Текст книги "Идея совершенства в психологии и культуре"

Если вернуться к духовным стремлениям, то следует отметить, что метафорическое использование целевого языка для изображения духовного роста имеет долгую историю. В трудах религиозных писателей духовный рост рассматривается как процесс достижения цели, пределом которого является пребывание в близости с Божественным. К примеру, Григорий Нисский (1997, с. 146–169) рассматривает духовную жизнь как состязание, в котором духовный рост есть нескончаемый процесс устремления к совершенству. Св. Тереза Авильская в своем «Внутреннем замке» рассматривала прогресс в духовной жизни как непрерывное стремление к большей глубине и ядру бытия человека, с каждым шагом приближающее нас к ви́дению предельного. Точно так же и апостол Павел в своем Послании к Филиппийцам пишет, что «забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Флп. 3:13–14). Однако в том, что касается содержания и функции, между духовными целями и другими типами целей, полагает Эммонс, имеются коренные отличия.

Эммонс связывает наличие у своих испытуемых духовных отношений с такими стремлениями, как «Осознавать духовный смысл моей жизни», «Распознавать волю Божию в своей жизни и следовать ей», «Привести свою жизнь в соответствие со своими убеждениями» и «Разделять свою веру с другими людьми». Духовность, утверждает Р. Эммонс, является мотивирующей силой в жизни людей. Одна из функций религиозной системы верований и религиозного мировоззрения состоит в обеспечении «предельного ви́дения того, к чему людям следует стремиться в своей жизни» (Pargament, Park, 1995, p. 15) и стратегий достижения этого.

Именно о стратегиях достижения совершенных нравственных состояний говорит Мишель Фуко в работе «Герменевтика субъекта» (курсе лекций, прочитанном в Коллеж де Франс, 1982). М. Фуко задается вопросом: «в каких символах мысли объединились в западной античности субъект и истина?». Как центральную Фуко рассматривает концепцию epimeleia / cura sui («забота о себе») и считает самопознание частным случаем заботы о себе, ее конкретным применением (Фуко, 1991, с. 284). Эта «забота о себе» по сути и есть духовность – «духовностью можно назвать тот поиск, ту практическую деятельность, тот опыт, посредством которых субъект осуществляет в самом себе преобразования, необходимые для постижения истины» (там же, с. 286). Вопрос о духовности, как ее понимает Фуко, был основным вопросом философии для большинства западных философов, «за исключением Аристотеля, для которого духовность не играла столь существенной роли» и заключался в следующем: «что представляют собой преобразования, совершаемые в бытии субъекта, необходимые для постижения истины?» (там же, с. 287).

Вот эти преобразования, к сожалению, пока что «выпадают» из сферы научного анализа духовности, поскольку, как писал В.В. Знаков, цитируя «Основы психологической антропологии» В.И. Слободчикова и Е.И. Исаева, «практически все ученые согласны с тем, что, “говоря о духовности человека, мы имеем в виду прежде всего его нравственный строй, способность руководствоваться в своем поведении высшими ценностями социальной, общественной жизни, следование идеалам истины, добра и красоты”» (Знаков, 2005, с. 155). Здесь никак не отражена напряженная, поисковая, негарантированная компонента духовности, без которой духовность вырождается в социальную адаптацию и некритическое следование нормам, пусть даже самым замечательным.

Есть и иное направление в понимании духовности. Анализируя работы А.А. Ухтомского, В.П. Зинченко говорит, что духовность есть устремление, неутоленность, беспокойство, напряженность, энергия, направленная на поиск истины, духовность – это практическая деятельность, направленная прежде всего на переделку самого себя, на создание духовного мира и собственного духовного организма (Зинченко, 2000). В.В. Медушевский считает, что «духовность – не знания, не навыки решения задач, а способность мировоззренчески полетного бытия. Это движительная сила, устремляющая ввысь. Сила многомерная и цельная» (Медушевский, 2000, с. 41). Но движительная сила эта рефлексивна и связана с осознанием себя и своих границ. Трактовка самосознания как бесконечного стремления восходит к Платону, проходит через всю платоническую традицию христианской философии к утверждению Фихте о том, что сущность человеческого Я есть бесконечное стремление. В своих желаниях и действиях Я всегда встречает границу, препятствие: без такого ограничения, такого чувства конечности не было бы стремления. Но вместе с тем «стремление есть отрицание ограничений, выход за пределы каждой вновь полагаемой границы: и без такого чувства от всякой данной конечности тоже не было бы стремления» (цит. по: Вышеславцев, 1994, с. 139).

