Текст книги "Поднебесная"

В короткое, неуверенное мгновение у нее мелькает мысль подойти к человеку с волками и дать ему пощечину Ли-Мэй этого не делает: ситуация не та, что раньше. Она плохо понимает. Нет. Она совсем ничего не понимает. И, пока не поймет, не может действовать, не может поставить свою печать (даже самую слабую) на события. Она может лишь следовать туда, куда поведет ночь, стараться подавить ужас и быть готовой умереть.

Кинжал в кармане ее платья.

Человек не говорил раньше и не говорит сейчас. Вместо этого, глядя прямо на нее, он поднимает руку и показывает, скованным жестом, на восток – в сторону озера и холмов за ним, сейчас невидимых в темноте. Она решает, что примет это за приглашение, а не за приказ.

Не то чтобы это что-то меняло.

Волки – их шесть – немедленно встают и начинают трусить в том направлении. Один проходит близко от нее. Она на него не смотрит, а человек не смотрит на них. Он продолжает смотреть на Ли-Мэй и ждет.

Всадники богю не двигаются. Они не собираются ее спасать.

Ли-Мэй делает неуверенный шаг, проверяя свою устойчивость. Когда она его делает, то слышит вздох всадников на конях: этот звук похож на ветер в летней роще. Она с опозданием понимает, что все ждали ее. Вот что значила эта неподвижность.

Это делает все понятным, если есть хоть что-то понятное в этой огромной ночи на чужой земле.

Все-таки он пришел за ней…

Глава 11

Он устал. День был очень длинным, и его тело говорило ему об этом. Разумеется, Тай окреп и стал физически сильным за два года рытья могил у Куала Нора, но есть и другие факторы, вызывающие усталость в конце дня.

Было бы также нечестно отрицать, что определенную часть этого утомления можно отнести за счет недавнего свидания на верхнем этаже Белого Феникса.

Он до сих пор чувствовал аромат той женщины, хотя даже не знал ее имени. Последнее не было необычным. И какое бы имя он ни узнал, оно не было бы настоящим. Тай не знал настоящего имени даже Весенней Капели.

Это вдруг стало еще одним огорчением, добавившимся к остальным.

Выходя на улицу вместе с самым прославленным поэтом империи, своим новым спутником, – чтобы осознать эту реальность нужно некоторое время, – Тай увидел, что его ждут. Он решил, что ему было бы приятнее, если бы его недавно нанятая телохранительница не выглядела такой самодовольно насмешливой. Заметив выражение ее лица, он пожалел, что не совсем трезв.

Вэй Сун подошла к ним. Поклонилась.

– Ваша служанка надеется, что вы чувствуете себя лучше, мой господин.

Она произнесла это с безукоризненной учтивостью – и с явной иронией.

Тай решил пока проигнорировать это. Полезная тактика, когда тебе в голову не приходит хороший ответ. Он оглядел ночную площадь. Увидел паланкин губернатора позади нее. Другие солдаты сменили тех, кто арестовал предполагаемых убийц. Осторожность – еще одно новое качество – заставила его заколебаться.

– Ты видела, как прибыли эти люди? – спросил он, показывая рукой в их сторону.

Сун кивнула:

– Я говорила с командиром. Можете ехать с ними без опасений.

Ее тон был правильным, но выражение лица – едва ли. Лучше бы она не говорила того, что сказала тогда, у Железных Ворот, насчет женщин, ждущих его в Чэньяо.

Тай заметил восторг на лице взъерошенного поэта, стоящего рядом с ним. Сыма Цянь оценивающе рассматривал телохранительницу Тая при свете фонарей над крыльцом.

– Это Вэй Сун, моя каньлиньская телохранительница, – коротко представил он. – Я говорил в доме о ней.

– Говорил, – согласился поэт с улыбкой.

Сун улыбнулась ему в ответ и поклонилась:

– Большая честь для меня, уважаемый господин, – ей не нужно было представлять Сыма Цяня.

Тай переводил взгляд с одного на другую.

– Пройдемся пешком, – сказал он резко. – Пусть солдаты следуют за нами. Сун, есть вести от губернатора? Насчет тех людей, которых они взяли?

– Отчет пришлют нам, как только им будет что сказать.

