Текст книги "Жизнь уместна (сборник)"

Потом устремился на антресоль, припадая губами к ступенькам, рухнул там на просторную тахту, покрывая ложе страстными поцелуями, после перевернулся на нем и распростерся на спине. Сбросил с себя рубашку, брюки – все, кроме носков, дотянуться до которых у него не хватило сил. Слегка приподняв голову ужаснулся густоте волосяного покрова на груди и… едва не заплакал от жалости к самому себе. Разве прекрасное юное существо, ну не пятнадцати лет, хотя бы восемнадцати или двадцати, прильнет к этому шерстяному коврику? Фу, скажет, какая гадость! – и правильно сделает. А жизнь взамен представит ему массу сорокалетних теток с косой саженью в плечах и несвежей кожей…

Не успел Шамиль успокоиться, как нервы взбудоражила приливная волна SMS-сообщения: «Жду». «В мечети», – как от зубной боли, сморщился адресат. Ему и впрямь захотелось в тот миг очутиться в каком-нибудь храме, только без сусальной позолоты и лампад (пусть он будет хоть из полиэтилена!), и чтобы священнослужитель не нес благоглупости ни с минбара, ни с амвона, а обещал новые небеса и новую землю. Вот в такой храм Шамиль, пожалуй, устремился бы тотчас: встал бы там, сдернув опостылевшую маску дамского угодника, и без стеснения вымолил в утешение вечно юную студентку-первокурсницу, чтоб понимала: мы на этой земле, чтобы любить друг друга, и не смотрела на него как на неудачника, а наоборот, с надеждой и упованием. Ну а покуда «символы религий похоже на реликты», для смывания грехов и умственного раздрая Шамилю хватило душевой кабинки. Словно заново рожденный, он выскочил из ванной комнаты в распахнутом махровом халате, бросился к столу, где стал набрасывать эскиз торгового центра, тоже в своем роде храма – потребления. Человеку несведущему со стороны могло показаться, что он рисует взрыв на макаронной фабрике.

– Взлетающая композиция, успокаивающая гостиницу «Татарстан»! – периодически выкрикивал архитектор в сторону аквариума. – Детали соединены в гармоничный аккорд… В шаге, привязанном к основному объему… Куча узлов, вкусненьких моментов!..

Завершив гениальное целое, Шамиль, как «честная маша», поделился открытием с напарником по поиску халтуры типа дач и гаражей:

– Скоро будем ездить только на джипах, есть только черную икру!

Приятель отвечал без энтузиазма, выдавая усталость от бесконечных ноу-хау коллеги:

– Небось опять какой-нибудь пост – во весь рост? Или мост суфиев как символ отрешенности от цивилизации и свободного поиска на ощупь?

Шамиль, как ужаленный, долго и сумбурно возражал, ведь на проекте моста мудрецов-просвететелей сам мэр наложил резолюцию: «Предложение толковое». Он продолжал сыпать доводами: «в сокровенном значении общего знаменателя», «средой тысячелетнего качества», – даже поняв, что собеседник давно отключился. На гребне куража сделал отчаянную попытку зазвать с балкона в гости случайную девчушку:

– Сударыня, как насчет поесть чаю, попить пирога?

Но та только участила цоканье каблуков по асфальту. Тогда Шамиль взял пакетик с немецким кормом, всыпал за щеку кружочки, похожие на конфетти, и склонился над аквариумом. Сомы, всплыв на поверхность кверху брюшками, поплыли к его губам с раскрытыми ртами…

Разумеется, вечевой колокол жильцов элитного дома обсуждать развитие придомовой территории не сзывал. Более того, даже объявления вешать не пришлось. Просто Нияз, Рафаэль, Марья Власовна встали посередине двора, пожестикулировали – толпа сама образовалась – наросла как снежный ком: кто-то из окна увидел «могучую кучку», кто-то спешил мимо, да из любопытства притормозил. Так кворум для проведения организационного собрания и набрался.

