Текст книги "Фантастический калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том II"

Пронзительный визг разнесся над поляной, и из зияющей раны появилось мерзкое создание – малое подобие тварей, что бродили вокруг. Еще не успев вылезти наружу, оно начало пожирать еще живого татарина. Только сейчас я заметил, что у холма неподвижно лежат и другие люди – русичи и татары – обнаженные и со вздутыми животами.

– Новый из Младых пришел на землю, – раздался уверенный голос.

Со стороны леса шли трое – сам Нот-Цорканош, Доброслав и князь Василий. Боярин испуганно оглядывался по сторонам и жался к презрительно поглядывающему на него жрецу. Князь же шел спокойно, словно и не замечая непотребства, что творилось вокруг. Взгляд его был пустой – видать жрец опоил его каким-то зельем. Нечисть торопливо расступалась перед жрецом, поднимавшимся по склону холма.

Я поднял глаза – перед валом городища стоял большой черный камень, к которому была привязана обнаженная девушка. Возле нее, словно две уродливых статуи, стояли чудовища из тех, которых колдун называл Младыми. Девушка не шевелилась – видать лишилась чувств от ужаса.

Поднявшись, колдун воздел руки, и то же самое сделал Доброслав. Князь же по-прежнему стоял, безучастный к происходящему.

– Сыны твои взывают к тебе о Шуб-Ниггурат! – начал колдун. – Восстань Мать Демонов, пребывающая в Изначальной Бездне! Восстань и правь миром! Йа! Шуб-Ниггурат! Великая Черная Коза Лесов, я призываю тебя!

Он говорил, и сборище внизу отвечало, люди – повторением его слов, нечисть – шипением, блеяньем, рычанием, демоническим хохотом. Даже Младые издавали странное полушипение-полустрекот, и я, содрогнувшись, признал звук, что так испугал меня, при первом посещении Чертова городища.

– Восстань, о Всемогущая! – вновь повторял колдун. – И да низвергнуты будут лживые боги всех изгнавших нас – Перун и Хорс, Аллах и Христос! И да падут преграды перед Истинными Богами, что дремлют в Изначальной Бездне. И все мы, верные и преданные, будем наслаждаться властью и всеми благами мира, что дарует нам Черная Мать-Коза. Шхаи’гхок атх’нгаа рилааа нэб шоггот!

Он говорил – и я видел, как самые страшные мои кошмары сбываются наяву – как призрачным зеленоватым светом озаряются пещеры и как оттуда вытекает черная слизь. Вот она сливается в гигантские лужи, и оттуда начинает вырастать нечто богомерзкое и ужасное.

Отродье неведомой преисподней, подобное черному дереву, с длинными ветвями – словно сгорбленная ведьма с растрепанными волосами, жадно протягивающая руки-сучья. По маслянисто-черной, блестящей «коре» волнами пробегала рябь, «ветки» извивались как клубок змей, а на них словно распускались большие сморщенные листья, из которых стекала светящаяся зеленая слизь. А у основания «ствола» шевелилось что-то вроде клубка огромных червей.

– Отзовись на зов, ведающего слова силы! – вещал колдун. – Восстань и явись с тысячью Своих слуг! Я совершаю знаки, я называю слова, которые открывают дверь! И правитель Каликса провернет Ключ, принося жертву кровью непорочной девы! Зариатнатмих, Джанна, Этитнамус, Хайрас, Фабеллерон, Фубентронти, Бразо, Табрасол, Ниса, Варф-Шуб-Ниггурат!!!

В тот же миг я увидел, как в небе появились тени, чернее самой ночи, с горящими зелеными глазами. Они плясали над алтарем, сливаясь воедино и превращаясь во что-то еще более жуткое.

Чудовищное сборище смолкло, когда в небе появилась черная великанша. Словно сотни маленьких змеек была ее густая шерсть. Вдоль живота и груди тянулось множество пар сосков, к каждому из которых припало уродливое существо. Безобразная голова венчалась огромными рогами, казалось вспарывавшими ночное небо. Лик чудовища был ужасным: наполовину женское лицо, наполовину козлиная морда. Большие, чуть раскосые глаза мерцали зеленым огнем. Когтистые лапы лежали на мощных бедрах, ниже которых начиналось переплетение множества черных щупалец с козьими копытами.

