Текст книги "Банды Чикаго"

4

Пансион на верхних этажах «Лавки» был исключительным бизнесом жены Макдональда, миссис Мэри Нунэн Макдональд, чья ненависть к полиции, особенно в первые годы ее замужества, была почти так же сильна, как и у ее мужа. У полицейских, которые совершали инсценированные рейды в «Лавку», был строгий приказ не подниматься на второй этаж, но одно время, когда на посту мэра был Монро Хит, а в то время Макдональд имел меньше влияния, чем тогда, когда в муниципалитете были Колвин или Харрисон, у жены Макдональда были проблемы с полицейскими, которые настаивали на обыске комнат ее постояльцев. 23 ноября 1878 года, когда несколько полицейских ворвались в ее кухню и начали шарить в шкафах, она пришла в ярость и выстрелила в них из револьвера, ранив полицейского Флоренца Донахью в руку. Ее арестовали, но благодаря влиянию Макдональда и сообразительности А.С. Труда, юриста по криминальным делам, который часто представлял интересы людей Майка, ее оправдали на основании того, что она защищала свой дом от вторжения. Мэр Хит аннулировал лицензию Макдональда на содержание салуна, но через неделю она была снова восстановлена.

Большая часть жильцов пансиона миссис Макдональд были крупье, работавшие в «Лавке», кроме них, там также жили жулики и карточные мошенники, вершившие свои дела под руководством Макдональда или в независимых бандах под его защитой. Распределение их добычи было следующим: сорок процентов отходило самим мошенникам, двадцать – полиции, а оставшиеся сорок – Макдональду и его синдикату. Из последней части Макдональд обеспечивал выплату залогов, нанимал свидетелей и адвокатов, договаривался с судьями, когда это было необходимо, «ссуживал» деньги городским чиновникам и политикам и разбирался с теми, кто грозил сорвать налаженный бизнес. Любой мошенник мог вести свою игру в Чикаго только на этой основе, а случайный проныра, который пытался работать, не договорившись с Макдональдом, выдворялся из города полицией или оказывался в тюрьме на несколько недель, чтобы поостудить свой пыл. В результате системы, выстроенной Макдональдом, Чикаго наводнили сотни отпетых мошенников со всей Америки, среди которых были такие мошенники и игроки в банко, как Том и Джон Уоллэсы, Джордж У. Пост, Лоу Ладлум, Ред Адамс, Малыш Снитцер, Джонни Мартин, Снаппер Джонни Мэллой, Кид Миллер, Датчи Лемон, Босс Руз, Голландец Билл, Черноглазый Джонни, Билл Аппетит, Дью Майер, Чарли Гондорф, известный как «король подслушивания», и его брат Фредерик; Джим Макнелли, Чарли Друкер, Джонни Нортон и Ред Джимми Фицджеральд, который выиграл семь тысяч долларов в 1882 году у дипломата Чарльза Франсиска Адамса, Голодный Джо Льюис, который выманил у Оскара Уайльда в том же году несколько тысяч долларов; Джим Арлингтон, которого убил Мартин Белая Сосна перед «Лавкой» в 1875 году после крупной ссоры из-за нескольких долларов, выигранных у простака; Том О'Брайен, вероятно, самый искусный изо всех американских мошенников, который был королем банко, уехав в Париж в 1895 году, он убил Рида Вэдделла, изобретателя трюка с золотым кирпичом. Во время Всемирной ярмарки в 1893 году, с помощью Джорджа Поста, Лоу Ладлума, Реда Адамса, Фрэнка Смитта и Питта Конлиша, О'Брайен за пять месяцев заработал 500 тысяч долларов.

