Текст книги "Вселенная Айн Рэнд. Тайная борьба за душу Америки"

7. Умеренный объективист

К этому моменту я уже понимал, почему объективизм многими воспринимается как религия или культ, основными догматами которого являются воинствующий атеизм, гипериндивидуализм, преклонение перед капитализмом и отрицание иудейско-христианской морали. Причиной тому стали единоличность и нетерпимость, совершенная непреклонность и привычка поносить оппонентов. Хотя «Общество Атланта» немного уступчивее Института Айн Рэнд, по сравнению с ним, непреклонным и догматичным, оно слишком маленькое и слабое.

Благодаря «Движению чаепития» с идеями Айн Рэнд знакомы миллионы американцев, которые иначе были бы безразличны или даже враждебны к ее философии. Однако идеологические противники Рэнд, особенно из числа левых, по-прежнему не принимают ее всерьез. Классы болтунов видят в ней всего лишь досадную помеху. В 2010 году политический блог Wonkette выпустил серию мультфильмов под названием «Приключения Айн Рэнд в Стране чудес» – сатиру, в которой Рэнд изображена в современной Америке, как гадкая расистка. Вся критика Рэнд, доступная простым гражданам за пределами консервативных и либертарианских кругов, сводится к этим мультикам и к нападкам в либертарианских блогах.

Если эти насмешки – единственное, что американское большинство способно противопоставить Рэнд, этого явно мало. Рэнд победит в идеологической борьбе. Где же стремление обсуждать идеологическую основу капитализма – нерегулируемого, не подчиняющегося правительству, бессовестного, лишенного традиционной этики и не ведающего милосердия?

Лучик надежды забрезжил для меня на обеде в «St. Regis», где проводился сбор средств. Один из выступавших, топ-менеджер Барри Колвин, говорил о создании нью-йоркского филиала Института Айн Рэнд. Я приободрился, узнав о мероприятии, назначенном на ближайшее будущее: речь шла о серии дебатов с живыми, настоящими необъективистами. С либералами! Первые дебаты были запланированы на 15 февраля 2011 года, сразу после Дня святого Валентина.

На протяжении многих лет Ярон Брук принимал участие в дебатах на разные темы, от иммиграции («за») и до помощи иностранным государствам («против»). Но те дебаты были не особенно жаркими, Брук выступал на них против каких-то фашистов, противников иммиграции. С самых золотых денечков Института Натаниэля Брандена ни один лидер объективистов не дискутировал ни с одним видным представителем политического мейнстрима.

Дебаты Брандена состоялись в мае 1967 года, за год до его великого разрыва с Рэнд. Местом их проведения был выбран шикарный бальный зал в гостинице «New Yorker», в ее чудесном здании в стиле ар-деко, опять же на Тридцать четвертой улице. Перед возбужденной аудиторией в 1100 человек сошлись в битве Бранден и доктор Альберт Эллис. Предполагалось, что дебаты будут посвящены достоинствам рационально-эмотивной поведенческой терапии Эллиса и критике философии объективизма. Эллис прежде находил некоторую пользу в объективизме: он считал, что воспетый в «Источнике» индивидуализм «в какой-то степени повлиял» на него, когда он «разрабатывал свой метод» психотерапии[95]95
  Ellis A. Are Capitalism, Objectivism, & Libertarianism Religions? Yes! P. ii.


[Закрыть]. Рэнд отказалась участвовать в дебатах с ним, а Бранден согласился.

Дебаты превратились во всеобщую свару и настолько огорчили Эллиса, что он в 1968 году написал книгу «Разве объективизм религия?», которая была доработана и переиздана вскоре после его смерти. «Несмотря на строгие условия дебатов, – писал Эллис, – присутствовавшие объективисты, в частности Бранден, распалились, озлобились, несколько раз обвиняли меня в надувательстве»[96]96
  Там же. P. 191.


[Закрыть]. А спровоцировал он Брандена и его сотоварищей рэндианцев (из которых, по словам Эллиса, состояла почти вся аудитория) тем, что осмелился критиковать объективизм!

