Текст книги "Родословная ашкенази"

(«Панорама», № 24(1418), 11-17 июня 2008 г.)

Тасуя старые битые карты истории, политические игроки вытаскивают из пыльной колоды прошлого нужные им сегодня козыри: то бубнового валета античности, то крестового короля средневековья, то червового туза XX-го века. И только некоторые, часто крапленные, карты не идут в игру сразу и остаются в прикупе, в запасе, на всякий случай.

Вот и одна из них – провокационно созданная Сталиным в 1934 году Еврейская автономная область. Зачем до сих пор, вот уже столько лет, сохраняется в конституции сегодняшней Российской Федерации это странное географическое образование, которое вопреки своему названию не имеет к евреям почти никакого отношения?

В моем далеком советском детстве называться евреем было как-то очень неловко, в лучшем случае неудобно. Этим словом дразнились мальчишки во дворе, и оно звучало, по меньшей мере, как «дурак», «козел» или просто «скотина».

Но болезненные уколы комплекса неполноценности сразу как-то притуплялись, когда из радиоточки на стене бодрый голос сообщал: «Еврейская автономная область досрочно выполнила план по сдаче молока и мяса государству» или «Труженники Биробиджана взяли повышенные обязательства…». От этих слов плечи распрямлялись, и взгляд гордо взлетал над головами дворовых хулиганов. Правда, мозги напрягались в смятении и непонимании: почему обидная ругалка наших уличных сверстников из уст важных радио-дядей звучит совсем не ругательно.

После появления в 1948 году истинно еврейского государства ощущение хоть какой-то причастности к той фиктивной «еврейской автономии» исчезло почти безвозвратно. И вместо былого чувства национальной ущербности появилась вдруг гордость за свой народ, оказавшийся вдруг, как не странно, способным побеждать в танковых атаках, делать лучшие в мире поливальные устройства и выращивать сочные сладкие апельсины.

Только через много лет мне довелось посетить затерянный в таежных лесах и болотах дальневосточного Приморья, расположенный на слиянии рек Биджана и Биры город Биробиджан. Восточное звучание его имени (вроде Андижана или Дилижана), не имело с евреями никакой связи. Относилось оно к другому мелкому народу, эвенкам, численность которых не достигает и теперь 20 тысяч человек. Однако, его язык (биджан – «постоянное стойбище»), оказался для сталинских устроителей иудейского очага более пригодным для обозначения столицы еврейской автономии, чем какой-либо другой, даже русский.

Шел 1994-ый год – 60-летний юбилей образования области, и местные советские власти, как это тогда было принято, наводили национальный колер, чтобы подтянуть внешний вид центра области к ее названию. На вывесках магазинов и уличных указателях под русскими словами появились еврейские. В день юбилейных торжеств открыли краеведческий музей, библиотеку и нечто, отдаленно напоминавшее синагогу или молельный дом. Одна из главных улиц города, естественно, получила имя Шолома Алейхема.

Через пару месяцев почти весь камуфляж был убран, библиотеку и музей закрыли «на ремонт», окна и двери так называемой синагоги забили досками. Не остался в городе и приписанный тогда же к Биробиджану Еврейский камерный музыкальный театр под управлением Ю.Шерлинга и М.Глуза, для которого к празднику была открыта сцена в местном Дворце культуры. Получив в то же время так называемый «репетиционный зал» в помещении московского кинотеатра на Таганке, он стал существовать практически только в нем, а не в Биробиджане, куда за отсутствием публики даже на гастроли ездить было неприлично.

Образование национального еврейского очага в рамках СССР было одним из первых массовых трагедийно-драматических спектаклей, поставленных усатым режиссером-тираном на подмостках советской истории. Декорации призваны были показать преимущество «красного Сиона» – Биробиджана перед бесплодным и неосуществимым сионизмом немецкого мечтателя Герцля. Кроме всего прочего, это театральное представление должно было принести немалые денежные подношения от богатой части европейского и американского еврейства.

Закулисные игры тоже имели важные внутренние и внешние задачи. Во-первых, переселенческая акция тех годов позволяла убрать со сцены опасный народец, уже сыгравший свою роль в захвате власти большевиками и теперь ставший ненужным. Во-вторых, его сверхактивность пора было перенаправить на освоение далеких окраин державы и создание восточно-сибирского плацдарма командно-лагерного социализма. А еще следовало усилить юго-восточную границу, на которой бряцала оружием японская военщина, окупировавшая Манчжурию, и на которую враждебно поглядывали конфликтные китайцы, способные опередить русских.

