Текст книги "Родословная ашкенази"

Поссимизма быть не может

(«Панорама», № 997, 17-23 мая 2000 г)

Есть имена, при звучании которых увлажняются глаза, и память уносит вдаль. Утесов, Шульженко, Вертинский, Блантер, Дунаевский… Сколько раз в часы радости и веселья, в минуты горести и печали мы пели милые сердцу песни, напевали с детства родные незабываемые мелодии.

Старое расхожее утверждение, что природа якобы отдыхает на детях знаменитых людей, блестяще опровергается примером Дюма-сына, Константина Райкина, многих других «вертикальных» пар и, конечно, Максима Дунаевского. Он – известный композитор, написавший музыку к более 60 замечательным фильмам, создатель 20 мюзиклов, поставленных на многих российских и зарубежных сценах, автор множества прекрасных песен, остающихся всегда популярными.

Помню, я был приятно удивлен, когда в маленьком французском городке на Луаре услышал, как три молодых француза на буйном рождественском застолье вдруг запели под гитару «Пора-пора-порадуемся на своем веку…» В другой раз уже здесь в США, где на окраине Нью-Йорка в черном районе Роквэй из открытого окна какого-то дома донеслось «Ну, что сказать, ну, что сказать…»

Мы не были знакомы раньше, и я ожидал увидеть маститого деятеля искусств, важного представителя шоу-бизнеса, прибывшего из обанкротившейся страны делать деньги в мире победившего капитализма. Но в редакции «Панорамы» появился стройный подтянутый просто одетый мужчина с интеллигентным еврейским лицом и живыми веселыми глазами. Нам для беседы отвели небольшую комнату, где, кроме нас двоих, время от времени появлялся занятый выпуском очередного номера газеты ее главный редактор Александр Половец.

А.Половец. Мы рады приветствовать тебя, Макс, в нашей редакции. Прошло немало лет после нашей предыдущей нашей беседы в «Панораме», давно уже пора обсудить с тобой сегодняшние проблемы, услышать твое мнение о состоянии музыкальной культуры России, твои прогнозы на будущее.

Г.Разумов. Вы хорошо известны не только, как композитор, но и как дирижер и пианист, много работали в России и отлично знаете ее музыкальную жизнь изнутри. Считаете ли вы, что там завершился уже тот многолетний период высокого подъема песенной культуры, одним из главных ее выразителей был ваш отец, выдающийся советский композитор Исаак Дунаевский.

М.Дунаевский. Недавно я побывал в Москве, где отмечался 100-летний юбилей моего отца. Я думал это будет дежурное мероприятие, как неоднократно бывало на нашей родине. Однако я встретил десятки людей, которые с большим энтузиазмом, ничего не подгоняя под юбилей, делали прекрасные ежедневные передачидля телевидения, готовили большие концертные программы. Оказалось, что это был праздник не только для старшего поколения, которое с 30-х годов носит в сердце старые мелодии. Я видел на концертах массу людей среднего и молодого возраста, они бурно аплодировали песням, симфонической музыке Исаака Дунаевского. Я понял, что в народе жива тяга к яркой талантливой музыке, жива память сердца. И на ваш вопрос можно ответить с оптимизмом: да, еще не все потеряно, люди с удовольствием слушают хорошую музыку. Я убедился, что те, кто создает вещи, которые мы по праву называем пошлостью и примитивностью, навязывают публике свои вкусы и понятия. В своей жизни я неоднократно сталкивался с этим – и десять, и двадцать лет назад. И сегодня, когда некоторые молодые продюсеры и менеджеры говорят мне, что народу нужен примитив, я недоуменно пожимаю плечами. Конечно, рынок был всегда, пусть не капиталистический, а социалистический. Я написал несколько десятков шлягеров, их пел народ, они были популярны, я выступаю с ними до сих пор, и публика аплодирует и поет вместе со мной. Однако эти песни не были примитивны, хотя они достаточно просты, понятны и легко запоминаются. Не были примитивны и песни Исаака Дунаевского, наоборот, если их разобрать, сделать анализ музыкальной формы, окажется, что они достаточно сложны и вместе с тем очень естественны, искренни. И они абсолютно точно соответствовали высокому техническому уровню музыкальной культуры того времени, его мы сегодня и стараемся достичь.