Самым активным жуликом Макдональда, в начале становления последнего, был Джон Тернер, больше известный как Хэнк Дэвис, игрок в фараон, фальшивомонетчик, вор, жулик высшей категории и руководитель банды, в которую входили Билли Браш, Росс Солсбери и Джим Фей. Если для совершения преступления была нужна женщина, Дэвис использовал жену Солсбери, которая имела образование леди, была дочерью священника из Нью-Йорка и выпускницей Колледжа Среднего Запада. Но была она еще и проституткой и жила в публичном доме на Ниагарском водопаде, когда Солсбери женился на ней. Во время деловой поездки в Пенсильванию в 1874 году Солсбери схватили и посадили в тюрьму, а его жена сразу же после этого стала жить с Дэвисом. Она сопровождала его в путешествии на юг осенью 1875 года, а когда они вернулись в Чикаго, Дэвис начал кутить. 25 ноября, будучи пьяным, он пришел к своему старому другу Чарльзу Д. Уайленду, владельцу салуна «Святой Эльмо» и ресторана на юге Дирборн-стрит, и пригласил его с женой на обед. Кабатчик ответил, что они с миссис Уайленд считают общество миссис Солсбери компрометирующим. В ответ на это Дэвис вытащил револьвер и трижды выстрелил в Уайленда. Застреленный не прожил и часа. Когда Дэвису впоследствии заявляли, что его повесят, он отвечал: «Меня его слова вывели из себя. И я могу винить в этом только спиртное». Его, однако, не повесили, а вместо этого посадили на двадцать один год в Джолье.

5

Когда четвертый срок пребывания Картера Харрисона на посту мэра в 1887 году подошел к концу и его сменил Джон А. Рош, господство Майка Макдональда в криминальном мире закончилось. Мэр Рош объявил игрокам и жуликам, что пора завязывать, и с помощью регулярных рейдов и арестов вскоре доказал, что его слова не расходятся с делом. Большая часть мошенников покинула город, многие игорные дома закрылись, те же, кто остался, включая вездесущих братьев Хэнкинс, которые продолжали свой игорный бизнес под прикрытием и очень аккуратно, довольствовались в течение двух лет самым малым. Макдональд, который всегда был оппортунистом, сразу же наладил связи с мошенниками и игроками в банко, уничтожил общак, передал пансион своей жены некоей миссис Росс, которая вела там до пожара бизнес «единственного научного астролога на Западе», и передал «Лавку» Парсону Дэвису, известному игроку. А накопленные с 1873 года два миллиона Майк повернул в легальный бизнес, таким образом его значение как политика-демократа не уменьшилось, а возросло. Он купил чикагскую «Глоб» и владел ею два года, хотя и не очень успешно; стал казначеем компании, которая построила первую в Чикаго наземную железную дорогу, линию Лэйк-стрит; приобрел каменоломню недалеко от Лемонта и продавал камень и гравий городу и округу с большой выгодой.

Макдональд построил шикарный дом на Эшленд-авеню, возле дома своего друга Картера Харрисона, где поселил свою жену и двух детей. Но миссис Макдональд побыла хозяйкой этого особняка всего несколько месяцев и вдруг пропала.

Макдональд заявил прессе, что она сбежала с Билли Арлингтоном, певцом, приехавшим в Чикаго в составе труппы «Эмерсон». Отправившись в погоню, делец вернул ее из Сан-Франциско, где, по его словам, он нашел ее в «Палас-отеле» вместе с Арлингтоном. Очевидно, после этого Макдональд и его жена помирились, но в 1889 году она снова сбежала, на этот раз, как заявил Майк, со священником Джозефом Мойсантом, помощником пастора католического храма Девы Марии, у которого она исповедовалась у алтаря в доме Макдональда. Прожив шесть лет в Париже, священник ушел в монастырь, а миссис Макдональд вернулась домой в Чикаго, где открыла пансион.

Между тем Макдональд отрекся от католической веры и добился развода. В 1889 году, когда ему было около шестидесяти шести лет, он женился на Доре Фелдман – двадцатитрехлетней еврейке и бывшей жене Сэма Барклея, профессионального игрока в бейсбол. Будучи ребенком, она дружила с детьми Макдональда. Макдональд построил особняк для своей невесты на бульваре Дрексель, и они жили там до 21 декабря 1907 года, когда она застрелила молодого художника Уэбстера Герина. Полиции она рассказала, что Герин был ее любовником несколько лет, открыто расписывая, как она любила художника и испытывала неприязнь к Майку Макдональду. Король игроков не смог оправится от шока после убийства и признаний своей жены и через несколько месяцев, проведенных в больнице, умер – 9 августа 1907 года. На смертном одре он опять принял католическую веру и признал Мэри Нунэн Макдональд своей единственной женой перед Богом. Но не оставил ей ничего из своего состояния. После его похорон первая миссис Макдональд впервые рассказала журналистам, что она никогда не сбегала ни с певцом, ни с отцом Мойсантом, а оба раза убегала от невыносимой жестокости Макдональда и что он преследовал ее всю жизнь до самой смерти. Дора же Макдональд, которой Майк оставил треть своего состояния и дополнительно сорок тысяч долларов на защиту в суде, была осуждена, а в начале 1908 года вышла на свободу.

