Текст книги "Фантастический калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том II"

Тёмная сторона творчества
Александр Лещенко, Марина Румянцева

********

Антон

********

Она мне нравилась. Красивая. Не похожа на остальных. Вот вроде бы ничего особенного, а глаз не оторвать. Люблю её лицо. И длинные чёрные волосы. Как она одевается, двигается. Больше всего люблю её улыбку.

Но она ещё ни разу не улыбалась взаправду.

Мне очень хотелось нарисовать её. Тем более, что Зоя Павловна настоятельно рекомендовала заняться творчеством. Дескать, оно помогает снять стресс, привести мысли в порядок… но я так давно не брал карандаш в руки, что, кажется, забыл, какой стороной рисуют. Сидел вечера напролет перед чистым листом бумаги, не в силах что-то из себя выдавить. И вдруг она. Странно, что я не заметил её с самого начала.

Со вздохом водил карандашом по бумаге. Серые протяжные линии. Бесконечно бегут, соединяясь друг с другом. Грифель крошится, чертя дорожку на листе. Обожаю это: когда на белой, абсолютно чистой бумаге появляется первый след карандаша. Это магия.

Рисовал до полуночи, зато впервые уснул. Без кошмаров, без ночных пробуждений в поту, без криков. Без боли в отсутствующей ноге.

********

Женя

********

Зоя Павловна говорит, что творчество лечит. Как-то не особенно в это верю. Вот напишу сейчас: «У Жени появился новый глаз». Так не появится же.

Не знаю, зачем вообще хожу в группу психологической помощи, может, нравится слушать истории тех, кому в жизни пришлось хуже, чем мне. Успокаивает. Кто-то, вон, в аварию попал, ноги лишился, а у меня… подумаешь, неудачная операция по улучшению зрения, подумаешь, глаз удалили.

Ещё, конечно, есть этот паренёк, который недавно пришёл. Наверное, я старше его лет на пять, но такое впечатление, что на все двадцать пять. Он всё телефон из рук не выпускает, вроде говорил, что любит фотографировать. Впрочем, как выяснилось, его интересуют не только фото. Давно на меня так никто не смотрел. Приятно. Максим, так его зовут. Вполне симпатичный.

Зоя Павловна заметила его интерес ко мне, намекнула, что мы с ним можем встречаться и вне группы. Вот же старая сводница! Что ж, может быть, может быть. Мне ведь ещё и тридцати нет.

В любом случае, я теперь снова могу писать. Сделала уже два рассказа: один эротический, другой страшный. Да и к тебе опять вернулась, мой Дневничок. Но главное, что прекратили сниться кошмарные сны с глазами.

********

Алиса

********

Корявые пальцы, словно ветки, кажется, согни и сломаются. Уродливые шрамы фиолетовой лентой бегут через всю руку. Мерзость.

Алиса одевает перчатку, прячет руку в карман и долго смотрит в окно на театр. На потерянный, теперь навсегда, мир.

Уступив навязчивым просьбам, полгода назад Алиса записалась в группу психологический помощи. Сначала с неохотой, но чем дальше, тем больше… И вот, через полгода, Алиса поняла, что жить не может без этого. Если вечером она пропускала занятия, если не говорила с Зоей Павловной, то не могла уснуть, ходила подавленная, заламывая руки. Алисе казалось, что только психолог удерживает её от нервного срыва. Ох, как не хотелось оказаться на краю. Снова.

А вчера Алиса открыла фортепиано. Впервые с того дня. Откинула крышку и даже прошлась по клавишам.

Зоя Павловна настойчиво просила играть.

– Творчество – единственное, что способно вырвать нас из небытия. Вернуть душе правильный, естественный настрой. Поэтому, если у кого-то из вас есть давнее хобби, обязательно продолжайте, или вернитесь к тому, что бросили. Хорошо делать то, что уже умеешь. – Она улыбнулась. – Как только будете готовы, обязательно расскажите группе.

Алиса не чувствовала, что готова.

– Привет.

Опять этот мужчина. Последнее время не даёт ей прохода, но сегодня Зоя Павловна коснулась её рукава, убеждающе кивнула едва-едва, и Алиса согласилась поужинать с ним. С Антоном.

