Текст книги "Жизнь уместна (сборник)"

– Подержи, пожалуйста, сумку. А может, Васе еще папирос купить, или не надо?

– Не надо. Курить много вредно.

– А потом мы пошли в ресторан. Сидели вдвоем в укромном уголочке и пили водку.

– И даже здесь без водки не обошлось. Без нее не обходилось ни одно мероприятие во второй половине двадцатого века.

– Да. Мы пили водку, и он без конца говорил: «Наденька! И почему ты такая хорошая?» Он мне рассказал, что был женат. Но как только его жена узнала, что он сломал позвоночник и протянет еще лет десять, сразу ушла. Знаешь, Танюша, он это так говорил! Совсем без злобы и горечи. Потому что был сильный и сам в себя верил. Он сказал: «К черту этих врачей – жить надо!»

– Давай сядем на эту лавочку. Курить будешь?

– Буду, конечно. Потом я Виталию сообщила, что собираюсь замуж. А он сказал: «В твои-то годы…» И с такой нежностью, что мне стало не по себе. Я была ошарашена. Неужели есть на свете такие люди? Его улыбка, добрые глаза (я как сейчас помню) казались мне вечно знакомыми. Мы сидели, склонив друг к другу головы, и он тихо произнес: «Наденька! Может, не надо замуж, а?» Под конец я снова напилась. Мы сели в такси, и он высадил меня, ничего не успев сказать. Через день я к нему пришла. Дверь была закрыта. Узнала, что вертолет починили и все улетели. Плакала, как дитя…

– Слушай, Надя! Ведь ты же не любишь Васю. Я ума не приложу: за что его можно любить?

– Что ты, Танюша! Я его люблю. Сейчас я его точно люблю. Так хочется отдать ему всю себя. Всю до конца! И невозможно. Не знаю, конечно, что будет дальше.

– Что будет дальше? Об этом сказал летчик с вертолета. Васю ты любишь и знаешь, что он не заслуживает этого. Но любить можно двадцать раз в жизни. А тот единственный и неповторимый, созданный специально для тебя, встречается только один раз в жизни. По всем приметам – ты его прозевала. А признаки одни и те же для всех – улыбка, глаза… все вечно знакомое.

– Только Васю я ни за что не брошу. Для него это будет конец. Пострадаю, помучаюсь… Потерплю.

– Ну и глупо. Во всяком случае я тебе завидую. Этот единственный и неповторимый у тебя впереди. Ты еще можешь жить с надеждой на встречу с ним. А для меня таким человеком был Сережа Нинашев. Тот, с которым хорошо-хорошо, которому все можно сказать. И теперь, когда Сережа меня разлюбил, Тане Елагиной нечего ждать от этой жизни. Понимаешь?

– Не понимаю. Как это разлюбил?! Я не торопилась тебя о нем расспрашивать, зная, что ты начнешь сама, потому что была уверена, что у вас-то с Сергеем все в порядке. Это мы с Васей два идиота. А ваши отношения были для меня тончайшим изучением нравов, характеров, взглядов. Да и как тебя можно разлюбить?

– Очень просто. Я замерзла.

– Тогда вставай, и пошли.

– Я не видела его уже двадцать восемь дней. Двадцать восемь! Когда-то встречи бывали каждый день. Мы целовались в последний раз, и я не почувствовала в нем, как ты выражаешься, неподдельной искренности. Приоткрыла глаза. Он целовал меня, а глаза его были далеко-далеко… И тогда я спросила: «Где твои глаза?»

– И что он ответил?

– Ничего. А еще мы пошли в кино. Всегда, когда в зале гас свет, наши руки были вместе. Глаза смотрели на экран, головы переваривали события фильма, а руки жили сами по себе и говорили на своем непереводимом языке. Так вот, в тот последний раз, когда мы с ним забрели в кино, он забыл взять мою руку. Все полтора часа я смотрела не на экран, а на его руку, которая не шевельнулась.

– Знаешь, Танюша! Ты вроде ничего существенного сейчас не сказала, а мне тоже стало не по себе. Что-то с ним не то.

– Что-то не то… Все то! Называется словом «разлюбил». Я за эти дни без него много передумала. Так много, но, к сожалению, поздно поняла. Я сама во всем виновата. Знаешь, оказывается, в чем дело? У мужчин и женщин любовь очень даже разная. У женщин это любовь-привязанность, любовь-понимание, любовь-самоотдача… Которую не надо доводить до предельной точки. Предельная точка – это всегда страшно… А у мужчины это любовь-атака! Я все стараюсь убедить себя в том, что это хорошо, раз так обстоит. Но если честно, то на нервы действует ужасно. Потому что вся хитрость заключается в том, чтоб затруднять окончательную победу. Тогда мужская любовь будет очень долго длиться. Я его как мужчину не уважала. Мне самое главное было дорваться до полноты своей любви. А знаешь, какая у меня любовь?.. Любовь – переделать. Не для своего удобства. Я хочу, чтобы он научился любить людей. Это очень трудно по двум причинам: первая в несовершенстве людей, а вторая в его требовательности.