Нияз в проведении таких мероприятий собаку съел и давно пришел к выводу, что толпа жильцов почти ничем не отличается от толпы вообще – массового скопления людей на базарах, рынках и площадях, вокзалах, – от групп подростков у стен школы или в городском парке в теплую летнюю ночь. Самое интересное, неважно, откуда высыпали эти жильцы, из разваливающегося гнилого барака или из сияющего чистотой подъезда с консьержкой у входа. Неважно и то, насколько близко они знакомы между собой: шапочно или пересекаются по работе – все равно, если мысленно отделить себя от сборища и посмотреть на людей как бы сверху, увидишь размытое пятно неопределенной формы – похожее на облако мошкары, где каждая особь дергается под влиянием одного ей ведомого импульса: «Уборщица плохо моет, пыль с почтовых ящиков не протирает», – зудит жена военкома, дылда, стриженная под мальчика. «Напор воды слабый», – надув перламутровые губки, пищит стокилограммовая тетенька, владелица турфирмы. «На первом этаже спать невозможно. Как врубят аудиосистему автомобиля, и вечеринка до утра с караоке», – гундосит главбух валяльно-войлочного комбината…

Нияз собрал оптику, восстановил резкость восприятия и с удивлением обнаружил отсутствие многих знаковых фигур мужского пола, из числа тех, что несколько лет жизни положили на то, чтобы обустроиться на этом месте. Военком района, он знал, строит коттедж, куда намерен переехать с молодой женой. Директор табачки, по слухам, спутался с эстрадной певицей. Стало быть, квартира в центре для них пройденный этап. Нужны новые вершины, новые цели. Только Нияз не может преодолеть стереотип: одна жизнь – одна жена. Все уже давно вписались в современный сценарий: новый этап – новая подруга… – новый чемодан без ручки.

Кстати, Диляра тоже куда-то пропала. Если бы она с концами сгинула, представил Нияз на мгновение, тогда можно было бы пожить в свое удовольствие: курить в постели, слушать певца Салавата, съедать за ужином пачку пельменей «От Сахиба»… Там, глядишь, нашлась бы и подруга, которая любила бы его таким, какой он есть. Вроде этой, кобылы из санэпидемстанции, в красных колготках:

– Меня ничего не интересует, лишь бы бесперебойно давали горячую воду. – Нормальная женская позиция.

Не то что Диляра с ее высокомерием. Как она на полном серьезе ему один раз заявила: «Я королевна!» Доля истины в этом, конечно, была, женщина она шикарная (более тонкого определения Нияз подобрать не смог). И если уж на то пошло, положа руку на сердце, без жены ему становилось тревожно. Она являлась открытым, а потому не опасным противником. Он по опыту знал, что расклад сил в ситуации с отсутствием конкретных персон не меняется, как невозможно изменить баланс мастей в колоде карт. Если на горизонте не маячит принципиальная Диляра, значит где-то зреет тайный враг, который неожиданно проявит себя непредсказуемым образом. Нияз это нутром чувствовал. Так порой чувствуется тревога в жуткой давке в салоне автобуса, где орудует карманник, или среди праздногуляющих пар в городском парке, в ряды которых под маской рубахи-парня затесался психопат с кухонным ножом в кармане.

– Не мечтайте о бесперебойной воде, – взбаламучивал толпу Вильсур Сагитович. – Трубы-то в подвале ржавые, бэушные.

Этот гнилой интеллигент не представлял опасности, кишка у него была тонка подстрекнуть к бунту, потому что он считал себя очень умным, способным приводить неопровержимые доводы, логически безупречные доказательства. Да только, Нияз по опыту знал, никто не пойдет на поводу у яйцеголового. Хотя крови такой тип способен попортить немало. А ну как вякнет Вильсур про плохую вентиляцию и прилюдно объявит, что Нияз акт приемки дома подписывал. Попробуй после этого внуши народу себя. Он ведь не сказочный крысолов, обладающий способностью очаровывать и увлекать. Тем более Ниязу по большому счету гараж был не особо нужен как не обремененному личным транспортом – он предпочитал пользоваться служебной машиной.