Для решения этих задач украинские и белорусские советские власти «добровольно-принудительно» подняли евреев-ашкенази с насиженных веками местечек бывшей царской черты оседлости. Отобрав у них дома, сады и огороды, под бравурные марши и песнопения их стали с детьми, родителями, коровами и козами грузить в товарные вагоны-теплушки и отправлять на Дальний Восток.

У меня перед глазами стоят старые чернобелые фотографии, висевшие тогда на стендах биробиджанского музея. Одна из них представлялась весьма символичной. Она показывала тощего бычка с выпученными от ужаса глазами, подвешенного над железнодорожной платформой на крюке подьемного крана. А на другой пожелтевшей карточке плохо одетые для Сибири, изможденные, но улыбающиеся искусственными улыбками старики, женщины и дети тащили на вокзальном перроне к вагонам свои немудренные пожитки – узлы, баулы, чемоданы.

Справедливости ради, следует заметить, что были среди переселенцев и действительные добровольцы, одурманенные коммунистическими лозунгами. Кроме того, откликнулась на сталинскую пропаганду также некоторая беднейшая часть зарубежного еврейства, зараженная левыми коммунистическими идеями. А были и такие, национально озабоченные, кто, на самом деле, поверил в реальность создания еврейского очага в стране побеждающего социализма.

Конечно, первые переселенцы ничего не знали о восточной Сибири, о болотах, непроходимой тайге, о суровом гнилом дальневосточном климате, муссонных ливневых дождях и влажности, зашкаливающей все мыслимые нормы. Не знали они, что едут первооткрывателями в дикие пустынные места, как будто, специально уготовленные природой для создания будущего сталинского Гулага.

Попав в такие нечеловеческие условия, переселенцы оказались фактически на настоящей каторге. Они вынуждены были, валясь с ног, пропадая в болотной топи, страдая от малярии и тифа, вручную валить лес, рыть котлованы и карьеры, строить лесопилки, прокладывать дороги. Им пришлось тащить на рудниках тачки с горной породой, забивать в твердую мерзлую землю сваи тяжелыми чугунными бабами, а то и просто кувалдами. Жить в латанных тряпичных палатках и дырявых дощатых бараках, голодать и умирать на больничных койках.

В том же краеведческои музее мое внимание привлек выцветший от времени экземпляр газеты «Биробиджанер штерн», на выпуск которой был сослан тогда талантливый писатель Эм. Казакевич, в будущем автор знаменитой «Золотой звезды». На первой странице этого номера красовался огромный портрет дорогого вождя и учителя тов. Сталина. С кривой усмешкой под усами он указывал коротким толстым пальцем место на карте, куда следует сослать евреев. А рядом из-за его плеча, вытянув жидкую козлиную бородку, выглядывал «всесоюзный староста» Мих. Ив. Калинин. Это он ратовал тогда за «превращение еврейского народа в оседлое крестьянское население», что считал единственной надеждой «на дальнейшее существование его национальности».

В противоположность этому, другой радетель о судьбе евреев Н.Хрущев сетовал на их «нелюбовь к коллективному труду и групповой дисциплине». Именно этим общенациональным пороком, давая в 1958 году интервью корреспонденту французской газеты «Фигаро», он объяснял неудачу создания еврейского национального образования на Дальнем Востоке.

В те суровые советские 30-е годы «избранный народ», как не раз бывало в истории раньше, был выбран первым, на ком опробовался новый метод переселения крупных людских масс неугодных национальностей. Через десяток лет во время 2-ой Мировой войны он был широко внедрен в практику – широкозахватный НКВД успешно развил его, выселяя в дальние края заподозренных в коллаборацизме чеченцев, ингушей, немцев Поволжья, крымских татар и прочих враждебных советскому государству «нацменов».

Но вот пришли новые времена, советская империя пала, ворота распахнулись, и к середине 90-х годов бывший ранее крохотным ручеек еврейской репатриации в Израиль сменился бурным потоком, который почти полностью очистил от евреев Еврейскую автономную область. По переписи 2002 года их там проживало всего 1, 2 % (это 2327 человек), а сегодня, наверно, и еще меньше. Осталось лишь одно название.

