Текст книги "Фантастический калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том II"

Дороже денег
Павел Рязанцев

1

За окном кабинета бушевал ливень, что вкупе с непроглядной чернотой ночи полностью отрезало органы чувств Крипса от происходящего снаружи. Впрочем, чего волноваться? По периметру особняка расставлены камеры видеонаблюдения, а многочисленная охрана постоянно совершает обход. Если кто-то придёт к нему в такое время, об этом непременно узнают.

На самом деле, причины ждать кого-то были. Это, слава богу, не уличная шпана, нанятая кем-то из конкурентов (да, порой приходится быть весьма напористым, даже агрессивным – для пользы дела); это не полицейские, опрашивающие родных и деловых партнёров пропавшего на днях Уильяма Пимена – они уже приходили вечером. Этой ночью должен прибыть курьер… Да, необычно, но и доставляет он отнюдь не газеты (и даже не свежий выпуск «Playboy»).

«Богатство пресыщает и развращает».

На самом деле, пресытиться может и бедняк, но тогда он будет вынужден либо смириться, либо выбраться из своего болота, добиться успеха, славы (если приспичит), богатства – и пожалуйста!

Перед тобой целый мир с распростёртыми объятиями и улыбкой во все зубы. Всемирно известные рестораны со вселенскими ценниками и красивыми названиями, заменяющими еде и напиткам вкус. Пятизвёздочные отели, казино, горнолыжные курорты – не раз в несколько лет, а когда захочешь (или когда сможешь, ведь многие дела требуют постоянного внимания и личного присутствия). Яхты, дворцы и дорогие машины, которые не будешь использовать по назначению, но на фоне которых можно сделать фото для журнала с твоим лицом на обложке.

Ну и женщины, куда же без них. Модели, актрисы, девушки с низкой социальной ответственностью (как официально, так и по факту), а потом – визиты к венерологу, судебные процессы или – не дай бог – свадьба с последующим разводом и разделом имущества.

Неплохо, но и от этого устаёшь. Рестораны меняются на домашнюю еду, яхты и остальная мишура замещаются домиком в лесу и ЗОЖ, а на смену чехарде «любовей всей жизни» приходит одиночество. Потом и это надоедает.

Вот тут и начинается самое интересное.

Крипс устал ждать и пошёл к мини-бару за виски. Сегодня, если посылку всё-таки доставят в срок, он, может быть, выпьет больше обычного. Не чтобы, так сказать, отметить событие (это всего лишь посылка, одна из десятков, а то и сотен в жизни богача), но чтобы смягчить возможное потрясение.

«Да что вообще в этой посылке?»

Крипсу успели наскучить развлечения людей его круга: вечеринки на яхте, гольф, публичные дома (Амстердамские ли, подвалы ли обшарпанных стриптиз-клубов) и прочий экстрим. Он чувствовал, что искать надо в другой стороне. БДСМ-клубы поначалу стоили своих денег и требуемой секретности, но и там были жёсткие рамки. Тем не менее, это был путь в верном направлении – так решил для себя Крипс и стал копать глубже.

Очень глубоко. И нашёл. Снафф – это совсем не то же самое, что голливудская бутафория; даже самое изощрённое эксплуатационное кино не несло в себе такого заряда, как записи настоящих пыток и убийств. Наблюдая за этим и проникаясь, щекоча нервы и выдавливая из себя последние крупицы сочувствия, можно ощутить радость от того, что всё происходящее – не про тебя. Впрочем, никто не застрахован.

Кто-то вычислил Крипса и предложил ему «нечто особенное», но на определённых условиях: видео принесут на компакт-диске, причём не оставят в некоем условленном месте, а передадут лично в руки. Похоже на уловку убийцы, причём самую банальную. Однако Крипс почему-то не опасался: то ли он слишком уж полагался на свою охрану и «кольт», который всегда был при нём, то ли жизнь наскучила настолько, что глупости стали лишь очередной формой экстремального развлечения.

Когда Крипс согласился, аноним дополнил условия доступа к контенту непременным присутствием курьера при просмотре, а также следующим положением: «клиент не должен копировать, передавать или показывать видео кому-то ещё; в противном случае он будет обязан обеспечить дополнительное содействие работе творческого коллектива сверх уплачиваемой суммы».

Прямо договор с дьяволом какой-то. Впрочем, ничего нового.

Что бы ни было на диске, бизнесмен не планировал нарушать условия этого неписаного контракта: если «товар» «качественный», то и портить отношения с поставщиком незачем, если же всё плохо, то какой смысл красть контент?