У кого не имелось ни малейших сомнений в том, что гаражный кооператив нужен, что любой противник, тайный или явный, будет разбит и победа будет за ними, так это Марья Власовна. Бывший технолог ликеро-водочного производства в лиловой широкополой шляпке расхаживала поодаль на десятисантиметровых каблуках. Она не производила впечатления сумасшедшей, скорее пришельца с другой планеты, фонтанирующего энергией неведомой природы. Движения ее рук и ног, повороты туловища и головы были манерно изломанными, резкими, а неестественно задорный девчоночий голосок прозванивал толпу:

– Найда, Кузька, Ганс, Симпсон! Собаки вы мои любимые! – Она доставала из пакета огромные кости и швыряла их дворнягам, как букеты цветов кумирам. – Ганс, не наглей! Симпсон, надо уметь за себя постоять. Кузька, вот тебе самый лакомый кусочек.

В это время ее питомец без поводка и намордника утюжил острой мордой асфальт под ногами собравшихся. Люди с опаской поеживались. Тем не менее грязный домысел Вильсора: «Власовна завела бойцовую собаку для натурального удовольствия!» – распространился в толпе, как уксус в масле, никак не подействовав. Пенсионер не обрел сторонников; всех, кроме него, завораживали ядовитые краски нарядов и гипнотизировал истошный голосок. С нотками раздраженного самолюбия в голосе он произнес громче: «Для секса! Пусть все знают».

Рафаэль загоготал, притворяясь расслабленным. Доли секунды они с Ниязом смотрели друг другу в глаза, распределяя роли: кнута и пряника, доброго и злого полицейского. После чего, оставаясь внешне спокойным и уверенным в себе, Нияз поспешил занять место на возвышении – на ступеньках подъезда (а заодно и спрятать спину), а Рафаэль закрепил за собой другую ключевую позицию – в центре сборища.

Ситуация становилась критической: Вильсур прекратил взывать к разуму толпы и начал ее устрашать:

– Трубы гнилые, и бойлер в подвале тоже бэушный. Весь в деревянных затычках.

– Но господин Липовецкий уверял, что временно ставит, на пару лет, – ужасались женщины.

– Все было разворовано!

– Прораб Липовецкий живет в нашем доме. Можно организованно пройти и плюнуть на порог его квартиры, – сделал провокационное предложение Нияз, выделив слово «плюнуть».

Толпа, как намагниченная, обратила взоры в его сторону:

– А зачем ходить так далеко, к первому подъезду, взбираться на третий этаж – вот он стоит. Плюйте, – миролюбиво предложил Рафаэль, приняв пас – он тоже сделал ударение на слове «плюйте». Без сомнения, если бы они с Ниязом показали пример, толпа повелась бы на провокацию, разразившись градом плевков.

Некоторые уже предусмотрительно отодвигались подальше от Липовецкого, приговоренного к потере лица. Голоса испуганно смолкли.

– Единственно верное решение, – одобрил Рафаэль. – Ефим искупит свою вину перед нами. Он огородит площадку секциями гофрированного железа и пригонит технику.

– А не получится так. Мы вложимся, построим, а узаконить потом не сможем? – поинтересовался Марсель.

События потекли по нужному руслу. Приближались мгновения, ради которых стоило жить: Нияз сверкнул глазами, напружинился, будто для прыжка, и… срезал сомневающегося исчерпывающим ответом:

– Допустим, найдутся недовольные. Допустим, привлекут на свою сторону Госархстройконтроль, то есть меня, и я признаю, что работы начаты незаконно, не имея надлежащего на то разрешения. Приостановлю де-юре, а де-факто строительство гаражей будет продвигаться. Для нашей конторы они будут не более чем энным количеством кирпичей, сложенных определенным образом.

– Строительство идет без проекта, – въедливо заметил Вильсур Сагитович.

Вот над кем Нияз утвердил бы господство физически, по закону волчьей стаи – сбив с ног.

– Как насчет погребов? – поинтересовались Ахметгалеевы.