Как и ожидалось, она откровенно скучала. Антон что-то бормотал о работе, о первых впечатлениях от группы и прочая, прочая, но тут…

– Что?

– Хочу нарисовать тебя.

– Зачем? Почему?

– Ты очень красивая. У тебя такое лицо… Правильное, что ли. Не могу объяснить, но, когда вижу тебя, руки сами тянутся к карандашу. – Антон порылся в рюкзаке – Вот, смотри.

Алиса протянула руку, взяла лист.

– Ну как? – Его глаза горели, щёки пылали от смущения, но весь вид говорил о решительном настрое.

«Творческая горячка».

Алиса брезгливо дёрнула уголками губ, заталкивая чувства поглубже, убеждая себя, что ничуть не завидует такому его восторгу, азарту. Она-то сама не испытывает его уже очень давно…

Но стоило ей перевести взгляд на рисунок, как всё померкло.

Бывает, одного взгляда на картину достаточно, чтобы понять: моё. Лишь взглянешь, и щемит сердце. И не сказать, что так восхитило: мастерство автора, палитра цвета, экспозиция или сюжет. Не разобрать, но эмоции – вот они.

Алиса хотела, чтобы Антон её нарисовал. Очень хотела.

– Что скажешь, согласна? – Антон с силой сжал колеса инвалидной коляски.

********

Максим

********

Сначала Максим слушал бредни ЗП – так он про себя называл Зою Павловну – вполуха. Но постепенно проникся, хотя если бы не увещевания родной тёти, ноги бы его тут не было.

– Каждый человек в своей жизни рано или поздно сталкивается с такими трудностями, сложностями или проблемами, которые от него не зависят, – говорила Зоя Павловна проникновенным голосом.

Максим вспомнил своего сумасшедшего папашу, вот уж у кого действительно были проблемы. Только он по этому поводу не переживал. От его проблем страдали другие.

– Они нам не подвластны, но в нашей власти их пережить, переварить, если хотите, – продолжала Зоя Павловна. – А чтобы это далось легко, нужно чем-то отвлечься. И тут на помощь приходит творчество, ведь творческая жилка есть в каждом из нас.

Странно. Её голос одновременно и успокаивал, даже немного убаюкивал, и чем-то наполнял, придавал сил. Действительно хотелось творить.

– Зоя Павловна сказала, что ты увлекаешься фотографией?

Повернувшись, увидел рыжеволосую девушку, она поймала его на выходе из группы, после занятий. Максим сразу её заметил, в первый же день. Женя. Она ему понравилась, но познакомиться всё не решался.

– Да, – кивнул он. – ЗП как раз недавно дала мне задание птичек в парке пофотографировать или что-то типа того.

– ЗП?

– Я так нашу промывательницу мозгов называю.

Женя рассмеялась. А он в который раз подумал: «Что она делает в группе психологической помощи? Так сразу и не скажешь, что у неё могут быть какие-то проблемы».

– А ты – писательница?

– Ну это громко сказано, так графоманю помаленьку.

Беседа стала увядать, и Максим решился.

– Могу тебя пофотографировать, если ты не против?

– Я интересней, чем птички?

– Ага, – ответил Максим и покраснел.

Женя действительно была интереснее, чем птички. И красивее. Он фотографировал её в парке на скамейке. В кадр попадали то стройные ноги, то вырез декольте, то улыбающееся лицо, то смеющиеся глаза. Глаза? Глаз. Казалось, он только сейчас обнаружил, что её левый глаз всё время скрыт рыжей прядью. Когда попробовал убрать волосы в сторону, с лица Жени вмиг слетела весёлость, тонкие пальцы вцепились в его ладонь.

– Прости, – он отдёрнул руку. – Я ничего такого не хотел.

Женя вздохнула, грустно улыбнулась:

– Извини, если напугала, просто не люблю, когда трогают мои волосы.

Она поправила рыжую прядь.

– Проводишь меня до дома?

– Конечно.

Максим помог ей встать с лавочки. Они шли бок о бок, а в его груди разливалось тепло. Как раз рядом с тем местом, где его полоснул ножом отец.

********

Антон

********

Серые линии ложились одна на другую. Накладывались, превращаясь в старый кирпич, узкий ход, сводчатый потолок.