Крипс успел выпить две стопки виски, когда почувствовал, что больше не один в комнате. Сохраняя самообладание и видимое спокойствие («хотели бы убить – уже бы убили»), он поставил початую бутылку со стаканом на свои места.

– Должен признать, вы умеете оставаться незамеченным, – произнёс он и обернулся.

Перед ним стоял незнакомец в пальто и кожаных перчатках. На его гладко выбритом лице читалось удовольствие от реакции «клиента».

«Стало быть, ничто человеческое им не чуждо».

– Итак… – Крипс многозначительно посмотрел в глаза незнакомцу.

Тот без лишних слов потянул руку во внутренний карман пальто (Крипс одновременно с этим засунул руку в карман халата, где лежали конверт с деньгами и пистолет). Курьер улыбнулся, разгадав меру предосторожности, и с приподнятой бровью вытащил из кармана коробочку с CD-диском.

«Хоть бы в пакет завернули, „профессионалы“».

Крипс усмехнулся и вытащил конверт.

– Можете начинать, – кивнул курьер, пересчитав содержимое конверта.

Перспектива смотреть снафф в присутствии постороннего (а может и наоборот – причастного к его созданию) человека не вызывала энтузиазма, но уговор есть уговор. Поскольку в кабинете не было проектора («досадно, надо будет установить»), смотреть приходилось на компьютере.

«Почему бы не пройти в комнату с телевизором с ЖК-экраном?»

– Не надо никуда идти, – неожиданно подал голос курьер, – смотрите здесь.

Крипс подчинился, хотя и неохотно. Конечно, чем дольше запись у клиента, тем выше риск, что он совершит какую-нибудь глупость – ведь того, что на диске, должно быть вполне достаточно, чтобы все причастные, в том числе и сам Крипс, отправились за решётку.

– Можете воспользоваться мини-баром, – бросил через плечо гостеприимный хозяин, вставляя фильм в дисковод.

Пришло время для зрелищ. Да будет свет!

2

Декорации на сцене изображали пустыню, но если присмотреться, то видны следы пребывания человека: черепки, остов колесницы («Доводилось видеть такие на картинах, – отметил про себя зритель, – кажется, древнеримские…»), тропы и следы на них. Простовато, но вполне достаточно.

Экспозицию снимали с разных ракурсов, причём грамотно подобранных. Качество изображения, освещение – всё это уже выделяло этот «фильм» среди просмотренного бизнесменом кровавого мусора, снятого на телефон или, на худой конец, на легендарные камеры, известные по криминальным сводкам, где изображение нечёткое и размытое (и как только по этим кучкам пикселей можно найти грабителей и угонщиков?). Фоном звучал мрачный эмбиент вперемежку с ритуальными барабанами. Вообще, создавалось впечатление, что это не снафф, а артхаус.

«Хорошая картинка, – подумал Крипс, – ребята подошли к работе с фантазией, это заметно».

В центре сцены стояли три деревянных креста, а перед ними – ложе, развёрнутое к крестам фронтом.

Наконец из-за кулис на сцену вышли первые «актёры». Вернее, вышел один, одетый в доспехи и закрытый шлем римского легионера; в руках у него поводок, обвязанный вокруг шеи второго актёра. Тот полз на четвереньках чуть впереди, в рубище и с по-собачьи высунутым языком. «Пёс» с легионером прошлись вдоль сцены и снова исчезли за кулисами. Через несколько секунд оттуда донёсся возмущённый крик:

– Эй! Ты что, гомик?!..

За криком последовали звуки драки, во время которой на сцену выскочил «пёс», но уже как человек – на двух ногах; в руках он держал небольшой мешочек, позвякивавший при движении. По звуку Крипс догадался, что в мешке монеты, и у него возникли предположения касательно сюжета всего этого спектакля, а на лице появилась улыбка.

Когда счастливчик ретировался со сцены, легионер выволок из-за кулис вырывающегося худосочного мужчину с длинными коричневыми волосами и хипстерской бородкой. В это же время с другой стороны появилась целая группа персонажей: мужчина в пурпурной тоге и бронзовой маске (раскрашенной под бронзу, само собой), выполненной в виде лица с гримасой гнева, полуобнажённая женщина с морщинистой кожей и мешком на голове, ещё два легионера и два темнокожих раба с опахалами. У одного из легионеров был кнут.

– Ну наконец-то! – зевнул Крипс.

Патриций устроился на ложе, рабы встали по бокам и принялись за работу. Женщина чуть погодя забралась на мужчину, грудью упёршись в его маску, и, судя по движениям и стонам обоих, имитировала половой акт. Или не имитировала.