«Нам». Он хотел это прокомментировать, но решил, что слишком устал для конфронтации и недостаточно трезв. Ему не хотелось спорить. Он думал о сестре. И о брате.

– Мы уезжаем, как только взойдет солнце, – сообщил он. – Теперь поедем быстрее. Сообщи, пожалуйста, солдатам из Железных Ворот.

– Когда взойдет солнце? – запротестовал Сыма Цянь.

Тай посмотрел на него. Поэт криво усмехнулся:

– Я справлюсь, – пообещал он. – Пришлешь ее разбудить меня?

Вэй Сун рассмеялась. По-настоящему рассмеялась, сверкнув белыми зубами.

– С радостью это сделаю, мой господин.

Тай и на это тоже не смог придумать ответа и зашагал вперед. Сыма Цянь догнал его. Он не выказывал никаких признаков усталости или действия выпитого вина. Это нечестно. Сун шла позади них. Тай услышал, как один из людей губернатора резко отдал команду, остальные подхватили пустые носилки и поспешили следом.

Ему кое-что пришло в голову.

Не сбавляя шага и не оглядываясь, он спросил:

– Сун, как эти двое вошли внутрь?

– Мне пришла в голову та же мысль, мой господин, – ответила она. – Я сторожила за домом. Там есть вход. Я считала, что солдаты губернатора Сю сумеют остановить любого, кто придет к парадной двери. Я говорила с ними об этом промахе. И они знают, что я расскажу об этом их командиру.

Ее трудно подловить, подумал Тай. Как и должно быть. В конце концов, она – воин Каньлиня.

– Они не будут тебе за это благодарны, – заметил поэт, на ходу оглядываясь на Сун.

– Уверена, что это так, – ответила она. Потом, помолчав, тихо сказала: – Я опять видела женщину-лису, господин Шэнь. Возле переулка, когда вы сражались с солдатами.

– Лису-оборотня? В городе? – поэт снова взглянул на нее. Его тон изменился.

– Да, – ответила она на оба вопроса сразу.

– Нет, – одновременно резко бросил Тай. – Она видела лису.

Другие двое промолчали. Слышался только звук их шагов и далекие звуки с других улиц. Город, подумал Тай. Он снова в городе, ночью. У воды Куала Нора кричат призраки, но никто не слышит их голосов.

– А! Ну, да. Лису. Интересно… – задумчиво произнес Изгнанный Бессмертный, – найдется ли приличное вино в этой гостинице? Надеюсь, она недалеко…

Когда они пришли в гостиницу, от губернатора еще не было сообщений. И не было свободной комнаты для поэта. Сун поговорила со служителем в приемном павильоне, и Цяню отдали ее комнату.

Она опять будет спать у порога Тая. Служащие гостиницы были смущены этой неловкостью и готовы приготовить ей временное ложе на крытом портике. Впрочем, не было ничего необычного в том, что телохранители спят у дверей.

С этим Тай ничего не мог поделать. Поэт пригласил Сун разделить комнату с ним. Она отказалась, хотя более добродушно, чем ожидал Тай.

Он пристально посмотрел на нее, когда служитель поспешил прочь, чтобы дать указания.

– Это из-за тех двух мужчин? – спросил он.

Она поколебалась.

– Да, конечно. И вашему другу нужна комната. Так и следовало…

– Это из-за лисы, да?

Он не мог бы объяснить, почему это так его злит. Гнев быстро охватывал его. Отчасти из-за этого он поехал на гору Каменный Барабан. И уехал по той же причине. Отчасти.

Сун с вызовом встретила его взгляд. Они все еще стояли в павильоне-приемной, рядом никого не было.

– Да, – сказала она. – И из-за нее тоже.

Он вспомнил, что каньлиньским воинам лгать запрещено.

Что можно ответить на такое? С ее стороны это неожиданно, учитывая то, насколько она сдержанна в других случаях. Вера в народные легенды, в древние сказки, но она, конечно в этом не одинока.

Поэт прошел через первый внутренний двор в ближайший павильон, где все еще играла музыка. Когда Тай посмотрел в ту сторону, Цянь снова вышел, ухмыляясь, с флягой вина и двумя чашками. Он снова поднялся по ступеням.

– Вино Лососевой реки, поверить невозможно! Я просто счастлив!