Если вернуться к определению духовности, данному М.Фуко, любое преображение или преобразующее стремление, от влюбленности до религиозного обращения, или, скажем, открытия способности к медитации, оказывается открытием потенциальности субъекта. Но потенциальность отражает и способность к самосовершенствованию. Преп. Макарий Египетский, говоря о множественности ступеней совершенствования в видимом, замечает – сколько же степеней преуспевания должно быть в небесном, и далее: «только после долговременных упражнений, кто избежал многих искушений, тот делается совершенным» (Макарий Египетский, 1994, с. 132).

Но достаточно ли будет духовного стремления самого по себе? Теологи самых разных конфессий подчеркивают, что недостаточно: «Мы можем быть уверены в том, что совершенного целомудрия, как и совершенного милосердия, не достигнуть одними человеческими усилиями. Придется попросить Божьей помощи <…> Очень часто Бог поначалу дает не самую добродетель, а силы на все новые и новые попытки. Какой бы важной добродетелью ни было целомудрие (как храбрость, или правдивость, или любое другое достоинство), самый процесс развивает в нас такие душевные навыки, которые еще важнее. Этот процесс освобождает нас от иллюзий и учит во всем полагаться на Бога. <…> Единственной роковой ошибкой было бы успокоиться на том, какие мы есть, и не стремиться к совершенству» (Льюис, 2003, с. 93). Духовность как потенциальная возможность нравственного совершенствования человека обретает силу через стяжание Божьей благодати в церковной жизни. Достижение конечной цели обожения или превосхождения естества и претворения бытия человека, по словам С.С. Хоружего, нельзя достичь собственными энергиями человека, и совершается оно энергией Божественной, благодатью, с которой человек лишь сообразует свои тварные энергии в синергии (Хоружий, 2000).

Итак, стремление к совершенству, являясь одним из духовных стремлений, воспроизводится, всякий раз изменяясь, на разных этапах развития человека, по мере решения им жизненных задач того или иного возраста. Подобно тому как «образ бесконечно повторяется, но никогда не преодолевается» (Ролан Барт), стремления человека к совершенству постоянно воспроизводятся. Однако «сверхзадачей» психологического исследования может стать не раскрытие какого-то одного, тайного, но настоятельного мотива и стремления, заставляющего человека искать возможность вновь и вновь встретиться с совершенством, но установление переплетения множества стремлений.

3.2. Самореализация и самоактуализация как самосовершенствование

Понимание ожидающей нас полноты жизни делает нас жадными в стремлении обогатить свою жизнь, писал Бьюджентал (1998, с. 324). Одним из наименее спорных путей выглядит самосовершенствование. Выходит и пользуется популярностью огромное множество книг, названия которых говорят сами за себя – «Преодоление гнева», «Революция диеты Аткинса», «Пробудите гиганта внутри себя», «Воплоти в жизнь свою мечту» и «Сделай себя счастливым». Книги по самосовершенствованию популярны во всех странах. Есть бестселлеры, пережившие десятилетия, – такие, как, например, книга Дейла Карнеги «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей» или Эрика Берна «Игры, в которые играют люди». При том, что большинство книг по самосовершенствованию упрощают сложные вопросы и создают иллюзию «технологичной решаемости» любых проблем, несомненно, они помогли множеству людей и практическими советами, и созданием мотивации к позитивным изменениям.