Зачем сохраняется такая нелепость, не отражающая реальности? Почему бы не сменить одиозную вывеску? Обычно на этот вопрос знатоки юридической казуистики дают стандартный ответ, говоря, что российская конституция это вам не проституция, когда клиентов меняют по нескольку раз в день. Конституция РФ – это самый важный главный закон страны, поэтому из него ни строчки нельзя выкидывать. К такому обьяснению биробиджанского парадокса добавляется еще иезуитское оправдание той подлой акции сталинского режима, которое, например, в одном из официозных печатных изданий вот так звучит: «Название и статус Еврейской автономной области поддерживается ее неповторимым символически-культурным колоритом и исторической судьбой».

Забавно, не правда ли?

В рамках подтверждения этого мнимого колорита ныне делаются неуклюжие попытки, хотя бы, тоже именно символически, представить существующей еврейскую жизнь в Биробиджане. Для этого в городе образована общинная организация с еврейским именем «Фрейд», песенный и танцевальный детский ансамбль, библиотека с книгами на идиш. Кроме того, иудейской общине передано здание синагоги на ул. Чапаева, но она, впрочем, с трудом набирает на молитву необходимый десяток прихожан (миньян).

Резкое сокращение еврейского присутствия в Еврейской автономной области возможно и явилось одной из главных причин ее нынешнего плачевного состояния. Сегодня эта дальняя окраина России среди других субьектов федерации стоит почти на последнем месте и по доходам населения, и по его занятости. А вот показатель детской смертности, наоборот, поднялся там на самую высокую ступень.

Такие же рекорды ставит Биробиджан и по уровню преступности. Еще во времена амнистии 1953 года и развала лагерной системы Гулага область стала массовым отстойником для освободившихся из заключения зеков – уголовников, бандитов, рецидивистов, которым запрещалось покидать районы Сибири и Дальнего Востока. Отмотав лагерные срока или уйдя в досрочку, а то и в бега, они возвращались здесь к своей прежней знакомой профессии и оттачивали мастерство на финках, обрезах или даже на калашах.

Криминальная составляющая жизни автономии слегка поджалась в 1970-е годы. Тогда на пост первого секретаря обкома был допущен представитель «лиц еврейской национальности» – умный и деловой Лев Шапиро, на какое-то время ему удалось навести в области порядок и поднять экономику. Но ни он, ни другие пришедшие на смену руководители не смогли удержать скатывание области к тому убогому положению, в котором она сегодня находится.

Нет, не вышел из Биробиджана ни советский Иерусалим, ни американский Брайтон-бич. Фокус не удался, чудо не произошло, эксперимент не состоялся. Впрочем, он и в принципе не мог получиться, как и все прочие известные в истории попытки избавиться от евреев путем их массового переселения в те или иные края Земли, ни в Крым, ни на Мадагаскар.

У каждого народа может быть только одна историческая родина. У евреев это – Израиль.

(«Новое русское слово», 23 июля 2004 г.)

Многие в своей эмигрантской жизни в Америке не избежали немудреного вопроса-упрека:

– Какие вы евреи, если по израильской визе поехали совсем не в ту сторону? Надо было брать в Сохнуте билет до Тель-Авива.

На это чаще всего следовал уклончивый ответ:

– Да, конечно, мы так бы и поступили. Если бы не дети, не могли мы их здесь одних оставить.

Но был еще один аргументик, реже произносившийся вслух: «Разве в Израиле не страшно ходить по улице? Можно и осколок от шахидского пояса схлопотать».

Там же, на обочине совести, таилась и некая колбасная мыслишка: «А тот уровень жизни? Не сравнишь с тем, что мы с Розой здесь имеем».

У большинства пожилых эмигрантов первое оправдание часто оказывалось простой отговоркой. В лучшем случае – принятием желаемого за действительное. Почему? Да потому, что взрослеющие дети в новой жизни довольно быстро встают на крыло и в особой помощи родителей не нуждаются.

В предвзятости и лукавстве других самооправданий я еще раз убедился, совершив очередную поездку в Израиль. Впервые довелось мне почти две недели плотно пожить на севере страны, в небольшом совсем молодом городе Кармиеле.

Он свободно раскинулся на нескольких возвышенностях, переросших по высоте холмы, но до гор не дотянувшихся. Искустно используя рельеф, архитекторы удачно встроили город в местный ландшафт. Окружающая природа была использована и при возведении зданий – «подножным» материалом для строительства послужил тот же камень, на котором город стоит. Этот красивый бежеватый известняк с коричневыми прожилками глыбами скульптурных композиций то там, то тут украшает перекрестки и улицы города. А дома, как невесты в фате, одеты в белую «иерусалимскую» облицовку из мелового известняка, делающего их нарядными и праздничными.