– Мне бы так хотелось вас послушать. Вас, наверное, очень интересно слушать? Когда вы говорите и ты отдаешь ему самые дорогие мысли.

– Да! И не только послушать, но и посмотреть тоже. Как я выхожу из себя, как пинаю консервные банки… А он спокоен и по-прежнему убежден в своем.

– Скажи, Танюш, а если б ты узнала про «атаку» раньше?

– Все было бы по-старому. Я всегда знала, что это в моей жизни произойдет до свадьбы. А то выходит что-то наподобие сделки: я тебе чистоту и нетронутость, а ты за это на мне должен жениться. Какая, к черту, чистота! Один расчет и эгоизм. Еще осторожность… Ой! Я ведь совсем не уважала его как мужчину. Страховку я оформляла на нашу будущую жизнь. Сейчас, думаю, все в порядке. Я прихожу модная, девушка французского типа. Но ведь когда-то меня ждет домашний халат и совместная жизнь с общим санузлом… Я его заранее к этому готовила. Вечно рассказывала, где упала и при каких обстоятельствах. Как-то ко мне пришла соседка ругаться, и сколько я из кожи ни лезла, все равно она меня победила в споре. А сам он нет. Себя он преподносил красиво.

– Давай покурим в этом подъезде.

– Давай… У меня сомнений не было в том, что мы будем вместе. Нам было так хорошо вдвоем. Не с первых минут знакомства, конечно. Я же тебе рассказывала, что когда мы встретились на дне рождения у одного юноши, Сергей вывел меня из себя. Сам молчит и только каждый душевный порыв присутствующих пришмякивает… А когда он пошел меня провожать, сразу стало хорошо. Еще ни с кем так не было. Я так испугалась этого. Представляешь картину? Темная комната, музыка, лохматый юноша с девушкой на разных концах кровати. И девушке не давит на мозги лозунг «надо чуваку понравиться». В августе он меня поцеловал. Я тогда сказала: «Сергей, мне с тобой так хорошо! А когда хорошо, только и ждешь того, что оно кончится. А кончится обязательно – сами испортим. Давай поэтому не будем больше встречаться. Чтоб всю жизнь друг друга со светлой улыбкой вспоминать». Он так закричал: «Что я без тебя буду делать?!» После этих слов я его полюбила. И как раз приехала ты.

– Да. К тебе, я помню, прибежала Инга и сообщила, что видела Сергея в доску пьяного на улице.

– Как проводила тебя, сразу пошла к Сергею. В тот же день все и получилось само собой как-то… Можно тебя попросить?

– Конечно, Танюша.

– Спи сегодня со мной, ладно? Одной ужасно плохо. Я первую ночь проревела.

– Правда? Чего ж ты сразу не сказала. Я была уверена, что тебе здесь хорошо.

– Ну вот мы и дома…

В коридоре нас встретил мрачный Василий, и лицо его не стало радостней оттого, что мы купили ему три бутылки пива, которые Надежда вместе со щами понесла на кухню.

– Танька! – шепотом сказала Лидия Николаевна. – Ваське рубля не хватает.

– Прекратите! – подал голос Василий.

А Таня Елагина полным достоинства голосом сообщила Лидии Николаевне, что все деньги отдала Надежде. На что Лидия Николаевна понимающе погрозила пальцем, возмещая потери своего достоинства, которые неизбежно повлекли поиски контакта, Таня сделала лицо порядочного человека и сказала, что никогда не врет.

– А мы с Васенькой выпьем! – произнесла Лидия Николаевна довольно громко. – Надька с Танькой гуляют, а мы выпьем. Тебе, Васенька, на «Экстру» не хватит. Ты уж красненького бери.

После того как Василий мрачно сказал, что возьмет еще денег, Лидия Николаевна перешла на доброжелательный шепот:

– Ладно-ладно, я Наденьке ничего не скажу.

– Прекратите! – громко оборвал ее Василий. – Эй, Надежда! Я хочу выпить и беру деньги.

– Хорошо, – ответила Надя из кухни.

Я прошла к ней варить щи из банки.

– Как же она все-таки к нему относится? – рассуждала я вслух. – То, что любит она его, это бред. То, что делает из него союзника, это ясно как день. Но зачем? В борьбе против кого? Уж не против ли своей внучки? Ведь это же нелепость!

– Знаешь, Танюша, на этот вопрос очень хорошо ответила моя мама. Она Васе из тюрьмы прислала письмо. Я тебе дам его почитать, после того как покушаем.

– Да, Надь, должна вручить тебе свои деньги. Зачем? Ничего не поделаешь. Только что я сообщила твоей бабке, что отдала свои деньги тебе, и еще я сказала, что никогда не вру. Так что бери. Да у меня три рубля всего… А суп уже готов. Он быстро варится. Слушай, а где мясо? Ты ведь видела мясо, когда я содержимое банки вытряхивала?

– Видела.

– Странно. Куда оно делось? Придется обойтись без мяса. Лидия Николаевна, не желаете ли откушать с нами?

Она появилась с «Беломором» в руке и, поставив ноги иксом, поинтересовалась, чем ее будут угощать.

– Щами из банки, – ответила Надежда. – Говорят, очень вкусно.