6

Что касается карточных и других азартных игр, то они в Чикаго были под запретом все то время, пока Джон А. Рош был мэром. Запрет стал менее строгим, когда ему на смену пришел Де Витт С. Креги, и еще менее – когда Хемстед Вошберн стал мэром в 1891 году, и, наконец, лопнул как мыльный пузырь, когда Картер Харрисон-старший был избран на пятый срок весной 1893 года благодаря деньгам, собранным на его кампанию людьми Майка Макдональда. После выборов Картер Харрисон, как записал Уильям Стид, «принял меры по возмещению поддержавшим его патриотам средств, затраченных на помощь в сражении». Был создан синдикат под руководством Макдональда, целью которого стало собирать с каждого игрока и мошенника определенную часть прибыли, которая колебалась от сорока до шестидесяти процентов, в обмен на что мошенники получали гарантию, что полиция не будет мешать им. «Эту сумму, – писал Стид, – которая во время ярмарки составляла в некоторых районах целое состояние, делили между собой.

Многие успевали запустить туда руку до того, как остаток ее достигал Харрисона. Но сколь много денег ни расхищалось бы по дороге, итоговая сумма была все же достаточной, чтобы мэр позволил работать игорным домам. Каждый в Чикаго знал, что игорные дома открыты... Они все существовали и находились под защитой администрации. Одним из самых знаменитых был салун городского старейшины Джона Пауэрса».

Во время своей избирательной кампании Харрисон обещал, что город будет широко открыт для народа во время Всемирной ярмарки, – и сдержал свое слово. До того как 9 октября 1893 года его убил один раздраженный претендент на государственную должность, Чикаго был самым широко открытым городом, который Америка когда-либо видела или увидит. Единственным исключением был, пожалуй, Нью-Йорк, который на протяжении десяти лет во времена Босса Твида считался самым коррумпированным. Каждый в Чикаго, кто хоть немного мог думать, знал, что все отделы городского правительства погрязли во взятках и воровстве, но никто не собирался бороться с этим. Чикаго варился в соку собственной коррупции до тех пор, пока не появился англичанин Уильям Т. Стид, приехавший на Всемирную ярмарку и оставшийся в городе, чтобы положить начало реформаторскому движению.

Осенью 1893 года Стид произнес несколько речей и в начале 1894 года опубликовал книгу под названием «Если бы Христос явился в Чикаго!». Его выступления и книга произвели сенсацию; толпы людей слушали его, когда он выступал, семьдесят тысяч экземпляров его книги были проданы еще до того, как книга была издана, и в два раза больше – после издания. Он говорил и писал о целых домах, отданных под бордели, и о выдающихся гражданах, которые обогащались за счет заведений с дурной репутацией; о политиках и владельцах салунов, которые покупают результаты выборов при помощи виски; о людях, укрывающихся от налогов столь виртуозно, что в Чикаго имущество, облагаемое налогом, в 1873 году уменьшилось, хотя население возросло на миллион; о полицейских, собирающих от пятнадцати до ста долларов в неделю с борделей и притонов, налагающих дань на преступников. Он опубликовал черный список арендаторов, владельцев и налогоплательщиков, которые используют собственность в криминальных целях. Он подробно описал сотрудничество мэра Харрисона с игроками и функционирование других игорных организаций и синдикатов мошенников, находящихся под покровительством чиновников. Он рассказал, что пятьдесят тысяч бездомных бродяжничают на улицах Чикаго без работы, им негде переночевать, кроме полицейских участков и коридоров городского управления, и нечего есть, кроме того, что они могут схватить с прилавков бесплатных обедов в салунах. Он детально расписал систему взяток в муниципалитете и процитировал одного юриста, заявившего: «В муниципалитете шестьдесят восемь членов, шестьдесят шесть из них можно купить; я это знаю, потому что я сам покупал их».