Цитируя письмо, отправленное ему Бранденом после дебатов, Эллис вспоминал в своей книге, что протеже Рэнд обвинил его в «злобной, неуместной и беспричинной критике вымышленных героев Айн Рэнд за их недостоверность», кажущуюся лично ему. По словам Брандена, «это сильно оскорбило мисс Рэнд», которая была в тот вечер у него в гостях, и «она не намерена возражать или отвечать» Эллису. Письмо было целиком опубликовано в декабрьском номере бюллетеня «The Objectivist» за 1967 год.[97]97
  Letter From Nathaniel Branden // The Objectivist. December 1967. P. 379—380.


[Закрыть]

По словам Эллиса, Бранден и Рэнд разъярились из-за того, что он раскритиковал образы Говарда Рорка и Джона Галта как «невозможных людей, или, точнее, сверхлюдей». Едва ли это можно счесть особенно оскорбительным обвинением или нападками лично на Рэнд, однако она, ее любовник и последователи были вне себя от гнева.

«Примерно в середине моего выступления, – вспоминал Эллис, – Айн Рэнд, сидевшая в первом ряду, ужасно разволновалась и вскочила, выкрикнув: „Я не собираюсь слушать эти дебаты!“». После чего попыталась покинуть заполненный народом зал, а Бранден «тоже в ярости вскочил с места и прокричал в микрофон», что со стороны Эллиса «неэтично и нечестно нападать на того, кто, по правилам дебатов, не может отвечать сам». Обвиняя Эллиса в «недостойном поведении», Бранден отказался обнародовать аудиозапись дебатов, а для этого требовалось разрешение обеих сторон.

Эллис, уже с точки зрения психотерапевта, предполагает в своей книге, что если бы «Айн Рэнд действительно была умственно здоровой (а тем более

„героической“, какими мнят себя многие объективисты)», она, конечно, не восприняла бы его обвинения всерьез, «а просто сказала бы себе, спокойно и сдержанно, что ее герои все-таки не „совершенно невозможные люди“, с улыбкой признала бы» оппонента «слегка тупоумным и невозмутимо выслушала бы другие обвинения» с его стороны[98]98
  Ellis A. Are Capitalism, Objectivism, & Libertarianism Religions? Yes! P. 193—194.


[Закрыть]. Один из присутствовавших объективистов, Роберт Фланцер, сказал мне, что аудиторию рассердило замечание Эллиса, будто даже Гитлер не был безоговорочно плохим человеком. Бранден ухватился за эту ремарку и с радостью использовал ее против Эллиса. Фланцер, стоматолог и давний последователь Рэнд, больше ничего не смог припомнить о тех дебатах: только этот момент и то, как Рэнд пыталась уйти. Он согласился, все вели себя довольно прямолинейно.

Меня поразил квазирелигиозный характер той враждебности, которую выказали к Келли объективисты во время и после дебатов. Когда Рэнд вскочила с места, отказываясь слушать оппонента, она повела себя не как лидер философского течения, а, скорее, как аятолла, троцкистский вождь или ультраортодоксальный раввин, чью веру поставили под сомнение. Такая история создает не лучшие предпосылки для любых дебатов, какие объективисты решат провести спустя сорок четыре года.

У меня не было возможности побеседовать с Барри Колвином во время обеда в «St. Regis», но я связался с ним спустя несколько недель. Ему было немного за сорок, он был строен, хотя и не высок, с редкой светлой бородкой. Вообще-то, он немного напоминал Курта Крамера из Института Айн Рэнд за тем исключением, что охотно отвечал на мои звонки. Мы договорились о встрече в Йельском клубе на Вадербильт-авеню, как раз напротив Центрального вокзала (терминала «Taggart Transcontinental»). Когда мы уселись в удобные кожаные кресла в холле, он пояснил, что хотя и не является членом Йельского клуба, часто назначает здесь встречи, поскольку никаких удостоверений обычно не спрашивают. Раньше он был членом Клуба офицеров в Вашингтоне, хотя никогда не служил, и тот клуб был гораздо дешевле Йельского, зато войти туда было гораздо сложнее.

Мой собеседник был человеком умным, но в его поведении присутствовала какая-то неуместная шаловливость. Я тут же поймал себя на мысли, что он мне нравится – так всегда было при знакомстве с объективистами. Симпатию вызывало и его непредвзятое отношение к объективизму, выразившееся в готовности организовать дебаты.

