Текст книги "Родословная ашкенази"

Остаюсь российским художником

(«Панорама», № 1000, 7-13 июня 2000 г)

Мое знакомство с западным миром изящного искусства началось с показанного мне из-под полы журнала «Америка», когда я, пятнадцатилетний мальчишка, открыл для себя Шагала, Кандинского, Филимонова, Родченко. Куда позже я узнал, что художник – это далеко не только (и не столько) Герасимов, Юон, Манизер и Вутетич, но и Фальк, Гончаров, Ларионова, Серебрякова. Я вдруг понял, что сдвинутый нос и несимметричные глаза – это вовсе не насмешка над реальностью, а особое видение художника.

Потом была «бульдозерная» выставка, когда аргументами властей в пользу соцреализма оказались землеройные машины. Затем появился андерграунд, подпольные галлереи на частных квартирах, мастерские в подвалах домов и полулегальные выставки с километровыми очередями на Малой Грузинской.

И, наконец, произошло событие, изменившее представление о живописи, графике, скульптуре у широкого круга советских людей, воспитанных партией и правительством на сером искусстве официальных художников. Выставка Михаимла Шемякина – необычный взгляд на мир, на человека, на его фигуру, лицо, буйство сочных яроких красок, света и тени.

Шел 1989-ый – последний год одного из самых сложных для России десятилетий XX-го века, время неясных надежд и смутных ожиданий. Искусство М.Шемякина, художника, изгнанного из своей родины, вернулось к ней, чтобы отразить эти надежды и ожидания. Мы тоже снова и снова обращаемся к этому непредсказуемому художнику и незаурядному человеку. Его картины и скульптуры хочется смотреть, с ним хочется разговаривать, спорить об искусстве, политике, о жизни, о взаимоотношении культуры и власти, об Америке и России.

Вот и сегодня он у нас в «Панораме» за беседой, которую ведет с ним главный редактор и основатель газеты Александр Половец и я, Геннадий Разумов, ведущий рубрики «Есть такое мнение».

А.Половец. За время, прошедшее после нашей предыдущей встречи, прошло лет 15. В России произошли серьезные изменения, выбран новый президент, появилась новая расстановка сил в политическом эстаблишменте. Ты, Миша, не был стронним наблюдателем всего этого и, насколько мне известно, принимал непосредственное участие в отстаивании тех, или иных политических позиций. В частности, ты вступился в честь Ю.Лужкова, которого публично оскорблял С.Доренко в своих передачах на телевидении – открытое письмо, опубликованное в «Московской правде», несомненно сыграло свою роль в решении суда, присудившего ОРТ выплатить Лужкову 150 тысяч рублей за моральный ущерб.

М.Шемякин. Ситуация с судом Лужков-Доренко очень напоминает мне мою собственную историю, когда справедливость тоже восторжествовала, и я выиграл во Франции так назыаемый суд чести у Пола Тереза (сына знаменитого главы французской компартии). Суд заставил тогда моего обидчика выплатить мне компенсацию в размере… 1 франка. Несмотря на такую мизерную сумму, эта компенсация для меня очень ценна, и я храню этот франк до сих пор в специальной коробочке, как память о победе.

Г.Разумов. Да, действительно, в России происходят серьезные изменения. И Лужков – один из тех, кто во многом делает их зримыми и ощутимыми. На Западе, где мы ныне находимся, намного более спокойная стабильная жизнь. Иногда смотришь по телевизору информационную передачу и думаешь: насколько события в России значительнее и серьезнее, насколько большего числа людей они касаются. Там – война, уносящая тысячи жизней, а здесь – споры о препятствии оформлению брака некой однополой пары в Хьюстоне. Мне кажется, для художника, для его музы не безразлично на каком фоне происходит творческий процесс, каки темы, какие проблемы питают его вдохновение.