Тай понял ладонь:

– Вы хотите моей смерти. Больше никакого вина сегодня.

Улыбка поэта стала шире. Он процитировал:

– «На самом дне последней чаши, на исходе ночи, таится радость».

Тай покачал головой:

– Возможно, но скоро рассветет.

Сыма Цянь рассмеялся:

– Я тоже об этом подумал. Так зачем вообще ложиться спать?

Он повернулся к Вэй Сун:

– Оставь комнату себе, маленькая воительница. Я буду у музыкантов. Уверен, что кто-нибудь предложит мне подушку, если она понадобится.

Сун снова улыбнулась ему:

– Комната ваша, господин. Может быть, та подушка – или тот кто-нибудь – окажутся вам не по вкусу. У меня есть место на эту ночь.

Поэт бросил взгляд на Тая. Кивнул. Он совсем не выглядел пьяным.

– Я распоряжусь, чтобы любое послание от губернатора принесли мне, – у Сун хватило вежливости поклониться Таю. – Если вы не возражаете.

Возможно, он не должен был чувствовать себя таким обессиленным, но чувствовал себя именно так. Слишком много всего сразу. «Это касается твоей сестры». Он кивнул:

– Да, спасибо. Ты меня разбудишь, если сочтешь нужным.

– Конечно.

Двое слуг прошли мимо со свернутой циновкой; они двигались быстро, но ухитрились поклониться в их сторону, когда шли мимо. Они вышли во двор и прошли под фонарями к строению слева. Цянь шел за ними, но потом снова повернул направо, к звукам пипы и флейт, и к всплескам смеха, несмотря на позднее время. В его походке Тай уловил нетерпение.

Тай и Сун последовали за циновкой в другую сторону. Ее положили на крытой веранде первого строения, возле закрытой двери его комнаты. Слуги опять поклонились и поспешно ушли, оставив их наедине.

Вдоль веранды через равные промежутки горели факелы. До Тая и Сун доносилась тихая музыка с дальнего конца дворика. Тай посмотрел на звезды. Он вспомнил последний раз, когда Сун провела ночь у его комнаты. Интересно, есть ли на двери засов, подумал он.

Потом вспомнил, что хотел навестить Динлала перед тем, как лечь спать. Он мог бы попросить об этом Сун, и она бы это сделала, но ему это показалось неправильным. Она не спала так же долго, как и он. Вряд ли это необходимо: один из солдат из крепости у Железных Ворот, тот первый, которого увидел Тай, подъезжая к крепости на стене, почти никогда не отходил от коня. Весьма вероятно, он и спит в конюшне.

Тай не знал, где остальные солдаты… вероятнее всего, у них общая комната. Они давно уже должны спать.

 
Звезды, тьма и серп луны,
Но надежда есть, что солнце
Снова мир преобразит
И вернет обратно горы.
 

В каком-то смысле, Сыме Цяну пришла в голову правильная мысль. Таю уже доводилось проводить всю ночь за выпивкой, много раз. С Весенней Капелью, с Янем и другими студентами и их женщинами. Но сегодня у него не хватит сил.

– Ты разбудишь людей? – спросил он у Вэй Сун.

– Я разбужу вас всех перед рассветом.

– Просто постучи в мою дверь, – сказал он. Ему удалось улыбнуться.

Она не ответила, просто несколько мгновений смотрела на него, колеблясь. Когда женщина стояла так близко, он понимал, какая она маленькая.

– Пойду, скажу конюхам, чтобы накормили и напоили коней до восхода солнца. Еще нам будет нужна лошадь для господина Сыма. И я загляну к Динлалу.

Она коротко поклонилась и быстро спустилась с трех ступенек во двор. Тай смотрел, как она пересекает его.

Она тоже не выглядит усталой, подумал он. Вошел в комнату, закрыл дверь. Потом остановился у самого входа, и застыл.

Через несколько секунд он снова открыл дверь.

– Подожди здесь, – сказал он пустой веранде. – Придешь, если я позову. – Он оставил дверь приоткрытой и снова повернулся лицом к комнате.

Ее выдал запах духов.

Это, и еще янтарный свет в комнате: горело три лампы, что было расточительностью в столь поздний час. Слуги гостиницы этого бы не сделали.