Популярности книг по самосовершенствованию способствовал и рост интереса к психологии и психотерапии в США и Европе. Еще в шестидесятые годы развитие идей экзистенциальной и гуманистической психологии привело к созданию движения «Человеческий потенциал» (Эсаленский институт, США). В художественной форме одна из основных идей этого движения была выражена Ричардом Бахом: «А ты представляешь себе, сколько жизней каждому из нас понадобилось прожить, чтобы только лишь осознать: пропитание, и грызня, и власть в Стае – это еще далеко не все? Тысячи жизней, Джон, десятки тысяч. А после нужно было сообразить, что существует такая штука, как совершенство. На это ушла еще добрая сотня жизней. И еще сотня – на то, чтобы понять: цель жизни – поиск совершенства, а задача каждого из нас – максимально приблизить его проявление в самом себе, в собственном состоянии и образе действия…» (Бах, 1994, с. 33).

«Совершенная ясность» Уильяма Шутца была одной из первых книг, в которой принципы Движения Человеческого потенциала были применены к реальной жизни. Фактически Уильям Шутц в своей книге описывает принципы достижения совершенного состояния, которому присуща не только ясность. Но можно согласиться с автором в том, что ясность – самое «яркое», «видимое» отличие совершенного состояния от иных. Принципы, предлагаемые и рассматриваемые У. Шутцем, таковы:

1. Правда. Если человек выбирает правду, то радость возрастает.

2. Выбор. Мы выбираем свою жизнь.

3. Простота. Наиболее глубокие решения просты.

4. Безграничность. Человеческие существа не имеют границ.

5. Холизм. Все взаимосвязано.

6. Завершение. При завершении действия удовлетворенность увеличивается.

7. Измерения. Основными измерениями человеческой жизни являются присоединение, контроль и открытость (Шутц, 2004, с. 7).

Хотя у У. Шутца речь идет о принципах достижения совершенного состояния отдельной личностью, некоторые из них имплицитно подразумевают связь с другими людьми. Логичной представляется мысль о самосовершенствовании как адаптации. Направления самосовершенствования тем самым будут задаваться той средой, которая окружает субъекта. Близкая мысль высказывалась В.Н. Дружининым (2000, с. 67), считавшим, что личностный тип есть не основание, а результат реализации определенного варианта жизни (по меньшей мере отчасти заданного окружением). Подтверждение этой своей мысли он видел в том, что самоактуализирующиеся люди, как правило, – люди среднего или старшего возраста. Вместе с тем вполне очевидно, что самосовершенствование может не только приводить к людям, но и уводить от людей; что развитие личности – процесс многомерный. Этот процесс описывался через понятия «стремления к смыслу» (В. Франкл), «полноценного человеческого функционирования» (К. Роджерс), «самореализации», «самоактуализации» (Ш. Бюлер, А. Маслоу). В российской психологии также накоплен опыт изучения человеческого потенциала, проявляющегося как потенциал личностный и творческий. В последние годы были разработаны и уточнены психологические понятия, связанные с человеческим потенциалом: прежде всего понятия самореализации, самовыражения, самоактуализации, личностного роста.

Все эти понятия противопоставляются адаптации, но не только ей. И.А. Идинов (1990) подчеркивает цикличность процесса самореализации, выделяя фазы актуализации, напряжения и снятия. Самореализацию этот автор считает процессом, в известной мере обратным саморазвитию. В ходе саморазвития происходит аккумулирование энергий, навыков, умений, способностей; самореализация же представляет процесс выделения накопленного. Подлинная самореализация возможна только при альтернативности, возможности выбора – действительной, а не мнимой, утверждает А.К. Исаев (1993). Г.К. Чернявской (1994) самореализация трактуется как единство самоутверждения и самоотрицания. Самореализация противопоставляется самовыражению в работах К.А. Абульхановой-Славской (1991). Говоря о ярко выраженном междисциплинарном характере феномена самореализации, Л.А. Коростылева (1997) полагает, что целесообразно вести речь о трех его основных составляющих – самопроектировании, самоуправлении и самоорганизации.