Не успел Рафаэль их заверить: картошку будете закладывать «КамАЗами», – как, подобно джокеру из рукава шулера, из толпы выскочил архитектор. Его всклокоченные кудри и впрямь напоминали шутовской колпак, особенно поражала странная седина, убелившая волосы только на затылке, будто Шамиль регулярно терся головой о свежую штукатурку.

– Интересно, – попенял он собранию, – смена скольких поколений нужна, чтобы перемолоть аграрный образ жизни? Питерцы получали профессиональных горожан, которым стыдно плюнуть на мостовую, которые не будут гадить у себя в подъезде, через одно-два поколения. Но там были коммуналки и профессора Преображенские, к которым разношерстную публику подселяли. И она через коммунальное соседство переваривалась…

От неожиданности Нияз внимательно посмотрел на шута горохового, попытался вникнуть в ахинею, которую тот нес, – и «большая игра», затеянная им, развалилась.

Внимание обывателей мгновенно переключилось на Суфию Мифтаховну с ее маниакальным желанием стать депутатом.

– Абсурд! Нонсенс! По закону кандидатам в местные органы власти деньги на предвыборные баталии не положены. Так что весь мой избирательный фонд – 513 рублей, собственная пенсия. Все спонсоры от меня шарахаются, когда узнают, на какие вулканы я залезаю.

Бывший преподаватель истории КПСС наивно верила не только в то, что будет избрана в горсовет, но и в то, что найдет покровителей, готовых выложить кругленькую сумму на изготовление листовок с ее избирательной платформой. Не посмеет отказать Марсель, грезила она, ее бывший студент…

– Первый пункт – создание СОБЖ – службы отлова безнадзорных животных; второй – создание специального квартирного фонда в центре Казани для несгибаемых отказников… – перечисляла Суфия, если честно, исключительно с учетом собственных интересов сформулированные пункты.

А толпа в ожидании бесплатного представления зубоскалила:

– В жизни всегда есть место выборам.

– Держись, электорат, собачьи свадьбы отменяются.

Нияз не знал, какой пример из вузовского курса физики подобрать: то ли сравнить ход событий с перегретой конвекционной волной, молниеносно изменившей направление вращения, или же со звуком из громкоговорителя, который, пройдя обратно через микрофон, мгновенно усиливается до невыносимого визга. Какое сравнение ни возьми – но только ведомые, лохи, вдруг сами начали манипулировать вожаками, провоцируя их на дикие выходки.

– Собаки грязь не в твоей квартире разводят, так? – заорал Рафаэль на Суфию, сбросив маску доброго полицейского. – И не на твоей земле – на государственной! А на ней, кто что хочет, тот то и делает. Пусть четвероногие друзья загаживают все, хоть до ж/д вокзала!

А Марья Власовна мстительно предрекла:

– Согласишься на жилье по социальной норме, как миленькая… Ох-ах! А не переедешь – за водой на озеро придется ходить, с ведрами и коромыслом, – когда коммуникации отрежут.

– У меня межреберная невралгия, – ужаснулась Суфия.

– Гимнастика полезна, – сказал сквозь зубы Рафаэль.

Однако Суфия упорно не желала сознавать, что пребывает в мире, где уже не существует уважения к прожитым летам и сочувствия к ближнему.

– Я всегда жила честно заработанным трудом. А в 96-м году за генерала Лебедя агитировала, за настоящего мужчину, меня нельзя обижать!

– Это еще нужно разобраться, кого можно обижать, а кого нельзя, – многозначительно промолвила ее ровесница, сколотившая капитал на производстве паленой водки.

Все моментально испуганно притихли. Потому что помнили, как по весне Марья Власовна остановила какого-то мужика: «Эй, подвези до Колхозного рынка». Тот вежливо отказался, сославшись на полное несовпадение своих планов с ее маршрутом. «Ладно, – не стала настаивать она, – все равно не доедешь…» И что? Ста метров тот мужик не протянул – в столб врезался. Может, у технолога и в самом деле какие-то экстрасенсорные способности?