В программке благотворительного обеда Колвин был вполне банально обозначен как вице-председатель некоей управляющей компании под названием «Balyasny Asset Management». Фирма с капиталом в 2,5 миллиарда долларов являлась составной частью Уолл-стрит, за годы превратившейся в прибежище нерегулируемого капитализма – максимально близкое подобие Ущелья Галта, какое только может существовать в современном мире.

«Balyasny» управляет хедж-фондами. Это частные компании, нацеленные на стяжание богатств, и во время финансового кризиса они умудрялись предвидеть развитие событий и извлекать выгоду из грядущего обвала ипотечного рынка. Это вызывало критику, особенно когда выяснилось, что менеджер хедж-фонда Джон Полсон сотрудничал с компанией «Goldman Sachs», выискивая тот сектор, где надувается пузырь, и выбирая некачественные ипотечные кредиты, проданные инвесторам. Полсон начал «шортить» – продавать взятые в кредит активы, играя против ипотечных бумаг. Когда об этом стало известно, поднялась большая шумиха, и Комиссия по ценным бумагам и биржам предъявила иск банку «Goldman Sachs», который, чтобы снять с себя обвинения, выплатил штраф в размере 550 миллионов долларов. (Как это обычно бывает, «Goldman» не признал, но и не стал отрицать своего участия в спекуляции.) Полсон же в этой ситуации не был связан никакими правовыми обязательствами, поэтому штрафа не заплатил. В начале 2009 года я брал у Полсона интервью для журнала «Portfolio». О Рэнд мы не говорили, однако своим упертым, пронесенным через всю жизнь стремлением «делать деньги» он явно согрел бы ей душу – или, может быть, она ему.

Хедж-фонды не принимали непосредственного участия в финансовом крахе. Однако само их существование повлияло на обычаи Уолл-стрит в одной весьма значимой области – выплаты вознаграждений. Хедж-фонды в основном удерживают 20 % прибылей своих базисных портфелей в качестве поощрительной премии, что является самой доходной схемой, какую только можно отыскать в финансовом мире. Взамен они предлагают инвесторам расширенный набор инвестиционных стратегий по сравнению с обычными паевыми инвестиционными фондами или управляющими компаниями. Модель оплаты труда с выплатой бонусов сделалась невероятно привлекательной, отчего применялась повсеместно, вынуждая банки выплачивать своим трейдерам и банкирам громадные деньги, чтобы предотвратить утечку мозгов в хедж-фонды.

Отличительная черта модели оплаты в хеджевых фондах заключается в ее непревзойденной эгоистичности. В том, чтобы делать беспроигрышные ставки, нет ничего дурного. Предполагается, что хедж-фонды сначала компенсируют убытки клиентам, а уже потом производят выплаты менеджерам фонда, однако они скорее выйдут из бизнеса и начнут новый, чем откажутся платить своим менеджерам за неопределенное будущее. Банки ведут себя так же, стремясь к прибылям любой ценой. Никто не сокращает заработную плату трейдерам, если они проваливают дело. Они получают свои бонусы, рискуя деньгами работодателей, однако не платят штрафов, которые могли бы удержать их от потери денег. Если бы не эта культура премий, которая, словно инфекция, распространилась по Уолл-стрит в 1990-е и 2000-е годы, когда банкиры могли богатеть, совершая рискованные сделки на ипотечных ценных бумагах – безумно рискованные, – финансового кризиса, скорее всего, не произошло бы.

Эта система «заплати сначала мне», которая ставит интересы отдельных трейдеров и банкиров выше интересов их работодателей – а также всей финансовой системы, – подозрительно отдает рэндианством. Это же официальная доктрина Рэнд: бизнесмен, который ставит интересы акционеров выше собственной наживы, по сути – всего лишь презренный альтруист. Леонард Пейкофф выражает ту же мысль в эссе «Для чего бизнесмену философия», вошедшем в антологию 1999 года. Многие бизнесмены, пишет он, на самом деле отличные парни (то есть эгоисты), но пытаются скрыть этот факт, утверждая, будто на самом деле работают для пользы работодателей, своих клиентов и «акционеров, в особенности вдов и сирот».[99]99
  Peikoff L. Why Businessmen Need Philosophy. Irvine, CA: Ayn Rand Institute Press, 1999. P. 11—12.