Нам привычны города-спальни «одноэтажной» Америки, где дома, как солдаты, выстраиваются обычно в одну шеренгу. Планировка жилой застройки в Кармиеле, впрочем, как и во многих других новых городах Израиля, восхищает разнообразностью, целесообразностью и благоразумием. Кварталы расположены так, что дома образуют уютные внутренние дворы. В каждом из них оборудованы детские площадки с горками, песочницами, качелями. Без страха и сомнения выпускают на них родители своих маленьких питомцев. Тем более, что неподалеку под тенистыми деревьями сидят на скамейках соседские бабушки с вязаньем или дедушки с газетами.

И еще одна замечательная черта израильской городской архитектуры, которую я с удовольствием для себя отметил в Кармиеле, где деревьев, кустов и вообще зелени там не меньше, чем в каком-нибудь дендрарии – пальмы, фикусы, кипарисы на улицах города мирно уживаются с соснами, елями и даже березами. А цветов – настоящий культ! Нет перекрестка, где не было бы клумбы, нет площади, где не было бы газона. Особенно много роз, красных, бордовых, розовых, желтых. И все благоухают. Также хороши белые, фиолетовые и оранжевые бугенвили, яркими покрывалами висящие на высоких решетчатых стендах. С ними по многоцветью соревнуются растущие по соседству гвоздики, маргаритки, бархотки, калы. А неподалеку на темнозеленых кустах цветут крупные алые мальвы.

Я шел по раскинувшемуся между жилыми кварталами большому скверу, любовался цветами, и вдруг мой взгляд встретил нечто совершенно неожиданное. Рядом с проходившей мимо дорогой высились развалы старой крепостной стены, и вблизи них стояли остатки мраморных древнеримских колон коринфского ордера. Когда я подошел ближе, то увидел на каменном полу многоцветные византийские мозаики, достаточно хорошей сохранности.

Меня поразил высокий уровень музеификации этого археологического раскопа – проложены дорожки, поставлен щит со схемой и описанием античных сооружений. И главное: древняя каменная кладка надежно законсервирована и защищена от дальнейшего разрушения. И это ведь не в каком-нибудь традиционном центре туризма, не в Масаде и не в Цфате, а в небольшом провинциальном городе, в черте обычной жилой застройки! Какие молодцы израильтяне, что так бережно относятся к историческому наследию.

«Широка страна моя родная. Много в ней лесов, полей…» – пели мы когда-то, не подозревая, что эти слова смогут когда-нибудь быть отнесены еще к какой-нибудь стране, кроме СССР, пятой части суши. Но вот наша «субару» вынырнула из жилых кварталов Кармиеля и понеслась по скоростной асфальтово-бетонной дороге на север. А глаза вместе с фотокамерой вонзились в летящие мимо пейзажи Галилеи.

Сначала объектив долго прыгал по многокилометровым оливковым рощам и фруктовым садам, а потом побежал по клубничным, кукурузным и пшеничным полям. Но вот равнина перекосилась, вздыбилась и плавно перешла в холмы, покрытые яркой малахитовой травой и кудрявым темнозеленым кустарником. А вскоре к дороге подбежали отдельные деревья, перелески, которые потом слились в настоящий густой сосново-еловый лес.

– До 50-х годов здесь была каменная пустыня, турки когда-то все деревья вырубили. Пришлось леса заново насаживать, – обьяснил сидевший за рулем родственник. А его жена добавила:

– Жаль времени мало, а то мы могли бы маслят, рыжиков и белых боровиков пособирать. Уж не меньше, чем в бывшем нашем Подмосковье.

Вскоре машина повернула еще дальше на север, и по обе стороны дороги снова потянулись пустынные каменистые холмы и пригорки. Кто сказал, что Израиль маленькая страна, и всем евреям там негде разместиться? Неправда – на этой земле полно свободного места. Здесь могут быть построены десятки таких пятидесятитысячников, как Кармиель!

Поехал я также в Иерусалим. Нет, не поехал, и не пошел, а взошел, подялся. И не только потому, что он стоит на возвышенности, а потому, что возвышает духовно, позволяет взглянуть на себя, как на частичку чего-то очень важного в этом мире. Только пройдя пешком по «Кинг Джорджу», «Бен-Иегуде» или «Яффской дороге», можно ощутить удивительную ауру и многовековую харизму этого поистине святого города.