М.Шемякин. Любой художник, уехавший из России в зрелом возрасте, конечно же, остается российским художником. Вот и я, живя в США, никогда никаким янки не стану, это невозможно. А вообще-то существование русского художника за границей – дело не легкое. Я прожил 10 лет во Франции и почти 20 лет в Штатах, и понял, что это два разных мира, две разные культуры. В Америке больше, чем где-либо еще в мире, чуствуется давление этакой художественной мафии. Она через аукционы, разные «Сотбис» и «Кристи» диктует свои цены, а через средства массовой информации, через выставочные, залы, галлереи, музеи управляет вкусами публики. Здесь сегодня царит господство концептуализма, перформенса, хиппинга и минимализма, поэтому тем фигуративистам, которые осмеливаются продолжать какие-то традиции, приходится довольно туго. Музеи современного искусства, к примеру, часто бывают заняты голыми дамами. Вот у нас в Нью-Йорке в Гугенхайме сделали недавно большой такой перформанс, где стояло, кажется, около 150 голых манекенщиц. Зрители здесь выпивали шампанское, разглядывая женские зады. Или выставка «Красота Калифорнии», где на пьедестале тоже стояли голые девушки. На других таких же экспозициях люди лежат голые, облитые супом или осыпанные мукой. А такие художники, как я, считаются ретроградами, ибо по-прежнему пытаются изобразить что-то понятное нормальному человеку. Правда, как и раньше, в обществе остается прекрасное отношение к русскому авангарду, в Малевичу, Родченко, Татлину и другим; проявляется даже интерес к соцреализму и провинциализму.

Г.Разумов. Концептуализм – это еще цветочки. Я обеспокоен агрессией, которую в последнее время в мире изобразительного искусства осуществляет новый мощный монстр по названием компьютер. Ведь он очень быстро из обычного технического средства, помощника, облегчающего ручной труд, превратился в самодостаточное явление, подавляющее традиционное искусство кисти, пера, карандаша, резца и гончарного круга. Здесь, в Калифорнии, где культ компьютера особенно велик, это очень заметно. Кстати, и моя дочь, обладающая, на мой взгляд незаурядными способностями живописца, рисовальщика и скульптора, приехав сюда, стала редко садиться к мольберту, прочти полностью переселившись в некое виртуальное пространство и прочие мудреные для меня сфоры.

А.Половец. Я все-таки возвращаюсь к вопросу, который когда-то давно задавал тебе, Миша, по просьбе вдовы Б.Окуджавы – Ольги. Что слышно с памятником Булату в Москве, может быть, теперь, учитывая твои добрые отношения с Лужковым, ты участвовал в его создании.

М.Шемякин. Ни для кого не секрет, что все, касающееся крупных проектов в области монументального искусства в Москве, увы, находится в руках одного человека и его группы, Зураба Церетели. Он заменил собой бывший Союз художников и фактически решает, что ставить и где. Правда, теперь появилась возможность открывать собственные новые галлереи, выставки. Вот, к примеру, недавно появилась интересная галлерея «Марс», где выставляются очень хорошие художники. Однако получить выгодые заказы сверху и попасть в серьезные государственные музеи практически невозможно.

Мне предлагали участвовать в окуджавском конкурсе, но я отказался. Я стараюсь не ввязываться ни в какие конкурсные дела – считаю, что из подходящего для этого студенческого возраста я уже давно вышел. Думаю, памятник Окуджаве, так же, как Высоцкому, величиной с поставленного в Москве Петра 1 будет делать Зураб Церетели.

