Текст книги "Жестокая схватка"

Некоторое время Кирьянов молча смотрел на друга. Глаза его были холоднее льда.

– Что, ударить меня хочешь? – поинтересовался Бойков. – Ну ударь, может полегчает.

Кирьянов разлепил плотно сжатые губы и сказал:

– Зря ты так, брат. Думаешь, я в восторге от своей работы? Да если хочешь знать, я раз двадцать уйти собирался.

– Чего же не ушел?

Кирьянов хмыкнул:

– Не хочу, чтобы меня нашли в какой-нибудь сточной канаве с проломленным черепом.

Петр Алексеевич недоверчиво на него посмотрел:

– Думаешь, Король на это пойдет?

Кирьянов пожал плечами:

– А черт его знает. Жизнь меняет людей, Петро. Король – не тот пацан, с которым мы пили самогонку на берегу и лазили в женскую общагу по ночам. Тогда у него было что-то вроде души. А сейчас…

– А сейчас?

– А сейчас там пустота. Ты уж мне поверь, я знаю, о чем говорю. Я каждый день его на тачке вожу. Слышу, о чем он по телефону говорит, вижу, с какими людьми встречается. Хочешь знать мое мнение?

– Ну?

Кирьянов поднял указательный палец и медленно покачал им в воздухе:

– Не нарывайся, понял? Прижми хвост и не рыпайся. Королю недолго осталось по земле ходить.

– Это ты почему так решил?

– Потому что вижу, как под ним земля горит. У него от безнаказанности совсем башню сорвало. Меры не знает. Не менты, так свои же братья бандиты его пришьют.

Бойков отхлебнул пива. Посмотрел куда-то мимо Кирьянова и со вздохом сказал:

– Эх, Вася, Вася!.. Что с нами стало, а? Ведь мы же такими не были.

– Да ну? – На губах Кирьянова появилась злая усмешка. – А по-моему, именно такими мы всю жизнь и были. Или ты забыл, как мы Славку Горячева на дно отправили? Как палками ему по кумполу стучали? Помню, я тогда целый год по ночам в поту просыпался. А потом что? А потом успокоился и забыл. И ты забыл, Петро. А уж про Короля я и не говорю. Он, наверно, уже через пять минут ни хрена не помнил. Ему ведь человека убить что таракана раздавить.

Петр Алексеевич задумчиво покачал головой:

– Ты неправ. Я его там на следующее утро встретил.

– Где? – не понял Кирьянов.

– У озера. Он тоже спать не мог.

Кирьянов присвистнул:

– Вот уж никогда бы не подумал! Значит, и у него сердце есть?

– Тогда было, – сказал Бойков.

Они отпили пива. Кирьянов вытер мокрые губы тыльной стороной ладони и сказал:

– Ладно, брат, ничего тебе советовать не буду. Делай, как считаешь нужным.

Некоторое время Петр Алексеевич задумчиво вертел свой бокал. Потом поднял взгляд на Кирьянова и сказал:

– А ведь мы можем уйти. Оба.

– Как это? – не понял Кирьянов.

– Просто. – Петр Алексеевич прищурился. – Помнишь, ты когда-то баловался видеокамерой?

– Ну да. И что с того?

– А то, что ты снимал наши пьянки у Короля на хазе… – Бойков покачал головой. – До сих пор не могу понять, как это Король тебе разрешил?

– А что тут такого-то? – продолжал недоумевать Кирьянов.

– А ты подумай.

Кирьянов задумался. Внезапно глаза у него блеснули. Он уставился на Бойкова.

– Ты хочешь сказать?..

– Вот именно, – кивнул Петр Алексеевич. – Там все, с кем у Короля были дела. И полковник Шаповалов, между прочим, тоже.

– Точняк! – просиял Кирьянов. – Вот черт! А эта пленочка дорогого стоит!

– Не то слово, – согласился Петр Алексеевич. – Нужно только правильно ею распорядиться. В случае чего, мы всегда можем отнести кассету куда следует. На самый ментовский верх.

Глава третья

Вечером Бойков снова напился. Ноги слушались его плохо, но голова работала. И, как всегда в таких случаях, где-то в мозгу у Петра Алексеевича заговорил голос, тот самый голос, который принято называть «внутренним».