Мишель Фуко в «Герменевтике субъекта» связывает самореализацию с формированием субъектности: «Нужно создать себя как субъекта, и в этот процесс должен вмешаться другой» (Фуко, 1991, с. 294). Другой необходим, чтобы самореализация достигла того Я, которое только складывается. Задача самореализации, говорит Фуко, есть конечная цель жизни; в то же время формой существования самореализация становится лишь для некоторых. Такое понимание самореализации весьма близко понятию самоактуализации у А. Маслоу и в смысле трансфинитности (самоактуализация как конечная цель любого существования), и в смысле редкости как актуально присутствующей формы существования субъекта. Функционирование личности на наиболее высоких из доступных человеку уровнях, говорят Т. и М. Лэндсмэн, – это явление отчасти эстетическое (Landsman, Landsman, 1991). Эти авторы попытались операционализовать предложенный ими концепт «прекрасной и благородной личноcти» (the beautiful and noble person) через различные измерения опыта бытия в мире.

Самоактуализация и самосовершенствование более, чем самореализация, содержат идею достижения и даже преодоления некоего предела. Ричард Коэн возводит традицию понимания самоактуализации как достижения некоего набора идеальных личностных качеств к «Никомаховой этике» Аристотеля. Однако в своей модели «идеальной личности» (Coan, 1974) Р. Коэн подчеркивает проблематичность собственно результата. Понимание самоактуализации как процесса или как имманентно присущей человеку тенденции не вызывает таких проблем (Coan, 1991, p. 134). Говоря о разных видах трансценденции, А. Маслоу называ-ет как один из них трансценденцию человеческих пределов, несовершенств, недостатков, и указывает две возможности переживания совершенства – либо острое, либо более спокойное, по типу плато. В обоих случаях человек может воплощать в себе Бытие (быть Богом, совершенством, сущностью), а не только воплощать в себе становление. «В такой момент я могу любить всех и принимать всех, прощать всех, примириться даже с задевающим меня злом. Я могу понять порядок вещей и радоваться ему, и я могу даже почувствовать какой-то субъективный эквивалент того, что присуще только богам, то есть всеведения, всемогущества, вездесущности» (Маслоу, 1999, с. 263).

Д.А. Леонтьев (1997) выделяет три уровня анализа проблемы самореализации личности. На философском – наиболее общем – решаются вопросы о сущности человека, о сути процесса самореализации. На социологическом уровне решается вопрос о путях и способах самореализации личности в конкретных социокультурных условиях ее существования, на психологическом же «анализируются личностные качества и конкретные внешние условия, позволяющие данной личности продуктивно самореализоваться, исследуется мотивационная основа самореализации и обратное влияние объективной и субъективной эффективности самореализации на личность и деятельность субъекта» (Леонтьев, 1997, с. 157–158).

На всех этих уровнях самореализация предстает как процесс выявления и использования личностью возможностей, содержащихся в среде. Сам интеллектуальный, творческий, личностный потенциал – особого рода возможность, которая, реализуясь, все время сохраняется как возможность дальнейшей деятельности. Интерес к потенциально существующим, но непроявленным характеристикам личности и человеческого бытия в целом не исчезал на всем протяжении многовековой истории философии и психологии. Однако нельзя не заметить, что объяснительный потенциал категорий «возможности» и «потенциал» (человеческий, личностный, профессиональный и т. п.) реализован явно недостаточно.

Впрочем, насколько маргинальным, неинтегрированным в систему психологической терминологии остается термин «возможности», настолько в последние годы легитимизировалось положение «человеческого потенциала» – ныне одной из наиболее актуальных междисциплинарных проблем, получивших к тому же «мировое признание», отчасти благодаря интеграции с проблематикой «устойчивого развития». В России разработка этой проблемы в рамках концепции человеческого потенциала ведется в Институте человека РАН (Генисаретский, Носов, Юдин, 1996; Келле, 1997; Авдеева, Ашмарин, Степанова, 1997 и др.). Понятие человеческого потенциала «переопределяется», конкретизируется в различных аспектах его изучения: социально-организационном, экономическом, социально-экологическом и экзистенциальном. Сформулированы понятия базового, деятельностного, психологического потенциала – как индивидуального, так и популяционного (Зараковский, Степанова, 1998), психофизиологического потенциала (Медведев, Зараковский, 1994), профессионального потенциала личности (Маноха, 1995), личностного потенциала (Леонтьев, 2002).