Но Лидия Николаевна пришла к другому мнению. Хлебнув из тарелки, она признательно сказала, толкнув меня локтем:

– Вот, Танька, гадость это. Дрянь! А все-таки горячее блюдо. Желудку полезно.

– Не Танька, а Танечка, – поправила ее Надя. – А мне нравится. Всегда буду эти щи покупать.

– Васенька к этой гадости не притронется, – возразила Лидия Николаевна. – Ему нравится, как я готовлю. Что б вы без меня здесь делали? Ума не приложу.

– Да обошлись бы как-нибудь, – сказала Надежда голосом, который становился хриплым и грубым всякий раз, когда она разговаривала с бабкой.

Когда пришел Василий с водкой, она попросила у него прощения, сама не зная за что. Своим молчанием он ее за что-то не простил, и Надя, расстроенная, достала мамино письмо из пианино, где хранились все ее письма.

– Ты видела когда-нибудь такой почерк? Это же чудо! Уже по почерку можно сказать о том, что за человек моя мама.

– В самом деле красивый почерк. Женственный какой-то.

– Васе сейчас плохо. Я знаю.

– Ай-яй-яй-яй! – донеслось из кухни. – Ну это ж надо такое, а!

– Я пойду мыться.

– Иди. А я буду читать.

«Здравствуй, дорогой мой Васенька! Дружочек мой, вот ведь все как получилось. Мне бы нужно говорить с тобой в домашней обстановке, глядя в твои глаза. Но все сложилось иначе. Я разговариваю с тобою на бумаге. И это наш первый с тобой нелегкий разговор. Милый мой Васенька! Видел бы ты сейчас мою голову. Она вся седая. Жизнь так сложна, мой дружочек, что нельзя в ней рубить сплеча. Ты не обижаешься на мой намек? Когда ты в первый раз приехал к нам в июле, все вышло ужасно нехорошо. Я не успела тебя разглядеть как следует, не то что поговорить. Потому что ты в самом начале ссоры убежал из дома. Ты бросил Наденьку, которая, ты знаешь, любит тебя. Ты должен был в первую очередь подумать о ней. Что она должна пережить, не увидев тебя в квартире. Ведь Наденька могла подумать, что ты, не выдержав домашней атмосферы, бросил все и… ее тоже. Но для тебя в тот день была важней всего твоя собственная обида. Ты не обижаешься на меня, дорогой мой Васенька? Ведь теперь мы с тобой не чужие. Теперь я твоя мама, доверившая тебе самое дорогое, что есть в моей жизни, – свою дочь Надежду. Все удивлялись нашим отношениям. Еще пятилетним ребенком Наденька была для меня не просто дочерью, но и подругой. Повзрослев, она ответила мне тем же: во всем была со мной откровенна и все мне рассказывала, зная, что я пойму ее, и если не сразу, то постараюсь и все же пойму.

Я горжусь Наденькой. Лучшей дочери я и не могла воспитать. Ты не знаешь, Васенька, каким сокровищем обладаешь. Наденька – самое доброе создание на этой земле, и сущность ее в том, чтобы любить. Она у меня гордая, чистая. Да ты и сам знаешь, Васенька. Поэтому береги ее. Слышишь? И в первую очередь от Лидии Николаевны. Наденька написала мне, что ты не одобряешь ее дружбы с девочками. Я не сомневаюсь в том, что это работа Лидии Николаевны. Прошу, Васенька, не верить всему, что она умело выдает за правду. Я знаю Наденькиных подружек с детских лет. Все они достойнейшие девочки. Они добрые, честные, и лучших подруг для своей дочери я не могла бы желать. Я прошу тебя: не дай Лидии Николаевне торжествовать над Наденькой, не запрещай этим девочкам бывать у нас.