Г.Разумов. Не знаю, как назвать тот «рынок», который захватил все области российской жизни. Наверно, и на имя «капиталистический» он не очень-то тянет. Но то, что происходит, например, с массовой литературой, а эта область мне более знакома, вызывает большое сожаление. Вы взгляните, какие книги лежат сегодня на прилавках книжных магазинов, на уличных лавках, лотках и развалах – сплошная чернуха, секс, дешевая детективщина. Может быть я ошибаюсь, но и на эстраде происходит то же самое: послушать только, что поют Киркоров, Распутина, Аллегрова и другие, менее одаренные исполнители. А этот психоз с башкирской баскетболисткой Земфирой Рамзановой, собирающей многотысячные аудитории фанатов? Конечно, я понимаю, есть массовая культура, и есть элитарная. Но ведь то, что делали вы и ваш отец удовлетворяло хотя разным, но хорошим вкусам, и по праву принадлежало и простым, и музыкально подготовленным слушателям. Неужели все это безвозвратно ушло в прошлое?

М.Дунаевский. Взлет российской (советской) песенной культуры фактически закончился к концу 80-х годов. Девяностые в этом смысле можно считать потерянными, так как до них еще действовали такие классики советской песни, как Фрадкин, Зацепин, Тухманов, Журбин, Антонов, ваш покорный слуга и другие. А потом начались все эти революционные передвиги, их волной смыло, а на поверхности осталась вся та пена, о которой вы говорите. Кроме того, Журбин уехал в Америку, я, как видите, тоже в основном живу здесь, Зацепин уехал в Париж, Тухманов – в Германию. Я не хочу сказать, что без нас все остановилось. Но так уж получилось…

Г.Разумов. В России в те годы еще оставалось немало хороших композиторов-песенников, например, мой знакомый Марк Минков и многие другие. Да и уехавшие, в том числе и Вы, не сидели сложа руки, и создали немало хороших произведений. И все же, действительно, печально, что это не стало продолжением того блестящего периода истории русской музыкальной культуры, о котором мы вспоминаем ныне с такой ностальгией и такой гордостью.

М.Дунаевский. Я думаю, в истории любого народа, как и в его искусстве, случаются взлеты и падения, и никакого здесь пессимизма быть не может. Искусство не умирает: рано или поздно подъем начнется снова, но будет это в 2025 или 3000 году, мы не знаем. Точно так же никто не мог предвидеть взлет песенного творчества в 30-х годах XX века.

А он произошел в результате накопления огромного пласта русской культуры песни в соединении с достижениями Запада в этой области. И нашлись два-три талантливых композитора, таких, как Дунаевский, Блантер, Соловьев-Седой, которые синтезировали эти два искусства. Наверно, через какой-то промежуток времени снова найдутся такие же незаурядные люди, я бы даже сказал сумасшедшие, и тоже что-то синтезируют, пробьют дорогу к чему-то новому, необычному, талантливому, великому.

Г.Разумов. Наверно, в основе этого нового взлета музыкальной культуры будут и достижения сегодняшнего музыкального песенного творчества. Если только под ними не понимать всеобщее увлечение световыми, шумовыми и танцевальными эффектами, за которыми часто теряется сама песня, ее мелодия, ее текст. Нередко смотришь на эстрадного певца и удивляешься: все у него, вроде бы, есть, а вот самой песни и нет. Может быть, это вообще совсем другой жанр, другое искусство?

М.Дунаевский. Россию вряд ли стоит принимать во внимание – то, что там происходит, не имеет ничего общего с процессом развития в других странах, особенно в США. Пожалуй, единственным по настоящему самобытным русским явлением можно считать этакий локальный фольклор – частушки. Но они никогда не станут интернациональным жанроми не станут почвой для возрождения песни. (Хотя частушки нередко становятся основой талантливых произведений Щедрина, но это его ирония, фокус, игра). Точно так же, как в свое время не стали международным явлением песни Вертинского, Лещенко, городской романс. А вот песенное искусство, о котором мы говорили, например, песни И.Дунаевского, получили международное признание. Его фильмы, скажем, «Веселые ребята» с триумфом прошли по Америке, получили «Пальмовую ветвь» в Венеции, были-награждены и другими премиями. Песни наших компорзиторов того времени, к сожалению, не были интегрированы в международный процесс из-за сталинского железного занавеса; он, кстати, помешал и тому, что Орлова, Утесов, Дунаевский не стали звездами международного класса. Потом начался разрушительный процесс, который немного приостановился подьемом песенного творчества 70-80-х годов, но все равно на международную арену наша песня не вышла.