Он цитировал чикагскую «Рекорд» от 19 февраля 1894 года:

«Сколько стоит добиться привилегий через муниципалитет? Цены разные, потому что разные привилегии стоят по-разному. Самую большую сумму за голоса членов совета платили несколько лет назад, когда под угрозой общественного возмущения был принят акт, по которому одна железнодорожная корпорация получала ценные привилегии. Четыре члена муниципалитета получили по двадцать пять тысяч каждый, а остальные, проголосовавшие за этот акт, получили по восемь тысяч каждый. Чиновник, который принимал окончательное решение по данному делу, получил самую крупную сумму, которую когда-либо давали в Чикаго за услугу подобного рода. Он получил сто тысяч долларов деньгами и два дома в придачу. Дома эти были позже проданы за сто одиннадцать тысяч долларов. Самые мелкие чиновники, принимавшие участие в голосовании, предполагали получить по пять тысяч долларов каждый. Одного из них, однако, обманули, и он получил только три тысячи пятьсот долларов. Когда он понял, что его надули на тысячу пятьсот долларов, он вознегодовал и перешел на сторону оппозиции и поспособствовал конечному поражению обманщиков.

Пять тысяч долларов за голос – вот самая высокая цена в муниципалитете за последние четыре года. За период с 1891 года по 1892 год было принято с дюжину актов, за которые чиновники хорошо получили, но были и такие случаи, когда цена падала до трехсот долларов. Несмотря на это, поговаривали, что эти два года в криминальных кругах были самыми успешными.

Когда было необходимо получить разрешение мэра, то цена становилась на двадцать пять процентов больше обычного»[19]19
  В «Рекорд» также писали: «В урожайный год средний коррумпированный чиновник получал от пятнадцати до двадцати тысяч долларов».


[Закрыть].

Первым и основным результатом разоблачений Стида в Чикаго стало учреждение Гражданской федерации Чикаго – первой организации реформаторов, созданной с целью поддержки интересов значительного числа жителей. Английский журналист предложил идею создания этой организации на массовом митинге в ноябре 1893 года, а к середине февраля следующего года федерация была официально зарегистрирована и завершила свое образование выбором в президенты Лимана Джей Кейджа – знаменитого банкира, ставшего позже секретарем Государственного казначейства. Федерация начала работать незамедлительно, организовав систему выплат по безработице массе людей, которые лишились работы из-за кризиса и паники 1893 года. В течение нескольких лет эта организация успешно провела кампанию по очистке улиц и по борьбе со взятками, организовала первую чикагскую гражданскую законодательную службу и поспособствовала отставке десятка старейшин-взяточников. Летом 1894 года федерация объявила войну азартным играм.

Какое-то время после убийства Картера Харрисона синдикат под руководством Майка Макдональда еще продолжал собирать деньги с игорных домов и мошенников, но никто не знал, кто забирает долю бывшего мэра. По всей вероятности, это был Макдональд. Если так, то это был последний случай, когда ему перепал кусок, потому что, когда после выборов пост мэра занял Джон П. Хопкинс, Майк Макдональд выпал из обоймы, и уже никогда впоследствии он не имел политического влияния и покончил с игорным бизнесом. Через несколько недель после того, как мэр Хопкинс въехал в городское управление, преподобный О.П. Гиффорд из Гражданской федерации попросил его закрыть игорные дома. Мэр ответил, что в таком большом городе, как Чикаго, невозможно подавить игорный бизнес, но можно найти средства, чтобы его регулировать. На следующий день все игорные дома в Чикаго были закрыты полицией, хотя мэр и заявлял, что ничего об этом не знает. В газетах появились статьи о закрытии игорных домов, но общее мнение было выражено в заголовках газеты «Интер оушн»: «Это обман! Игорные дома закрыты временно! Это просто уловка! Все это делается, чтобы перераспределить воровские доходы! Игорные дома снова откроются, как только вытеснят тех, кого хотели!»

Владельцы игорных домов ожидали открытия своих заведений через несколько дней, но, когда прошло две недели, а разрешения на открытие так и не поступило, они написали петицию, требуя рассмотрения вопроса на специальных выборах. По этому поводу мэр заявил журналистам: «Ни один игорный делец из тех, что тратят деньги на борьбу со мной, не откроет свой игорный дом, пока я на посту мэра. Я, может, и не властен полностью закрыть игорный бизнес, но я могу запретить этим конкретным людям открывать свои притоны». 14 февраля 1894 года начальник полиции Майкл Бренан заявил, что закрыл два игорных дома, которые пытались работать. «Я думаю, что если какой-нибудь игорный дом откроется, – заявил начальник полиции, – то полиция будет знать, что делать». Очевидно, владельцы игорных домов в конце концов поняли, чего от них хотят. В тот же день, когда начальник полиции Бренан сделал заявление, все игорные дома в Чикаго начали функционировать открыто.