[Закрыть]

Акционеры, разумеется, являются владельцами компании, но Пейкофф нутром чует, что исполнительный директор должен прежде всего преследовать собственные интересы, а не работать в интересах компании или ее акционеров. Это самое откровенное изложение того образа мыслей, которым прониклась Уолл-стрит в эпоху алчности, перед фиаско 2008 года.

Вполне естественно, что продвижение объективизмом laissez-faire капитализма, системы верований, основанной на эгоизме, было благосклонно встречено финансистами. Сложился даже стереотип: молодой, сидящий за рулем «феррари», читающий Айн Рэнд менеджер хедж-фонда. Соотечественники «инстинктивно настраиваются с объективизмом на одну волну», – сказал Колвин. Но это не значит, что они являются настоящими объективистами.

Если бы так было, у них не вызвала бы беспокойства статья Рэнд, опубликованная в журнале «Cosmopolitan» за апрель 1963 года, в которой она проводила различия между теми, кто «делает деньги», и теми, кто «отнимает деньги»[100]100
  Rand A. The Money Making Personality // Peikoff L. Why Businessmen Need Philosophy. P. 29.


[Закрыть]. Взгляды Рэнд сформировались в давно минувшие дни расцвета тяжелой промышленности, поэтому она восхищалась теми, кто «делает деньги», являя собой пример «первооткрывателей, которые обращают свои открытия в материальные ценности». Те же, кто «отнимает деньги», напротив, являются людьми «в высшей степени нетворческими: их основная цель – заполучить незаслуженную часть богатства, созданного другими. Они ищут пути к обогащению, но не завоевывая природу, а манипулируя людьми» и путем «социального маневрирования».

Тот, кто «отнимает деньги», ничего не производит: он перераспределяет, просто перекладывает уже существующие богатства из карманов их владельцев в свои собственные. Своими насмешками Рэнд метила прямо в Уолл-стрит. В этой статье она цитировала своего давнего помощника Алана Гринспена, у которого однажды спросила: «Какой процент в нашем деловом сообществе занимают подлинные творцы, люди полностью независимые, с собственными воззрениями?» и Гринспен отвечал «немного печально: „На Уолл-стрит примерно пять процентов, в промышленности – около пятнадцати“».[101]101
  Там же. P. 37.


[Закрыть]

В этой же статье она наносит сокрушительный удар современным хедж-фондам: «Большинство тех, кто делает деньги, равнодушны к роскоши: они привыкли вести на удивление скромную, по сравнению с размерами их состояния, жизнь», – сообщила Рэнд читателям «Cosmo»[102]102
  Там же. P. 36.


[Закрыть]. Что совершенно идет вразрез с огромными тратами, столь свойственными многим управляющим хедж-фондов. Но если не заглядывать в бухгалтерские книги, оставив в стороне деньги, – хеджеры сплошь носители ценностей Айн Рэнд.

Финансист и бывший менеджер хедж-фонда, Уоррен Баффет, один из богатейших людей на планете, в 2010 году вызвал ярость объективистов, публично объявив о решении раздать бóльшую часть своих богатств и призывая других супербогачей отдать хотя бы половину своих состояний[103]103
  Buffett W. My Philanthropic Pledge // Fortune. June 16, 2010.


[Закрыть]. Ярон Брук вместе с аналитиком Института Айн Рэнд Доном Уоткинсом нападали на Баффета в свой колонке на сайте Forbes.com за то, что его «обет дарения» являет собой «обет покаяния». Цитируя взгляды на филантропию «современной наследницы греков Айн Рэнд», Брук с Уоткинсом осуждают Баффета и Билла Гейтса, который к нему присоединился. Они напоминают этим двум мультимиллиардерам, что сохранение денег в той же мере соответствует принципам высокой морали, как и их раздача. (Может быть, даже и в большей мере, подчеркнули они.) «Каждый доллар на вашем банковском счете отдан вам каким-то человеком, который расстался с ним по собственной воле, отдал в обмен на продукт, который, по его мнению, ценнее этого доллара, – уверяли они. – У вас нет моральных обязательств, требующих что-либо кому-либо „возмещать“, потому что вы ничего ни у кого не отнимали[104]104
  Watkins D., Brook Y. The Guilt Pledge // Forbes.com. September 22, 2010 (URL: http://www.forbes.com/2010/09/22/bill-gates-warren-buffett-giving-pledge-opinions-contributors-don-watkins-yaron-brook.html).