Образовавшуюся паузу нужно было срочно заполнять, но под ногами Нияза путался архитектор с проектом, ни больше ни меньше, торгового центра. Желание строить рядом с домом гаражи, внушал он Ниязу, это месть деревни городу. Нельзя мыслить объектно, в пределах придомовой территории, нужно довериться профессионалу, то есть ему. «Ах ты…, – подумал Нияз, – демон нелинейности». Обрывки бредовых идей Шамиля рождали в его сознании сюрреалистические картины ходьбы в лабиринте, стены которого перестраиваются с каждым шагом: монолитный железобетонный каркас… сетка колонн девять на двенадцать… зонирование торговых площадей… проемы заполняются алюминиевыми стеклянными витринами… «Я же тут заблужусь в сетке колонн», – начал сходить с ума Нияз.

– Отлично! Просто Нью-Шапши какие-то, – в отчаянии он прибегнул к шашечной стратегии: прыжок по диагонали через непреодолимые обстоятельства. – Пиши пояснилку. – Нияз, хлопнув Шамиля по плечу, выхватил из его рук ватман и, как флагом, замахал изображением взрыва на макаронной фабрике. – Кто говорил, что строительство пойдет без проекта?!

Колыхание белого полотна помогло развернуть маховик в обратную сторону. Взоры толпы вновь обратились к Ниязу.

– Эскизный проект полноценным считать нельзя, с жаром возразил Вильсур. – Нет необходимых согласований, заключения вневедомственной экспертизы, заключения Казгражданпроекта. В прежние времена такая стройка называлась самостроем и подлежала немедленному сносу.

– Прежде чем получишь все согласования, ботинки сотрешь до ушей, – хмыкнул Рафаэль.

– В Казани все «как у больших»: градостроительный кодекс, устав, стратегия развития, генплан, – вновь воспарил над толпой Нияз. – И как всякие бумажки, эти документы очень гибкие. Как перед Европами ими козырять, они склоняются в сторону цивилизованного землепользования и создания комфортных условий. На деле с жителями разговор короткий: не ваше дело интересоваться, что вам в окошке свет застит.

– В законах все прикрыто, все в порядке, сладенькая конфеточка. А развернешь конфетку, можно сразу противогаз одевать, – заржал Рафаэль.

Убедившись в управляемости обратной связи, Нияз сменил жесткий тон на доверительный:

– За нарушение градостроительного законодательства пока никто не ответил. Ни штрафов, ни санкций, лишь рекомендации обратить внимание на нарушение. Да указание в протоколе, что надо откорректировать проект застройки.

Жители выразили ему полную и безоговорочную поддержку:

– Каждому ясно, если обойтись жестко, больше ни один участок с готовыми коммуникациями нельзя будет росчерком пера выставить на аукцион.

– По смешной цене.

– Участок с коммуникациями взять под строительство куда выгоднее, чем «голый».

– Все повязаны.

– Неповязанных практически нет.

Нияз подбавил патоки в интонацию голоса, мол, мы же тут все свои, одного поля ягоды, каменных задниц, под которые доллар не подсунуть, среди нас нет:

– Вы не хуже меня все понимаете. Упустим момент, данный участок будет выставлен на торги без указания конкретных координат, без обсуждения с жителями микрорайона. (Раздался смех.) Что противоречит градостроительному уставу. (Раздался еще более громкий смех.) Вам хочется, чтобы девятиэтажка заслонила свет в ваших окнах?

Возможно, кому-то из соседей по дому Нияз напоминал Данко с развороченной грудью и пылающим сердцем в руках, так благодарно они соглашались с его доводами:

– И сопротивляться будет бесполезно.

– Останемся практически без двора.

– Ребятне отведут закуток у проезжей части.

Только гордый Вильсур остался несломленным.

– Что хочу, то и ворочу. Если строить по такому принципу, беды не миновать.

– Можете не строить, – отмахнулся от него Рафаэль. – Никто насильно не заставляет. Председателем предлагаем Марью Драчеву. Думаю, возражений нет.

– Есть! – раздался истошный вопль. Против была сама предложенная кандидатура. – Я не смогу! Я скоро к племяннику в Америку уеду. Я за океаном новую жизнь начну. Не удерживайте меня!!!