Весной и летом 1894 года Гражданская федерация через особую комиссию во главе с преподобным У.К. Кларком регулярно подавала мэру список игорных домов и просила принять меры. Но мэр или давал уклончивые ответы, или решительно отрицал существование каких-либо игорных домов в Чикаго. Наконец, он заявил, что разрешил открыть несколько игорных домов по просьбе коммерсантов. «Удивительно, – говорил он, – сколько уважаемых коммерсантов хотят, чтобы игорный бизнес продолжался. У меня были представители известных компаний оптовой торговли, и они жаловались, что не знают, как развлечь приезжающих к ним партнеров из провинции, потому что не могут повести их в казино». Для Гражданской федерации этого было недостаточно, чтобы разрешить воротилам игорного бизнеса нарушать закон, и комиссия во главе с преподобным мистером Кларком решила принять меры прямого действия.

Сорок оперативников из детективного агентства Мэтта Пинкертона были наняты и приведены к присяге в качестве особых констеблей. Во главе с самим Пинкертоном они совершили в сентябре 1894 года рейды на «Дом Давида» Билли Фагана и на кабаки Джона Кондона и Гарри Варнелла. Оперативники забрали все игорное оборудование, но по иску о возвращении личной собственности были вынуждены вернуть все обратно. У Варнелла констебли выломали двери, пробрались через баррикады из столов и стульев, но в самый миг победы их арестовали. В «Доме Давида» все прошло успешно. Рулетки и столы Билли Фагана были вывезены и сожжены в печах городского управления, когда судья Теодор Брентано отказался выполнять приказ, выданный судебным следователем. Этот всплеск гражданского негодования напугал владельцев игорных домов. Несколько месяцев, насколько могли установить агенты федерации, в Чикаго нигде не крутилась ни одна рулетка, не сдавалась ни одна колода. Несколько крупных домов начали открываться в Чикаго в начале 1895 года, но работали они тайно и их постоянно тревожила полиция; без Майка Макдональда они не могли собраться вместе и обеспечить себе защиту. Бизнес оставался неорганизованным, пока в начале XX века не появились Большой Джим О'Лири и Мон Теннес. И направление азартного бизнеса к тому времени поменялось: отныне деньги крутились не над рулеткой и карточным столом, а в букмекерских конторах.

7

Большой Джим О'Лири умер в 1926 году миллионером. А впервые в игорных кругах Чикаго он появился в роли подручного в букмекерском синдикате, который составили Майк Макдональд, Гарри Варнелл и братья Хэнкинс. Позже он работал на Сильвера Билли Рили, который был, вероятно, первым в Чикаго, кто открыл заведение, где делали ставки только на скачки. Для игрока О'Лири был необычайно правильным. Он считал выпивку и игру в карты аморальным занятием и не разрешал ругаться и курить в своих букмекерских конторах. В конце 1890-х годов Джим О'Лири заинтересовался игорным домом Джона Кондона, и в 1900 году они со Слепым Джоном[20]20
  Кондон потерял зрение из-за болезни в 1899 году, но это не помешало его карьере игрока. После болезни его водил слуга.


[Закрыть] открыли казино на Хот-Спрингс в Арканзасе, с которого имели по двести пятьдесят тысяч долларов чистой прибыли за сезон. Спустя год Кондон и О'Лири стали членами синдиката, открывавшего в Лонг-Бич, в штате Индиана, в двадцати трех милях от городского управления Чикаго, игорный комплекс, который должен был затмить славу известных домов Ричарда Канфилда в Нью-Йорке и Саратоге. Но большая часть этого проекта – укрепления, забор из колючей проволоки, наблюдательные посты для вооруженных часовых, сигнализация, клетки для злых собак и сеть туннелей – так никогда и не была реализована. Этот комплекс два раза торжественно открывался в 1901 году, но не собрал ожидаемого количества клиентов и вскоре был закрыт.