В третий раз выходило совсем не то, что я задумывал. На удивление хорошо выходило, но не то.

Серые линии складывались в глубокий туннель, коридор. Тени, почти чёрные, таились по углам, у входа раскинулся зловещий репейник. От картины веяло холодом. Страхом.

Смотреть тяжело.

Всё время слышу звук мотора. Как только грифель касается бумаги, рёв врывается в реальность, бьёт по нервам. Вот и сегодня, рокот неизбежности всё ближе. Стоит только всмотреться в рисунки повнимательнее, и вот он, – адский автомобиль и бампер, полный зубов и крови. Если бы только я принадлежал себе… Но рука, словно чужая, продолжает водить карандашом, вырисовывая полынь.

Порывался всё выбросить, сжечь, непременно сжечь, но Зоя Павловна каким-то шестым чувством поняла, что у меня всё готово. Пришлось показать. Та пришла в неописуемый восторг и очень просила рисовать дальше.

– Антон, – она коснулась моего рукава, – у тебя талант.

И как-то так улыбнулась, что стало не по себе.

Впервые в душе зашевелилось нехорошее чувство. Будто что-то не то. Не так. И вроде бы всё хорошо: нога больше не болела, и Алиса… но стало страшно.

Очень страшно.

********

Женя

********

Проводив меня домой, Максим попрощался и ушёл. А так хотелось, чтобы он остался: выпили бы кофе – а может и чего покрепче, ещё бы поболтали – а может и не только. Но, наверное, время ещё не пришло…

Зажгла свет в ванной, посмотрела в зеркало. Убрала рыжую прядь, закрывавшую левый глаз. Нет, на его месте не было пустой глазницы или уродливого шрама. Просто протез. Хороший протез. Если ничего не знать и не присматриваться, то сойдёт за настоящий глаз. Взгляд метнулся прямо в чёрный неживой зрачок. Там будто что-то шевельнулось, стало приближаться, расти. Мигнул свет. Я вздрогнула, приходя в себя, прекратила пялиться в зеркало.

Странное пугающее ощущение ушло, зато появилось желание творить. Прямо-таки острая потребность. Пальцы зачесались. Они словно превратились в бенгальские огни, из которых сыпались искры. Включила компьютер, создала новый документ. Пальцы забегали по клавиатуре – искры трансформировались в буквы, в слова, в предложения, в абзацы.

Давно не писала с такой скоростью. Легко. Не задумываясь.

Герои занимались любовью.

«Его руки скользили по её упругому телу, встречались их взгляды, встречались их губы. Дом задрожал. Кто-то приближался. Но любовники, охваченные страстью, забыли обо всём на свете. Гигантский глаз закрыл окно. Подглядывал.

Щупальца пробили стену. Схватили мужчину. Разорвали. Кровь забрызгала обнажённое женское тело. С любовницей извивающие конечности поступили ещё более жестоко: проникли внутрь неё, заставляя буквально выть от экстаза…».

Меня передёрнуло, когда описывала эту сцену. Да что там, не хотела писать, но руки как будто перестали подчиняться и зажили собственной жизнью. В конце концов, женщину тоже разорвали. А потом страшный глаз чудовища, словно развернулся и посмотрел на меня из моего же собственного текста.

Я вскрикнула и закрыла файл. Правда, по многолетней привычке всё же щёлкнула по кнопке «Сохранить». Посмотрев на документ, испытала целую гамму чувств: от отвращения до возбуждения. Лавкрафт и Эротика? Что за ерунда! Хентай с щупальцами какой-то! Захотелось его сразу удалить, без помещения в корзину. «Shift» + «Del». Смертельный приговор без права на амнистию.

Но сдержалась.

Убрала руки подальше от клавиатуры. Прохладные ладони легли на горячие бёдра, двинулись выше, задирая юбку. Как будто кто-то их двигал, не я. Или я? Снова вскрикнув, закрыла лицо руками и заплакала.

Со мной что-то не так.

********

Алиса

********

Проснулась в холодном поту. Пальцы свело от боли, скрючило.

Глотая слёзы, Алиса поплелась в ванну за обезболивающим.

«Проклятое выступление. Как я позволила уговорить себя? Ума не приложу… это всё она, её дар убеждения».

