Текст книги "Сияние"

Глава 18

Бывают времена, когда кажется, что день тянется неимоверно долго, а ночь никогда не наступит. Для Бришена наступил один из таких моментов. Он не сводил сосредоточенного взгляда с запертой двери, отделявшей его от покоев Ильдико, пока в глазах не защипало. Он заметил мимолетную вспышку боли, морщинки, стянувшие кожу вокруг глаз, прежде чем бледные черты лица омрачило беспокойство.

Бришен воздал благодарственную мольбу тому, что они с Ильдико начали совместную жизнь с безграничной честности. Она вняла его предупреждению и сделала, как велено: сбежала, заперев дверь. Никаких уговоров и долгих объяснений, почему он сейчас разбит или отчего с ним небезопасно. Возможно, она не могла понять эмоций по его глазам, но хорошо его знала, чтобы оценить всю серьезность слов.

Даже через разделявшую их толстую стену и дверь Бришен слышал нежный голос Ильдико и Синуэ. Слова неразборчивы, но интонация действовала на него успокаивающе. Вскоре они затихли, оставив за собой тяжелую, сочившуюся из стен тишину, сплетающуюся с тенями от подступающих к его ногам солнечных лучей.

Прошло двадцать два года после той роковой ночи, как мать убила его сестру, но воспоминания оставались такими ясными, будто это случилось вчера. Руки Секмис обхватили головку Анакнет, пальцы, точно паучьи лапки, обвились вокруг крошечного черепа, а когти слегка сомкнулись. Детские кулачки невинно сжались во сне. Частично скрытый дверью в детскую Бришен немел от ужаса, когда королева несколько мгновений ласково держала головку Анакнет, а потом молниеносно свернула дочери шею.

Он потряс головой, чтобы избавиться от мучительных воспоминаний. Хотя ему удалось отогнать кошмарные образы, но не чудовищный звук: хруст, который со временем стал сродни раскату грома в его кошмарах и отголосках памяти.

Бришен и представить себе не мог, что поведает кому-то об Анакнет. Только две каи знали о том, что он видел и сделал много лет назад. Одна покинула этот бренный мир десятилетие назад, дожив до старости, а вторая скорее отрежет себе язык, чем раскроет тайну. Они обе сыграли ключевую роль в его плане и помогли скрыться вместе с огнем жизни Анакнет и освободить хрупкую душу его сестры до того, как ею завладела бы Секмис. Он навеки перед ними в неоплатном долгу. Его престарелая няня и двоюродная сестра оказались храбрее десятерых воинов каи, вместе взятых.

Неужели Секмис дозналась, кто спутал ей карты… от одной только мысли Бришен содрогнулся.

Теперь и Ильдико знала обо всем. Бришен отвернулся от двери, отделявшей его от жены. Супруга походила на моток шелковой нити, крепкой точно сталь, с величавым переливом, вплетенным в кровь и плоть. Ильдико не выпускала его из объятий, пока он предавался старому горю. Как все каи, не проливая слез. Однако жена излила скорбь вместо него, и он ощутил вкус соли и печали, когда Ильдико, даря утешение, прильнула своими губами к его устам.

В ту секунду его захлестнуло желание обнять ее и прижаться крепко к каждой частичке тела. Ильдико с гладкой кожей и душистыми волосами стала для него отрадой. Он нежно обхватил ее спину, зная, что если обнимет, как того жаждет, то своим энтузиазмом может ранить супругу.

Это понимание не погасило бушевавший в нем вихрь страсти. Искаженное гневом и бурлящей ненавистью к королеве, это наваждение отравляло растущее желание к жене, превращая горючую смесь в нечто отвратительное.

Когда Ильдико переступила порог его опочивальни в ночной рубашке, намереваясь, как обычно, возлечь с ним, он едва не набросился на нее, ослепленный отчаянным желанием овладеть ее душой и телом. Каждая частичка его существа изнывала от страсти. Бришен поборол искушение и покорился судьбе. От одной только мысли о том, что эта женщина окровавлена и истерзана одержимым мужчиной, душа уходила в пятки.