[Закрыть]».[105]105
  Покойный Стив Джобс, один из самых богатых людей на планете, без сомнения, согласился бы с этим постулатом. Основатель компании «Apple» не стал брать на себя «обет дарения» и вообще не страдал излишней страстью к благотворительности. Стив Возняк, cоучредитель фирмы «Apple», рассказывая о «жизненных ориентирах» юного Джобса, упомянул, что роман «Атлант расправил плечи» наверняка входил тогда в их число (Sorkin A. R. The Mystery of Steve Jobs’s Public Giving // New York Times. August 30, 2011; Wozniak on Steve Jobs’s Resignation from Apple (telephone interview) // Bloomberg. August 24, 2011 (URL: http://www.bloomberg.com/video/74391682, прим. 8:40.).


[Закрыть]

Напрасно Брук и Уоткинс беспокоились. Склонность к благотворительности, проявленная Баффетом, Гейтсом и Соросом, явление редкое среди менеджеров хедж-фондов. Один мой знакомый директор музея сказал, что сегодня у спонсоров в ходу присказка: «Что я с этого буду иметь?» – какой «подарочек»: общественное признание, контракты? Можно считать это проявлением жадности или скаредности, если только ваш ориентир – не Рэнд, создавшая множество интеллектуальных орудий, чтобы защищать подобную жизненную позицию.

Трейдеры и банкиры – прагматики, а не идеологи. Они сомневаются, становиться ли им активными объективистами. Они лучше будут получать прибыли в экономике, контролируемой государством, чем выступать против нее. «Почти никому из управляющих хедж-фондов не нравится политика Обамы, но при любом раскладе кто-то выигрывает, а кто-то теряет», – сказал Колвин. Хеджеры пытаются избавиться от проигравших и заполучить в свой лагерь победителей, а не вести борьбу с тем, что правые считают авангардом социализма. «Конечно, это несколько обескураживает», – признался Колвин, выступая с позиций активного объективиста. Однако же, он заметил, что число хеджеров, принимающих участие в движении Рэнд, постепенно растет.

Колвин сильно отличался от стереотипного менеджера хедж-фонда – выходца из обеспеченной семьи, выпускника Йельского университета, помешанного на работе. Он также был нетипичным объективистом, что поволяет считать его одним из самых интересных людей, с которыми мне удалось побеседовать в процессе работы над этой книгой.

Колвин – сын старшего сержанта Военно-воздушных сил США, поэтому все детство провел в разъездах. Поступил в университет Миссури, финансируемый государством, о чем в среде объективистов обычно предпочитают забыть. Днем он работал, учился по вечерам, поэтому окончить университет ему удалось только через семь лет. После выпуска он усердно трудился в разных фирмах, начав с должности биржевого маклера в региональной брокерской компании, а через десять лет стал уже президентом компании «Tremont Capital Management», одного из крупнейших хедж-фондов, инвестирующих другие хедж-фонды.

И все это без особого влияния Рэнд. Колвин шел обычным путем зрелого объективиста, прочитав в университете романы «Источник» и «Атлант расправил плечи». До недавнего времени его причастность к объективизму этим и ограничивалась: знакомством с книжками, прочитанными в незапамятные времена, – как это было со мной, пока я не взялся за свое расследование. Однако за последние годы интерес Колвина к Рэнд резко возрос. И, уйдя в отставку, он вплотную увлекся объективизмом.

Ранний выход на пенсию вроде бы не согласуется с основами рэндианского мира, где высокие и стройные мужчины и женщины живут и умирают, постоянно пребывая в состоянии творческой созидательности. Колвин мыслил иначе: «Один инструктор по персоналу, сотрудник моей компании, спросил меня: „А тот Барри Колвин, которым ты был двадцать лет назад, не удивился бы тому, кем стал нынешний Барри Колвин?“ Я ответил: „Нет, но он не удивился бы, даже если бы я стал дальнобойщиком“. И я действительно так считаю».