Несмотря на неудачу предприятия в Индиане, Большой Джим О'Лири открыл игорный дом на юге Холстед-стрит недалеко от скотного двора, и начал разворачивать сеть бильярдных и букмекерских контор. Он сформировал синдикат, в который вошли Джон Кондон, Бад Уайт, Гарри Перри и Соушл Смит – и конечно же сам О'Лири. Этот синдикат контролировал игорный бизнес в Южном округе больше десяти лет, в него вошло от четырехсот до шестисот букмекерских контор. В период с 1904-го по 1907 год синдикат управлял плавающими букмекерскими конторами на пароходе «Город в движении» – это был первый игорный корабль в истории Америки. Каждый день с тысячью игроков, делающих ставки на скачках, «Город в движении» отчаливал от центральной пристани Иллинойса на юге Чикаго и плавал туда и обратно по озеру Мичиган, пока не заканчивались скачки. Но однажды полиция положила этому конец, арестовав всех пассажиров, когда они сходили на берег, и заглушив радиосообщения, посредством которых на борт передавались результаты скачек. Последнее плавание произошло в мае 1907 года, когда на борту «Города в движении» было сорок два игрока, восемнадцать детективов и семь журналистов из газет.

Дом О'Лири на юге Холстед-стрит был одним из самых оборудованных игорных кабаков, какие когда-либо открывались в Чикаго. Здесь были не только все условия для игры в карты – для большего удобства игроков здесь были устроены еще боулинг, бильярд, турецкие бани и ресторан. Но центральное место отводилось, конечно, огромной комнате, где делали ставки, главному источнику дохода. Там стояли шикарные стулья и кушетки, слуги разносили напитки и таблицы с шансами и результатами всех скачек в Соединенных Штатах и Канаде. В этой комнате и за ее стенами Большой Джим О'Лири делал ставки не только на скачки, но и на все остальное – футбол, бейсбол, бокс, борьбу, выборы и даже на урожай и погоду; однажды он заключил пари, что в мае будет восемнадцать дождливых дней, и выиграл десять тысяч долларов. В 1911 году, когда он заговорил об уходе и пытался продать свой дом на Холстед-стрит округу Кук, чтобы в нем устроили станцию скорой помощи, то заявил журналистам, что не потратил и доллара на охрану.

– У меня могла быть любая защита, – говорил он, – но позвольте сказать вам кое-что. Охрана, которую вы покупаете за деньги, бесполезна. Человек, продающий себя, не стоит и десяти центов честного человека. Полиция продается, но она мне не нужна.

Большой Джим всегда хвастался, что его заведение с массивными дубовыми дверями, окованными железом, со свинцовыми пластинами в наружных стенах и внутренними стенами из дуба, покрытыми цинком, представляло собой «огне-, взрывоустойчивое здание». Этот дом выдержал несколько попыток поджога, взрывные устройства, разрывавшиеся возле него во время войны между владельцами игорных домов в 1907 году, не причинили ему вреда, но вот полиции с помощью топоров и кувалд, которыми они выламывали входную дверь, часто удавалось войти. Во время одного из таких рейдов полиция арестовала нескольких клиентов и букмекеров О'Лири, но обычно Большой Джим бывал готов к таким визитам. Однажды, когда отряд полицейских ворвался в дом, они увидели, что в комнате, где обычно делались ставки, нет ничего, кроме простого кухонного стола, за которым сидел старик, увлеченно читая молитвенник. В другой раз О'Лири заполнил внутренние стены красным перцем, и когда полицейские ударили топорами по цинку, то просто ослепли, впоследствии некоторым из них понадобилось лечение. В глаза трех из полицейских попало столько перца, что они не могли работать целую неделю.

Пока О'Лири и его синдикат укреплялись в южной части, другие группы устанавливали контроль над игорным бизнесом в других районах города. В западной части города руководили городской старейшина Джонни Роджерс, Патси Кинг и Джонни Газола. В районе Луп главными были Том Макгинис, Пэт и Джон О'Мэлли, а если верить «Криминальному обозрению Иллинойса» – городской старейшина Гинки Майк Кенна и Банщик Джон Кафлин. На севере правил Мон Теннес, владелец салуна и скаковых лошадей и, очевидно, торговец недвижимостью. Несколько лет помощником Тенниса был Раскаленная Плита Джимми Квин, получивший такое прозвище из-за своей любимой фразы: «Этот и раскаленную плиту украдет!» К 1910 году Джимми Раскаленная Плита в какой-то степени отошел от игорного бизнеса и, по сведениям Чикагской комиссии по гражданским делам, начал работать с Майком Кенной и Барни Гроганом вест-сайдским политиком, который продавал свое покровительство по цене от двадцати пяти долларов в месяц за игру в покер и до ста долларов за продажу ликера в борделях.