Оглушительный вой и рев пронесся над городищем – все богомерзкое сборище приветствовало свою госпожу. Доброслав же испуганно шарахнулся в сторону. На свою беду он налетел на одну из черных тварей, похожих на деревья. Черные «ветви» оплелись вокруг тела бывшего княжеского воспитателя. Истошный крик предателя огласил капище, и чудовище втянуло его в открывшийся на его теле провал – будто дупло в огромном дубе.

Мы переглянулись с Бративоем – значит, боярин им больше не нужен? Не ждет ли эта участь и князя, после того как он сделает свое дело?

Богиня Тьмы безмолвно наблюдала за тем, как одно из ее отродий пожирает ее же почитателя. Тело ее колебалось и подергивалось словно марево, сквозь него просвечивали звезды и верхушки деревьев. Я понял, что здесь мы видим лишь образ Шуб-Ниггурат, чтобы воплотиться ей нужно что-то большее. И я уже понял что.

Нот-Цорканош достал из складок одеяния жертвенный нож.

– Сие есть ключ от темницы твоей о Шуб-Ниггурат, – провозгласил он. – И пусть дверь ее откроет правитель древнего града.

Рядом со мной послышался чуть слышный шорох. Я обернулся и увидел, как Бративой достает из-за спины трофейный монгольский лук и накладывает на него стрелу.

– Не поклонится Русь твоему козлищу, колдун! – зло прошептал он.

Звенькнула тетива, и стрела полетела в колдуна. Хорошо бил татарский лук, но Нот-Цорканоша не поразил – угодила стрела в одно из чудовищ. Всеобщий рев раздался над землей, и все твари начали бестолково толкаться, ища, откуда совершено нападение. Вторая стрела полетела в колдуна – снова мимо.

– Да Чернобог его побери, заговорен он, что ли? – вскрикнул Бративой.

Нот-Цорканош что-то каркнул и сразу с полдюжины Младых, кинулись в нашу сторону, за ними устремилась и прочая нечисть.

– Пора уходить, – произнес Бративой.

– Дай сюда! – я вырвал у него лук и посмотрел на алтарь.

Колдун уже вложил в руки князя нож и занес его руку, чтобы пронзить сердце девушки. Еще миг – и будет поздно.

– Прости, княже, – прошептал я и спустил тетиву.

Уже скатываясь по склону, я слышал полный боли и злобы вопль всех собравшихся чудовищ и поклонников страшной богини, услышал богохульства Нот-Цорканоша. А еще краем глаза я успел увидеть, как падает князь со стрелой в горле и как тает, растворяясь в небе, призрачный образ Темной Богини.

Я плохо помню остаток ночи – сначала бег до коней, наперегонки с нечистью, затем бесконечная скачка по лесу, вой и шипение взбешенных тварей. Сотни, если не тысячи лет готовились они к сегодняшнему действу: высчитывая по звездам, предугадывая знамения, истолковывая пророчества, прячась в тени, ожидая этой ночи. И вот долгожданное возвращение страшной богини было сорвано одной стрелой. Поэтому и мчались за нами жуткие тени с горящими во тьме глазами, слышался неумолчный стрекот и истошные крики лесовиков, которых настигли лесные твари.

И все же нам удалось оторваться – когда мы неожиданно выскочили к городу. Нот-Цорканош оказался прав – река спала, и татарское войско подошло на помощь осаждавшим. Храбро бились козельчане, но сила солому ломит – взяли город татары. Кинулись по лесам беглых ловить – и наткнулись на тех, кто за нами гнался. В суматохе схватке мы и ускользнули.

Горько мне было видеть, как татары режут козельчан – горько, но и понимал я, что по-другому никак нельзя. Видать Господь попустил татарское нашествие, дабы выжечь каленым железом скверну, затаившуюся в козельских лесах, чтобы и духу не было больше той заразы. Так оно и свершилось, и было это благом для Руси.

Сам я расстался с уцелевшими лесовиками и направил свои стопы в град Владимир, в Богородице-Рождественский монастырь. Там я молился о том, чтобы ужас, затаившийся в козельской чаще, никогда не выполз на свет божий.

Но тщетны были эти надежды. Сначала в монастыре поселился один из лесовиков, соратников Бративоя. Он рассказал, что бывшего предводителя разбойников растерзала неведомая тварь вместе с лошадью. По его словам от окровавленных останков язычника исходил едкий дух – и тут у меня захолонуло, когда я вспомнил, какое зловоние исходило от Младых. Все лесное братство разбрелось по городам, а он ушел сюда.

Этой же ночью ко мне явился Нот-Цорканош. Злобная улыбка играла на его губах.