Что касается европейской и американской популярной музыки и вообще массовой культуры, то ее мировые центры заметны в Англии и Германии (Берлине). Франция и Италия стоят несколько особняком, там больше культивируется своя национальная музыка, хотя отдельные исполнители становятся достоянием всего мира. Правда, нельзя не заметить, что английский и германский центры в достаточной степени американизированы по музыкальному и текстовому языку.

Г.Разумов. Еще с советских времен существует представление, что в мире господствует монополия американского джаза и поп-музыки, а все остальное принадлежит национальным культурам разных народов, в том числе, фольклору. Но мне кажется, дело обстоит значительно сложнее, и то, что у нас принято считать американской массовой культурой, вбирает в себя и подпитывается французскими, итальянскими, русскими и многими другими источниками. Хотя, конечно, как английский язык стал мировым «эсперанто», а доллар – мировой валютой, так и амерниканское искусство овладело вкусами и интересами людей во всем мире.

М.Дунаевский. Раньше трудно было что-либо проанализировать и представить. Это мы сегодня разговариваем с вами в Лос Анджелесе, а завтра можем быть в Париже или Лондоне, увидеть изнутри, как все происходит, послушать радио, встретиться с людьми.

Г.Разумов. И заниматься шоу-бизнесои. Кстати, где этот вид деятельности по вашему более стабилен? И возможен ли он вообще в России?

М.Дунаевский. Обязательным условием любого шоу-бизнеса должна быть удовлетворенность всех, кто в нем участвует, в том числе производителей, посредников и потребителей. А в России эта цепь оказалась разорванной, так как потребитель не способен платить, и производитель вынужден выдавать самую дешевую продукцию. Получается, что такой бизнес хромает сразу на обе ноги, страдает и потребитель и производитель.

Г.Разумов. Но здесь, очевидно, тоже есть свои трудности, и вы не можете с ними не сталкиваться.

М.Дунаевский. Эти трудности обычно сопровождают любой бизнес, который надо вести по правилам, ведь здесь они давно существуют. Это строгие правила, определяемые чуть ли не математическими формулами, в том числе и с помощью компьютерных программ. И если здесь допустить какую-либо ошибку, сразу же наступает расплата. Нужно все делать по правилам – это главный вывод, который я сделал для себя, находясь в Америке.

Г.Разумов. Все же, на какую публику должен рассчитывать бизнес, в основе которого лежат российские традиции, кто его потенциальный потребитель? Тот ли бывший советский человек, что воспитан на музыке Дунаевского и привык к такого рода театральным представлениям, как оперетта? Или он должен быть ориентирован на американский рынок, на молодых людей, не обремененных опытом прошлого?

М.Дунаевский. Вы задали очень важный и совсем непростой вопрос. Действительно, на какую публику работать российским предпринимателям, решившим вступить на тернистый путь шоу-бизнеса в США – ограничить себя каким-то кругом зрителей? Я считаю большой ошибкой многих проектов в области культуры, если они ориентированы только на определенную диаспору (правда, это не касается газет, которые не могут быть многоязычыми. Любые виды искусства, например, кино, театр и особенно музыка должны быть рассчитаны на всех. В музыке, в частности, в песне чисто национальная ориентация возможна только в фольклорном жанре, который мы с вами уже упоминали. Конечно, надо пытаться создавать интернациональное искусство. Для меня, всегда работавшего на самые широкие слои населения, это бесспорно. Тем более, здесь в Америке, в Лос-Анджелесе, где американцы – это этнические русские и армяне, евреи и мексиканцы. Если бы я, предположим, задался мыслью сделать итальянский мюзикл, я пригласил бы итальянского постановщика. А я хочу создавать интернациональное искусство. Но при этом свой особый национальный оттенок должен присутствоват в настоящем искусстве. Пусть «Кармен» и принадлежит всему миру, но все же опера исполняется на французском. А вообще-то успех шоу-бизнеса в постоянном обновлении… Важно быть все время в движении, стоять на месте нельзя.

А.Половец. Вот и в России серьезные перемены, они скоро отразятся и на культуре. Есть ли у тебя, Максим, какие-либо отношения с людьми, пришедшими теперь к власти?

М.Дунаевский. В России я со многими людьми, входящими ныне во власть, был на короткой ноге. У нас же там всегда придерживались традиции, согласно которой функционеров, работавших при старой власти, перетасовывали, и они снова оказывались рядом, хотя и на других позициях. Надеюсь, Путин не изменит коренным образом расстановку сил в управлении культурой.