Он искренне поблагодарил, когда Ильдико выбежала из опочивальни и заперла дверь на засов. Одиночество никак не могло остудить его гнев или желание. Он метался по комнате, точно дикий зверь. Пил вино. Обрушил на голову королевы все известные ему проклятия и, наконец, схватив плащ, вылетел из комнаты, где на простынях его терзал бы цветочный аромат Ильдико.

Тишина царила в Саггаре. Большинство обитателей спали, за исключением нескольких охранников. Они поприветствовали Бришена, когда тот прошел по залитым ярким утренним солнцем коридорам. Короткая прогулка до редута и опустевшей арены едва ли остудила его пыл. Раздевшись по пояс, он нетерпеливо схватил один из тренировочных мечей из оружейной стойки, установленной вдоль стены арены.

Мечи не его любимый вид оружия, да и из соломенных чучел смехотворные противники, но ослепленный солнцем он с безумием рубил их, пока соломинки густым облаком не поднялись в воздух, а каркасы тел не рассыпались по грязной земле. Дрожа от усталости, Бришен украдкой посмотрел на небо и с удивлением понял, что солнце высоко над головой. Он уже два часа тренировался, словно одержимый. Пот ручьями стекал по его рукам и ногам. Легкие горели, тело ныло, но в голове прояснилось. Имитация боя сделала свое дело. Ярость улеглась. Вожделение продолжало будоражить кровь, однако сменилось полыхающим в груди желанием. Он по-прежнему неистово жаждал Ильдико, но не завоевать, а насладиться.

– Кузен, если не прикроешься – ослепнешь.

Бришен повернулся и, прищурившись, посмотрел на Анхусет, которая стояла поодаль, держа в руках его сброшенный плащ. Отстегнув капюшон, она кинула ему накидку.

– Удивительно, как ты еще в силах видеть.

Поймав кусок ткани, он не стал накидывать капюшон на голову, пока не смыл с себя грязь и солому. Поток холодной воды из бочонка прогнал всякую усталость. Вода с мокрых волос и бриджей растеклась лужицей под ногами. Капюшон лег на голову и плечи, одновременно спасая от лучей палящего солнца и заставляя изнывать от дурманящей жары и духоты.

– Ты выглядишь, как изрядно промокшая ищейка магов.

Он сердито посмотрел на нее.

– Радуйся, что я не отряхнулся как пес, а то бы ты тоже промокла до нитки. – Он вытер руки о плащ. – Что ты тут делаешь?

Анхусет пожала плечами.

– Ты же знаешь, я страдаю бессонницей. Вот решила прийти на арену немного потренироваться. Представь, как я удивилась, обнаружив тебя здесь. – Ее глаза в тени капюшона сузились до светящихся щелочек. – Где херцегеши?

Бришен пристально посмотрел на кузину. Анхусет обладала острой интуицией. Она знала его лучше и дольше, чем кто-либо. Что-то в его поведении встревожило ее.

– Наслаждается сном в своей постели, в отличие от нас с тобой. – Бришен выдержал молчаливый взгляд сестры. Она выскажется, когда пожелает, и лучше ее не торопить.

– Если ты не хочешь отточить навыки владения мечом, то есть более приятные способы скоротать бессонный день. Я знаю дюжину женщин каи, готовых с радостью охладить твой пыл.

Такая мысль приходила ему в голову. Ильдико как-то намекнула, что не против, если он заведет себе любовницу, однако Бришен сомневался в искренности ее уверений. Три дня назад они вместе лежали в его постели. Ему не пригрезилась легкая дрожь, пробежавшая по телу Ильдико, когда он провел носом по ее виску. Дрожь, вызванная отнюдь не страхом.

– Я не переживу страсти дюжины женщин каи, кузина. Кроме того, лишь одна в силах охладить мой пыл.

Губы Анхусет усмешливо дрогнули.

– И она не каи. Кем стала для тебя Ильдико?

– Всепоглощающим пламенем.

Коротко кивнув кузине, он направился к выходу с арены.

– Хочешь, устроим состязание? – окликнула его Анхусет.

Бришен покачал головой и пошел дальше.

– Нет. Я соскучился по жене.