– Жалкий червь, служитель ничтожного божка, ты сорвал возвращение богини, но не думай, что тебе удалось победить. Шуб-Ниггурат вернется – может через десять лет, а может и через десять тысяч, но это случится. Но ты, – лицо колдуна исказила злобная гримаса, – получишь кару, которая страшнее всех мук вашего придуманного Ада. Жди и бойся, святоша, ибо к тебе уже направлен шоггот!

В эту ночь я проснулся с диким криком, разбудив всех братьев. У меня не хватило духу рассказать им, что со мной произошло, но уже утром меня постиг новый удар – послушник, бывший лесной разбойник, пропал из своей кельи, сплошь покрытой зеленой слизью. И я понял, что мой конец близок.

Я сижу в этой келье и дописываю последние строчки своей летописи – единственное, что может поведать миру о том, что таится за преданием о Козельске – «злом городе», как его прозвали татары. Пусть об этом не знает простой народ и князья, пусть они и поныне думают, что в Козельске русские люди сражались в неравной битве с могучим врагом – и это будет правдой. Но церковь должна знать и другую сторону этой правды: о вековечном страхе, затаившемся в древней чащобе, что и по сей день опасность эта еще довлеет над созданным Богом миром.

Что это? Не стук ли копыт за дверью?

Да точно он. Тьма уже сгущается по углам моей кельи, поблескивая вспышками зеленых огней. Я надеюсь, что эти твари слишком тупы, чтобы понять, что я делаю, и не тронут моей летописи. А за себя я уже не боюсь.

На последней лучине трепещет огонек – вот-вот погаснет. За спиной слышится шорох, ужасающее зловоние расползается по келье, и в последнем трепетании угасающего огонька видно, как на стене появляется огромная тень – словно исполинское дерево вырастает позади меня. Что-то влажное и скользкое касается моей шеи. Великий Боже, помоги мн…

Волосы Шивы
Дарья Равина

Вас интересует Лайма Лакис?

Да, я знала её. Наши дачи стояли по соседству, в детстве мы часто играли вместе во время летних каникул. Но потом началась взрослая жизнь, и как это часто бывает – дороги разошлись. Из соцсетей я узнала, что она уехала учиться в Лондон, а там вышла замуж за бизнесмена индийского происхождения. Поссорилась из-за него с родителями. Упорхнула, как бабочка, в поисках сладкой жизни.

Но спустя четырнадцать лет неожиданно вернулась в Москву. Злые языки поговаривали, Лайма связалась с какой-то сектой – вот у благоверного и сдали нервы, подал на развод – но доподлинно никто не знал, из-за чего семейная жизнь разладилась.

На своих страницах она ничего подозрительного не выкладывала. Разве что бросалось в глаза увлечение йогой и духовными практиками, Лайма безмерно любила Индию, много путешествовала, делилась восхитительными фотографиями древних городов и храмов. Но разве это повод для сплетен? Я уверена, каждый из нас, если бы мог себе позволить, проводил отпуск в тёплых экзотических странах.

Вернулась она весной. И так получилось, что в начале лета, после долгих лет, мы снова встретились. Мы с мужем привезли на дачу детей, у нас к тому времени уже были сын-первоклассник и пятилетняя дочь. Мы оставляли их с бабушкой на всё лето, а сами приезжали в выходные, потому что работали. Лайма, видимо, хотела побыть на природе, в тишине и покое, восстановить душевное равновесие после развода.

Наш коттеджный посёлок как раз для этого подходил. Хоть и пригород, но ощущение, что находишься далеко-далеко от мегаполиса. Уютный лесок, небольшое озеро. Её отец к тому времени умер – рак, а мать улетела на историческую родину – в Ригу, навестить родственников. Так что никто не мешал.

Первое время Лайма держалась отстранённо, явно не желая, чтобы посторонние лезли в её личную жизнь. Ходила напряжённая, подняв плечи. Но постепенно освоилась и расслабилась, немного повеселела. Она была легка на подъём, любила кататься на велосипеде и подолгу гулять.

Но всё-таки бросалось в глаза, что она старается соблюдать дистанцию. Возможно, чувствовала себя неловко из-за появившегося акцента, возможно, отвыкла от такого количества людей, говорящих по-русски, да и позабыла какие-то слова. Детей у неё не было и, кажется, она по этому поводу не переживала. Одиночество её полностью устраивало.