Возможностям повезло гораздо меньше. Ни один из советских и российских психологических словарей не содержит этого термина (как, впрочем, нет и статей, посвященных потенциалу личности). Этот термин преимущественно употребляется, когда нужно уточнить, оттенить ту или иную грань связанных с личностью и мотивацией понятий. Так, характеризуя процесс саморегуляции, К.А. Абульханова-Славская (1991, с. 97) указывает, что в нем «личность “принимает в расчет” не только “нужное количество, меру активности”, но и учитывает свое состояние, возможности, всю совокупность мотивов, социально-психологических ориентаций и т. д…». А.А. Ершовым (1991, с. 15–16) мотивообразующий эффект саморегуляции определяется через соизмерение человеком своих возможностей и «духовных, интеллектуальных, волевых, физических потенциалов» с требованиями среды, условиями и целями деятельности, с объективно необходимыми затратами. В монографии А.А. Ершова определения понятий «возможности» и «потенциалы» не сформулированы; К.А. Абульханова-Славская, раскрывая свое понимание возможностей субъекта (от которых зависит регуляция деятельности), специально оговаривает ограниченность этого определения контекстом – «в данном случае мы имеем в виду его способности, навыки и особенности реакции на неожиданность и т. д.» (Абульханова-Славская, 1980, с. 270).

В философии с помощью парных категорий возможности и действительности описываются процессы развития материального мира. Возможность как объективная тенденция развития при определенных условиях переходит в действительность – существующую как реализация некоторой возможности. Взаимопереходы реальной и абстрактной возможностей, количественное их соотношение составляют основу вероятностного прогнозирования субъектом последствий своих действий и независимо от него существующих тенденций.

Но можно ли приравнивать возможности к объективно существующим обстоятельствам, благоприятствующим либо препятствующим деятельности субъекта? Наша жизнь, утверждал Х. Ортега-и-Гассет, состоит прежде всего в сознании наших возможностей. «Жить – это значит пребывать в кругу определенных возможностей, которые зовутся “обстоятельствами”. Жизнь в том и заключается, что мы – внутри “обстоятельств”, или “мира”. Иначе говоря, это и есть “наш мир” в подлинном значении этого слова. “Мир” не что-то чуждое нам, вне нас лежащее; он неотделим от нас самих, он – наша собственная периферия, он – совокупность наших житейских возможностей… Мир, то есть наша возможная жизнь, всегда больше, чем наша судьба, то есть жизнь действительная» (Ортега-и-Гассет, 1991, с. 151). Отдельно взятыми возможностями сфера возможного не исчерпывается, поскольку принадлежность этих возможностей уникальной личности создает системное единство (при всей возможной дисгармоничности и противоречивости) сферы возможного субъекта.

Изменения сферы возможного на больших временных отрезках также задают основу жизненных стратегий. Основным критерием оптимальности жизненных стратегий, видимо, является усложнение и обогащение жизненного мира и расширение границ возможного. Избыток возможностей, по Х. Ортега-и-Гассету, – признак здоровой, полнокровной жизни (там же, с. 139).

Противоположный результат – упрощение – может быть достигнут различными способами: минимизацией притязаний, «свертыванием» жизненных отношений, в первую очередь потенциально выводящих за границы возможного, ориентацией на постоянно меняющиеся сиюминутные требования жизненной ситуации или на устоявшиеся, общепринятые образцы жизненных стратегий.

Представляется, что понятие потенциала (человеческого либо личностного) в меньшей степени отражает мотивационные аспекты потенциального измерения человеческого бытия, нежели «возможности». Нередко в характеристику потенциала субъекта мотивация включается (например, Г.М. Зараковским и Г.С. Степановой – «мотивированная направленность личности» выступает у них как один из основных компонентов индивидуального психологического потенциала – 1998, с. 51). Однако в авторитетном двухтомнике Союза международных научных обществ, названном «Энциклопедия мировых проблем и человеческого потенциала», мотивационные структуры личности в определении человеческого потенциала отражены лишь косвенно: «Потенциал человека – способность индивида к самовыражению, самоактуализации и самореализации… Реализуется потенциал человека в защите таких ценностей, как правдивость, доброта, искренность, красота, оптимизм, справедливость и порядочность, естественность поведения, организованность, дисциплинированность; в постоянном самоусовершенствовании, в результативности, продуктивности деятельности» (цит. по: Зараковский, Степанова, 1998, с. 53).