«Опять нажрался, как свинья, – сказал этот голос. – Это уже становится традицией, не правда ли?»

– Заткнись, – пробормотал Бойков.

«Я-то заткнусь, а вот что скажет Тамара? А Дашка? Что будет, если Дашка увидит тебя в таком скотском виде? Что она о тебе подумает?»

– Ничего не подумает. И не увидит. Слава богу, она уже спит.

«А если нет? Как ты ей это объяснишь? Опять будешь нести какую-то околесицу?»

– Не твое дело!

«Как знаешь. Дождешься, что они тебя станут презирать. Если уже не презирают».

Так, споря с самим собой, Петр Алексеевич добрался до дома.

В квартире Бойковых было два этажа. На верхнем находились спальни, на нижнем – кухня и большая гостиная. Петр Алексеевич, кряхтя и чертыхаясь, стянул с ног ботинки и, не найдя тапочек, прошлепал в носках к дивану. Рухнув на диван, он просидел так минут пять, размышляя о своей скорбной доле. Затем ему снова захотелось выпить.

Бойков поднялся с дивана и неверной походкой направился к бару, за стеклянной дверцей которого выстроился ряд бутылок с пестрыми этикетками. При виде бутылок на сердце у Бойкова снова потеплело. Бутылки… Его верные друзья. Борцы с унынием, тоской и страхами.

– Вы мои дорогие… – нежно проговорил он, открывая дверцу бара.

Однако воспользоваться баром ему не удалось. Едва Петр Алексеевич протянул руку за бутылкой виски, как за спиной у него раздался спокойный, ровный голос жены:

– Петя, не надо.

Бойков досадливо поморщился.

«На сегодня пьянка отменяется», – издевательски сказал ему внутренний голос.

– Ну и черт с тобой, – угрюмо проворчал Бойков.

– Что? – спросила жена.

Петр Алексеевич повернулся к Тамаре:

– Ничего, детка. Иди спать.

В огромных карих глазах Тамары стояла грусть. Там не было осуждения или злости, что часто появляются в глазах у женщин, мужья которых три вечера из семи возвращаются домой пьяными. Но только грусть и слезы. И от этого Бойкову самому хотелось разреветься. Вот и сейчас в горле у него запершило, а к глазам подкатила теплота.

– Петя, пойдем спать, – сказала жена.

Он покачал головой:

– Нет. Ты иди, а я еще немного посижу.

– У тебя неприятности?

– Да нет. Просто… – Бойков поднял руку и покрутил в воздухе растопыренной пятерней. – В общем, есть кое-какие проблемы. И мне их надо обдумать.

– Ты можешь обдумать их завтра.

– Нет, – снова качнул головой Бойков. – Я все решу сейчас.

Он снова покачнулся и схватился за дверцу бара, чтобы не упасть. Внезапно ему стало ужасно стыдно перед Тамарой, и от этого стыда где-то на самом дне души зашевелилась злость – на себя за то, что пьян, на нее за то, что она не может оставить его в покое, и на весь мир за то, что он такой кошмарный и несправедливый.

– Спать! – сердито прорычал Бойков. – Иди спать! Ну!

Изображая сильного и властно мужа, он угрожающе махнул рукой.

Тамара нахмурилась. Потом повернулась и, ни слова не говоря, пошла к лестнице. Через несколько секунд наверху щелкнула дверь спальни, и вслед за тем в квартире опять стало тихо.

«Тихо, как в гробу», – пошутил внутренний голос.

– Вот-вот, – мрачно усмехнулся Петр Алексеевич.

Он достал бутылку из бара, отвинтил пробку и сделал несколько глотков прямо из бутылки. Внутри стало горячо, а мозг окатила приятная теплая волна, в которой все проблемы и беды сегодняшнего дня растворились и стали мелкими, почти незаметными.

– Чепуха… Выкручусь как-нибудь, – сказал себе Бойков.

И сказал абсолютно искренне, поскольку был на сто процентов в этом уверен.

С бутылкой в руке он вернулся к дивану, постоял перед ним в нерешительности, не в силах вспомнить, что же он хотел сделать. Наконец вспомнил – протянул руку и выключил большой свет. Гостиная погрузилась в приятный полумрак. Горела только маленькая настольная лампа.