В комнате был еще один вход, с крытой веранды на противоположной стороне – уединенное место, откуда можно любоваться цветами или луной. Двери из реек были раздвинуты, комната стояла открытой в ночь. Сады гостиницы спускались вниз до самой реки. Тай видел в открытый проем звезду, очень яркую, мигающую.

Она сменила платье. Теперь она была в красном с золотыми нитями, а не в зеленом, как раньше. Он пожалел, что оно красное.

– Добрый вечер, – тихо поздоровался Тай с дочерью Сюй Бихая.

Это была старшая дочь, та, которая ему понравилась: зачесанные на одну сторону волосы, умный взгляд, осознание того, какое впечатление она производит, когда наклоняется, наливая вино. Ее украшения остались прежними – кольца на большинстве пальцев.

Дочь губернатора сидела на краю кровати под пологом, одна в комнате. На ногах золотые открытые сандалии. Ногти выкрашены красным, как заметил Тай. Она улыбнулась, встала, подошла к нему – само совершенство.

Все равно, это было нечестно, во всех смыслах.

– Моя каньлиньская телохранительница… она за дверью, – солгал он.

– Тогда не следует ли нам закрыть дверь? – спросила она. Голос ее звучал тихо, насмешливо. – Хотите, я это сделаю? Она опасна?

– Нет. Нет! Ваш отец… был бы очень недоволен, если бы его дочь осталась в закрытой комнате с мужчиной.

– Мой отец послал меня сюда, – тихо ответила она.

Тай сглотнул.

Это возможно. Как упорно, как отчаянно командующий двух военных округов хотел уберечь Тая – и его коней – от своих соперников? От Рошаня, например. На что он готов был пойти для достижения своей цели?

Впрочем, Тай получил ответ в начале ночи, не так ли? «Я скорее убью тебя», сказал Сюй Бихай за вином с шафраном.

Было ли это – послушная дочь, посланная привязать его к себе, – альтернативой убийству? Это сохранило бы коней для империи. И для Второго и Третьего военных округов. Если Тая убьют, кони будут потеряны. А губернатора Сюй, если узнают, что он стал виновником его смерти, вероятно, отправят в ссылку или прикажут покончить собой, несмотря на всю его власть и заслуги.

Но мужчину может соблазнить элегантная дочь со светскими манерами хорошо воспитанной женщины в Катае Девятой династии. Или его можно скомпрометировать, может быть, заставить поступить как честного человека, после ночи, в которой нет ничего честного, только мастерство. Такая возможность была.

А дочерей – как и сестер – можно использовать в качестве орудий.

Тай осознал, что больше не чувствует усталости.

Дочь губернатора, высокая, стройная, медленно подошла к нему. Ее духи пахли восхитительно, дорогие, тревожные, а красное платье имело такой же глубокий вырез, как и зеленое раньше, вечером. Амулет в виде зеленого дракона по-прежнему висел между ее грудей на золотой цепочке.

Задев его шелком, она скользнула мимо, чтобы закрыть полуоткрытую дверь.

– Оставьте ее! Пожалуйста! – попросил Тай.

Она снова улыбнулась. Повернулась к нему, стоя очень близко. Большие глаза, снизу вверх искали его взгляда. Нарисованные брови в форме крыльев мотылька, безупречная кожа, щеки, подкрашенные румянами. Девушка мягко сказала:

– Она может позавидовать или возбудиться, ваша телохранительница, если мы оставим дверь приоткрытой. Вы бы хотели этого? Это прибавит вам удовольствия, господин мой? Представлять себе, как она смотрит на нас из темноты?

Если она делает это по приказу отца, с некоторым отчаянием подумал Тай, то она очень послушная дочь.

– Я… я уже посетил Дом удовольствий Белый Феникс сегодня ночью, – заикаясь, произнес он.

Это слова были не самыми взвешенными и учтивыми. Ногти на ее пальцах тоже были красными, с золотистыми удлиняющими накладками. Такая мода, как он помнил, была два года назад в Синане. Эта мода добралась так далеко на запад. Это… это интересно, подумал Тай.

В действительности, это не интересно. Мысли у него путались.

Ее дыхание было сладким, с ароматом гвоздики.