– Играй, Алиса, милая, – Зоя Павловна посмотрела ей в глаза, нежно коснулась искалеченных рук. – Ты сможешь. Твоя музыка… – она прервалась на мгновение, вспоминая. На лице заиграла довольная улыбка. – Божественна. Сыграй так, как только ты можешь.

И Алиса не смогла отказать.

Сколько она уже не играла? Полгода? Больше? Пальцы задеревенели, двигались, словно сухие ветки, бренчали по клавишам, как палки. Ужасно. Музыка звучала ломано, зловеще. Какофония демонов, а не гармония.

Зоя Павловна пришла в восторг. Остальные же… Словно взбесились: выли, топали ногами, кричали, хохотали. Девушка с рыжей челкой тряслась от страха, обхватив себя руками, парнишка, из новеньких, лежал в отключке.

Губы Алисы дрогнули, она перевела взгляд на стену: жуткая картина Антона занимала центральное место. От неё тоже веяло холодом и страхом, всё время казалось, что она истекает кровью. И этот далёкий шум мотора…

Алиса нашла Антона взглядом, тот сидел потупившись. Маленький и жалкий в своём инвалидном кресле.

На глаза навернулись слёзы. Что она тут делает?

Что?

Алиса вытерла лицо полотенцем, посмотрела на себя в зеркало. Закусила губу, пошевелила пальцами, унимая дрожь в руках.

Она играет, она снова играет. Вот, что.

Остальное не важно.

********

Максим

********

Проводив Женю, Максим вернулся к себе в квартиру. Фотосессия в парке не только возбудила, но и подарила множество новых идей. Только он ещё и сам не знал каких. Сел в кресло, подключил телефон к ноутбуку, «перекинул» файлы.

Открыл редактор изображений. Просматривая фотографии с Женей, Максим понял, что влюбляется. В ноги, в грудь, в лицо, в волосы, в улыбку. Кроме возбуждения, он чувствовал и теплоту.

Вдруг на одной из фотографий, позади Жени, заметил чёрное пятно.

– Что это? Может просто игра света или артефакт? – пробормотал Максим.

Увеличил картинку, пролистал дальше. На другой фотографии тоже чёртово пятно. Только ещё больше. Приобрело очертания. Чего?

Максим всмотрелся пристальнее, и у него перехватило дыхание. Чёрный человек, который не раз являлся ему в кошмарах.

Из коридора послышалось стук, как будто когти какого-то зверя.

– Нет, не может быть, – замотал головой Максим. – Я же не сплю.

Вот открылась дверь в комнату, звук стал ближе. Невидимая рука схватила за голову, вцепилась мёртвой хваткой, стала поворачивать назад, хотела заставить обернуться. Но Максим сопротивлялся, знал, что там увидит – гостя из кошмаров: чёрная человекоподобная фигура, в чертах лица угадывался его отец; пальцы на руках и ногах заканчивались не когтями, а ножами.

Лапа твари заскребла по креслу Максима. Не выдержав, он всё же резко обернулся.

Никого.

********

Антон

********

Звонок в дверь застал врасплох. Не хотелось двигаться, вставать с постели, открывать окна. Ничего не хотелось.

Жуткий концерт никак не шёл из головы. Звуки словно придавили, пригвоздили к постели, отнимая силы. Апатия, как в первые дни после аварии.

– Проклятье.

Звонок никак не унимался.

– Иду, иду. Кто там?

В глаза ударило цветом. Ярко-красная губная помада, красное платье в горошек и алые туфли. Глянцевые, блестящие, на высоком каблуке.

Стало трудно дышать.

– Зоя Павловна?

– Антон, вы не появлялись на занятиях, не отвечали на звонки, с вами всё хорошо?

Алая бестия легко отстранила меня с дороги, закрыла за собой дверь. Грудь Зои Павловны покачивалась в такт ходьбе.

– Антон… я беспокоилась… – Подошла совсем близко, прижалась.

«Да она же без ничего! Только в платье!»

– Со мной… со мной… всё в порядке.

– Ах, Антон, – Зоя Павловна многозначительно улыбнулась и, наконец, отпустив меня, прошла вглубь квартиры. – Угостишь чаем?