Почувствовав головокружение, Петр Алексеевич сел на диван. Хотел поднести бутылку ко рту, но не смог. Зевнув, Бойков опустил голову на грудь да вскоре так уснул – с бутылкой в руке.

Сны ему снились тревожные и мрачные…

– Проснись! – приказал голос.

Бойков не сразу понял, откуда раздается этот голос: из собственной головы или откуда-то снаружи. Голос властно повторил:

– Проснись, говорю!

Голос был знакомый. Очень знакомый. И с ним что-то было связано… Что-то крайне тревожное и неприятное.

– Да проснешься ты или нет?

Незримая рука тряхнула Петра Алексеевича за плечо, и он открыл глаза. Человека, который сидел перед ним, Бойков узнал сразу. Узнать-то узнал, но не сразу поверил в его присутствие – так это было нелепо и абсурдно. Тем более что в голове у него ухал тяжелый колокол, отзываясь болью в висках и затылке.

– Что? Как ты?..

– Тише, – сказал человек. – Тише, голубь. Ты же не хочешь разбудить жену и дочь?

При этих словах в голове у Бойкова немного прояснилось. Теперь уже он был уверен, что видит перед собой Короля. Короля и… И еще одного человека. Тот стоял в трех шагах от дивана, прислонившись плечом к дверному косяку.

– Черт, – сказал Бойков.

Но это был не черт. Это был Калачев, один из «опричников» Короля. Он стоял у дверного косяка, сунув руки в карманы куртки, и разглядывал Бойкова, небрежно пожевывая спичку.

Петра Алексеевича затошнило.

– Что… с моей женой? – с трудом выговорил он.

Король дернул уголком губ:

– Все в порядке. И с женой, и с дочерью. Они спят.

Петр Алексеевич кое-как сел и потер пальцами глаза. Посмотрел на Короля. Взгляд у того был мутный, на губах застыл звериный оскал. «Что это с ним? – подумал Бойков. – Никогда его таким не видел».

Внезапно он понял, что происходит с Королевым.

– Ты… пьян? – спросил у него Бойков.

– Может, да, – усмехаясь, ответил Король. – А может, и нет. Мне нужно было с тобой поговорить.

Бойков поморщился от нового приступа головной боли и покосился на «опричника» Калачева:

– А этот почему здесь?

– Он меня охраняет, – ответил Король.

– Охраняет? От кого?

– От тебя, голубь. Ты ведь у нас крутой. Самого Бога за яйца держишь, и черт тебе не товарищ. Разве я мог один прийти к такому отчаянному пацану? – Продолжая ухмыляться, Королев покачал головой. – Не-ет. Мне жизнь дорога.

«Бред какой-то», – хотел выговорить Петр Алексеевич, но вместо этого спросил:

– Как вы сюда вошли?

– Через трубу влетели, – ответил за босса Калачев. – Как Санта-Клаус.

Петр Алексеевич снова поморщился. Борясь с тошнотой, он произнес, едва ворочая языком и обращаясь к Королеву:

– Слушай, Виталь, я сейчас не в форме. Давай поговорим в офисе, а?

Но Король не стал ему отвечать. Вместо этого он тихо проговорил:

– Калач!

Калачев подошел к дивану и вынул правую руку из кармана куртки. В руке он сжимал антикварный револьвер.

При виде ствола сердце Бойкова отчаянно забилось, он невольно поежился.

– Дрожишь? – холодно спросил Королев. – Не дрожи, братела. У нас все по-честному будет. Сперва я думал: пришить тебя, суку, и дело с концом. И Калач вон был согласен. Чего, говорит, ты с ним церемонишься? Но тут я вспомнил, что ты мой друг и что я вроде как тебе обязан.

Петр Алексеевич посмотрел на револьвер и сглотнул слюну.

– И что ты решил? – спросил он.

Король взял у Калачева револьвер и взвесил его на ладони. Посмотрел на Бойкова:

– Красивая вещь, правда? Из коллекции моей матери. Ты ведь знаешь, как она любит такие игрушки. – Королев любовно погладил барабан револьвера большим пальцем, затем снова перевел взгляд на Петра Алексеевича. – Слыхал когда-нибудь про русскую рулетку?

Бойков кивнул.