– Я знаю, где вы побывали, Тай. Говорят, они хорошо обучены, тамошние девушки. Стоят денег любого мужчины. – Она опустила глаза, словно в смущении. – Но это не то же самое, и вы это знаете, господин мой, что быть с высокородной женщиной, которую вы не купили. С женщиной, которая многим рискует, когда приходит к вам и ждет, чтобы вы научили ее тому, что знаете.

Она подняла правую руку и один из золоченых ноготков погладил тыльную сторону его ладони, а потом небрежно, медленно двинулся вверх по внутренней стороне предплечья. Тай задрожал. Он подумал, что эту женщину нечему учить – ни ему, ни любому другому.

Он закрыл глаза. Глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и сказал:

– Я знаю, что это глупо, но вы… не может ли в вас быть дайцзи?

– Я задержалась дольше, чем следовало!

Третий голос – с маленького крыльца, ведущего в сад и к реке.

Тай и дочь губернатора обернулись, мгновенно.

Вэй Сун стояла в раме раздвигающихся дверей. Один ее меч был обнажен и направлен на девушку.

– Я могу быть довольно опасной, – услышал он хладнокровный голос своей каньлиньской телохранительницы. Она не улыбалась.

Вторая женщина подняла выщипанные брови, потом отвернулась от Сун, нарочито медленно, как от человека, не имеющего никакого значения.

– Меня зовут Сюй Лян, – обратилась она к Таю. – Вам это известно. Мой отец познакомил нас сегодня вечером. Я польщена, что вы считаете меня достаточно красивой, чтобы быть призраком дайцзи, но это ошибка. Если ваша служанка причинит мне вред, это будет еще одной ошибкой.

Она произнесла это с полным самообладанием. Действительно есть нечто особенное в благородном происхождении, подумал Тай. Во-первых, можно называть каньлиньских воительниц служанками.

«Это ошибка». Он взглянул в сторону веранды. Сун прикусила нижнюю губу; кажется, она этого не заметила. Тай попытался вспомнить, видел ли он ее когда-нибудь такой неуверенной раньше. В любое другое время это могло бы его позабавить. Она не опустила свой клинок, но ее уверенность и напор, как он видел, исчезли.

Он все еще пытался определить правильную мишень для поднимающегося в нем гнева. Разве в жизни мужчины не может быть никакого уединения, когда он путешествует с телохранителем? Или, кстати, когда некий военачальник, встреченный по дороге, решает связать его обязательствами с помощью дочери? И любой может запросто забрести в его комнату, когда пожелает, как пожелает, днем и ночью, под предлогом его защиты от духов-оборотней?

Вышеназванная дочь пробормотала, все еще не желая смотреть на Сун:

– Разве ты не видела моих телохранителей в саду, женщина? Они привезли меня сюда в лодке, к водным воротам гостиницы. Я удивлена и слегка недовольна тем, что никто из них тебя еще не прикончил.

– Им было бы трудно это сделать, моя госпожа. Они лежат без чувств возле деревьев.

– Ты на них напала?

Она повернулась и гневно уставилась на Сун, напряженно прижав руки к бокам. Ее гнев явно непритворный, решил Тай.

– Я их такими нашла, – ответила Сун после недолгого колебания.

Госпожа Сюй Лян открыла рот.

– Они не умерли, – прибавила Вэй Сун. – Я не видела никаких ран, как и чашек или бутылок с ядом, и все они дышат. Если в вас не вселилась лиса-оборотень, дочь губернатора, и не использовала в своих целях, то, возможно, это потому, что дайцзи что-то спугнуло.

Тай представления не имел, как это понимать. Лисы-оборотни в облике женщин были сюжетом эротических сказаний, родившихся еще во времена первых династий. Их красота была невероятно соблазнительна, их физическое желание – непомерно. Они могли уничтожить мужчин, но таким способом, при помощи страсти, меняющей мир, что эти легенды вызывали страх и смутное желание. Более того, не каждый мужчина, ставший ночным объектом яростной страсти дайцзи, бывал уничтожен. В некоторых памятных легендах рассказывалось об обратном.

Вэй Сун еще не опустила свой клинок. Тай задал первый из десятка вопросов, проносящихся в его голове:

– Как ты поняла, что надо вернуться?