Её голос донесся из единственной комнаты.

Проклиная свою слабость, поплёлся на кухню, постукивая костылями по деревянному полу.

Руки подрагивали. Чайник пронзительно засвистел, заварка из коробки рассыпалась по столу.

– Проклятье.

Прислонился лбом к стеклянной полке, стараясь держать образ Алисы перед глазами.

– Чай, готов, пойдёмте в кухню.

– Значит, дома используешь костыли? – Зоя Павловна села напротив, закинув ногу на ногу.

Я невольно проследил за движением. С трудом, но всё же оторвал взгляд, заставил себя смотреть ей в лицо.

– Коляска удобна только на длинные расстояния, но опять же…

– Хочешь ходить несмотря ни на что?

– Да.

Не отвернулся, хотя чувство загнанного зверя не отпускало.

– А хочешь, – она подалась вперёд, – снова ходить на двух ногах?

Магические слова, обманка, но сердце заколотилось.

– Ты помнишь, – Зоя Павловна опустилась передо мной на колени, – как это случилось? Когда машина неслась на тебя? Как ударила, с такой силой, что ногу оторвало, раскурочило на грязной дороге? Ты отлетел в сторону, а твоя нога в талый снег, и кровь разлилась по асфальту…

Её слова впивались, как спицы. Гвоздями драли только зажившую рану. Я едва мог дышать. Спиной вжался в холодную стену.

И тут она схватила мою несуществующую ногу, вцепилась в подвёрнутую брючину, сжала руками-когтями. Тогда я заорал.

********

Женя

********

Я читала свой рассказ группе одновременно испытывая и стыд, и возбуждение. Чувствовала себя стриптизёршей, танцующей вокруг шеста и срывающей с себя одежду. Героиню насиловала осьминогоподобная тварь: гигантский глаз с щупальцами. Извивающиеся конечности, как кнуты, стегали тело несчастной, а когти на их концах, как бритвы, резали руки, бёдра, ягодицы и груди.

Мой рассказ – моя сексуальная и страшная фантазия – появился совсем недавно. Закончив читать, обвела одногруппников взглядом. Мужчина в инвалидной коляске, Антон, он хорошо рисует, смотрел то на меня, то в сторону. В его взгляде светились понимание и страх. Алиса, красивая черноволосая девушка, зажала рот рукой, глядела в пол. Максим буквально пожирал меня глазами, однако и в его лице сквозил ужас.

А вот Зое Павловне понравилось.

Улыбнувшись своей понимающей и в то же время властной улыбкой, она кивнула.

– Чудесно, Женечка, просто чудесно. Даже лучше, чем у Стивена Кинга. Ты прямо будущая королева российского хоррора!

А потом Алиса играла на пианино. Это было и ужасно, и прекрасно. Точнее описать не смогу, что-то выходило из нас, что-то становилось нами.

После импровизированного концерта мы с Максимом оказались в женском туалете. Заперлись в тесной кабинке. Занялись любовью. Хотя то, что мы делали, скорее, походило на спаривание двух обезумевших от похоти животных.

Выйдя, столкнулись с Зоей Павловной. Она едва уловимым движением провела рукой по моему лбу, а потом по лбу Максима. Облизнула пальцы. Какая мерзость! К горлу подступил комок, меня замутило.

– Ну что же вы, идите-идите, – Зоя Павловна махнула нам рукой, как будто ничего не случилось.

********

Алиса

********

Клавиши оказались выломаны. Каждая вторая, чтобы для верности. Алиса не могла поверить, что Антон решился на такую подлость.

Обернулась на шум:

– Зачем?

Антон подслеповато, спросонья, тёр глаза, выехал из спальни.

– Ты не должна больше играть. Не понимаешь? Это всё она. Она что-то делает с нами. – Снизу вверх посмотрел в глаза. – Ты не можешь не замечать, что всё летит в тартарары. Мои рисунки, твоя музыка, фото того паренька. А последний рассказ той рыжей? Все… все творят… что-то злое. Эта группа словно культ тёмного бога.

Алиса осела на стул, прижала ладони к лицу.

– Уходи.

Антон подъехал, коснулся руки.