– Не слышу ответа, – хрипло сказал Король.

– С-слыхал.

– Это хорошо. Я так решил: если судьба на твоей стороне и я неправ, то ты останешься жить. А если на моей и я прав… то уж не обессудь.

Петр Алексеевич изумленно вскинул брови:

– Ты хочешь, чтобы я застрелился?

Король медленно покачал головой:

– Не совсем. В барабане один патрон. А у тебя – один выстрел. Вот мы и проверим, что тебе на роду написано – жить или умереть.

Бойков тряхнул головой, как бы прогоняя наваждение.

– Бред какой-то, – пробормотал он. – Ты сколько выпил, Виталь?

Король пожал плечами:

– Не знаю. Да и какая разница? Ты ведь знаешь, я не пьянею. Ну так как, Петро? Испытаешь судьбу?

Бойков посмотрел на револьвер и облизнул пересохшие губы.

– А если я… откажусь?

– Резонный вопрос. – Королев повернул голову и небрежно бросил через плечо: – Калач, объясни ему правила игры.

В руке Калачева появился еще один пистолет, и дуло его на этот раз было направлено Бойкову в лицо.

– Или на спусковой крючок нажимаешь ты, или я, – просто сказал Калачев.

Король снова посмотрел на Петра Алексеевича и недобро прищурил глаза.

– Как видишь, выбора у тебя нет, – спокойно сказал он.

«Что же делать?» – мучительно думал Бойков. Играть в рулетку он не боялся. Он боялся другого: если револьвер выстрелит и пробьет ему голову, то Тамара и Дашка останутся в доме наедине с этими вурдалаками. И что тогда? Где гарантия, что Король и его «опричник» не тронут жену и дочку? Стараясь протянуть время, Бойков сказал:

– Никогда бы не подумал, что ты любишь театральные эффекты.

В ответ Король пожал плечами.

– Ну что, Петюнь, – заговорил на этот раз Калачев. – Берешь ствол или нет? У меня палец чешется снести тебе башку.

Холодный ствол пистолета ткнулся Петру Алексеевичу в висок.

Делать было нечего, Петр Алексеевич протянул руку и взял револьвер из ладони Королева.

– Наконец-то решился, – усмехнулся Король. – Ну давай действуй. Крути барабан.

– А если там не один патрон? – спросил Бойков.

– Обижаешь. Хотя… – Король пожал плечами. – Если хочешь – проверь.

Петр Алексеевич дернул рукой и откинул барабан револьвера.

– Ну как? – насмешливо спросил «опричник» Калачев, продолжая держать пистолет у виска Петра Алексеевича. – Убедился, Фома неверующий?

– Да. – Бойков защелкнул барабан на место.

Он поднял взгляд на Короля:

– Виталь, можно последнюю просьбу?

Король криво усмехнулся:

– Просьбу? Ну валяй.

– Если я… если со мной… Ну, в общем, если меня не станет, жену и дочь не трогайте.

– Само собой, – кивнул Король. – Мы же не звери.

– Хотя жену я бы лично потрогал, – насмешливо проговорил «опричник» Калачев.

Глаза Петра Алексеевича гневно сверкнули.

– Ц-ц-ц, – процокал Король, покачивая головой. – Не надо так нервничать, Петруша. Он просто пошутил. Калач, ты же пошутил?

– Угу, – отозвался «опричник».

– Вот видишь, – улыбнулся Король. – Тебе не о чем волноваться. Это все?

– Да. То есть… Не забирайте у них квартиру. Прошу.

Королев нахмурился, однако, подумав, кивнул и на этот раз:

– Ладно. Черт с ними. Не выгонять же на улицу.

– Спасибо, Виталь.

«Опричник» Калачев нетерпеливо переступил с ноги на ногу:

– Давай уже, нажимай. Ссать хочу – сил нет.

– Да, Петро, не томи. Не ровен час, дамы твои проснутся. Как мы им все объясним?