Она пожала плечами:

– Вы не почувствовали этот запах сквозь дверь? – Холодный взгляд в сторону дочери губернатора. – А я была совершенно уверена, что вы не вызывали еще одну куртизанку. Вы ведь сказали, что устали. Помните, мой господин?

Он знал этот тон.

Сюй Лян сложила руки на груди перед низким вырезом. Она вдруг стала казаться более юной. Тай принял решение. Это не девушка, захваченная лисой-оборотнем, которая решила воспользоваться ее телом – и его, – на оставшуюся часть ночи. Он даже не верил в женщин-лис.

А это означало, если у тебя осталось достаточно соображения, чтобы все обдумать, что старшая дочь губернатора удивительно соблазнительна и уравновешенна, а это опасно. Он обдумает эту проблему позже.

Но, возможно, он ее не станет обдумывать.

Тай сосредоточил внимание на телохранительнице в черном. Кстати, она была не намного старше дочери Сюя.

– Итак, ты пошла…

Сун нетерпеливо перебила его и быстро стала рассказывать:

– Я обошла дом со стороны сада. Увидела в траве двух телохранителей, – он взглянула на Лян. – Я их не трогала.

Дочь губернатора в первый раз смутилась.

– Что тогда? Как они были…

На крыльце за спиной Вэй Сун послышались шаги.

– Придется признать, что это, наверное, была дайцзи, – произнес Сыма Цянь.

Поэт поднялся по ступенькам и вошел в комнату.

– Я только что осмотрел этих двоих.

Тай моргнул, потом негодующе тряхнул головой.

– Может, разбудим солдат и пригласим их сюда? – осторожно предложил он. – О, и может быть, люди губернатора, стоящие перед домом, захотят присоединиться к нам?

– Почему бы и нет? – ухмыльнулся Цянь.

– Нет! – резко возразила Сюй Лян. – Только не стражники отца!

– Почему? Вы сказали, что его солдаты привезли вас сюда. Это не останется в тайне, – сухо сказала Сун. Эти две женщины, понял Тай, решили не испытывать друг к другу симпатии.

– Ты снова ошибаешься. То, что я здесь, – это тайна. Разумеется, тайна! Те двое в саду – люди, которым я могу доверять, – объяснила Лян. – Они были моими телохранителями всю мою жизнь. Если их убили…

– Они не мертвые, – сказал поэт. Он огляделся вокруг, вероятно, в надежде увидеть вино, решил Тай. – Если бы я был в состоянии строить догадки, а я, признаюсь, люблю это делать, я бы сказал, что господин Шэнь был мишенью дайцзи и что наша умная воительница права. – Он улыбнулся Сун, а потом дочери губернатора. – Ваш приезд, милостивая госпожа, был точно назначен на нужное для лисы-оборотня время, – или она им управляла. – Он помолчал, давая всем осознать эту мысль. – Но нечто здесь, возможно, внутри нашего друга, отогнало духа – от него самого и от вас. Если я прав, у вас есть причина быть благодарной.

– А что такое это «нечто»? – спросила Сюй Лян. Ее нарисованные брови снова приподнялись. Они были изумительно изящные.

– Это… это всего лишь догадка! – резко бросил Тай.

– Да, я так сказал, – спокойно согласился Сыма Цянь. – Но еще я спросил, не видел ли ты призраков в Белом Фениксе сегодня ночью, когда мы разговаривали в первый раз.

– Вы хотите сказать, что видели их?

– Нет. У меня ограниченный доступ в мир духов, друг мой. Но достаточный, чтобы почувствовать нечто в тебе.

– Вы имеете в виду нечто из Куала Нора? Призраков?

На этот раз вопрос задала Вэй Сун. Она наморщила лоб и снова прикусила нижнюю губу.

– Возможно, – согласился Изгнанный Бессмертный. – Откуда мне знать? – Он смотрел на Тая в ожидании.

Другое озеро, далеко на севере. Хижина у озера. Мертвая шаманка в саду, зеркала и бубен. Костры, а потом человек или то, что раньше было человеком…

Тай покачал головой. Он не собирался об этом говорить.

Когда на тебя давят – задай вопрос.

– Что может мое пребывание у Куала Нора значить для дайцзи?