Г.Разумов. С Зурабом Константиновичем мне довелось встречаться в период моей работы на Поклонной горе, где он воздвиг огромную конную статую Георгия Победоносца, который накалывает на свой трезубец куски Змия, нарезанного, как колбаса. Там же меня поразила прилепленная к высокой стеле-штыку аляповатая богиня Победа Ника с двумя ангелами, очень напоминающими пауков. Вместе с тем, встречаясь с Церетели на разных совещаниях у главного московского строителя Ресина, я поражался его сокрушительной пробойной силе, невероятной энергии и выдающимся деловыми качествами. Ведь посмотрите, не за такое уж долгое время своего пребывания в Москве, войдя в ближайшее окружение Лужкова и став фактически его «придворным художником», он сумел себе создать так называемый Центр международного дизайна, на самом деле являющимся целым заводом. Что уж говорить, в Москве нет ни одного более не менее крупного строительного обьекта, где Церетели не принимал бы участие. Это и упомянутый уже главный монумент Победы на Поклонной горе и пресловутый памятник Петру 1, изуродовавший такой романтический уголок старой Москвы, как стрелка Москва-реки и Обводного канала, и лубочные кукольные мишки, рыбки и птички на Манежной площади и многое другое.

Михаил Шемякин. К Зурабу Церетели сложно относится однозначно. Масса народа бунтует против его скульптур. Мне, как профессионалу, трудно и неудобно высказываться на этот счет. Если я его похвалю, могут сказать, что я от него хочу что-то получить, если поругаю, подумают, что я ему завидую. Могу сказать, что я Зураба всегда поддерживал, когда его начинали травить, так как знаю по собственному опыту, как тяжела работа монументалиста. Но в общем-то, действительно, судьба поцеловала его крепко в лоб, а вот муза не очень-то к нему приложилась.

Вы правильно сказали, что предприниматель он просто гениальный, но часто он допускает такие тактические ошибки, от которых потом сам же страдает. Вот он сейчас создал музей, не посоветовавшись с кем-нибудь из серьезных людей, в результате снова получил оплеуху. Я, правда, не видел что он там выставил, но, думаю, мог бы тоже быть ему полезен, хотя бы в создании концепции музея. Все таки, у меня 5 докторских степеней, полученных здесь, заграницей, и, как искуствовед, я занимаюсь исследованиями, институтом, связан со многими крупнейшими художниками. Без сомнения, и в России много толковых знающих эти дела людей.

Но Церетели, от всех отгородившись, решил все сделать сам, вот и получает сегодня неважные отклики прессы. Это великое дело создать в Москве, центре русской и мировой культуры, первый музей современного искусства. Конечно, такая задача должна решаться не только одними москвичами и, тем более, не одним художником.

Г.Разумов. В Москве на Арбате уже поставили паятник Окуджаве – традиционная скульптура, изображающая задумчивого мыслителя, каковым Булат мне лично не помнится. Окуджава всю свою жизнь прожил в России, и никогда эмигрантскую судьбу на себя не примерял. Вы же, Михаил, всю свою творческую жизнь проводите за рубежом. А не хотели бы вернуться обратно, если бы, конечно, в Москве или Питере были предоставлены соответствующие условия?

М.Шемякин. Уже несколько раз, сразу после перестройки и позже в 1989 году после моей выставки в Москве мне предлагали мастерскую в Петербурге или Москве. Ельцин, вручая мне государственную премию в Вашингтоне, перед телевизионными камерами обещал дать землю для застройки. Однако все это осталось только на словах. Я ничего в России не имею и приезжаю туда, как иностранец, плачу сумасшедшие деньги за гостинницу – и в Москве, где я родился, и в Питере, который меня воспитал. Несмотря на мои многочисленные просьбы, а у меня скопилась целая папка разных бумаг с перепиской, я получаю только обещания. Все мои попытки создать филиал института философии и психологии творчества, помочь России воспитать новое поколение искусствоведов, историков живописи, графики, скульптуры, приобщить их после 70-летней изоляции к достижениям Запада и всего мира, остаются безрезультатными. Лужков уже давал было команду Церетели выделить мне два небольших особняка, находящихся в его владении, но пока дело не сдвигается с мертвой точки. Так что я не имею возможности не только переехать туда, но даже посто перезти архив. А тем более жить в России и как-то помогать ей. За все эти годы у меня там не купили не только ни одной картины, но и ни одной литографии. А вот французы, например, вложили в меня многие десятки тысяч долларов.