Дом Лакисов стоял справа от нашего. Обычный деревянный коттедж, старый, но благоустроенный, с хорошим ремонтом и ухоженным участком. Только, на мой вкус, откровенно страшный, выкрашенный в отвратительный серый цвет.

Личных вещей у Лаймы было немного. Мы по-соседски помогали переносить коробки. Однако, и этого оказалось достаточно, чтобы превратить дом в филиал индийского музея. Оставалось лишь удивляться диковинным фигуркам и предметам интерьера, специфическим пряным благовониям, непривычный аромат которых быстро пропитал всё вокруг.

Особенно поразила кухонная посуда из нержавеющей стали, которая, оказывается, пользовалась в Индии большой популярностью. Нет, не кастрюли с кувшинами – чашки и тарелки, для меня это стало настоящим откровением. Лайма же в свою очередь призналась, что совершенно отвыкла от керамики, она ей теперь казалась непрактичной. А над входной дверью Лайма повесила оберег, сделанный из лайма и зелёных перцев чили, нанизанных на нитку. Причём, была соблюдена строгая пропорция, один лайм, семь перцев, а нитка – чёрная.

Сейчас мне это кажется очень забавным – Лайма и лаймы. Возможно, это что-то значит. Я и тогда не понимала, о чём она думала, и сейчас не понимаю. Впрочем, простите… Не будем забегать вперёд.

Мы поддерживали приятельские отношения, но, несмотря на вежливость и гостеприимство, Лайма оставалась сдержанной. Не приглашала дальше гостиной и не спешила делиться подробностями личной жизни. Она с удовольствием рассказывала только об индийской кухне и эфирных маслах, с помощью которых ухаживала за волосами.

О, волосы у неё и правда были роскошные – ниже пояса, цвета тёмного шоколада, густые и блестящие. Не у каждой актрисы или модели такие увидишь, тем более, после тридцати лет. Надо заметить, Лайма следила за собой: модная одежда, хорошая косметика, дорогие продукты питания. Поэтому меня удивляло её нежелание сделать модную стрижку. На улице она ходила с пучком, а дома, обычно, заплетала косу.

А ещё у неё была привычка петь мантры на закате. Как только солнце касалось горизонта, Лайма затягивала песнопения, и заканчивала лишь с наступлением сумерек. Об этом стало известно случайно.

Как-то раз местные подростки упустили воздушного змея. Он запутался в ветвях нашей яблони, которая стояла у самого забора между участками. Мы отправились вызволять змея, муж принёс лестницу, чтобы залезть наверх. Тут-то мы и услышали это…

Звук шёл из небольшой комнаты под крышей, которая, по моим воспоминаниям, была чем-то средним между чердаком и кладовкой – если, конечно, родители Лаймы ничего не перестраивали. Удивительное ощущение, знаете ли. Вот здесь, где ты сейчас стоишь – обычная жизнь, а там, буквально, в двадцати метрах, происходит что-то необыкновенное.

Пение было очень странным. Я бы даже сказала, ненормальным. Голос Лаймы звучал уныло и монотонно, но после каждого куплета срывался, и она начинала не то кашлять, не то каркать… Звук был громким и неприятным, утробным, раскатистым, как будто её тошнило. Иногда казалось, что это кваканье, если бы лягушка была размером с дом. Сначала такое «пение» вызвало у всех присутствующих смех, но чем дольше мы слушали – тем больше становилось не по себе. Нарастало необъяснимое беспокойство. Даже заподозрили, что Лайма нездорова, может быть, у неё какой-то приступ, припадок…

Но всё закончилось так же неожиданно, как началось, и Лайма спокойно вышла поливать цветочные клумбы.

Кстати, что это был за язык, мы так и не узнали. Сначала мы с мужем подумали, что индийский, но потом поискали индийские песни в Интернете, сравнили… Нет. Совсем не то. Возможно, это какой-то малоизвестный диалект или специальный ритуальный язык, который в повседневной жизни не используется. В истории я не сильна, чего уж скрывать, а муж тем более – он физик.

Как вы понимаете, подростки не стали молчать о том, что услышали. Слухи о странностях Лаймы поползли с новой силой.

А примерно через неделю случилось вот что.