Поэт пожал плечами, принимая эту перемену темы.

– Ты мог притянуть к себе одну из них, когда проезжал мимо. Она могла почувствовать твое присутствие, осознать присутствие тех, кто тебя защищает, за твоей спиной.

– Духи прислуживают господину Шэню?

В голосе Сюй Лян не было страха. Можно было сказать при желании, что она находит эту ситуацию интригующей, захватывающей. Она снова опустила скрещенные на груди руки и смотрела на Тая. Еще один оценивающий взгляд, напоминающий те, которые она посылала ему от двери в приемной своего отца.

Он действительно слишком долго жил вдали от женщин…

– Духи есть возле каждого из нас, – сказала с крыльца Сун, с преувеличенным нажимом. – Видим мы их или нет. Так гласит учение Священного Пути.

– А «Диалоги» Учителя Чо утверждают, что это не так, – тихо произнесла женщина в красном платье. – Только наши предки находятся рядом с нами, и только в том случае, если их неправильно проводили в следующий мир, когда они умерли. Поэтому так важны обряды.

Сыма Цянь весело переводил взгляд с одной женщины на другую, а потом захлопал в ладоши:

– Вы обе великолепны выше всяких слов! Это чудесная ночь! Мы должны найти вино! – воскликнул он. – Давайте продолжим этот разговор через дорогу? Там играет музыка…

– Я не собираюсь входить в павильон куртизанок! – тут же возмутилась дочь Сюй Бихая со впечатляюще праведным гневом.

То, что она стоит – надушенная, в драгоценностях, – в спальне мужчины и уже готова была закрыть дверь (чтобы никто не позавидовал тому, что, очевидно, должно было произойти), кажется ей совершенно не имеющим значения, подумал Тай с восхищением.

– Конечно! Конечно нет, – пробормотал поэт. – Простите меня, благородная госпожа. Мы приведем сюда музыканта с пипой. И, возможно, всего одну девушку с вином и чашками?

– Я считаю, это не нужно, – возразил Тай. – Думаю, Вэй Сун сейчас проводит госпожу Сюй Лян назад, в дом ее отца. Лодка ждет вас?

– Разумеется, ждет. Но мои телохранители…

Тай прочистил горло:

– Кажется, если Сыма Цянь и моя телохранительница правы, они встретились с существом из мира духов. У меня нет лучшего объяснения. Нам сказали, что они живы.

– Я вернусь и сама за ними присмотрю? – предложила Сун. – И скажу им, когда они очнутся, что их госпожа уже дома и с ней все в порядке.

– Они тебе не поверят, если меня здесь не будет, – возразила Сюй Лян.

– Я – воин Каньлиня, – просто ответила Сун. – Мы не лжем, и они должны это знать. Хотя не слишком опытные могут и не знать.

Поэта, подумал Тай, по-видимому, очень забавляет все происходящее. А Лян, осознал он, снова смотрит на меня, игнорируя другую женщину. Тай почти ничего не имел против. На мгновение его посетило искушение согласиться с Цянем, потребовать музыки и вина.

Но это быстро прошло. Его сестра сейчас далеко на севере, за Стеной. А сегодня ночью, здесь, в Чэньяо, какие-то люди…

– Я уже говорила раньше, – тихо произнесла Сюй Лян, скромно опустив глаза, – что меня прислал мой отец. Вы не спросили зачем.

Действительно. Ну, у него на это были веские причины.

– Приношу свои извинения, – он поклонился. – Позволено ли будет вашему слуге задать этот вопрос сейчас?

Она кивнула:

– Да. Мой отец хотел сообщить вам лично, что те два человека, когда их заставили объяснить их сегодняшние проступки, назвали всего одно имя, возможно, имеющее значение. А потом, как это ни грустно, они умерли, не выдержав трудностей беседы.

Она многозначительно посмотрела на поэта, а потом на Сун, стоящую на крыльце. Тай понял.

– Она – мой телохранитель, – сказал он. – А второй – мой спутник.

Лян кивнула:

– Эти наемные убийцы были бандитами из лесов к югу отсюда. Человек, имя которого они назвали, живет в Чэньяо. Его, в свою очередь, пригласили для беседы, и он любезно назвал еще одно имя – из Синаня, – а потом, как ни прискорбно, тоже скончался.