– А ты случайно не боишься, что я изобью тебя, словно мальчонку?

Он отмахнулся от ее насмешки.

– Не без этого.

Если он не станет мешкать, то сможет вернуть Ильдико в свою постель, где ей самое место, и подремать последние дневные часы рядом с ней.

Однако Анхусет явно еще не закончила.

– Ваше Высочество, лорд Пангион прибудет сегодня вечером в Саггару. Желаете, чтобы мы сопровождали его от главной дороги или от ворот редута?

Бришен остановился и тихо выругался. Серовек. Званый ужин. Он совсем забыл об этом.

Бришен зажал переносицу большим и указательным пальцами. Головная боль, вызванная палящим солнцем, лишь усилилась. Он испытывал искушение сказать Анхусет, чтобы она любезно проводила их гостя домой, когда тот прибудет. Однако это повлечет нежелательные последствия: сосед перестанет проявлять дружелюбие или делиться с ним важными сведениями.

– Встретишь Серовека с его отрядом на главной дороге. – Он порадовался, что капюшон скрывает ухмылку. – И еще, Анхусет, ты будешь присутствовать на ужине, а после – на танцах.

В ответ на приказ раздался низкий рык, и его ухмылка переросла в усмешку.

Бришен отошел, внимательно прислушиваясь, не раздастся ли за спиной предательский лязг обнаженного меча или дуновение воздуха, рассеченного летящим кинжалом.

Он вернулся в поместье невредимым и обнаружил, что все обитатели по-прежнему крепко спят. Его личный слуга дремал в скромной комнате рядом с покоями господ. Бришен решил не тревожить каи в середине дня только для того, чтобы тот принес воды для ванной. Стряхнув грязь, не смытую колодезной водой, он натянул столь ненавистные льняные бриджи и направился к двери, соединявшей его покои с опочивальней Ильдико.

Спать рядом с ней нагим в тот единственный раз было ошибкой. Ильдико застала его врасплох, проснувшись раньше него. К счастью, никто из них не склонен обниматься во сне, иначе она бы весьма быстро обнаружила, что его глубокая привязанность к ней превратилась в нечто гораздо менее платоническое. Оказавшись в ловушке под одеялом, пока Ильдико не ушла переодеться в свои покои, Бришен рухнул на кровать с разочарованным стоном и поклялся, что теперь они будут спать порознь. Но менее чем через сутки он нарушил обещание. Ему хотелось, чтобы Ильдико была рядом.

Походи он хоть капельку на отца, то мог бы превратить дверь в тонкий пергамент, переступить порог и забрать жену. Походи он на деда, то смог бы пройти сквозь толстую древесину, будто бестелесный призрак. Но с каждым новым поколением магия каи иссякала. Бришен оберегал магию, которой владел, поэтому ограничился несколькими произнесенными нараспев словами, которые отодвинули засов с другой стороны.

Осторожно открыв дверь, он застал заспанную Синуэ, которая поднималась с кровати, расположенной в небольшом алькове в углу спальни. Бришен прижал палец к губам. Синуэ кивнула и повернулась на другой бок.

Ильдико спала на животе по центру кровати, наполовину уткнувшись лицом в подушку, явив его взору профиль, бледный, подобно простыне во мраке. Когда-то он назвал ее безобразной, сущей ведьмой. За исключением легкого румянца, так напоминавшего ему горьких моллюсков, Бришен находил ее одновременно неприглядной и чарующей. Неужто всего несколько месяцев назад его обуревали совсем другие мысли?

Глядя на нее сейчас, Бришен диву давался, как он мог считать Ильдико некрасивой. Хотя ее глаза по-прежнему раздражали, особенно, когда она сводила их к переносице, но он перестал сравнивать их с паразитами. В конце концов, это просто глаза, не похожие на глаза каи, но, тем не менее, по-своему завораживающие яркой радужкой и черными зрачками, которые сужались и расширялись в зависимости от освещения или эмоций.

