала на много километров вокруг из живности остались только одни собаки? Прокофьич не соврал, говоря что в деревеньке большинство жителей были охотниками. Вот только охотились они не на животных. Какое там зверье, все зверье либо повымерло, либо ушло из этих мест, в глубь лесов к чистым землям. И скотины в деревушке тоже не осталось – корову, спасая от радиации, в погреб не загонишь, а свинья столько жрет, что не напасешься на нее. Так и погибла вся живность, даже на развод не осталось. Поначалу, когда обнаружилось такое катастрофическое положение с мясным продовольствием, сильно не тревожились – нет мяса и ладно, хлебом да картошкой проживем. Однако – не получилось. Протравленная земля рожала мало, на все селение не хватало. Первый урожай, снятый по осени, подъели к середине зимы – и разразился жесточайший голод. Раньше в аналогичных ситуациях целыми семьями снимались и уходили на заработки – а что теперь, когда вокруг смерть? Селение оказалось в тупике, впереди уже маячил призрак тощей старухи с косой – и тут вдруг как-то выяснилось, что у одного из жителей деревни погреб заполнен припасами почти до краев! Пытались получить еду мирным путем, но мужик заартачился, заперся в доме, начал палить из ружья, пристрелил двоих человек… Народ, озверев, разметал избу несчастного по бревнышку. Селянин и семья его были убиты, но хоронить их дальновидный председатель категорически запретил – велел вырыть яму, заполнить ее льдом и положить тела туда. До поры до времени. Народ и не возражал – большинство не понимало, к чему такое указание, а те, кто оказался умнее и смекнул, – промолчали. И запасливый Прокофьич оказался прав. Когда по весне погреб был выметен подчистую, и люди опять готовились потуже затянуть пояса, – вспомнили про мороженое мясо, дожидавшегося своего часа на огороде председателя… Почти полтонны, а в деревне опять голод… Кто устоит?

Начало было положено.

В последующие несколько лет была съедена половина населения деревушки. Урожай по-прежнему был плох, сколько бы его ни растягивали, заканчивался к середине зимы – и тогда в дело вступал Жребий. Люди собирались в самом большом доме на окраине села, хозяев которого сожрали еще в самом начале, и тянули соломинки, выбирая – кто будет следующим. Орущего благим матом, вырывающегося человека – а то и двух-трех – резали тут же, как барана. Сдирали кожу, потрошили, разделывали, раздавая по дворам – и каждый, возвращаясь домой с кусками парящего на морозе свежего мяса, молился, чтобы следующим стал не он…

Но вот, спустя несколько бесплодных лет, земля, наконец, восстановила свои силы. Урожай был так богат, что его хватило на полторы зимы. Люди вздохнули с облегчением – кошмар, казалось, позади… однако – не тут-то было. Зверь, отведавший человеческого мяса, никогда не забудет этого. То же стало и с людьми – они вошли во вкус, а может быть, под влиянием радиации перестроился обмен веществ, но факт оставался фактом – селянам теперь хотя бы изредка, необходим был кусок свежего человечьего мяса. И тогда началась охота. Убивали и ели всех – забредших на огонек путников, захваченных в плен в соседних селениях и даже проходящие мимо караваны. Техника была отработана до мелочей – тепло и радушие, доступные селянки, обильная еда и самогон со снотворным – и вот уже очередная жертва висит на вертеле в большом камине в доме на окраине. В деревушку пришла сытость, довольствие и богатство – награбленное с караванов делилось поровну на всех, а их прошло за все эти годы не один и не два. И теперь отделению противостояли не бедные охотники с двустволками, а матерые грабители-мародеры, вооруженные настоящим боевым стрелковым оружием…

Ночную тишину внезапно вспорола короткая очередь из пулемета. Данил вскочил, прислушиваясь… Секунда ожидания – и еще одна. И сразу же в ответ – резкие ружейные выстрелы. Один, второй, третий. Короткий перерыв, дуплет и несколько автоматных очередей. В наушнике раздался рык Лехи, а вслед за ним – еще две короткие очереди «Печенега».

– Шрек, что у тебя?!

– Контакт! – рявкнул тот. – Вдоль улицы… У них автоматы!

БА-БАХ – винтовка Счетчика…

– Ли!

– С юга подходят несколько групп, – раздался в наушнике пыхтящий голос китайца. – Меняю позицию, ухожу на крышу!

Данил вскочил на ноги.

– Семеныч – туда!

– Работаем!