Я не вполне понял, что он хотел этим сказать, но следующая его фраза была полна здравого смысла, пусть и несколько грубоватого. «Это тяжкий бизнес, – сказал он. – Последние тринадцать-четырнадцать лет я всего дважды смог побыть дома на нашу с женой годовщину, потому что находился в постоянных разъездах. Я просмотрел выписки по нашим банковским счетам и понял, что там достаточно средств, и я вполне могу выйти в отставку. Нам нужно не много, при нашем образе жизни мы вполне счастливо проживем на то, что есть. Так почему же не выйти в отставку?» Что ж, эти рассуждения порадовали бы Рэнд, которая питала неприязнь к любителям избыточной роскоши.

Так что теперь, даже занимая должность вице-председателя компании «Balyasny», на работе Колвин проводит очень мало времени. Он почти постоянно работает дома, а дом его расположен в городке Уайт-Плейнс – далеко не в самом шикарном месте. Колвин немного рассказал мне о том, чем занимается на пенсии: в основном это триатлон и скалолазание. Чтение Рэнд не входит в число его увлечений. Кажется, он не слишком много знает об объективизме. Он даже не знаком с двумя биографиями Рэнд, опубликованными недавно.

После плотного общения с интеллектуальными, угрюмыми, иногда даже надменными, праведными, категоричными представителями элиты объективизма, мне было особенно приятно встретить такое исключение из общих правил. Я впервые познакомился с умеренным объективистом. Я вовсе не хочу кинуть камень в сторону других объективистов, с которыми общался в предыдущие месяцы, но умеренность этого человека была мне как бальзам на душу.

Обратной стороной столь мелкого погружения в творчество Рэнд явилось то, что Колвин начинал отчаянно путаться, когда речь заходила о макиавеллиевской политике в движении объективизма. Само по себе это, конечно, не бог весть какой грех, если бы только он не кинулся в ортодоксальный объективизм, сделавшись главой представительства Института Айн Рэнд в Нью-Йорке. Он никогда не слышал о «Junto». Он, кажется, весьма смутно сознавал существование «Общества Атланта» и был о нем весьма нелестного мнения. Это и неудивительно, поскольку он знал обо всем этом только со слов Ярона Брука.

«Из того, что я понял, – сказал Колвин, – получается, что существует несколько групп, ориентированных на объективизм. И мне сдается, что вся разница между ними состоит в мнении по вопросам, – и это принципиальный момент, – которых Рэнд никогда не затрагивала». Например, по вопросам внешней политики. «По словам Ярона, Рэнд почти никогда не высказывалась по поводу внешней политики. Во всяком случае, напрямую». На самом деле высказывалась, и довольно часто. Насмешки над промахами правительства во внешней политике были любимым занятием Рэнд. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к книгам, например, к сборнику «Капитализм. Незнакомый идеал», где опубликована ее лекция 1967 года, в которой она высказывается против войны во Вьетнаме[106]106
  Взгляды Рэнд на Вьетнам см. в изд.: Rand A. et al. Capitalism. P. 223—226.


[Закрыть]. Несколько раз Рэнд подавала голос в поддержку Израиля, в том числе и на лекции 1973 года в «Ford Hall Forum» и в интервью Филу Донахью, в 1979 году. Донахью она заявила, что «в сфере внешней политики США действовали недостойно на протяжении многих лет и даже десятилетий, начиная примерно с „Нового курса“ или раньше».[107]107
  См.: Ayn Rand Answers / Ed. by R. Mayhew. New York: New American Library, 2005. P. 96. Интервью Ф. Донахью с Рэнд можно найти на разных веб-сайтах. Фрагмент об Израиле см. по URL: http://www.youtube.com/watch?v=2uHSv1asFvU.


[Закрыть]

Колвин продолжал излагать партийную линию, утверждая, будто объективисты, не находящиеся под крылом института, «используют объективизм как обоснование для тех взглядов, которых Рэнд точно никогда не выражала письменно. И Ярон говорит, что эти группы имеют право на существование, просто Институт Айн Рэнд сосредоточен исключительно на тех моментах, которые безоговорочно принадлежат к объективизму».