Легионеры тем временем занялись хипстером, который, судя по всему, и был главным номером программы. На кричащего от боли и страха парня обрушились удары кнута; в отчаянии жертва пыталась удрать со сцены, но палачи проявляли необычайное проворство и выталкивали пленника обратно под пронзительно свистящее орудие прогресса. Сцена избиения, снятая с различных ракурсов и различными планами, сочеталась с происходившим на первом плане незатейливым половым актом (да, это была не имитация), также снятым с разных ракурсов.

«Приятное сочетание, – похвалил про себя Крипс, – но, надеюсь, это ещё не всё».

Примерно через минуту наблюдавший за всем римлянин (насколько ему позволяла маска и вздымающееся и опускающееся женское тело) поднял руку, и легионеры остановились. Далее последовал сигнал одному из рабов; тот убежал за кулисы и вернулся с мешком, который тут же забрал один из легионеров; из-за кулис показался ещё один, с поводком в руке, на конце которого, тяжело дыша, плёлся… («Неужели Иуда? Было бы символично») …Уильям Пимен.

Крипс вздрогнул от удивления, но тут же взял себя в руки, вспомнив, что не один в комнате. На курьера он не стал оглядываться, но словно почувствовал, как тот ухмылялся, переводя взгляд с экрана на Крипса и обратно. Впрочем, он тут же отошёл к мини-бару, чтобы воспользоваться щедростью покупателя и его запасом спиртного.

Судя по всему, Пимен не осознавал, где и почему находится и что вообще происходит; возможно, его накачали наркотиками и похитили, что объяснило бы его внезапное исчезновение.

А спектакль тем временем продолжался. Пока один из легионеров копался в мешке, ещё двое подтащили хипстера к центральному кресту. Сомнений не оставалось: это инсценировка казни Иисуса Христа (хипстер и правда был внешне похож на популярный образ этого то ли мифического персонажа, то ли исторической личности), но… оставались ещё два креста. Крипс не был силён в религии (да, он бывал на службах до того, как пресытился – сейчас это казалось ему обыкновенным лицемерием), но припоминал, что с Христом распяли ещё двух разбойников.

«Стоп. Пимен будет одним из них? А кто тогда второй?»

Экзекуция «Христа» началась. Один из легионеров чуть ли не поднял жертву над собой и прислонил к перекрещенным доскам, второй придерживал руки, пока третий, до того копавшийся в мешке и вытащивший оттуда молоток и гвозди, начал прибивать правую руку к перекладине.

С первым же ударом лицо мужчины превратилось в жуткую гримасу, а изо рта вырвался оглушающий вопль. Каждый удар сопровождался новым воплем и звуками плача, а фрикции на ложе становились всё интенсивнее, стоны – громче; уже можно было услышать сопение патриция между криками мученика и увидеть, как его руки, до того шевелившиеся лишь для подачи сигналов солдатам и слугам, заскользили по бёдрам и торсу женщины. Сам он уже словно и не глядел на экзекуцию, полностью поглощённый процессом.

«Иисус» дёргался из последних сил и с криками пытался вырваться из захвата, но уступал палачам физически, а его действия были непоследовательными и хаотичными: он совершенно не пытался отодрать уже прибитую руку от доски, лишь отбивался от садистов свободной.

Когда гвоздь вгоняли в левую руку, жертва кричала уже не так долго. Закончив, легионер, прибивавший «Христа», вытащил из мешка терновый венец, и медленно, под безумно бегающий взгляд замученного хипстера и аккомпанементы музыки и стонов парочки на ложе, возложил его на голову страдальца. Ещё одна серия криков и гримас. Теперь кровь ручьями стекала и из дыр в ладонях, которые уже начали темнеть, и из свежих ран на лбу.

Это была первая жертва. Теперь же пришла очередь Уильяма Пимена.

Положа руку на сердце, следует признать, что Пимен не был чист душой. Он занимался шантажом, а однажды довёл сотрудницу своей фирмы до самоубийства, запугав её с целью сохранить некую тайну. Был ли он сволочью? Да, и ещё какой. Заслужил ли он такую участь? Кто бы ответил на этот вопрос… Если похищение Уильяма было связано именно с этим и стало своего рода возмездием, то что насчёт остального?

Несчастный хипстер, «сыгравший» Иисуса в этом театре абсурда, – он то в чём виноват? Совершил ли он нечто столь же мерзкое или просто подходил на роль внешне? Разве это оправдывает происходящее на экране?