– Хорошо. Сейчас…

Петр Алексеевич поднял револьвер и уткнул его дулом в правый висок. Умирать было не страшно. Но мысль о Тамаре и Дашке не давала покоя. Что с ними будет? Как они это переживут? И сдержит ли Король свое слово? Лет пять назад Петр Алексеевич ни на секунду бы в этом не усомнился. Но сейчас…

Бойков посмотрел в мутные глаза Короля и вдруг понял – этот человек лжет. Да и какой правды можно ждать от существа с таким пустыми глазами? С глазами, которые даже на морде зверя смотрелись бы нелепо. Вот разве что акуле бы они пришлись впору…

Все дальнейшее произошло быстро, так быстро, что Бойков и подумать-то ни о чем не успел. В нем просто сработал инстинкт стрелка, приобретенный еще в годы службы на пограничной заставе.

Выстрел прогрохотал оглушительно. Калачева отбросило к стене. Он взвыл, схватился руками за живот и стал медленно оседать на пол, издавая гортанные, плаксивые звуки.

Король вскочил на ноги и быстро проговорил:

– Меня здесь не было, понял? Вякнешь – пришью твою суку голыми руками!

Затем повернулся и выбежал в прихожую. К тому моменту, когда на ступеньках появилась перепуганная и встрепанная Тамара, Короля уже не было в квартире.

Спустившись, Тамара замерла и в изумлении уставилась на Бойкова, держащего в руке револьвер. Затем перевела изумленный взгляд на тело Калачева, сидящего в луже крови и мочи.

– Кто это? – выговорила Тамара.

Петр Алексеевич отбросил револьвер в сторону и спокойно ответил:

– «Опричник». Не волнуйся, родная, это была самооборона.

– Он… жив?

Бойков посмотрел на тело и покачал головой:

– Нет.

Тамара вскинула руки к лицу и глухо простонала:

– Господи, Петя, что же теперь будет?

Наверху скрипнула дверь, и вслед за тем звонкий голос дочери прокричал:

– Ма, что за грохот? Что это было?

– Ничего! – крикнула дочери Тамара. – Иди к себе. Я сейчас поднимусь.

– Но я хочу…

– Иди к себе! – рявкнула Тамара, отняла руки от лица, повернулась и быстро пошла наверх.

Александр Борисович только-только притронулся к кофе, когда зазвонил телефон. Досадливо поморщившись, он поставил чашку на стол и протянул руку за телефоном.

– Да!

– Э-э… Здравствуйте. Могу я поговорить со следователем Турецким? – проговорил из трубки негромкий и какой-то вкрадчивый голос.

– Я вас слушаю.

– Меня зовут Руслан Петрович. Фамилия моя Коростель.

– Слушаю вас, Руслан Петрович.

Собеседник выдержал паузу и сказал:

– Видите ли, я заместитель Сергея Сергеича Валентинова… Покойного Валентинова.

Турецкий нахмурился и переложил трубку в другую руку.

– Ясно. Чем могу служить?

– Э-э… Это ведь вы ведете дело об ограблении банка?

– Совершенно верно. Вы хотите что-то сообщить?

– М-м… В общем, да. Хочу. Но не по телефону. Где мы можем встретиться?

– Мой кабинет вас устроит?

– Э-э… Не совсем.

– Не хотите светиться?

– Что-то вроде этого. Знаете что, Александр…

– Борисович.

– Знаете что, Александр Борисович, давайте встретимся на нейтральной территории. Где-нибудь, где нас уж точно никто не увидит. Например… в метро. Да, действительно, давайте встретимся где-нибудь на платформе, где есть скамейка. Только подальше от центра. И чтобы не было всей этой толкотни.

Турецкий иронично сощурился:

– Без толкотни, говорите? Трудная задача. Платформа на «Тимирязевской» подойдет? Насколько я помню, там море скамеек, один выход и народ особо не задерживается.

– «Тимирязевская»? Э-э… Да, пожалуй, подойдет.

– Во сколько?

– Можно прямо сейчас.

– Дайте-ка подумать…

Александр Борисович посмотрел на часы, висящие на стене, прикинул в голове запланированные дела, наконец сказал:

– Ладно. Сейчас так сейчас. Только постарайтесь не задерживаться. У меня мало времени. Как я вас узнаю?

– Ну я… Высокий, худой… Волосы черные, вьются. И еще, я буду в затемненных очках.

Турецкий усмехнулся:

– Это что, для конспирации?

– Да нет, что вы. Просто у меня светобоязнь. Я всегда их ношу.

– Ясно. Считайте, что договорились.