Если говорить начистоту, Колвин был новичком в организованном объективизме. Кроме того, он был приглашенный эксперт, и его фамилия не значилась в платежных ведомостях. Его участие в движении объективизма началось, когда Дмитрий Балясный – родившийся в России основатель компании и «большой поклонник Айн Рэнд» – пригласил его на обед в Чикаго, примерно в 2009 году. «Должен был выступать Ярон, поэтому я пошел, и мне очень понравилось». Колвин обнаружил, что у Института Айн Рэнд нет отделения в Нью-Йорке. «Я подумал, наверное, интересно попробовать взять все, что институт делает на запредельно высоком уровне, и попытаться повторить на уровне местном». Поэтому он решил организовать филиал в Нью-Йорке, который начал свою работу весной 2010 года.

«Мы провели пару обедов, и я решил, что самое главное для нас – организовать дебаты, – рассказывал Колвин. – Мне не очень интересно обедать с теми, чье мнение я полностью разделяю. Поэтому я высказал идею насчет дебатов мыслящим людям, взгляды которых отличны от моих». Колвин в общих чертах обрисовал мне изначальный план дебатов, которые должны были охватить обширный круг тем – «первопричин». В качестве модератора привлекли первоклассного ведущего, Брайана Лехрера, с интеллектуальной радиостанции «WNYC». На первых двух дебатах держать оборону со стороны объективистов назначили Ярона Брука и Джона Эллисона. Их противниками должны были выступить демократы, представители одного нью-йоркского научно-исследовательского центра, который финансировал мероприятие совместно с Институтом Айн Рэнд и «WNYC». Демократы – прогрессивная группа, выражающая господствующую точку зрения, одним из их лидеров был тогда еще малоизвестный сенатор от штата Иллинойс Барак Обама.

Первые дебаты были назначены на 15 февраля 2011 года и назывались так: «Правительство. Сколько нам необходимо?». Вторые были посвящены следующей теме: «Система социальной защиты населения. Разве мы сторожа братьям нашим?». А третьи были названы: «Капитализм. Добродетель или зло?»

Колвин согласился со мной, что общественное мнение обычно склоняется к крайним позициям по заявленным вопросам. Однако он хотел живой дискуссии – и не без причины. «Большинство дебатов, которые мы наблюдаем, происходят между теми, кто считает какое-то явление ужасным, и теми, кто придерживается середины. И обычно консерваторы говорят: „Послушайте, в капитализме есть и хорошее, но нам нужно больше регулирующих законов, нам нужно то, нам нужно это“. То есть обычно дебаты происходят не между представителями крайних позиций, а между промежуточным звеном и крайними» – в данном случае ненавистниками капитализма.

«И куда в таком случае можно прийти? – спросил Колвин. – Можно прийти примерно сюда, – сказал он, указав рукой на некий воображаемый пункт назначения, – явно ближе ко злу. Поэтому мы решили, что лучше всего, если дебаты будут происходить между сторонниками крайних позиций». Ту же логику применили и к прочим предметам обсуждения:

объективисты будут утверждать, что никакой социальной защиты быть не должно, и так далее. «Какую бы из двух противоположных позиций вы ни отстаивали, в итоге неизбежно возникнет вопрос о ее нравственности, – пояснил Колвин. – Тут дело не просто в политике или возможности политического компромисса. Важно подвести под свои убеждения нравственную базу».

Если поставлена цель обсудить, насколько морален радикальный капитализм, то подобные дебаты для этого лучший способ. Я все отчетливее понимал, насколько важно поставить нравственность во главу угла. Ни насколько. Однако я не знал, как подобная стратегия воспринимается объективистами. Конечно, они считают радикальный капитализм истинным вместилищем нравственности. Они пятьдесят лет подряд гнут эту линию. Однако всем, кто не является сторонником радикального капитализма, это утверждение кажется нелепым. В то же время я не представляю, чтобы демократы вдруг заняли крайне противоположную позицию и стали бы утверждать, что капитализм – источник всякого зла. Только социалисты и коммунисты считают капитализм безоговорочным злом, а демократы были представлены на дебатах такими умеренными сторонниками, как Майлз Рапопорт, глава группы, бывший секретарь штата Коннектикут, и один из соучредителей, Дэвид Каллахан. Колвин связался с обоими этими господами, чтобы обсудить предстоящие дебаты.