И еще – поскольку сам человек своим потенциалом практически не может оперировать, в термине «потенциал» есть некоторый оттенок внешней заданности (что отражено и на языковом уровне: что может человек сделать со своим потенциалом? Реализовать, если он имеется; развить, если недостаточен, вот, пожалуй, и все). Намного многограннее возможности, предоставляемые одноименным термином: просчитать, мысленно проиграть, упустить, не увидеть, просмотреть, взвесить, измыслить, найти и т. д.

Проблематика возможного и потенциала личности имеет непосредственное отношение к самосовершенствованию, осуществляющемуся в пространстве возможностей; нередко возможности также творятся, создаются личностью. М. Фуко рассматривал самореализацию как акт врачевания, как терапевтическое средство: «Речь идет скорее об исправлении, об освобождении, нежели о формировании знания. Именно в этом направлении будет развиваться самореализация, что представляется весьма существенным. Даже если человеку не удалось “исправиться” в молодости, этого всегда можно достичь в более зрелом возрасте. Даже если мы согбенны, существуют различные средства, чтобы помочь нам “распрямиться”, исправиться, стать тем, чем мы должны были бы стать и чем мы никогда не были. Стать вновь тем, чем человек никогда до этого не был, – это, я думаю, один из основных элементов, одна из главных тем самореализации» (Фуко, 1991, с. 291).

Речь идет, таким образом, не столько об «отсечении» ненужного, того, от чего необходимо освободиться, но скорее о созидательных аспектах самореализации и самосовершенствования; или, вслед за В.Л. Рабиновичем, можно охарактеризовать это состояние как «мучительное самосозидательное борение с собой» (Рабинович, 1992, с. 131).

Самосовершенствование, таким образом, выступает как преодоление себя («Лишь с собой совладавши, достигнешь высот…» – О. Хайям), и вместе с тем как максимально возможная реализация – «стань тем, кто ты есть». И здесь несомненно важна мера в преодолении естественных склонностей и задатков. Вспомним довольно раннее осознание Генрихом Нейгаузом отсутствия у него ярких пианистических способностей. Но они были компенсированы выдающимися музыкальными способностями и огромной работоспособностью музыканта. А в других случаях? «“Исписавшийся писатель”, “неудавшийся музыкант”, “несостоявшийся художник”, неудачник, – пишет О. Николаева, – это не бездарность или посредственность. Это и не человек, которому, по логике мира сего, “не везет”, – это человек, идущий поперек замысла Божиего о нем, сопротивляющийся воле Господней. На пути этого сопротивления, бывает, он растрачивает, как блудный сын, все свои достоинства и дарования» (Николаева, 2002, с. 246).

В годы работы над поэмой «Возмездие» Александр Блок пишет небольшую статью «Генрик Ибсен». По Блоку, в основе драмы «Строитель Сольнесс» лежит «одна из мировых истин, равных по значению, быть может, закону всемирного тяготения». Эта истина заключается в том, что человек может достигнуть вершины славы, свершить великие дела, но – «горе ему, если на своем восходящем пути он изменит юности или, как сказано в Новом Завете, “оставит первую любовь свою”. Неминуемо, в час урочный и роковой, постучится к нему в двери “Юность” – дерзкая и нежная Гильда в дорожной пыли. Горе ему, если он потушил свой огонь, продал свое королевство, если ему нечем ответить на ее упорный взгляд, на ее святое требование: “Королевство на стол, Строитель!”» (Блок, 1962, с. 317).

Е.Б. Тагер указывал, что в таком понимании «возмездие» означает не столько «наказание» (внешняя карающая сила), сколько «расплату» – «внутреннее осознание человеком своей вины перед собственной совестью» (цит. по: Магомедова, 1997, с. 157). В любом случае, и наказание, и расплата настигают, если путь был выбран неверно изначально или уже на пути была совершена ошибка; но и тот, кто отказывается выбирать и осуществлять, сталкивается с виной и тревогой. Самосовершенствование, как и самореализация, представляет собой рискованный и негарантированный процесс.