БТР взревел, разворачиваясь, и рванул напрямую через кусты. Данил выскользнул из сарая и, огибая здание с другой стороны, побежал к каравану.

Пулеметные очереди теперь грохотали, не переставая, и через мгновение к ним присоединился раскатистый лай автоматической пушки БТР. Данил добежал до угла, присел, выглянул – коробочка двигалась с южной стороны, стреляя куда-то в темноту в том направлении, откуда пришел караван. Туда же, лежа на крыше одного из кунгов, палил и Леха.

– Обозначьте цель! – заорал в микрофон Данил.

КПВТ на башне качнулся, и во тьму улетело несколько длинных стремительных полос. С той стороны сразу же раздался душераздирающий вопль – попал. Насколько можно было судить, трассеры ушли по левой стороне улицы. Данил прицелился, ругнувшись еще раз по поводу НСПУМ – но во тьме шевелились лишь неясные тени. Опустил «винторез», собираясь сменить позицию поближе к каравану, дернулся из-за угла… и тут же, чертыхнувшись, попятился назад – с парадного входа по одному, крадучись, выбирался целый косяк вооруженных «калашами» аборигенов.

«Неглупо придумано. Тактики, мать вашу! – зло усмехнулся Данил, выглядывая из-за угла и пересчитывая людоедов. – Шесть, семь, восемь… По одному направлению отвлекли – а с тыла заходят… Девять, десять… Ну, держитесь, суки!»

Аборигены тем временем залегли, поползли по-пластунски к машинам. На открытой площадке в свете костров да с такого близкого расстояния Данилу их фигуры были видны лучше некуда. А Сашке с крыши – и подавно…

– Саня, вниз смотришь?

– Какой низ! – тут же отозвался напарник. – К нам через люк как крысы лезут! Еле отбились с Ваном! Троих точно положили, а внизу их еще больше!

– Лады, держитесь! Внимательно там, может, у них и гранаты есть… Пока без вас обойдусь.

Он выглянул из-за угла еще раз, прикидывая, не кидануть ли эфку… Нет, расстояние слишком мало даже для эргедешки[24]24
  РГД-5 – ручная граната наступательная. Радиус разлета осколков – 25–50 метров.


[Закрыть], своих посечет… Ладно… Прицелился, нашаривая голову самого первого селянина риской механического прицела. Винторез дернулся, тихонько лязгая затвором – и голова аборигена взорвалась кровавыми брызгами. Остальные тут же остановились, завертелись на месте, не понимая, откуда стреляют. Еще двумя выстрелами Данил сократил численность людоедов до семи и только после этого селяне заметили стрелка. Затрещали очереди, от кирпичной стены во все стороны полетело крошево осколков, но Данила за ним уже не было – пригибаясь, он обходил клуб, заходя с другой стороны.

– Шрек, глянь на восемь часов! Да осторожней, сильно шею не тяни, в лоб словишь! Гости на пятачке между клубом и машинами!

Спустя мгновение раздалось две длинных очереди – Шрек косил наверняка, наповал.

– Чисто.

– Броня, как у вас?

– Отходят, – послышалось в наушнике. Говорил Кубович. – Пять двухсотых у них. А трехсотых вообще не считал.

– Где Профессор?

– За уником в кунг полез.

– Саня, вы как?

– Пока замерли. Шебуршатся…

Данил, обогнув клуб, присел под деревом, на котором не так давно куковал снайпером Ван, огляделся. Коробочка, двигая изредка башней, стояла на том же месте, с южной стороны каравана. В сотне метров, на краю улицы, в свете ее фар Данил разглядел несколько лежащих в разных позах тел. «Скрытно хотели пролезть, не получилось…» На пятачке между клубом и колонной тел тоже имелось в избытке – три отработанные им самим и семеро Шрека. Костры догорали, отбрасывая красноватые отблески, в их свете казалось, что мертвые шевелятся, пытаясь подняться…

– Кубыч – сидишь в коробочке. Твоя задача – периметр, – принялся раздавать задачи Данил. – Саня, Ли, не дергайтесь, будьте на месте. Шрек – внимание на клуб, если полезет кто, – добивай. Семеныч?

– Выхожу…

Дверь одного из кунгов распахнулась, и на землю спрыгнуло чудовище…

Добрынин, хоть и знал, что это Проф в унике, все же напрягся – было от чего. Мощные грудные и дельтоиды, толстые оковалки рук и ног, гигантские, словно подпирающие с боков шею, трапеции… невероятные ноги, особенно похожие на два дирижабля икры… Даже небольшой животик Профессора исчез, затянутый в рубленые кубики искусственного пресса.