Ты молодой член нашей семьи. И я хочу, чтобы ты не повторял тех ошибок, которые делали мой первый муж и второй. А для этого я должна рассказать тебе, что из себя представляет Лидия Николаевна – женщина, которая, к великому несчастью, приходится мне родной матерью. Долго я ломала голову, долго изучала, искала то главное в Лидии Николаевне, которое движет ее жестокими поступками. И я пришла к выводу, что это потребность властвовать. В прошлом красивая и остроумная женщина, она привыкла к успеху и восхищению со стороны мужчин. Лидия Николаевна была замечательным педагогом. Она всегда поступала так, как считала нужным, и ее боялись даже директора. И вот представь себе – эта женщина выходит на пенсию, где ее замыкают четыре стены. Но, к сожалению, в этих стенах проживает еще и молодая семья. Вот тут эта женщина понимает, что никому не нужна. Никто о ней не вспоминает, никто к ней не приходит. Красота исчезла. И даже мать Лидии Николаевны, которую та хочет взять к себе, с ужасом отвергает ее. Я сама взрослый, самостоятельный человек, совсем не нуждаюсь в ее пошлых наставлениях, подсказке каждого шага. Лидия Николаевна видит, что и своей дочери она не нужна. Но желание властвовать, с которым эта женщина прожила всю свою жизнь, крепко засело в ней. И она сосредоточила все силы своей деятельной натуры на том, чтоб доказать своей дочери, что она, Лидия Николаевна Багрянская, все та же сильная женщина, без которой я не проживу, которая еще может влиять на мою судьбу. Да ты и сам все это видишь, дружочек мой. Как она делает все возможное, чтоб вы зависели от нее. Не принимай, пожалуйста, всех ее добрых слов и услуг за любовь к тебе. И моим мужьям она часто ставила на стол угощение, после которого им становилось неудобно за меня вступаться, когда Лидия Николаевна на меня нападала. Я очень ждала, что хотя бы дядя Коля будет мужчиной и встанет наконец на мою сторону. Но он молчал, и я начала пить. Вот так, мой милый Васенька, не повторяй их ошибок. Прошу тебя, береги Наденьку. Помни, чью жизнь тебе приходится защищать и от кого. Ведь Лидия Николаевна не остановилась на мне. Она хочет властвовать над всеми, кто в поле ее зрения. Когда была работа, страдали сослуживцы. Дома она хочет властвовать над каждым членом семьи. Не остановится ни перед чем, чтоб доказать, что она сильна настолько, чтоб править чужими жизнями. И для достижения своей цели ни перед какими средствами она не остановится. И одно из них – ложь. Ведь наверняка Лидия Николаевна наговорила тебе такого, что ты в полной уверенности, что дела обстоят именно так, как о них рассказали. Ты запретил Наденьке общаться с подругами. Но тебе нужно было самому посмотреть, и ты бы увидел, что это замечательные девочки, они любят и ценят Наденьку.

И еще я хочу вам дать несколько практических советов. Вы с Наденькой взрослые люди. Вы работаете и зарабатываете свои деньги. Лидия Николаевна будет делать все возможное, чтоб вы от нее зависели. Но вы в состоянии сделать так, чтоб не зависеть от нее. В первую очередь разделите продукты. Покупайте себе все сами. Л.Н. наверняка предложит вам свои услуги в приготовлении пищи. От этого не отказывайтесь. Готовит она вкусно. Но как только начнет упрекать, сразу откажитесь. Пусть Наденька сама готовит. А ты потерпишь, если сначала будет не очень вкусно. Сразу же пресекай все ее мелочные советы и замечания, с которыми она будет ежедневно лезть в вашу жизнь. Можешь в этом быть груб. Я тебе разрешаю. Но Л.Н. сразу же надо дать почувствовать, что у вас своя собственная жизнь, которую она (я уверена) будет стараться разрушить. Будь с Наденькой помягче. Каждую трещину в ваших отношениях Л.Н. постарается превратить в пропасть. Вот вроде и все, что хотелось сказать тебе, сынок. Так уж получилось, что не могу я с тобой поговорить, приходится писать. 26-го будет свидание. Придете ко мне, там и наговоримся. А пока до свидания, сынок. Помни же, Васенька, о чем просила тебя твоя мама Ира. Крепко тебя целую».

– Ай-яй-яй-яй! – В комнату зашел пьяный Василий. Не глядя на меня, он открыл пианино, бросил ладони на нижнюю октаву и пропел: – Ну это… – Потом ударил по средней: —…на-а-до ж… – И на верхней закончил: —…такое, а-а-а!..

– Дурак ты, Васька! – ласково сказала Лидия Николаевна. – Ей-богу, дурак. У тебя вторая степень умственной отсталости.

«И только Василий увидел в этом шутку…» – сказала я про себя.

– Ай-яй-яй-яй! – пел Василий, ударяя по клавишам. – Ну-у это-о ж надо-о та-а-кое…

– Васька, – сказала Лидия Николаевна, – отойди от музыкального инструмента!

– Ну это ж на-а-до та-а-кое… – пропел в ответ Василий.

– Не порти инструмент, Васька! – уже совсем неласково предупредила Лидия Николаевна. – Я его для Ирочки покупала. Он пятьсот рублей стоит.

– Прек-ра-а-тите-е! – пропел Васька, ударяя по нижней октаве. – Не вме-е-ши-ва-ай-тесь в жи-и-знь мою…

Лидия Николаевна скрестила руки на груди, поставила ноги иксом и начала испепелять взглядом спину пьяного Василия, который продолжал извлекать звуки из пятисотрублевого инструмента.

– Вот, полюбуйтесь! – она показала в его сторону рукой, и губы-полоски превратились в губы-линию. – Любуйтесь! А чего вы еще хотите – деревня! Все эти выходки я уже знаю. Все это уже не раз было. Ничего не поделаешь – деревня!

А Василий, ударив несколько раз по верхней октаве, рухнул на клавиши и сказал:

– Подлец я, бабулечка! Подлец!

– Да что ты, Васенька?! – ласково сказала Лидия Николаевна. – Какой же ты подлец? Ты простой хороший русский парень. Вставай, Васенька, пошли. Какой же ты подлец, раз даже плакать умеешь? Я ведь знаю.

– Подлец я, бабулечка! Подлец! – не соглашался с ней Василий, уходя в большую комнату.