Я случайно разбила сахарницу, и чтобы не бежать в магазин на ночь глядя, и не оставлять детей без какао, решила взять немного у Лаймы. О, у неё был хороший запас для кофе! И кофе она готовила восхитительный: перемалывала необходимое количество зёрен, смешивала с пальмовым сахаром, затем варила и добавляла сливки. Но заявилась я, видимо, не вовремя. Застала Лайму растрёпанную, с полотенцем на плече. Неприятно пахло чем-то горелым. А возле раковины стояла большая статуэтка многорукого бога, сделанная из какого-то красивого тёмно-зелёного материала. Мне показалось, что из камня.

Лайма объяснила тогда, что чистила подсвечник, но на её лице читалась какая-то досада. Я подумала, что помешала закончить уборку, но Лайма больше ничего не сказала. Любезно поделилась сахаром, предложила кофе. От кофе, правда, пришлось отказаться, потому что вонь стояла невыносимая. А вот статуэтку бога Лайма быстро куда-то унесла. Словно не хотела, чтобы на него смотрели посторонние

Что это был за бог?

Хороший вопрос. Сначала я приняла его за Танцующего Шиву. Он стоял на одной ноге, словно застыв в пляске. У него было шесть рук. Верхними он как-то нелепо и удивлённо обхватывал лицо, средние развёл в стороны, сжав кулаки и выставив вверх указательные пальцы, а нижние протягивал вперёд, словно просил чего-то. И такие странные у него были кисти рук – как птичьи лапы, с длинными и острыми когтями.

Пустые глаза без зрачков, тонкие губы, растянутые в неестественной, словно приклеенной к лицу, улыбке. Но больше всего меня поразили волосы божества. Очень длинные, закрученные вверх какой-то безумной загогулиной, как будто он парил в невесомости или плыл под водой.

Я не поленилась, и в тот же вечер, уложив детей спать, открыла наугад несколько сайтов, чтобы почитать про волосы. Оказалось, согласно индуистским представлениям, волосы бога Шивы состоят из вечной энергии и пронизывают мироздание. Мне встретилось много интересных статей, их суть я вам пересказывать не буду, но вот что особенно интересно. Некоторые авторы умудрились связать волосы Шивы с теорией квантовых струн – то есть, с теорией об энергетических нитях, из которых состоит Вселенная.

Не знаю, есть ли в этом какой-то смысл, но для Лаймы, думаю, он определённо был. Недаром же она так тщательно ухаживала за собственными волосами. Я же сделала вывод, что лучше не забивать себе голову непонятно чем.

Тем временем июль незаметно перешагнул середину. Простившись с близкими, мы с мужем и детьми уехали на море, а затем – домой. На дачу тем летом мы больше не возвращались. Сын готовился к школе, после отпуска нас всецело захватили связанные с этим хлопоты. Снова я увидела Лайму только в сентябрьские выходные. Наша дача не была предназначена для проживания в холодное время года, но бабушка перебиралась в квартиру не раньше октября, а до тех пор мы её навещали и вывозили закрутки, сделанные на зиму. Бабушка это дело очень любила.

Я сразу заметила, что в Лайме произошла перемена. Глаза горели, в голосе слышалась радость – словно хотелось похвастаться чем-то. Но поскольку ночевать мы не планировали, я так и не узнала, что стало причиной веселья. Потом я спрашивала в соцсетях, как дела, как поживает, но она отвечала коротко и однообразно: спасибо, всё хорошо. Мне хотелось верить, что она нашла себе какое-то занятие и компанию по интересам, пусть и виртуальную. От безделья и одиночества в голову всегда лезут дурные мысли.

Так продолжалось до конца осени. А в декабре мне приснился странный сон.

Лайма стояла на пороге дома и звала меня в гости. Радушно встретила и предложила подняться на второй этаж. Но мы пошли не к лестнице. Мы как будто шагнули в угол прихожей между стеной и шкафом – и вышли из угла уже в другой комнате.

Подробностей не помню, всё было как будто окутано плотной зелёной дымкой. В комнате не было окон. Царил полумрак, а в углу, на квадратной тумбе, стояла та самая статуя Шивы – или не Шивы – из тёмно-зелёного камня. Но не такая, какой я её помнила: теперь бог держал в вытянутых руках круглую металлическую чашу.

По бокам от него горели свечи, на полу располагались низкие пузатые вазы, в которых тлело и дымилось что-то очень мерзкое. Можно сказать, данная конструкция напоминала небольшой алтарь. Но с одной существенной оговоркой. Рядом с алтарём, обычно, ощущаешь умиротворение, а здесь царила тревожная, даже гнетущая атмосфера.