Г.Разумов. Министром культуры стал человек, давно в ней работающий, и, мне кажется, вполне соответствующий этой должности – М.Швыдкой, несмотря на свое еврейское происхождение, он давно уже входит в номенклатуру власти.

М.Дунаевский. Да, я согласен, новый президент в этом направлении, кажется, сделал правильный выбор. По-моему, Путин человек – целенаправленый, жесткий, деловой. Все остальные, включая и умницу Явлинского, играют в политику, а Путин делает ее. Либералы оказались совершенно беспомощными.

А.Половец. Может быть, в России пришло время таких деловых людей, как Лужков?

М.Дунаевский. Я не могу сказать, что я с ним близко знаком, но иногда за руку здороваемся. С его подачи я написал гимны к юношеским спортивным играм, к 850-летию Москвы. По моим наблюдениям он – артист, любит аплодисменты. Часто масса хорошего, происходящего в Москве, начинается с того, что Лужков выходит на сцену и играет роль, не задумываясь, заплатили ли ему деньги.

Г.Разумов. Если продолжить это образное сравнение, то нельзя не отметить, что и декорации к своей сцене Лужков построил великолепные. Кажется, именно благодаря его усилиям Москва сегодня стала красивым поистине европейским городом.

А.Половец. В свой приезд в Москву прошлым летом меня многое смутило. Рядом с действительно преображенными улицами и площадями я увидел аляповатые церетелевские скульптуры. И я подумал, что они временные, и придет срок их уберут, сменят декорации, как уже неоднократно бывало в России.

М.Дунаевский. Всегда во всех видах искусства бывают свои церетели, которые ублажают начальство. В России многие газеты ругают Лужкова за его выбор автора монументальной скульптуры, обвиняют в бесвкусице, а он обижается, огрызается. Но у него свой вкус, так же, как, например, у Хрущева был свой. Правильнее это даже назвать не вкусом, а вкусовщиной. Но такова уж советская российская номенклатура. Я состою в дирекции культурных мероприятий Комитета по культуре города Москвы, участвую в разных проектах, их обсуждениях, несколько раз присутствовал на заседаниях мэрии, где председательстовал Лужков. Так вот, я был поражен, как велись эти заседания, думал, что вернулся в брежневское время.

Г.Разумов. Мне тоже неоднократно довелось побывать на разных совещаниях в правительстве Москвы, которые проводил Лужков или его заместитель Ресин. Действительно, такое впечатление, что попадаешь в советскую эпоху, на какие-то партийно-хозяйственные активы или профсоюзные собрания. Тот же командно-административный стиль, те же грубые окрики, даже мат.

М.Дунаевский. Да, как будто снова оказываешься в молодости. Я ведь моложе тех, кого называют шестидесятниками, как раз на те самые 15-20 лет. В конце 60-х я состоял в знаменитой эстрадной студии Розовского, Аксельрода и Рудберга «Наш дом». Тогда все начиналось с капустников, а потом переросло в известный теперь на весь мир театр Марка Розовского «У Никитских ворот», актерами которого были Хазанов, Филипов, Филипенко, Марк Захаров. С этими прекрасными людьми связаны мои первые шаги в настоящем искусстве, я всегда с благодарностью их вспоминаю, поддерживаю с ними связь. Они всегда рядом со мной.

Г.Разумов. Все же в Москве, как мне кажется, и сегодня во всю кипит культурная жизнь, город полон новых театральных постановок, концертов, кинопремьер. Конечно, США не отстают, а во многом превосходят Россию в накале театральной, концертной жизни. Однако для русскоязычной публики в значительной ее части, которая с английским языком вовсе не на короткой ноге, многое оказывается недоступным, особенно в драматическом театре. Это обедняет ее жизнь, хотя, без сомнения, ее материальный уровень выше, чем в России.

М.Дунаевский. В доперестроечный период, когда я постоянно жил в Москве, я скучал по бродвейским мюзиклам, мне их очень нехватало, я гонялся за каждой кассетой, привезенной смельчаками из-за рубежа. Потом я полностью удовлетворил этот свой интерес, побывав на бродвейских постановках. Теперь, если появляется в России что-то новое и интересное, особенно поставленное близкими мне людьми, я лечу в Москву. Здесь, в США, есть тоже своя интересная культурная жизнь, которая мне нравится, и я с удовольствием посещаю все, что мне доступно и когда есть для этого время. Что касается российских драматических театров, то после их краха, когда они закрывались один за другим, исчезали с афиш, в середине 90-х годов действительно началось их возрождение и ныне они держатся на определенном уровне. Нашлись люди с деньгами, которые поверили в них, поэтому драматический театр в России и выжил. Надо надеяться, найдутся деньги и для нового подъема популярной музыки.