Вряд ли Крипс забеспокоился бы об этом (он уже посмотрел достаточное количество записей, позиционируемых как настоящий снафф, и ни одна не вызвала у него беспокойства от слова совсем), если бы речь не шла о человеке, которого он знал, с которым лично здоровался и разговаривал. В конце концов, Пимен по многим признакам приходился ему ровней: тяжёлым трудом (пусть и не всегда честным) он достиг высокого положения в обществе, пресытился доступными вещами и развлечениями, в поисках покоя метался из крайности в крайность…

И жил в хорошо охраняемом особняке.

3

Фильм продолжался, но Крипса теперь занимали совершенно другие вещи. Как и при каких обстоятельствах похитили Пимена? Как курьер попал в дом, оставшись незамеченным? Крипс оглянулся: тот стоял напротив мини-бара и с одобрением разглядывал этикетки на бутылках виски и коньяка. Поймав на себе взгляд хозяина, он с напускной вальяжностью откупорил одну из бутылок и начал наполнять ближайший стакан.

За занавесом проглядывались очертания фигуры ещё одного легионера. Вероятно, он тоже держал в руках поводок – со вторым разбойником на конце, но Крипс не обращал внимания на детали, да и на происходящее на экране в целом. Он скрытно, но часто оборачивался на ловкача с бутылкой. Тот уже успел выпить несколько стаканов (удача улыбается щедрым, ага), а его веки то и дело тяжело опускались, на мгновения скрывая спину клиента и незакрытую ею часть экрана. Призвав на помощь всю оставшуюся со времён лихой молодости сноровку, Крипс попытался скопировать видео с диска на компьютер.

Зачем? Передать в полицию, тем самым подставив себя? Попытаться самостоятельно выяснить, где записывали представление? Спасти Пимена? Может, Христа? А может, безнаказанно нарушить условия сделки просто потому, что можешь? Сложно сказать наверняка.

Крипс был уже не так осторожен и ловок, как раньше, а немезида не так уж пьяна. Один прыжок – и удар бутылкой мгновенно отправил богача в забытье.

***

Боль пульсировала и становилась всё сильнее, шум в ушах – всё громче; налитые свинцом веки было почти невозможно открыть. Но даже когда старику, мучимому болью и шумом, удалось разомкнуть их, темнота не сменилась светом. О нет. Его взгляд уткнулся в слабопроницаемую стену грубой ткани мешка. Осознание сего привело к приступу клаустрофобии и попытке стянуть мешок руками.

Но стоило лишь дёрнуться, как чьи-то крепкие руки резко рванули Крипса вверх и поставили на ноги. Уже через считанные секунды, которых было явно недостаточно, чтобы прийти в себя, его дёрнуло, а затем – потянуло в сторону света, пусть и почти скрытого тканью мешка. Рывок был такой сильный и резкий, что заболела шея.

Несколько шагов спустя движение прекратилось. Из общего гудения в ушах стали выделяться несколько доминирующих звуков. Ритмичные удары в барабаны. Оргазмические вопли. Крики боли. Удары молотка.

Обломки мыслей, словно распавшихся после сильного удара («бутылкой?»), пытались выстроиться в более-менее связную структуру. Итак, Крипс попытался скопировать снафф-фильм, где в роли жертвы среди прочих фигурировал Уильям Пимен, похищенный не далее чем за день-два до получения диска с фильмом. Нарушив условия договора, запрещавшего копирование «эксклюзивных материалов», Крипс получил по голове, был похищен и теперь должен «обеспечить дополнительное содействие работе творческого коллектива», что бы это ни означало.

Мешок снят. Перед Крипсом стоял крепкий мужчина в костюме и закрытом шлеме римского легионера, в его руках находились концы верёвок, а вторые концы были обвязаны вокруг шеи и запястий богача.

«Хотя, какая теперь разница, да?»

Но это не всё. За легионером виднелось ложе, на котором совокуплялись двое немолодых людей; рядом стоял негр с опахалом, а ещё – несколько человек, прибивающие к деревянному кресту справа от центрального…

– Что?.. – прохрипел Крипс.

…Уильяма Пимена. «Опять?!». Присмотревшись, бизнесмен увидел и «Иисуса» тоже – на центральном кресте, его раны были совсем свежими и кровоточили.

– Я не понимаю… – просипел Крипс, разглядывая «артистов»: они были один в один жертвы из записи.

Или просто людей загримировали под тех, что уже были? Зачем? Для него, что ли? Вряд ли.

– Идём, – прозвучал знакомый голос, – твой черёд.