Лайма что-то сказала, но звук был шипящий, как будто шли помехи. Потом она улыбнулась и взяла ножницы. Хотя, возможно, они уже были у неё в руке, не могу сказать наверняка. Лайма отрезала прядь волос и кинула в чашу, которую держал Шива. А потом чиркнула спичкой и подожгла.

И вот тогда я поняла, чем так отвратительно пахло в её доме: сгоревшими волосами. О, вы не представляете, что после этого началось! Волосы вспыхнули, и от них повалил столбом густой зелёный дым, и вдруг завертелся, складываясь в подобие лица под потолком, а Лайма сделала ножницами надрез на руке и начала заполнять чашу божества своей кровью.

Вонь стояла невыносимая! Вероятно, именно из-за неё я проснулась. Или от отвращения. Мне до сих пор не верится, что во сне можно почувствовать такой реалистичный ужас.

Конечно, через некоторое время я успокоилась. Встала, занялась делами, сон стёрся из памяти. Но, к сожалению, ненадолго.

Приближались зимние праздники, у дочки в детском саду ставили спектакль, и ей потребовался костюм принцессы. Я смотрела в онлайн-магазинах, что предлагают, увлеклась, стала разглядывать другие товары для праздников. И нашла маски. Обычные маски – персонажи сказок, герои фильмов, мультфильмов… Среди рекламных фотографий я наткнулась на одну, которая меня насторожила: девушка-модель прижимала к лицу маску, держа её обеими руками. Эта поза очень напоминала ту, в которой стоял злополучный Шива из зелёного камня.

Именно тогда меня и осенило. Что, если бог не обхватывает лицо руками? Что, если это вообще не лицо, а маска, за которой он прячется? Поэтому такие пустые глаза и неестественная улыбка. Это всё ненастоящее. Иллюзия. Видимость человека или, что ещё страшнее, видимость божества, к которому можно обратиться за помощью в трудную минуту.

Меня охватило беспокойство. Нет, не паника, скорее, тревога, что Лайма увлекается чем-то совсем небезобидным, и зря я игнорировала ходящие о ней слухи. Я открыла её страницу. Долго сидела, думая, что написать, как сформулировать вопрос. В конце концов, я спросила, как дела, призналась, что она мне снилась, и сон был неприятным, поэтому хочу узнать, всё ли в порядке.

Я не знаю, на какой ответ рассчитывала. Но когда Лайма ответила, мне стало страшно. Она написала, что сделала удивительное открытие, и словами этого не передать – поэтому сегодня она опять придёт ко мне во сне, и надеется, что со звуком всё будет в порядке, потому что ей нужен совет.

Скажу вам честно, спать после этого мне расхотелось совершенно. Ещё и муж подлил масла в огонь. Узнав, в чём суть, он покрутил пальцем у виска и попросил больше не общаться с этой сумасшедшей. А что ещё можно было подумать? Если взрослая женщина уверена, что умеет заходить в чужие сны? Но не будем о её психическом состоянии. Теперь это уже всё равно не важно.

Вам интересно, что было дальше? Видела ли я Лайму во сне той ночью? Нет. Я прекрасно спала и не видела во сне ничего.

Неприятный сюрприз ждал меня позже, когда я включила телевизор. В новостях показали наш коттеджный посёлок. Что, вы думаете, произошло? Ночью он выгорел дотла! Не осталось ничего, ни одного дома, только пепелище. Тогда ещё никто ничего не знал толком, но позже выяснилось, что пожар начался в доме Лакисов. Оттуда быстро перекинулся на соседние дома, гаражи, машины и хозяйственные постройки. Они вспыхнули и прогорели с невероятной скоростью.

Саму Лайму так и не нашли. Не нашли вообще ни одного жителя посёлка, они будто растворились в воздухе.

Остались только следы на снегу. Следы от босых ног с длинными острыми когтями, расположенные самым немыслимым образом: словно кто-то прыгал босиком туда-сюда

А может быть и не прыгал, а… танцевал.

Верю ли я в сверхъестественное?

Отвечу так: я верю в науку. Двести лет назад люди не подозревали о существовании электричества и рентгеновских лучей – а теперь это обыденность. Кто знает, что учёные откроют ещё через двести лет. Может быть, потомки будут смеяться, поражаясь нашему невежеству и неумению видеть очевидное.

Но сейчас, вы правы, ответа нет. Остаётся лишь гадать, что за чудовище Лайма призвала из глубин безвременья, и куда, в какие глубины Космоса – зачем, для чего – этот монстр навсегда забрал её любопытную душу.