Я шел по Иерусалиму с экскурсией. Сначала меня ужасно напрягал местный гид, уделявший, на мой взгляд, излишнее внимание христианским святыням. Больше часа он водил нас по храму «Гроба Господня», предлагал людям ставить свечи и ждал пока они это сделают, показывал, где предположительно находилась Голгофа, долго что-то обьяснял, пояснял, рассказывал, доказывал. Зануда. Но подумав немного, я сконструировал некую крамольную мысль, которая, вероятно, должна была бы резать ухо многим моим соплеменникам, особенно ортодоксальным иудеям.

«Нечего ворчать – сказал я себе. – Чем больше внимания христиан будет привлечено к Святой земле, тем меньше останется места этим гадам мусульманам. И молодцы израильские экскурсоводы, правильно делают, что водят сюда туристов, пускай побольше людей разделяют с евреями ответственность за сохранение исторических ценностей. Кстати, я слышал, что уже в прошлом году в Иерусалиме побывало рекордное количество православных паломников».

Теперь о терактовых страхах. Когда я одному из своих знакомых олимов о них сказал, то услышал такой ответ:

– Брехня все это, что у вас там ящики показывают и газеты чирикуют. От терористов у нас за все годы пострадало в лесятки раз меньше народу, чем от автомобильных аварий.

Действительно, подумал я, склонность СМИ к изготовлению слонов из мух давно известная расхожая истина. И вспомнил, что, много лет назад в Москву приезжал известный французский писатель и философ Поль Сартр. Я был на его выступлении, когда ему задали вопрос: «Правду ли пишут советские газеты, что в США почти ежедневно линчуют негров?». Он ответил: «Да, правда, линчуют. Но не ежедневно, а ежегодно, и не линчуют, а линчевать угрожают». Тогда я впервые и понял – желтая пресса без «горяченького» и «страшненького» жить не может, потому что без сенсации, даже дутой, конкуренты сожрут.

На самом деле, на улицах Иерусалима, как и всех других городов страны, все спокойно и мирно. Ходят машины и автобусы, работают рестораны, кафе, в магазинах и на рынках не протолкнешься. Одним из важных психологических факторов безопасности служит то, что повсюду на улицах можно видеть небольшие групы солдат с автоматами. Они, как все остальные, ходят по супермаркетам и универмагам, сидят в кафе, едут в автобусах. Их повсеместное присутствие создает какое-то безотчетное чувство надежности и защищенности.

У этих ребят в военной форме молодые красивые приятные лица.

В других армиях, таких, как, например, американская, девушки в камуфляже теряют всю свою женскую привлекательность и по внешнему виду мало отличаются от мужчин. А вот взгляните на девушек-израильтянок в военной форме – она их только красит, пилотки, гимнастерки, кители они носят легко, изящно и даже как-то кокетливо.

Чувство защищенности возникает и при посещении любых торговых центров, концертных залов, ресторанов, городских учреждений.

Всюду на входах в здания стоят охранники. Посетители уже привыкли открывать перед ними свои сумки, портфели, чемоданы. И не видят в этом ничего усложняющего жизнь, принимают как простую формальность, бытовую данность, необходимость. Раз надо, то надо, иначе нельзя, без проверки сумок и карманов никак не обойтись.

И все же, шатаясь по городским улицам и площадям Израиля, я не мог избавиться от мысли, что передо мной, наверно, только видимая сторона суровой действительности, что, на самом деле, эта страна, окруженная врагами, вот уже столько десятилетий находится под постоянной угрозой нападения. Потому-то столько средств приходится здесь тратить на военные расходы, чтобы поддерживать безопасность.

И вообще, евреи и в данном случае оказываются разведротой (не штрафным же батальоном?) всей человеческой цивилизации – здесь, на переднем крае, они первыми встретили атаку исламского мирового тероризма. Именно на этой земле Судьба (или Дьявол?) опробовала на «избранном народе» очередные смертельные новинки «оружия массового применения» – шахидские пояса и автомашины, начиненные взрывчаткой. Горький опыт евреев снова призван учить человечество выживанию.

Но, зачем это я все о плохом. Ведь передовые позиции Израиль занимает далеко не только в борьбе с арабским исламским экстремизмом. Широко известны многочисленные пионерные достижения израильтян в экономике, науке и технике. От знаменитого во всем мире автомата «Узи» до не менее известной уникальной системы капельного орошения израильтяне «впереди планеты всей».