Г.Разумов. Но вот в России появился новый министр культуры – Швыдкой. Может быть с его приходом что-то сдвинется в развитии культуры?

М.Шемякин. Я не считаю, что эта кандадатура удачна. Именно этот человек помешал в свое время становлению в России моего института. Сначала, будучи здесь в Америке, он познакомился с моими исследованиями сказал, что они необходимы в России. Потом, когда зашла речь о создании филиала моего инститьута, он прислал мне письмо, в котором сообщал, что не знает о каком институте идет речь, и вообще в России институтов хватает, и надо подумать, следует ли создавать еще один. Так он и зарубил нужное, на мой взгляд, в России дело.

Г.Разумов. Значит, вы полагаете, что назначение министра культуры было ошибкой?

М.Шемякин. Ну, это я не знаю, просто лично для меня Швыдкой – неприелемая фигура. Что касается будущего, мы все, затаив дыхание, ждем что будет дальше. Мы по-прежнему надеемся, что дело русской культуры, наконец, сдвинется с мертвой точки. Вот недавно с новым президентом встречался Гергиев, с которым я собираюсь работать над «Щелкунчиком». Может быть, действительно, будет создана обстановка, когда прекратится бегство из России деятелей культуры и искусства. А то вот я недавно прочитал интервью с академиком Сагдеевым, с которым я лично знаком, где он сообщает, что из России уехоло около 10 тысяч ученых, и утечка мозгов продолжается до сих пор. Я думаю, что и деятелей искусства, покинувших страну, наберется не одна тысяча. А хочется, чтобы настало время их возвращения на родину.

Люди искусства сегодня выброшены на улицу, как котята. Раньше были Союзы художников, писателей, композиторов, вокруг них кучковалось, подкармливалось много народу. В то время процветало официальное пропагандистское искусство, представленное многими бездарностями, которые неплохо оплачивались. Но одновременно с этим существовало и настоящее искусство на самом высоком уровне. Был, к примеру, Тышлер, была первоклассная книжная графика. Но на это денег не давали. В Америке же всегда на свободное искусство выделялись миллионы долларов, всегда находились богатые люди, которые вкладывали свои капиталы в искусство, создавали специальные фонды для его поддержки. А в России нынешние новые русские, даже те самые олигархи, совершенно необразованы – они способны купить какие-нибудь часы за 50 тысяч или яхту за 50 миллионов, но на искусство и 3-х тысяч жалеют истратить. Поэтому, как развивать в России искусство, где брать художникам деньги?

А.Половец. Мища, ты смотришь русское телевидение, читаешь русскую прессу, следишь за событиями в России. Как тебе видится сегодняшнее положение на Северном Кавказе?

М.Шемякин. Получение информации из России сейчас стало делом нелегким. Нью-йоркское ТВ развалилось. Какие газеты я читаю? Конечно, «Панораму», «Новое русское слово», а российской прессе я не доверяю. Она все перевирает, в том числе и события на Северном Кавказе. Я по национальности кабардинец, а не чеченец, но знаю многих чеченцев деятелей культуры. Чеченский вопрос – самый важный вопрос Кавказа, и он еще долго будет терзать Россию. Жаль, что там погибло столько ни в чем не повинных людей. Тяжело смотреть на страдающих людей, особенно искалеченных детей, памятник которым я безуспешно пытаюсь поставить вот уже несколько лет. Плохо, если военное положение на Кавказе будет такой же многодесятилетней, как то, что досаждало России в XIX веке; опасно, если поднимется весь Кавказ, и совсем ужасно, если грядет новый Афганистан.

Геннадий Разумов. Как Вы относитесь к бытующему среди определенной части населения России представлению, что все лица кавказской национальности – это агрессивные «чернопопые», которые изначально противостоят «белым людям»? По правде сказать, я тоже немного обременен, по-видимому, не совсем правильным мнением, что именно горцам свойственно повышенное, даже какое-то болезненное, чувство свободолюбия, делающее их чрезмерно воинственными.