– Не уезжайте! – раздались умоляющие возгласы. – Собачка у вас такая хорошая, добрая.

Залп сожаления был так силен, что Марья Власовна реально помолодела лет на пятнадцать.

– Кстати, – сказала она по-детски светло и наивно, – в Америке очень популярны в качестве домашних животных миниатюрные гвинейские свиньи. Они милые твари, чистенькие и все понимают.

– А погреба проектом предусмотрены? – не унимались Ахметгалеевы.

– Раскаленные сковородки под сидячими местами для вас предусмотрены! – пробурчала под нос обиженная на весь белый свет Суфия.

Глупая, не понимала, что коммунизм ХХI века – телесериалы – уже наступил.

«Мусульманка-то наша!» – ахнула толпа. Агесандр, Полидор, Афинодор – создатели группы «Лаокоон» – отдыхали! Из деревянного особняка вывалилась пьяная Диляра, которую с двух сторон поддерживали Фарид и Маугли. Основная нагрузка падала на мальчишку, который, можно сказать, тащил женщину на спине (сказывался опыт помощи маме-алкоголичке). Фарид же под видом транспортировки груженного алкоголем тела, как спрут, облапал кралю, которую пару часов назад мог помацать только во сне: татуированные пальцы, как щупальца, впились в Дилярины грудь и бедро. За ними плелась Стелла с двухлитровым баллоном пива наперевес.

– Махочка я, меня ведры придавили, – жалобно вопила она, объясняя причины, сделавшие ее фигуру приземистой и корявой. – А-а! – моментально возвращалась к привычному пофигизму. – По волосам и ногтям не плачут!

А Диляра хохотала. Хохотала, как в день знакомства с Ниязом. Яркую броскость рослой девахи при первой встрече он принял за легкодоступность, и в расчете на быстрый успех предпринял лобовую атаку: «Ты мне нравишься физиологически». Поначалу городская штучка возмущенно округлила глаза, затем, поняв, что имеет дело с неотесанным провинциалом, издевательски захохотала. Непритворность веселья поставила Нияза в тупик: то ли ударить, то ли приударить – усилить напор? Была не была – он схватил девушку стальными пальцами за филейную часть. Она в ответ занесла над его головой сумку, но обрушить не смогла – помешал новый приступ смеха. Потрясенный до глубины души существованием девичьего целомудрия в столь вызывающе раскованной форме, Нияз твердо решил жениться на новой знакомой.

Похоже, сейчас Диляра тоже потерялась во времени и пространстве. Все, на что натыкался ее взгляд: пень уничтоженного (с ведома Нияза) тополя, раскиданные там и сям говяжьи мослы, – вызывало ее отчаянный жуткий смех. Указательным пальцем правой руки, лежащей на плече Маугли, она совершала странные движения, судя по бессвязному бормотанью, кликала воображаемой компьютерной мышью:

– Раз, нажал на цветок – он превращается в елку, щелк по пушке возле замка – вылезает солдат, заряжает оружие и…

– Ба-бах! – вопил Маугли.

– Баб-бах, – передразнила его Диляра. В междометие она вложила бездну мудрости нового века: снисходительно относись к убийству, как к неокончательному акту, оно не наносит необратимого ущерба другому. – Ты хоть знаешь, че такое «бродилка»?

– Не-а, – признался Маугли.

– Гоночный симулятор? Стрелялка? – Диляра попыталась отцепить от себя пальцы Шамиля. – Чтоб завтра у ребенка был комп, понял!

– Где деньги, Зин? – пропащий мужик еще отчаяннее впился в нее своими татуированными синими щупальцами.

Фарид, может быть, впервые со дня выхода на свободу мог более-менее связно объяснить, почему так тяжело выбраться из ямы, в которую он попал. Как большинство отсидевших на зоне, он был «вписан в систему» и вернуться к нормальной жизни, как считал удобным, не мог; не имел, к примеру, возможности устроиться в охрану, потому что любая работа, связанная с ношением формы, по понятиям, находилась под запретом. Братва не позволила бы, сказав: это гадское, ты почему попер против блатной жизни? А еще, важно произнес бродяга, есть другое понятие, когда зэк выступает против воров, против воровского закона…

– Справится пятилетний юзер… – кивнула Диляра.