Я постучалась в ванную и поинтересовалась у Надежды, как Вася реагировал на мамино письмо. Оказалось, что он был до того расстроен, что даже заплакал. Надя велела мне взять в нижнем ящике стола под красной тетрадью другое мамино письмо, пришедшее вместе с Васиным и адресованное ей. Я вернулась в комнату, открыла нужный ящик, достала письмо и прочла следующее: «Здравствуй, мое солнышко, моя радость! Здравствуй, моя доченька! Ты, конечно, догадываешься, о чем пойдет разговор. Он будет о Васе. Ты приняла первое значительное решение в своей жизни, вызвав его к нам насовсем. И все же ничто – ни то, что ты любишь его, ни то, что он сам любит тебя, – не заставит меня хорошо к нему относиться. Мне кажется, что он относится к категории людей твердолобых, которых трудно в чем-либо убедить. Оценила ли ты, измерила ли все трудности, которые неизбежно вытекают из совместной жизни с таким человеком? Но тебе, я чувствую, не нужны мои советы. Иначе бы ты попросила их у меня, перед тем как совершить свой первый значительный поступок в жизни. Я очень на тебя обижена. Ведь я не чужой тебе человек. И ничем не заслужила такого пренебрежения.

Наши с тобой отношения с детства всех удивляли. Ты была для меня не просто дочерью, но и подругой, которой все можно было рассказать, которая постарается меня понять. И до сих пор ты платила мне тем же. Но вот, решив связать свою жизнь с человеком, которого полюбила, ты даже не спрашиваешь разрешения у своей мамы. Это было большим несчастьем для меня. Видела б ты сейчас мою голову. Да ты видела ее – она вся седая. В общем, если ты выйдешь за него замуж, я повешусь!»

– Долго вы еще будете пить?! – донесся из комнаты надрывно-хриплый голос. Этот был голос Надежды.

Я заглянула туда и увидела Лидию Николаевну, машущую руками. Она гнала Надю из комнаты, мотивируя свой приказ тем, что у них с Васей разговор по душам. Надежда решительно прошла к подоконнику и, схватив первую попавшуюся пластинку, кинула ею в Василия. Пластинка врезалась в полированный стол и раскололась.

– Чтоб завтра такая было! – закричал Вася голосом, который уже не склонял и не спрягал: – Слышала?!! Чтоб завтра такая было!

Я подобрала осколки. Это была песня про птиц.

Мы с Надеждой ушли в комнату с цветами. Ее сотрясала дрожь. Она курила и дрожала.

– Зачем вы живете с этой бабкой? Ведь знаете, что ничего, кроме гадостей, от нее не дождешься.

– Да, да. Надо размениваться! Но это невозможно, пока не вернется мама. Я и сама в отчаянии. Потому что все то хорошее, что я отдаю Васе, буквально в тот же день стирается бабкой и заполняется ее влиянием, гадким и мерзким.

– Помнишь, мы лезли на колокольню? То есть это, конечно, глупо – спрашивать «помнишь?». Просто хочется узнать: есть ли у тебя в жизни воспоминание лучше этого?

– Нету…

– И у меня тоже. Помнишь этот солнечный свет? Еще никогда не было так много света! Иногда мне даже Сергей кажется маленьким-маленьким рядом с тем, что мы лезли на колокольню.

– Ты говори, Танюша… Говори! Тебя так хорошо слушать.

– Надь, ты не плачь. Все будет хорошо. Вот увидишь! Я с сегодняшнего дня чувствую, что все будет хорошо. Сергей не мог меня разлюбить. Это какое-то недоразумение. Я с сегодняшнего дня чувствую, что все будет хорошо. Сергей не мог меня разлюбить. Это какое-то недоразумение. Есть только взаимная любовь, а все остальное бред, который человек вбивает в свою голову. Я сегодня проснулась, и было много солнечного света. Я поняла, что еще никогда не любила Сергея так сильно, как сегодня. Значит, он тоже меня любит.

– Знаешь, что? Давай этим летом поедем в С. Я возьму Васю, а ты Сергея. И мы все вместе полезем на колокольню! Они у нас еще узнают, что такое солнечный свет! Они у нас почувствуют, что такое Русь! Не родину, не отчизну, а именно Русь можно увидеть с колокольни. Небо будет голубое, с огромными белыми облаками, плакучие ивы и церкви… Я буду этим жить. Тань, ты не плачь.

– А ты знаешь, я тебя очень не любила в детстве. Не удивляйся. Чем больше ты говорила, что любишь меня, тем больше копилось в душе раздражения. Я все время достраивала в голове якобы принадлежавшие тебе мысли. Вот ты рассказывала, как мама подарила Люде золотое кольцо, – а что было в моей голове? А у Тани мама никогда золотых колец не дарит. У Нади в жизни все необыкновенно, как в книжках, а у Тани нет.

– Эх ты! Я этих самых книжек никогда не читала. Я бы подумала: «Как в кине».