Тай внимательно слушал.

– Понятно. И это второе имя?

Она говорила резко, уверенно:

– Было названо имя Синь Луня – гражданского чиновника при дворе, как мы поняли. Мой достопочтенный отец выражает глубочайшее сожаление, что не смог быть более полезным, но смеет надеяться, что это может пригодиться господину Шэню.

Синь Лунь. Снова. Янь назвал это имя перед смертью. Его убили, когда он его произнес.

Лунь. Товарищ по выпивке, брат-студент, общительный и умный. По-видимому, уже не студент. Если он во дворце, то уже сдал экзамены, пока Тай отсутствовал. Азартный игрок в карты и в кости, исполнитель баллад по ночам, любитель, между прочим, вина Лососевой реки. Теперь он носит одежды мандарина.

Благодаря Яню это не стало откровением, сокрушительным известием о предательстве. Больше подтверждением, эхом. Тай ожидал услышать другое имя, возможно, два имени, стоящие за этими убийцами… и очень боялся услышать одно из них, произнесенное вслух.

Он надеялся, что ничего из этого не отразилось на его лице, и поклонился дочери губернатора.

– Благодарю вашего отца. И вас, милостивая госпожа, за то, что принесли эти вести в столь поздний час. Теперь я понимаю, почему губернатор Сюй Бихай не доверил их никому другому.

– Разумеется, не доверил, – тихо сказала она.

Она посмотрела прямо на него, произнося эти слова, потом изогнула губы в легкой улыбке, словно телохранительницы и поэта не было в комнате. Словно они с Таем продолжали беседу, прерванную ранее, и так неприятно, другой девушкой с клинком.

Эта другая девушка проводила ее из раздвижных дверей через сад. Сыма Цянь спустился вместе с ними к реке. Стоя на веранде, Тай смотрел, как эти трое идут к деревьям и реке за ними. Он потерял их из виду в темноте, потом увидел, как один человек через короткое время вернулся и опять направился в сторону музыки – с поднятой головой, убыстряя шаги, когда услышал ее.

Тай некоторое время ждал в тишине, прислушиваясь к темноте. Он уловил аромат цветов и цитрусовых. Цвели пионы. Легкий ветерок с севера дул в сторону реки. Всходили звезды, которые завершают ночь в это время года.

– Дайцзи? – позвал он с безрассудной смелостью.

Он не мог бы объяснить почему, но ему казалось, что из сада можно получить ответ на какие-то вопросы, являющиеся частью этой истории.

Ничего не шевелилось в темноте, кроме светлячков. О них сложена старая песня: «Ночные странники сияют в темноте». Тай вспомнил сказку о бедном школяре, который не мог заплатить за масло для фонарей, поэтому каждый вечер собирал светляков в мешок и учился при их свете. В Синане, будучи студентами, они подшучивали над этой историей. Чоу Янь, Синь Лунь, Шэнь Тай и другие…

Сегодня есть и другие ночные странники. Интересно, где сейчас его сестра? Где она, в этом слишком большом мире? У него больно сжалось сердце. Его отец умер. Иначе этого не случилось бы.

Смерть, даже спокойная, имеет свои последствия.

Три человека умерли в Чэньяо сегодня ночью во время допроса, за то, что пытались его убить.

Никакого движения в саду, никто не пришел в ответ на его зов, на эту глупую выходку. Тай не верил, что его преследовала лиса-оборотень, хотя интересно, что Вэй Сун, по-видимому, их боится. Раньше он не замечал, чтобы она так кусала нижнюю губу. У него были мысли насчет того, как те два телохранителя оказались без чувств.

Ветер в листьях. Далекая музыка. Яркая, низкая звезда, которую он видел раньше, все еще висела на прежнем месте. Казалось, что очень много времени прошло с тех пор, как он вошел в эту комнату, но это было не так.

Тай не стал больше звать. Он повернулся и опять вошел в дом. Помылся, воспользовавшись тазом с водой и полотенцем. Разделся, погасил три фонаря, горящие в комнате, задвинул раздвижные двери и запер их на засов. Немного воздуха проникало внутрь сквозь щели, и это было хорошо. Он закрыл основную дверь, все еще стоящую полуоткрытой.