Поговорив с Коростелем, Александр Борисович позвонил капитану Сокольникову:

– Капитан, нужна срочная информация об одном человеке.

– Насколько срочная? – деловито осведомился фээсбэшник.

– Я сейчас еду с ним на встречу. К тому моменту, как я встречусь, я должен располагать какой-то информацией.

– Сделаем, Александр Борисыч. Как зовут вашего «человека»?

– Его зовут Руслан Петрович Коростель…

Турецкий был возле метро, когда Сокольников перезвонил ему:

– Алло, Александр Борисович? Готовы слушать?

– Да. Излагай.

– Информации немного. Итак, Руслан Петрович Коростель. Сорок три года. Холост. Детей нет. Три года служил в морской пехоте, затем работал в милиции. Дослужился до капитана. После увольнения работал в частных структурах – сперва охранником, затем частным детективом. Два года назад у него была стычка с любовником жены одного из клиентов. Коростель сломал ему три ребра. Потерпевший написал заявление, но дело удалось замять. Думаю, в этом Коростелю помогли его бывшие коллеги. Это все, что удалось наскрести. Времени было мало, – добавил Сокольников извиняющимся голосом.

– Ясно. Спасибо, капитан.

Коростель не опоздал. К тому моменту, когда Александр Борисович сошел на платформу станции метро «Тимирязевская», Руслан Петрович уже сидел на скамейке с газетой в руках.

Над газетой покачивалась кудрявая шевелюра, на переносице поблескивали темные очки. Худой, нескладный, какой-то растерянный, смотрелся он весьма комично.

«Никогда бы не сказал, что этот парень служил в морпехах и работал в органах. А уж тем более что он мог сломать кому-то пару ребер», – подумал при виде Коростеля Александр Борисович.

– Руслан Петрович? – окликнул он кудрявого.

Тот отложил газету и подозрительно посмотрел на Турецкого:

– Да, это я. А вы…

– Турецкий. Александр Борисович.

Коростель кивнул, но взгляд его от этого не стал менее подозрительным. Он поправил на носу очки и сказал:

– Прошу прощения, могу я взглянуть на ваше удостоверение?

– Разумеется, – ответил Александр Борисович, с трудом подавив улыбку.

Коростель взял протянутое удостоверение, раскрыл его и внимательно изучил. Бросил взгляд на Турецкого, на фотографию, облегченно вздохнул и вернул документ хозяину.

– Спасибо, Александр Борисович. Вы уж извините, но осторожность – прежде всего. Тем более в наше неспокойное время. И при нашей неспокойной работе.

Турецкий сел на скамейку. По привычке потянулся в карман за сигаретами, но вспомнил, что они не в парке, а в метро, и оставил карман в покое.

– Итак? – сказал он. – О чем вы хотели со мной поговорить?

– Видите ли, Александр Борисович… – раздумчиво начал Коростель. – Пока Валентинов был жив, мне приходилось помалкивать.

– Вы его боялись?

– Не то чтобы боялся. Но опасаться человека, от которого зависишь, – это вполне разумное кредо.

– Согласен, – кивнул Александр Борисович.

Роман Петрович улыбнулся:

– Я знал, что вы меня поймете. Однако теперь я могу говорить. Начну с того, что Валентинов под вывеской «Пионера» вел свою личную и не совсем честную игру.

– Что вы имеете в виду?

Взгляд Турецкого стал колючим и проницательным. Коростель снова поправил очки. Подумал и сказал:

– Э-э… Я не так начал… Лучше сказать – «мы» вели не совсем честную игру. Поскольку косвенное участие во всех этих безобразиях принимал и я.

Коростель вздохнул и понурил голову.

– Продолжайте, – спокойно сказал Александр Борисович. – Я вас слушаю.

Должно быть, спокойная речь Турецкого подействовала на Романа Петровича ободряюще.

– Валентинов водил дружбу с бандитами, – быстро, словно боясь, что уйдет уверенность, произнес Коростель. – Иногда выполнял для них мелкие услуги – если нужно было за кем-то последить, кого-то припугнуть, выступить в качестве посредника и гаранта безопасности на переговорах, ну и так далее. Я был в курсе всех этих дел, но помалкивал. Я в основном занимался администрированием и организацией работы предприятия. Заказами предприятие обеспечивал непосредственно Валентинов. Вы понимаете, о чем я?