– Вот с моими подругами в А до сих пор такая же история. Друг без друга не можем обойтись, но как идиоты сидим в засадах и караулим тщеславие друг друга. А хороший человек тем и характерен, что какой-нибудь дряни обязательно дождешься. Вот сегодня мы шли и ты сказала, что была очаровательна…

– И ты подумала: «Ах вот какого она о себе мнения! Сама говорила «идиотская морда», а на самом деле…»

– Я не подумала. А это сказала. Но если подобные мелочи долго в себе копить, то они обязательно съедят отношения. Ты выше меня в этом. Я бы не простила своих подруг так, как ты Люду. В дружбе ты тоже дошла до предельной точки. И пожалуй, ты не выше меня, потому что в этой точке слово «дружба» потеряло свой смысл. Но я тебя понимаю. Главное – относиться к человеку по большому счету: любит он тебя? жизнь за тебя отдаст? если враги схватят, будет молчать под пыткой? А все остальное можно и нужно прощать… А сейчас все такие мелочные.

– Знаешь, Танюша, все, что ты сказала, я знала. Но это как-то было в моей крови. Ты мне всегда помогаешь себя понять… Слушай, а давай позовем к нам Васю.

– Давай.

И мы хором закричали: «Вася!!!» Но он не откликнулся, и, вспомнив, что хотим есть, мы пошли на кухню. Было уже десять часов. Наш ужин сопровождал разговор по душам, доносившийся из-за двери:

– Подлец я, бабулечка. Подлец!

– Дурак ты, Васька! Ей-богу, дурак. У тебя вторая степень умственной отсталости.

Утро четвертого дня пребывания в городе В началось для Татьяны Елагиной криком Лидии Николаевны: «Вставайте! Уже полседьмого!» Под боком Тани заворочалась ее подруга Надя Черкасова. Они спали вместе в эту ночь по причине тяжелого душевного состояния Тани. В большой комнате застонал муж Нади Василий, обиженный неизвестно на что. То ли на тяжесть в голове после вчерашней выпивки, то ли на Татьяну Елагину, которая отбирала принадлежавшее ему – любовь и расположение Надежды. Тане нужно было спросить у Васи, но она плевать на него хотела. А может, были другие, неизвестные причины? Таня от всей души растолкала подругу, чтоб не дай бог та не опоздала на работу, а сама продолжала крепкий сон, длившийся до девяти часов.

В девять Татьяна встала, умылась, оделась, положила косметику и, не дожидаясь, когда Лидия Николаевна любезно предложит ей позавтракать, сама достала из холодильника все необходимое. Ведь Татьяна приехала к подруге, которая зарабатывала деньги. Подруга сама звала ее к себе. Почему же завтраки должны вставать у Тани поперек горла? Уж не оттого ли, что рядом сидит маленькая, высохшая старуха с «Беломором» в руке и внимательно смотрит черными глазами? Пусть смотрит. Таня Елагина имеет право спокойно съесть пару бутербродов в доме своей подруги. Можете, Лидия Николаевна, подчинять своей власти таких идиотов, как Василий. А Татьяна, слава богу, если и подчинилась вашей власти, то сознательно, потому что ей хотелось найти контакт с вами. Татьяне Елагиной была приятна мысль, что она приручит зло. Да, признаем, что найти контакт ей не удалось. По той простой причине, что Лидия Николаевна и Татьяна говорили на разных языках. То, что на Танином языке означало «любимое дело», на язык Лидии Николаевны переводилось – «боязнь людей». Уже с одного переведенного слова Тане стал ненавистен этот язык, и она ни в коем случае не собиралась на нем изъясняться. Ее непринужденные самоутверждающие движения, с которыми она уничтожала завтрак, говорили о разрыве всех дипломатических отношений. В маленькой кухне два мира с разными языками готовились к жестокой схватке.

Лидия Николаевна курила и, улыбаясь губами-полосками, все рассказывала о том, как много она сделала для Наденьки. И где только Наденька благодаря ей не побывала! И на Черном море, и в Прибалтике, и на Украине… ну и в Москве, само собой разумеется. О! Там они исходили все музеи. Видели зернышко риса, на котором китаец написал что-то количеством в четыреста слов. Как?!! Танечка не видела этого зернышка?! Ужасно. А ожерелье «Дар Нила»? Танечка не знает, что такое «Дар Нила»? А Наденька Лидии Николаевне рассказывала, что Таня очень развитая девочка: много видела и много знает. «Дар Нила» – это большая редкость. Их всего два на земном шаре. Рабы ныряют на дно Нила десятилетиями за камнями для этого ожерелья. Там их душат спруты, и, полузадохшиеся, рабы появляются на поверхности с камнями в руках. Ценная информация, не правда ли? Как оно попало в Советский Союз? Это очень интересная история. Хрущев поехал в Америку и взял с собой многочисленную делегацию: жену Нину Петровну, Аджубея… Лидия Николаевна выразила надежду, что Аджубея Танечка знает. К счастью, она знала, кто он такой, и доказала это поспешным высказыванием: «Он зять Хрущева. Написал книгу «Лицом к лицу с Америкой». То, как поспешно все это Таня говорила, пытаясь опередить слова: «Как?! Ты не знаешь, кто такой Аджубей? Мне Наденька рассказывала, что ты очень начитанная девочка», не оставило сомнений в том, что инициатива завязавшейся борьбы принадлежит Лидии Николаевне. Таня оборонялась.