Михаил Шемякин. Это верно, что почти все кавказские горцы очень свободолюбивы, и очень остро реагируют на любые попытки ограничить их самостоятельность, однако кабардинцы среди них занимают особое место. Они являются в горных селениях, как бы, законодателями, создателями всеобщих горских законов чести. Много раз в истории Кавказа они играли роль миротворцев и останавливали распри между другими народами. Дай Бог, чтобы и Россия в новый период своей истории имела такое же миротворческое значение, ее государственность была привлекательной для всех проживающих в ней народов, она не распалась, как СССР, и осталась великой страной.

Я не великий стратег, но знаю, что на Кавказе нужна очень осторожная и взвешенная политика. У меня отец кабардинец, я в прекрасных отношениях с президентом Кабардино-Балкарии Коковым. Это умнейший человек, который удерживает стабильное положение в своей республике. Он хорошо понимает: оставаться в составе России необходимо, чтобы выжить и не попасть под влияние определенных исламских групировок, уже нацелившихся на захват власти. Слава Богу, в Нальчике, где я был и где выставлял свои работы, все в порядке. Если и были там какие-то попытки со стороны балкарцев дестабилизировать обстановку, то все обходилось без какого-либо кровопролития и быстро улаживалось. Конечно, чеченцы несколько другие, они более воинственны, дики, буйны. Поэтому среди них скорее и находятся всякие авантюристы, втянувшие народ в кровавую войну.

Хотя опасность распада России существует. Все национальные политические авантюристы безусловно заинтерисованы в получении власти и набивании своих карманов, их мало волнуют интересы своего народа, которому эта пресловутая самостоятельность приносит только горе, войну, разруху. Попытки отделиться от России будут, и, не дай Бог, если вспыхнет весь Кавказ. Война там в прошлом была долгой и кровопролитной, и сейчас в Чечне российским войскам победа достается довольно тяжело.

А.Половец. Будем надеяться, что это не произойдет, и на Кавказе, и во всей России будет мир и благоденствие, поднимется экономика, воспрянет культура, встанет с колен искусство – живопись, скульптура, будет сооружен в Москве твой монумент «Дети – жертвы пороков взрослых», и будет, наконец, создан институт, о котором ты хлопочешь. Теперь ведь в России новая власть – Путин.

М. Шемякин. В свое время третий президент США как-то сказал, что многое в деятельности любого правительства сводится к искусству быть честным. А Путин несомненно честный и некоррумпированный политик. Я с ним встречался в ленинградской мэрии в кабинете Собчака, он производил хорошее впечатление. Кстати, именно с его помощью были установлены мои монументальные работы: памятники политзаключенным и архитекторам первостроителям. Приход к власти в России молодого серьезного умного политика, я думаю, приведет к сдвигам в лучшую сторону. Хотя с экономикой, очевидно, будет справиться сложно. Страна раздрызгана, разворована, в один год все полностью или даже частично не восстановишь.

А.Половец. А разве не смущает, что Путин – человек, пришедший в Кремль с Лубянки…