– Угу. Значит, вы были в курсе всех этих дел?

– Не совсем. Вернее, не всех. Валентинов держал меня за исполнительность и за то, что я не задаю вопросов. Он распоряжался, я выполнял. – Коростель вздохнул. – В последние два месяца мы развернули довольно бурную деятельность. Заказы сыпались на голову один за другим. От банков, от частных предпринимателей. Конечно же это не могло не настораживать.

– Почему?

– На нашем рынке очень высокая конкуренция. И за каждый крупный договор приходится биться, цепляться зубами, изворачиваться, подмазывать нужных людей, ну и так далее. А тут вдруг крупные ЧОПы решили посторониться, чтобы уступить нам свои места на рынке. Я над этим думал, и знаете, какая мысль пришла мне в голову?

– Какая?

– У нас, то есть у «Пионера», есть сильный и влиятельный покровитель. Настолько сильный, что никто не смеет ему возразить. А те, кто возражают… в общем, и для них находятся действенные меры убеждения.

– Это вы о чем?

– А то вы не понимаете? Борю Павлова, руководителя ЧОПа «Кремень», пристрелили в баре во время отдыха в Турции. Только не говорите мне, что это случайность. Я был знаком с Павловым. Это был отличный мужик. Принципиальный, честный, но, к сожалению, лишенный чувства самосохранения.

«У тебя-то оно, я вижу, отлично развито», – невольно подумал Александр Борисович, разглядывая физиономию Коростеля, которая сильно напоминала ему физиономию «человека в футляре» из старого советского фильма.

– Павлов не боялся ни черта, ни дьявола. И вот – он убит. Я думаю, он не захотел потесниться, не захотел уступить нам место. И его не стало.

Роман Петрович грустно вздохнул, и Турецкий нетерпеливо спросил:

– Кто же, по-вашему, обладает такой властью? Кто этот таинственный покровитель?

Коростель посмотрел на Александра Борисовича поверх очков. Прищурился:

– Точно сказать не могу. Но у меня есть основания полагать, что «крышу» нашему предприятию обеспечивает один из ваших.

– Кто именно?

Коростель опять замялся:

– Видите ли, Александр Борисович… Я боюсь ошибиться…

– Ничего не бойтесь. Говорите.

– Э-э… Пару раз я видел в нашем офисе полковника Шаповалова. Он начальник одного из окружных МВД…

– Он приходил к вам в офис?

– Ну да, – кивнул Роман Петрович. – Пару раз. И я наверняка знаю, что Валентинов постоянно встречался с ним на стороне. В общем, они тесно сотрудничали. У Шаповалова есть обширные связи в МВД… Он этими связями пользовался… э-э… к выгоде нашего предприятия.

– Вот как. А вы, значит, стояли в стороне от этих дел?

– Ну почему же? Я ведь вам уже объяснил. Я не владел всей информацией, а мои измышления – лишь догадки. А я же не привык руководствоваться догадками.

Коростель пригладил рукой свои кудрявые волосы и опасливо покосился на Турецкого.

– Мне нужна подробная информация, – сказал Александр Борисович. – Кто, где, когда и с кем? А также подробный список фирм и лиц, которые прибегали к услугам вашего предприятия. Настоящий список. Сможете это сделать?

– Э-э… Если постараться…

– Постарайтесь, Роман Петрович. Постарайтесь.

Коростель смиренно склонил голову:

– Я сделаю все, от меня зависящее.

«Конечно, сделаешь, – подумал Турецкий. – Валентинов убит, и ты понимаешь, что и твоя собачья жизнь висит теперь на волоске. Конечно, ты ни во что не вмешивался. Но это еще не гарантия безопасности. Интересно, все ли ты мне рассказал или оставил что-то про запас? Какое-нибудь имя? Факт?»

– Вы что-то сказали?

– Я? – Турецкий тряхнул головой. – Нет, ничего.

– Александр Борисович, вы, конечно, понимаете, как сильно я подставился, встретившись с вами? Прошу вас – не распространяйтесь о нашей встрече особо.

– Боитесь, что враг окопался в следственных органах?

Коростель посмотрел на Турецкого поверх очков:

– А разве нет?