Да… Лидия Николаевна много ездила по стране. И везде у нее были знакомые и друзья. Возвращаясь с юга, она меньшую площадь, чем купе, не занимала фруктами, которые везла в подарок родственникам и друзьям. Одна ее знакомая, работающая кассиром на станции неподалеку от С, каждое лето получала от Лидии Николаевны копченую колбасу, рыбу, фрукты… За что? Просто так, от широты сердца. Лидия Николаевна с Наденькой ехали в С, и поезд стоял на этой станции всего минуту. Так что кассирша только и успевала сказать «здрасте», взять продукты и смотреть, как лицо добрейшего человека удаляется с нарастающей скоростью. Зачем она это делала? Да потому что жизнь надо прожить чисто, делать добро. Надо дарить людям подарки! Зато один раз (один ли?) Наденьке нужно было срочно уехать из С. А на этой станции стоять за билетом дня три. Доехав туда автобусом, Наденька вовсе не стояла за билетом. Его ей приготовили по просьбе Лидии Николаевны, изложенной в телеграмме. Наденьку хорошо встретили – накормили салатом, пельменями, компотом, дали на дорогу пирог. Благо Лидии Николаевне было что перечислять, а то бы не дождалась в следующее лето кассирша копченых колбас. Таня Елагина сделала перевод второго слова: «делать добро» – это «дарить подарки». Именно его надо было знать для поставленной задачи. Вот Лидия Николаевна всю жизнь делала добро, всю жизнь всех жалела. А ее никто не жалеет. И вот в данный момент надо идти в магазин, а потом мыть полы. А полы ей мыть ох как трудно. Просто невыносимо трудно. Таня предложила свои услуги. Она понимала, что никакой необходимости в мытье полов нет. Но надобно было показать Лидии Николаевне, что Таня Елагина никогда не отказывается помочь старой женщине, если она говорит: «Мне трудно». И Таня старательно моет полы, в то время Лидия Николаевна ходит по магазинам. По возвращении Таню очень любезно благодарят.