Крипс повиновался. Его словно не заботила собственная участь; зачарованный странностью происходящего, он осматривался, как если бы всё происходило во сне. Он ещё раз оглядел Пимена и удостоверился в его подлинности, убедился, что раны «Христа» появились буквально минуту-две назад (легионер как раз надевал венец ему на голову) и что они настоящие.

По пути (вели без спешки) он наблюдал за тем, как прибивали Уильяма. Он отбивался не так рьяно, как игравший роль мученика («случайный прохожий?»), полагая, что это только провокация или ещё что-то подобное с целью заставить богатея пойти на сделку. Крипс тоже предположил это, да и не понаслышке знал о таких практиках.

Те, кто романтизирует криминал или мир больших денег в целом, часто забывают о беспринципности и чрезвычайной жестокости как профессионалов, так и дилетантов.

Да и кто сказал, что это не так?

Крипса подвели к крайнему левому кресту и развернули лицом к залу. Действие происходило в театре, который, судя по исправному состоянию внутренней отделки, был отнюдь не заброшен и не забыт. И зрительный зал не пустовал, даже наоборот – большая часть передних рядов заполнена вяло шевелящимися зрителями, за исключением нескольких именных кресел, которые пустовали.

Публика была разнородной, но некоторых людей Крипс узнал, что и стало причиной первых трещин в некоем ментальном барьере, из-за которого происходившее воспринималось как сон или галлюцинация. Зрение обострилось, и старик смог прочесть имена на некоторых пустых креслах; среди прочих были имена Пимена… и его собственное.

Ощущение нереальности происходящего рассеялось, появился страх. Тянувший Крипса легионер, оказавшийся тем же человеком, что доставил ему диск, молча подошёл, разрезал путы на руках и снял с шеи петлю; охваченный ужасом старик рванулся и попытался прорваться в зрительный зал, но не успел сделать и нескольких шагов, как его схватили и подтащили обратно к кресту.

…Дискомфорт от захвата сменился дикой болью от гвоздя, с ударами молотка пробившего кожу, сокрушившего кости кисти и расшевелившего их обломки при дальнейшем смещении к тыльной стороне запястья и вхождении в доску перекладины. Это продолжалось до тех пор, пока шляпка гвоздя не упёрлась в кожу поверх переломанных костей и разорванных мягких тканей. Затем история повторилась и со второй рукой.

Всё это время Крипс кричал как никогда до того (может быть, лишь в момент своего рождения…), его выпученные глаза грозили выпрыгнуть из глазниц, а голосовые связки – порваться от напряжения. Где-то на фоне кричали «жертвенный агнец» с Пименом, но собственный крик всегда чётче. Боль от тернового венца терялась, почти не ощущаясь поначалу, хотя кровь из ран лилась ручьями, заливая лицо и попадая в рот. Разве может быть ещё хуже?

Оказывается, может. Легионеры разом отпустили тело и руки своей жертвы. Сердце старика едва выдержало эту боль (возможно, было бы даже лучше, если бы оно разорвалось, и на этой высокой ноте страдания закончились), а вопль заставил некоторых зрителей заёрзать в креслах. Девушка на заднем ряду нюхнула кокаин из косметички.

«Совсем чуть-чуть, ведь ради него пришлось совершить немало „подвигов“».

Мужчина в строгом костюме поморщился – большая часть криков обычно не достигала его ушей (зато они то и дело звучат в квартирах людей, которым предстоит съехать из-за долгов перед его банком), но сегодня кричали особенно громко.

– Зачем?.. – прохрипел Крипс в лицо одному из палачей.

Тот беззлобно рассмеялся и кивнул в сторону зрителей.

Впрочем, ничего нового.

А может, кое-что новое всё-таки есть?

Из зрительного зала на сцену поднялся человек (ни Крипс, ни Пимен его не знали) и подошёл к центральной жертве. Та подняла голову; остальные жертвы не видели выражения лица «Иисуса», но по шумному дыханию можно было предположить смесь страдальческой надежды и искрящейся где-то в глубине зрачков злобы.

– Рядом с тобой – воры, убийцы и обманщики, – начал незнакомец (агнец огляделся, насколько позволяло положение), – но у каждого должен быть шанс на прощение. Поэтому я спрашиваю: прощаешь ли ты их?

– Да! – воскликнул «Иисус».

– Хорошо, – ответил незнакомец, после чего один из легионеров обнажил клинок, стилизованный под гладиус, и освободил страдальца от мучений.

– Он попадёт в рай, а вы здесь сдохнете!

Легионер, выполнявший роль курьера, надел на голову самой отдалённо и одиноко сидящей в зале особы мешок и поволок жертву за кулисы…