Наверно, с применением последнего было осуществлено чудо, увиденное мною из окна автобуса, шедшего от Иерусалима до Масады. Прямо на берегу Мертвого моря, почти у самой кромки пересоленной мертвой воды стройными рядами стояли высокие финиковые пальмы. Это при том, что выжженная солнцем каменная Иудейская пустыня находится в самом низком районе Земли, на самых низких отметках местности. Кроме того, засоление почвы там настолько велико, что на ней по определению ничего расти не может. А тут все зеленеет, цветет и плодоносит.

Финики, фиги, апельсины, киви, клубника – нигде больше я не встречал таких вкусных свежих фруктов, ягод и овощей, как на израильских базарах-шуках. Здесь все натуральное, органик, кошер, высший сорт, экстра… А взять, ранообразие и качество молочных продуктов, кефиров, йогуртов, сыров. Не говоря уж об искусно, вкусно и мастерски сделанных кулинарных и кондитерских изделиях – после них просто пальчики оближешь!

Однако, надо признать, что еда это еще далеко не все, что нужно человеку, и, к сожалению, в жизни израильтян, впрочем, как и немцев, французов, англичан, американцев есть свои досадные недостатки, свои трудности, которые требуют устранения. Одна из повсюду традиционных острых проблем – это нехватка дешевого жилья для малообеспеченных людей. Особенно пожилых, которым вообще живется не очень-то хорошо (а где, впрочем, им живется очень уж хорошо?). Многие одинокие старики в долголетнем ожидании субсидированного жилья вынуждены снимать одну квартиру на двоих или даже на троих. Другие годами живут на чемоданах в отелях и пансионатах.

У израильского государства нехватает средств для достаточно полной поддержки своих неимущих, больных и престарелых жителей страны. И это притом, что его работающие граждане отдают в виде налогов до 50 % своего дохода. А что же делать, если львиная доля бюджета уходит на оборону, без чего никак нельзя бойтись.

В этом месте я не могу удержаться, чтобы не высказать свое личное дилетантское мнение. Мне кажется, что ближневосточный узел проблем нельзя разрубить топором, даже очень большим и очень острым. Его можно только развязать пальцами, сильными и ловкими. Как и вообще в борьбе с тероризмом, здесь нужны не бронемашины и даже не бронежилеты. Решить проблему может широкоразветвленная и узконацеленная, сильная и незаметная разведывательная и диверсионная деятельность. Я не понимаю, как это до сих пор «Мосад» или еще кто-то в Израиле не может подобрать для палестинской автономии крепкого, властного и влиятельного лидера, способного обуздать экстремистов, остановить насилие и способствовать установлению мира на этой многострадальной земле.

Как было глупо и нелепо в свое время допустить интернационализацию чисто внутренней израильской проблемы. Чем, спрашивается, отличаются населенные арабами земли западного берега Иордана, например, от автономии российского Татарстана или китайской внутренней Монголии? Туда же не лезет со своими советами ни США, ни Франция.

И еще одно. В сложных условиях враждебного окружения, в условиях постоянной внешней угрозы израильскому госудаству, как никому другому, позарез нужно единство, даже единовластие и, если хотите, авторитаризм. Как далеко от него израильское общество! Откройте газету, включите телевизор, радио – только и слышишь: «Ликуд» против «Еврейского дома», или наоборот, левые против правых, правые против левых – споры, ссоры, раздоры. А ведь они вовсе не способствуют укреплению государства, в том числе, и крепости границ. Может быть, я неправ? Дай Бог, чтобы я был неправ.

Проблемами-дилеммами, мнениями-суждениями занята голова, а сердце продолжает радоваться встрече с прекрасной землей Израиля. И, когда находишься там, ни на минуту не исчезает ощущение, что ты не где-то в гостях, а дома, у себя, на родине. Оно не возникает ни в США, ни в Германии, ни в Австралии, ни в какой другой стране мира. Там, если мы и живем постоянной жизнью, все равно чувствуем себя эмигрантами, и только на израильской земле мы – репатрианты, вернувшиеся домой, на землю предков.

Вот почему евреи диаспоры, по какому бы поводу они друг с другом не другом не спорили, никогда и нигде не скажут, что им беразлична судьба Израиля. Ежедневно и ежечасно они напрягают слух и вглядываются в экран телевизора, когда идет речь о событиях в этой стране. И не только оттого, что там живут их кровные родные или двоеродные братья и сестры, тети и дяди, близкие друзья, одноклссники и однокурсники. А именно потому, что они тоже евреи.

И, отвечая на поставленный в начале этой статьи вопрос, замечу: конечно, не каждому еврею дано постоянно жить в Израиле. Но каждому еврею надо там побывать. Хотя бы один раз.