Они сидят и курят. Временное перемирие. И вот Лидия Николаевна продолжает свою мысль о том, что жизнь надо прожить чисто и делать добро. Вот случилось один раз такое! На троллейбусной остановке в страшный холод стоял молодой человек в осенней курточке и ботиночках на тонкой подошве. На него внимательно смотрела пожилая женщина и не выдержала. Подошла к молодому человеку с предложением своей безвозмездной помощи. У женщины в сундуке лежали теплые ботинки и пальто от второго сбежавшего зятя, и, преисполненная жалости, она предложила их молодому человеку. Он застеснялся. Ему хочется тепло одеться, нет возможности, и брать неудобно. Но уж больно женщина задушевно просит! И в восемь часов вечера они встречаются на этой же остановке, где происходит безвозмездное вручение теплой одежды. Молодой человек слов от благодарности не находит. А женщина? Она ничего с него не взяла. И никогда его больше не видела. Эта женщина – Лидия Николаевна. Наденька вся в нее. Тоже доброе сердце, широкая натура. Все что угодно может раздать, подарить. А подруги этим пользуются. Да, да! Пользуются. Во всем стараются Наденьку обделить: и в питании и в одежде. Дело доходит просто до нахальства. Как придут к Наденьке в гости, так сразу им есть. А сами хитрые! Собрались как-то на дачу к Зайцевой, к скотине этой. Ну уж если ты зовешь человека на дачу, будь добр, обеспечь его питанием! А эти Зайцевы ничего с собой не взяли. Совсем ничего. А Наденька накупила и пельменей, и пряников, и еще чего-то. И вот все три дня, которые жили на этой даче, Зайцевы питались Наденькиными продуктами! А знаете ли вы, какая сволочь эта Люда Зайцева? Таня мужественно говорит: «Нет. Не знаю». А знаете ли вы, какая она чистоплотная? Не знаете. Да как только она появлялась в доме Лидии Николаевны, становилось невозможно дышать. И Ира, дочь Лидии Николаевны, всегда говорила: «Давай, Люда, мойся. Руки мой, ноги мой. Потом спать ляжешь». Вот какая она чистоплотная! А вы знаете, кто ее родители?.. Самые обыкновенные спекулянты. Мать каждое лето ездит в тайгу и бракованные шкуры у охотников за бесценок покупает. А в городе продает втридорога. Еще и золотишком спекулирует. Много темных дел вокруг этой женщины… Между прочим, у Зайцевых в кладовке стоит самогонный аппарат! Сашка вместе с отцом самогонку гонит. Да, да! А летом они эту самогонку дают рыбакам в обмен на рыбу, из которой делают воблу. Да, воблу!.. Лидия Николаевна своими собственными глазами видела: студент четвертого курса юрфака продает по пятнадцать копеек около пивного ларька. А вы знаете, сколько у него баб? Не знаете? Лидия Николаевна частенько видит его по утрам опухшим от перепоя, и на вопрос: «Откуда так рано?» – Саша чистосердечно выкладывает: «От баб, Лидия Николаевна. От баб». Может, вы не поверите в то, что Люда и другие девочки портят Наденьку! В то, что они спаивают ее, тащат принять участие в грязных оргиях. Так Лидия Николаевна может сводить вас в школу и показать протокол педсовета, на котором за неблаговидные поступки речь шла чуть ли не об исключении из школы всей компании. Да вы знаете, сколько у Зайцевой мужиков? Не знаете. Она до того обнаглела, что пришла на половое свидание со своим волосатым кавалером в дом Лидии Николаевны. А запуганная Наденька робко попросила: «Бабулечка! Не могла бы ты сегодня уйти к кому-нибудь ночевать?» На что Лидия Николаевна ответила, что она в своем доме и спать будет на своей кровати. И вот лежит Лидия Николаевна, а через тонкую стену ей все слыхать, в частности просьбу Зайцевой трусы не рвать и за волосы не тянуть, ибо она сама в состоянии снять трусы. Наутро Наденька была предупреждена, чтоб половые свидания Зайцевой в последний раз устраивались. Лидия Николаевна, слава богу, дом терпимости не держит. Убедились? Таня Елагина – нет, она точно знает, что Люда – девочка. Но вот Сарафанова – это конченая проститутка. На пару с матерью работают. Они как проститутки, и то не высший сорт! Если на вопрос: «Девошка, девошка! Что тебе надо?» – другие отвечают: «Двадцать пять рублей и ресторан», – то Сарафанова с матерью менее требовательны: «Трешку и бурьян». Уф! Как трудно защитить добро. Ведь не закричишь же Лидии Николаевне в ответ: «У Нины был только один парень, друг детства! Да еще этот идиотский промах с Василием. Может, она с ним только целоваться хотела?» Ну а то, что Сарафанова нечистоплотна, вам ясно как день? В противном случае можно убедиться. Один раз сидела Наденька вымытая, в красивой трикотажной рубашечке на кровати. Тут ввалилась Сарафанова. От нее несло самогонкой, и брюки были по колено белые от пыли. Ввалилась и сразу брякнулась на кровать рядом с Наденькой в красивой трикотажной рубашечке. Лидия Николаевна, конечно же, предложила ей «руки мыть, ноги мыть» и лечь отоспаться. Но Сарафанова была не в состоянии. Ну тут, слава богу, появился Василий, и Лидия Николаевна с его помощью всех сволочей и проституток отвадит от своего дома. Видели ли вы собаку? Ну да, игрушечную собаку, которая стоит на полированном столе в большой комнате. Слава богу, не знает Василий, от кого эта собака, а то бы в клочья разорвал. Надо ж такое – пять (!!!) человек сложились и подарили Наденьке на день рождения эту ничтожную собаку. А как кому другому, так по пять рублей складываются. За что?! За что все так ненавидят Наденьку?! Таня Елагина на этот вопрос сказала, что в чем, в чем, а в этом ее никак обвинить нельзя. Но на самом деле и она, и все остальные просто завидовали Надежде черной завистью. Фигура у нее красивая, бюстик тоже. Василий ее безумно любит, на руках носит. Какое право Таня Елагина имела сказать, что все это неправда? А что она хорошего для Наденьки сделала? Что хорошего, если даже к отцу своей подруги не могла зайти перед отъездом? Если даже ничего не смогла привезти в подарок, даже паршивой карамельки? А сама Елагина живет в доме Лидии Николаевны уже четыре дня. И все четыре дня ест. Будьте уверены! Наденька же когда в первый раз была в А, то питалась у отца. А во второй раз она к Елагиной вообще только перед отлетом зашла, а так все у папочки жила… Оборону прорвали. Дрожащим голосом Таня начала оправдывать себя. Она показывала истинное положение вещей: сколько дней действительно жила Надежда в А и сколько она сама здесь живет. Надя прожила у Тани больше и, следовательно, съела больше, хотя никаких претензий на этот счет не имеется, потому что приезд Надежды был подарком сам по себе, безо всяких паршивых карамелей. Лидия Николаевна выслушала все это с понимающей улыбкой и похлопала Таню по плечу. Наденька ей все рассказала: сколько она у кого жила и что ела. Елагина съела больше за эти четыре дня. Лидия Николаевна ей это доказала. Она достала из-под матраца своей кровати толстую тетрадь, где все было записано и подсчитано. Там не только сводились балансы съеденного Надеждой у кого-либо и съеденное этим человеком в доме Лидии Николаевны. В ней фиксировалась каждая грубость со стороны Надиных подруг. В тетради были разделы, посвященные Зайцевой, Сарафановой, и Тане была отведена менее солидная часть. Отправленные и полученные посылки, оказывается, старательно отмечались в течение нескольких лет. Конечно же, отправленных Танею посылок было намного меньше, чем полученных. А может, так оно и было. Елагина не считала. Таня ничего не слышала из длинного списка съеденного за четыре дня пребывания в доме Лидии Николаевны. Она только знала о том, что ее ознакомляют с этим чудовищно большим списком. Все это время она всматривалась в лицо Лидии Николаевны, и в конце концов ее посетила гениальная мысль: уж не сошла ли эта бабка на почве алкоголизма с ума? Но мысль эта недолго сидела в Таниной голове.