А Фарид, воодушевившись, заверил, что ради такой женщины готов совершить тысячу гадских поступков. Что ему братва и воры? Он что, лох, не понимает: каждая власть пытается оправдать себя красивыми лозунгами. Государство вешает лапшу на уши: все для народа. А вор в законе Марсик гонит: все для братвы. Хочешь, предложил Фарид, не буду поджигать сегодня Стелкин дом; огромные деньги, считай, тыща долларов на кону, – а я вот возьму и не подожгу…

Что при этом заявлении испытал инспектор-дознаватель ОГПН, похожий на поросенка, откормленного особой зеленью – с хрустящими президентами!.. Ведь все то время, пока длилось собрание, в мыслях он старательно готовил болванку постановления об отказе в возбуждении уголовного дела: «Такого-то сентября поступило сообщение о пожаре в жилом доме номер такой-то. На момент прибытия пожарных подразделений горели открытым огнем два этажа. Объектом пожара является… ни в коем случае не указывать, что памятник истории и архитектуры… Согласно протоколу осмотра, следует, что возгорание произошло на втором этаже квартиры номер такой-то, где находится притон. Место возгорания и время возникновения пожара соответствуют условиям возникновения горения сгораемых материалов при контакте с тлеющими табачными изделиями. Версия поджога исключается».

И вдруг нате: не буду поджигать дом! – прилюдно. У инспектора-дознавателя аж кровь от сердца отлила, а в голове на всякий случай быстро собрался черновик объяснительной прокурору: «Пожар – мера дешевая, и потому часто в нашем городе применяемая. Неофициально, конечно. При этом пожарные рискуют жизнью и тратят казенные средства. Поэтому в постановлениях, написанных под давлением администрации района, мы вынуждены использовать формулировку «неосторожное обращение с огнем неустановленных лиц», вместо того чтобы объединяться с милицией и ловить за руку поджигателей».

Отхлынувшая кровь прилила обратно и с силой ударила дознавателю в корни коротко стриженых светлых волос, напоминающих поросячью щетину. Ему оставалось лишь матюгать про себя Нияза, так как на ногах, ставших ватными, он вряд ли доковылял бы до своей квартиры.

В отличие от пожарника Диляра на удивление бесстрастно отреагировала на слив компромата. Это объяснялось состоянием «перезагрузки», в которое она вошла: потребность судить людей, оценивать явления, объяснять мир сменилась в ней легкостью игрового воздействия пользователя на картинку. Ей хотелось передать прелесть обратимости жизни и смерти, взаимопереходов бытия и небытия Маугли, который не умел писать и читать, потому что от него отказались все школы в округе.

– Стратегия! – радовалась Диляра взаимозаменяемости родного и чужого ребенка. – Квест! Загадочное-презагадочное приключение…

Приблизившись к толпе, Диляра – щелк, щелк – кликнула воображаемой мышкой. Люди в ужасе расступились.

– Вот! – сказала Диляра. – Часть ландшафта от-рен-де-рена[8]8
  Р е н д е р – процесс вывода, преобразования данных, например, векторного описания изображения вроде трехмерной модели в формат, пригодный для вывода, например, в виде двухмерного изображения (компьютерный сленг).


[Закрыть]. – После чего со смехом «активировала» Нияза с Шамилем – щелк.

– Забирай ее себе, профессиональный горожанин! – вскипел Нияз. – Второй женой. Только с выпиской и пропиской. На полное гособеспечение.

Архитектор же повел себя человечно, с большим пониманием женской природы.

– Прости, – сказал он, глядя на Диляру глазами, полными слез. – Прости, я бесконечно виноват перед тобой!

Увы, его искреннее покаяние было для Диляры не более чем артефактом, примочкой типа «умного клинка», меняющего структуру уровня.

– Путь чист, княже, – призвала она малолетку. – Мы не одиноки в крестовом походе против монстров! – И честная компания ввалилась в подъезд.