М.Шемякин. Мой личный далеко не легкий в этом смысле опыт показывает, что представление о советской охранке, подогреваемое воспоминаниями действительно пострадавших в свое время людей, как о страшной средневековой инквизиции, во многом преувеличено. И я об этом уже открыто высказывался. Недавно в одной из российских газет в статье, посвященной моей работе над «Щелкунчиком», было сказано, что Шемякин выступает в защиту КГБ. Но это не так, на самом деле, я просто обьясняю: тем, что я оказался на Западе, и меня окончательно не затравил советский Союз художников, я обязан некоему генералу госбезопасности. Он вызвал меня в свой кабинет и сказал, что его люди давно за мной следят, что меня ценят, как хорошего художника, но что мне предстоит выбор: либо снова загреметь в психиатрическую больницу, либо еще раз быть арестованным, либо уехать в любую другую страну. В последнем случае он обещал мне помочь У меня в то время состоялось 6 выставок, которые каждый раз по наущению Союза художников закрывались сотрудниками КГБ. Нередко кто-то из них удивлялся, что мои работы обьявлялись идеологической диверсией. Конечно, в органах были и энтузиасты, злодеи, садисты, но это же факт, что часто интеллигенция расправлялась друг с другом просто руками КГБ. При этом пускались в ход хорошо опробованные приемы: доносы, стукачество, а сваливалось все на КГБ. Если вы жили в СССР, то сами помните, как все это происходило. Поэтому никакого мистического страха перед охранным ведомством у меня нет, я больше боюсь своих коллег художников.

И сейчас я надеюсь, некоторые мои новые проекты, в том числе, связанные с помощью России, найдут поддержку нового президента. Один из них: большая скульптурная композиция из 15 фигур «Дети – жертвы пороков взрослых», место для которой на Болотной площади в Москве уже утверждено Лужковым. Я прошел 6 государственных комиссий по культуре (скульптурная, архитектурная и прочие) и, кажется, всюду получил одобрение. Другой проект относится к резиденции российского посла господина Ушакова в Вашингтоне, где 23 февраля будут установлены 2 мои скульптурые работы. Еще один мой крупный проект: памятник Праведникам мира – не евреям, которые, рискуя своей жизнью, спасали евреев во время 2-ой мировой войны. Это звание присвоено ныне свыше 6 тысячам человек, среди которых такие широко известные люди, как, например, Валенберг и Шиндлер. Памятники праведникам для начала предполагается установить в Дании или Швеции. А в целом, хотелось бы поставить такие памятники везде, где жили эти люди.

А. Половец. Все же, можно ли с той или иной степенью оптимизма представить себе будущее России хотя бы на ближайшее время, воспрянет ли эта страна после многих лет разрухи, что ждет ее культуру, искусство?

Г. Разумов. И возвратится ли ее былая духовность, не погибнет ли она в тисках всеобщей коммерциализации общества? Станет ли Россия снова самой читающей страной мира, какой она всегда раньше представлялась?

М.Шемякин. Ну, конечно, я оптимистически смотрю на то, что происходит в России, и надеюсь на лучшее. Хотя именно я, казалось, должен был бы видеть все в более мрачном свете. Ведь я прошел страшное принудительное лечение в психиатрической клинике Осипова, аресты и прочее. Я всегда знал, что за мной могут придти в любую минуту хотя бы потому, что имею того же Булгакова или Хайдекера. Сегодня я вижу какое количество интереснейших книг переводится с других языков и издается в России, взять, например, собрание сочинений недоступного ранее Юнга. Я вижу много читающих людей, знаю, что многие, несмотря на свои далеко не такие уж большие доходы, покупают литературу. Я тоже не отстаю от них и вывожу из России книги тоннами.

Конечно, сегодня в России далеко не все в порядке, но, когда я посещаю по своим делам Москву, в которую обычно приезжаю из Парижа, то вижу, что москвичи одеваются лучше парижан, а некоторые выглядят вообще герцогами разодетыми. И конечно, никто от голода на ветру не шатается. Правда, я еще не был в российской глубинке, может быть, там людям живется тяжеловато, наверно, какие-то отдаленные уголки страны вообще обречены на мрачное сущесвование, не знаю. Но вот я разговаривал с людьми, которые живут на Кубани, они говорят, что у них все есть, потому что они все сами производят.

А вот в отношении искусства, я надеюсь, будут важные перемены, творческой интелигенции будет оказано должное внимание. Мне кажется, Путин серьезно думает о восстановлении престижа российской культуры. Будем надеяться, что и в остальных делах он достигнет успеха.

Думаю, в России везде все будет хорошо, история движется только вперед и, хочется надеятся, в лучшую сторону.