– Алиса…

– Ты не понимаешь, что для меня это фортепиано. Оно же моё. Моё всё. Моя душа, моя боль… А ты… Я не играла полгода, пока Зоя Павловна… Когда играю, словно живу. Понимаешь?

Антон молчал. Алиса пристально посмотрела на него, потом устало вздохнула.

– Уходи, мне нужно побыть одной.

– Я не уйду.

– Что же, тогда уйду я.

Алиса резко встала, запахнула халат и в домашних тапочках вышла на лестничную клетку, а затем на улицу. Идеально прямая спина подрагивала от рыданий. Антон что-то кричал вслед, но Алиса не слушала. Шла не глядя.

В кармане зазвонил телефон. Утирая слёзы, села на лавочку где-то в парке.

– Зоя Павловна?

– Алиса, милая, что с тобой? Твой голос… Неужели ты опять… Снова?

– Нет, дело не в этом…

– Я сейчас приеду. Где ты?

Алисе показалось, что Зоя Павловна приехала минуту спустя. Села на скамейку, взяла за руки, погладила шрамы.

– Ты не должна снова вредить рукам, они у тебя золотые, – поднесла к губам, поцеловала, а затем облизнула.

Алиса приросла к месту.

Зоя Павловна взглянула в глаза, зашептала:

– Не бойся, всё хорошо. Больше ничего не существует. Ни тебя, ни смерти, ни боли. Просто вспомни тот день, когда дверцей машины раздробила руку. Почему ты сделала это? Напряжение, давление, ответственность, что свалилась на тебя, проблемы дома. Непонимание. Депрессия. И ты нашла лучший выход?

Алиса дрожала словно лист.

– Но выход не там, Алиса, выход здесь. – Зоя Павловна протянула ей пеньковую верёвку с петлёй. – Бояться нечего. Ты уже мертва.

********

Максим

********

Фотографии с каждым разом становились всё страшнее. Голуби превращались в адских птиц, дети в уродских карликов, из деревьев вырастали шипы, на которых корчились в агонии изуродованные тела. И везде красовался чёрный силуэт с лицом отца и пальцами-ножами. Он стал словно подписью Максима: зловещий силуэт был то больше, то меньше.

Цвет фотографий приобрёл такой оттенок, как на рисунках того мужика в инвалидной коляске – Антона. От его жутких картин дух захватывало.

Было, конечно, и кое-что хорошее. Они с Женей встречались вне группы. И почти каждая встреча заканчивалась феерическим сексом.

Но эти фото…

Самую пугающую фотографию Максим сделал недавно – на ней: он, группа и ЗП. У Алисы, пианистки, одна из рук походила на тёмную лапу с когтями, на шее висела петля. У Антона вместо той ноги, что он потерял в аварии, росла какая-то дрянь, что-то типа конечности насекомого. Из левого глаза Жени вылезало щупальце, а сам Максим был похож на чёрного человека, даже пальцы, попавшие в кадр, напоминали ножи.

Но хуже всех выглядела ЗП. Как-то Женя рассказала Максиму о творчестве Лавкрафта, так вот, «психологиня» выглядела так, словно один из его монстров: то ли Ктулху, то ли Шуб-Ниггурат. То ли ещё кто. Пострашнее. Тёмное нечто с множеством щупальцев, лап, глаз, пастей и бог его знает, чем ещё. И оно улыбалось.

Максим ещё раз взглянул на фото, потом на голую спящую Женю. В голове включилась та демоническая мелодия, которую играла Алиса. Звуки трансформировались в слова. Они шептали, подавляли, приказывали.

«Убей…»

Максим пошёл на кухню, достал из ящика кухонный нож.

«Убей себя!»

Повертел в руках, вернулся в спальню.

«Убей её!!»

Взглянул на спящую Женю.

«Убей… Убей её! Убей себя!! Убей-убей-убей!!!»

Из глаз покатились слёзы, он не хотел никого убивать. Он не его отец, убивший маму. На миг показалось, что его окутала чернота, а пальцы превратились в ножи. Максим не хотел никого убивать, но внутренняя тьма была сильнее. И пока ещё она предлагала выбор.

Максим потянулся к Жене, слёзы капали на её живот, грудь, лицо. Убрал прядь волос, поцеловал.

– Я люблю тебя, – прошептал на ухо.