Толпа с любопытством ждала от Нияза решительных действий, а он стоял с опущенной головой, как жертва, в любой момент ожидающая удара извне, и глаза боялся на соседей поднять. В спасении положения Рафаэль ему был не помощник: одно дело подпевать уверенному в себе специалисту, другое – самому кувыркаться с общественностью. Нашарив остатки воли, упрямства, Нияз вымолвил:

– Как назовем наше ГСК? – Его пробил холодный пот от мысли, что алкаши с минуты на минуту зайдут в его квартиру, и он первым выкрикнул: – Скотина неблагодарная!

Пришлось броситься вдогонку, еще не с поднятой – с повернутой, как у атакующего барана, куда-то в сторону, головой. Доброхот в лице Вильсура Сагитовича даже приготовился набрать ноль-два. Однако потоки крови не хлынули из подъезда. Стоило Ниязу разок рявкнуть, как алкаши беспрекословно развернулись и засеменили вниз. Маугли расстался с перспективой поиграть на компьютере без проблем – пару часов назад ему намного обиднее было остаться без чипсов, он клубком закувыркался по ступенькам. А вот Фарид и Стелла из-за того, что Нияз в нетерпении топал ногами и, выпучив глаза, поторапливал их, несколько раз упали, причем алкоголичка обрушивалась на бетонные ступени плашмя, так как руками прижимала к груди баллон с пивом. Нормальный трезвый человек на ее месте непременно бы себе что-нибудь сломал.

Диляра не сделала ни малейшей попытки заступиться за новоявленных друзей. Прислонившись к стене, обмякла, как марионетка, повешенная на гвоздь.

И все же последствия разборки, вернее, недолгого отсутствия разъяренного мужа на собрании, имелись, и кое для кого катастрофические. Сначала Нияз подумал, что входной железной дверью балуется полоумный Маугли. Непрерывно открываемая и захлопываемая, она грохала так, что оконные стекла дрожали. Спустившись, обнаружил – дверью ударяла в припадке бессильной ярости Марья Власовна. Двигало ею, на этот счет не было никаких иллюзий, безумное желание обрушить стены дома, даже ценой превращения своей квартиры в руины. Что же произошло?

Рискуя оставить раздробленные пальцы ног в дверном проеме, мужчина выскочил наружу, разминувшись с бультерьером. «Минбар», который он покинул на несколько минут, успели занять низколобые молодые мужчины в «попугаях» – ярких спортивных костюмах. Превосходства над толпой они достигли не только более высоким положением, но еще и демонстрацией телосложения, свидетельствующего об убойной силе кулаков. Миролюбивый тон разговора только подчеркивал нешуточность угроз, которые крутые ребята готовы были осуществить, чтобы выполнить поставленную перед ними задачу:

– Если вежливость остается невостребованной, тестируем на прочность нервов. У автомобиля с утра до вечера будет пищать, завывать, квакать и кукарекать сигнализация. Кто-то подумает, что это балуются пацаны. Да, такое случается…

Один из ребят привалился к двери, сдерживая попытки Власовны заглушить конструктивную беседу грохотом железа. Несколько раз его окорочка, сложенные на груди, слабо дрогнули (как следует разбежаться для хорошего тарана в подъезде было невозможно), после чего ярость дебоширки обратилась на собственную дверь. Но новая серия бешеных хлопков досаждала лишь ей самой, осыпая штукатуркой широкие поля лиловой шляпы.

Рафаэль растерянно сунул под нос Ниязу какую-то бумагу.

– Подпись Камильевича. Ночная автостоянка…

Удивляться было нечему. Нияз хорошо знал страусиную привычку главы администрации района прятать голову не в песок, а в фигуры на шахматной доске: смалодушничав, уступив чьему-то напору, Камильевич как пить дать закрылся в кабинете и для успокоения совести сыграл сам с собой партию в шахматы. Неясно другое, кто пришел в кабинет с пакетом документов на автостоянку и подмял его интересы? Нияз был уверен, что соперник находится рядом, ощущение подсказывало, что какого-то человека во дворе очень много.