В ответ на утверждение, что пороки капитализма особенно отчетливо проявляются во время финансовых кризисов, представитель объективистов наверняка перечислит все привычные возражения. У него наготове ответ, что «смешанная экономика – это вовсе не капитализм», потому что она сочетается с «государственной политикой, ведущей ее к краху». Но чтобы спрыснуть «Шанелью № 5» модель капитализма, созданную Айн Рэнд, – капитализма laissez-faire, чистейшего, незапятнанного, обрекающего бедных на гибель, – необходимо погрузиться в самую бездну Благородного Эгоизма, от которого сообразительный оппонент, настроенный против Рэнд, не оставит камня на камне.

«Черно-белые» формулировки тем для дебатов отражают экстремистскую природу объективистской позиции. В какой-то момент дебаты о системе социальной защиты должны перейти в обсуждение вопроса о том, «сколько именно нам необходимо». Однако объективисты уверены, что никакой системы социальной защиты не нужно вовсе. «До какой степени мы должны быть сторожами нашим братьям – это вопрос о количестве, – сказал Колвин. – Но в тот миг, когда вы произнесете подобную фразу, дебаты будут проиграны. Если обе стороны согласятся, что система социальной защиты необходима, возникнет вопрос о размере пособия по безработице. Почему надо платить тысячу в месяц? Почему надо платить полторы? Или две? А ведь за год безработица не исчезнет. Если обе стороны согласятся, что пособие по безработице выплачивать нужно, тут же возникнет вопрос: а почему бы ему не быть вечным? Стоит хоть на что-нибудь согласиться – и дебаты будут проиграны, потому что их главный вопрос – в том, сколько люди должны получать. Мы слишком часто считаем, что дебаты начинаются с первого шага навстречу друг другу. На самом же деле такие дебаты обречены на провал».

Все это, естественно, изначально подразумевает, что у нас нет никаких этических или моральных обязательств, чтобы обеспечивать безработным социальную защиту. Это вопрос о ценностях, который снова возвращает нас к иудейско-христианской морали, кирпичной стене, на которую то и дело натыкаются доктрины объективистов. В основе темы вторых дебатов – два любимых конька объективистов: альтруизм и внутрисемейная зависимость. «За многие столетия всем нам вдолбили в головы, что во всем есть в том числе и религиозный аспект. Поэтому огромное чувство вины твердит нам, что мы обязаны быть сторожами братьям своим», – заметил Колвин. По поводу чувства вины я с ним согласился, как согласился бы на моем месте любой еврей.

И я предположил, что стоит пройти этот путь до конца и перевести борьбу обозначенных взглядов в противостояние между объективизмом и иудейско-христианской моралью. Почему бы не пригласить на вторые дебаты, скажем, католического священника?

«Да, конечно, мы постоянно говорим об этом: если вы объективист, то вы атеист, – согласился Колвин. – Поэтому дело едва ли дойдет до дискуссии со священником по вопросам морали. Я думаю, объективист откажется от подобной беседы на том основании, что мораль религиозных людей основана на мистицизме, который мы полностью списываем со счетов. Ведь за тем, что основано на мистицизме, не может стоять настоящей морали».

Было любопытно наблюдать, как христианскую доктрину возрастом в две тысячи лет столь небрежно отправляют в мусорную корзину, однако на меня произвела сильное впечатление искренность и прямолинейность Колвина. Этот человек не бросал слов на ветер, чему, вероятно, и был обязан своим успехом в качестве менеджера хедж-фонда и возможностью выйти на пенсию в таком раннем возрасте. (Келли предпочитал говорить о «полуотставке», но я не видел здесь никакого «полу-». Я знаком с настоящими пенсионерами, старше шестидесяти пяти, а они работают куда больше, чем он, – в каком-нибудь супермаркете вроде «Walmart» или занимаясь продажами по телефону.)

Колвин выразил надежду, что дебаты повлияют на мышление зрителей, усилят или ослабят их веру. «И то и другое – только на пользу. Взять, к примеру, капитализм. Вы приглашаете какого-нибудь думающего человека от демократов, и у вас есть Джон Эллисон, человек невероятно вдумчивый, ясно излагающий свое мнение по поводу капитализма. Предположим, они сойдутся в дебатах. В данный момент у меня есть определенные убеждения, но что случится после дебатов, если представитель демократов выдвинет неожиданные, веские доводы в пользу своей позиции? Я их запомню и, придя домой, постараюсь обдумать».