Г.Разумов. Существует такое полусерьезное научное наблюдение: мужчина, если хочет сохранить долгую полноценную жизнь, сохранить до глубокой старости умственную и физическую активность, должен каждые 7 лет в ней что-то кардинально менять. Место жительства, характер работы или даже жену. Выдерживается ли в вашей жизни такая периодичность, подтверждает ли ваш личный опыт эту статистику?

М.Дунаевский. О, я всю жизнь только и занимался тем, что постоянно все менял. Я в Москве неплохо жил, у меня была работа, друзья, деньги. Но я все бросил, круто повернул и приехал сюда. Кстати, мы все это сделали с Леней Дербеневым, у которого тоже все обстояло хорошо.

Г.Разумов. Но зачем вам было менять все сразу, а не последовательно, одно за другим? Зачем вам, известному композитору-песеннику, было изменять столь коренным образом род деятельности? Ведь шоу-бизнес, которым, как я понимаю, вы теперь увлечены, требует совсем иных способностей.

М.Дунаевский. На протяжении всей своей жизни я постоянно возвращался к одному и тому же жанру – жанру музыкального театра. Я к нему тяготею так же, как мой отец, который писал для оперетты. Но можно только писать для музыкального театра, а можно в нем жить и работать, что я всегда и делал. Сначала это был театр Марка Розовского «Наш дом», там я был музыкальным руководителем, потом работал в театре им. Вахтангова, где я дирижировал оркестром и писал музыку к театральным постановкам. Затем я активно занимался московским мюзик-холлом, где помимо должностей главного дирижера и музыкального руководителя, занимал вместе с тем же Марком Розовским пост художественного руковолителя. Дальше у меня был оркестр Леонида Утесова, который после его смерти стал терять свою театрализованность, и к ней надо было возвращаться. Теперь я часто бываю в популярном московском «Театре Луны», где собираюсь кое-что делать с прекрасным режиссером и артистом Сергеем Прохановым. Сегодня в Лос Анджелесе увлечен созданием театра варьете, о котором, наверное, со временем смогу сказать, что это мой театр. Первый этап он уже прошел, мы выполнили контракт, теперь вместе с известным московским режиссером и хореографом Алексеем Шелякиным будем думать – как, где, в каком виде продолжать работу в новом сезоне.

Г.Разумов. Почему бы вам не иметь такой собственный музыкальный театр в Москве, в знакомой среде, где вы столько лет успешно работали, где вы могли бы восстановить традицию хорошей серьезной песни и именно этим привлечь публику? Создание музыкального театра Дунаевского в Москве (может быть, музыкального театра им. И.Дунаевского) – стало бы значительтным событием в культурной жизни России. Зачем нужен переезд в другую страну, через океан, в мир другой культуры, мало связанной с европейскими и российскими традициями?

М.Дунаевский. Дело в том, что я приехал сюда вовсе не для того, чтобы открывать театр. Я пробовал свои силы в разных сферах – делал работы в Голливуде, продолжаю работать над фильмами, которые снимаются в Москве. Я здесь вместе с моим другом, многолетним соавтором, аранжировщиком Святославом Лазаревым, моей правой рукой, моей командой. В Москве мне не доставило бы труда найти неплохое помещение, хотя бы через мэрию, но я не вижу зрителя, который повалил бы в музыкальный театр или театр-варьете. Я уже предлагал эту идею Театру эстрады; его нынешний руководитель Геннадий Хазанов тоже хочет создать что-то музыкальное, но понимает под этим только мюзиклы. Однако я не знаю, как в немузыкальном театре время от времени ставить мюзиклы, для этого нет необходимых компонентов. С Юрием Шерлингом, создателем и руководителем первого музыкального еврейского театра времен перестройки, мы пытались тоже что-то сделать, но, увы, не получилось.

Вот теперь мы здесь, и хотели бы иметь судьбу вашей «Панорамы», одной из немногих, а, может быть, единственной газеты, которая долгие годы держится на достаточно высоком уровне. Она выгодно отличается от многих других тем, что имеет свое достойное лицо, свою идеологию, не паратизирует на чужих, в частности, интернетовских, материалах, имеет своих авторов, корреспондентов. Я хотел бы пожелать ее читателям не оставлять свою газету – выписывать и покупать ее и наслаждаться ею.