Вытер слёзы – выбор был сделан – приставил нож к горлу. Полоснул. Брызнула кровь. Алая жидкость залила голую грудь. Он захрипел, и Женя открыла глаза.

Увидела на полу окровавленного Максима с перерезанным горлом, рядом валялся нож. Закричала, слетела с кровати, обняла его. Но он её уже не слышал, всё вокруг стало темнеть. Собрав последние силы, Максим попытался сказать:

– Женя… я те…

Но договорить не смог.

********

Антон

********

Алиса вернулась за полночь. Задремал и не сразу услышал звук открывающейся двери.

– Алиса?

Не мог уйти, так и остался в её квартире. Не мог уйти, не дождавшись.

Она не разулась, так и прошла в мокрых тапках.

– Алиса?

Нашёл её в пустой комнате с фортепиано. Алиса стояла на табуретке, с петлёй на шее.

– Нет!

Не помню, как успел подхватить, как смог удержать. Обнял ноги, вжался в мокрый халат.

– Любимая…

– Пусти! – Она, наконец, заговорила со мной. – Пусти меня! Я мертва, давно мертва! Отпусти, дай покоя! – по щекам текли слёзы.

Алиса вертелась, как угорь, пытаясь вырваться.

– Пусти, пусти!

Наконец высвободилась, ударила ногами. Коляска упала, придавив сверху.

– Алиса…

Лёжа на полу, я бессильно смотрел, как всё, что я люблю, умирает.

**************

Зоя Павловна

**************

Всё шло по плану. Вот-вот слабовольный художник-инвалид в гневе прикатит к ней. Сам. Стоило чуть-чуть подтолкнуть. Нет ничего приятнее, чем создавать связи и рвать их. На людских эмоциях так приятно играть.

Дверь хлопнула.

Зоя Павловна оторвала взгляд от ноутбука. Наконец-то!

– Мерзкая тварь! Ты ответишь за её смерть!

– Антон! – Зоя Павловна поднялась из-за стола.

В одно мгновение оказалась возле инвалидного кресла, сжала подлокотники.

Навалилась всем телом, жарко зашептала:

– Ты никто.

Слова змеями вползли в уши Антона, заскользили под черепной коробкой, пожирая волю и разум.

– Ничто, просто сосуд.

Зоя Павловна выпрямилась, оттолкнула коляску – та ударилась о стену, бесчувственное тело вывалилось из неё, словно мешок.

Безглазые твари, уродливые серые слуги, тихо отделились от тени Зои Павловны, подобрали тело Антона, заботливо посадили обратно.

– А теперь, вставай.

Зоя Павловна властно протянула руку, и нечто, раньше бывшее Антоном, послушно встало с коляски. На обе ноги.

– Один есть, – усмехнулась Зоя Павловна. – Осталась ещё одна.

Писательница, одноглазая извращенка-графоманка. Она не заставила себя долго ждать. Не прошло и получаса, как ещё раз хлопнула дверь, Женя влетела в комнату. Единственный глаз яростно сверкал, выхватила нож из кармана, ринулась вперёд. Криво ухмыльнувшись, Зоя Павловна раскрыла навстречу объятья. Перехватила нож, воткнула в правый глаз, затем в левый, вынула протез.

– Послушные сосуды так не поступают. А уж уродливые одноглазки и подавно!

Женя металась на полу, прижимала руки к глазам, кричала.

– Теперь ты принадлежишь мне. Ничтожество.

Серые твари распахнули зубастые пасти на животах, раскрыли глаза на груди, завыли, задёргались в нетерпении. А затем набросились на Женю. Она кричала, выла, скулила.

Бездна открыла для неё объятья, и Женя, не раздумывая, бросилась во тьму безумия. Живая тьма теперь плескалась на месте глаз.

Зоя Павловна протёрла платком протез, подошла к одному из слуг, воткнула в глазницу.

– Ну вот и славно.

Когда превращение завершилось, рядом с ней всё так же стояли Женя и Антон. Зоя Павловна поцеловала их в лоб, счастливо вздохнула.

– Я так рада, что смогла помочь вам, мои дорогие. А теперь пойдёмте, у нас очень много дел. Вокруг столько неприкаянных душ, которых надо спасти.