– Ну и здоров же ты в своем костюме, Проф, – раздался в наушнике голос Сашки. – Халк, да и только…

– Ну, положим, не здоровее нашего Шрека будет, – усмехнулся Данил.

Гигант помахал рукой с крыши кунга, в наушнике раздалось его самодовольное хмыканье.

– Да помню я, помню, как он меня за шиворот-то поднял, – буркнул Профессор. – Ничего, может, как-нибудь поборемся… Давай, командир, режь задачу.

– Ты самый непробиваемый, местность вокруг – твоя. Далеко не лезь, ближайшие домишки осмотри, дворы и улицу метров на сто. Доложишь.

– Сделаю, – кивнул Профессор.

– Саня – я поднимаюсь. Внимательнее, не обстреляйте.

– Ждем, – тут же последовал ответ. – Учти – трое под нами, если не больше.

Лезть в дверь Добрынин не стал – махнул через окно с торца клуба, благо решетки здесь почему-то не было. Забрался осторожно, стараясь не загреметь жестью подоконника, присел, осматриваясь, доставая пистолет и переводя его в автоматический режим. Маленькая, пустая, пыльная комнатушка, через распахнутую дверь виден общий зал. А в зале – картина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», репродукцию которой он видел как-то в одном из журналов в библиотеке. С той лишь разницей, что на картине казаки живехоньки и письмо вовсю строчат, а тут, похоже, уже дописали, по поводу завершения сего достойного дела вусмерть перепились, и лежат теперь в самых живописных позах. Один – сидя за столом – мордой в салате, причем руки свисают куда-то под стол, и тело опирается лишь на лицо. Другой, наоборот, только ногами на столе, а сам на полу в расхристанной позе. Третий вообще на лавке животом лежит, ноги по одну сторону – голова с руками по другую… Данил осторожно выбрался из комнатушки, осмотрел зал на предмет воинствующих аборигенов и, удерживая под контролем лестницу на второй этаж, подобрался к лежащему навзничь Хасану. Пощупал шею – под кожей четко прощупывались равномерные удары пульса. «Не соврал язык, – отлегло от сердца. – Да и то… Какой смысл столько народа разом валить – холодильников нет, мясо испортится…»

Поднялся и, осторожно ступая, переместился к лестнице. Остановился, прислушиваясь – со второго этажа и впрямь доносилось шебуршание, скрипы, тихие голоса…

– Саня, вы как? – вполголоса пробормотал Данил в микрофон.

– Сидим на месте.

– Сидите. Я иду.

Выдав ЦУ, он, держа «Пернач» наизготовку, начал подниматься. Первые несколько шагов все шло гладко, и Данил уже надеялся застать противника врасплох, – однако не тут-то было. Очередная ступенька на середине лестницы вдруг предательски скрипнула, выдавая его с головой, шорохи наверху мгновенно стихли, и в дверной проем высунулась бородатая голова. Данил поймал на мушку переносицу аборигена и выжал спуск. Грохнула очередь, голова мгновенно исчезла, как и не было, о попадании свидетельствовали лишь брызги крови и серого мозгового вещества на косяке. Наверху заорали в несколько голосов, оглушительно ударили автоматные очереди, от дверного косяка во все стороны брызнула щепа – стреляли, похоже, с испугу и наугад. Данил рванул вверх по лестнице, на ходу отмечая, что коридор уходит только вправо – с левой стороны от двери шла глухая стена. В три гигантских шага преодолев оставшееся расстояние, он в развороте мягко завалился на спину и, мощно толкнувшись ногами от выступающего порога, заскользил спиной по полу коридора. Первого мужика свалил сразу же, попав прямо в голову. Второй, видимо, ухватив краем глаза движение, вскинулся, поспешно выстрелил короткой очередью – целился он на уровень груди, и потому пули прошли мимо, ударив в стену. В ответ получил две пули в живот, выронил автомат и, скорчившись, тихонько ойкая, завалился боком на пол. Третий абориген, стоящий дальше всех по коридору, возле окна и судорожно пихающий в помповый дробовик патроны, развязки дожидаться не стал – заорал, отбросил ружье и кинулся к окну. Мелькнули пятки – Данил даже среагировать не успел – и он исчез на улице. Снаружи тут же раздалась короткая очередь из «Печенега» и захлебывающийся вопль.