Сейчас бездонные омуты были скрыты от него закрытыми веками, обрамленными бронзовыми ресницами. Серовек назвал ее красавицей, и Бришен не мог не заметить томных взглядов, бросаемых на Ильдико гаурской аристократией, приглашенной на их свадьбу. Он попытался посмотреть на нее глазами человека и потерпел неудачу. От пронзившей вспышки озарения Бришен не смог сдержать легкую улыбку.

Одной из самых сильных сторон его жены, которой он восхищался больше всего, была способность приспособиться к ситуации, при этом не утратив чувства собственного достоинства, значимости и принадлежности. Бришен больше не смотрел на нее глазами каи, но и не мог оценить ее как гаури, хотя сейчас это не имело никакого значения. Он воспринимал ее такой, какой она видела себя… просто Ильдико. Она не стремилась к большему, но для него супруга стала бесценным даром.

Бришен склонился, пропуская ее распущенные волосы сквозь пальцы. Ильдико что-то пробормотала во сне и перевернулась на спину, обнажив тонкие ключицы и очертания грудей под ночной сорочкой. Она лежала перед ним, озаренная игрой тени и света.

Ильдико не испугалась, когда он подхватил и поднял ее с кровати. Медленно приоткрыв глаза, она прижалась к его груди.

– Неужто уже настал вечер, Бришен?

Он поцеловал ее в макушку и, пройдя через покои, зашел в свою комнату, пинком закрывая дверь.

– Нет. Еще полдень. И в отличие от тебя я больше не в силах уснуть без тебя в моих объятиях.

Ильдико шлепнула его по груди ладошкой.

– Ты сам велел мне уйти.

Бришен крепче прижал ее к себе.

– Верно, и оказался прав.

Он забрался на постель, не выпуская ее из рук. Холодные простыни прижимались к ногам, а горячая Ильдико – к торсу.

Ее ладошка скользила по его плечу, шее, пока не обхватила подбородок. Темные зрачки поглотили синеву ее глаз.

– Секмис – мерзкая и злая женщина, Бришен.

Он запечатлел поцелуй на ее запястье.

– Не утруждай себя щедрыми комплиментами, жена. Ты никогда не сможешь заставить меня полюбить мою отвратительную мамашу.

Ильдико сонно рассмеялась. Ее веселье угасло в мрачном полумраке комнаты, в глазах промелькнуло сочувствие. Искра вмиг воспламенила желание, беспокойно бурлящее в жилах Бришена.

– Мой благородный принц. Ты… – Она нахмурилась, подыскивая правильное слово.

– Мертвый угорь? – Его руки сами пробежались по ее телу, изучая каждый изгиб под тонкой ночной сорочкой.

– Нет. Больше похож на ворона. Темный и элегантный.

– Ловкий мусорщик.

Ильдико забавно скривилась.

– Красивая птица. – Она шлепнула его по руке. – Перестань напрашиваться на комплименты, тщеславное создание.

Бришен перекатился, увлекая ее за собой, пока Ильдико полностью не оказалась под ним. Ее бедра раскрылись, и он опустился меж них. Они в унисон ахнули и замерли, от веселья не осталось и следа. Если до этого Ильдико не догадывалась о реакции его тела на нее – а она сама призналась, что не столь невинна и глупа, – то теперь знала наверняка.

Опершись локтями по обе стороны от ее головы, Бришен старался не давить всем телом. Ильдико смотрела на него, широко распахнув глаза и прерывисто дыша, вторя его собственному отрывистому дыханию.

Он поиграл с вьющимися прядками ее волос, цепляющимися за его пальцы точно паутина.

– Я не умею глаголить сладостные речи. Однако с первой нашей встречи был откровенен с тобой. – Боги, его мышцы дрожали, словно от холода, пока он пытался оставаться неподвижным и не прижиматься к ней слишком рьяно. – Я хочу тебя, Ильдико. Мечтаю слиться с тобой воедино. – Лишь тонкое темно-синее кольцо радужки сияло вокруг ее зрачков. Его голос охрип, а в груди зародился гортанный рык, который Бришен попытался сдержать. – Я никогда не принуждал партнершу к близости и никогда не стану этого делать. Если ты мне откажешь, я немедля остановлюсь и между нами не будет обид.

«Умоляю, – безмолвно взмолился он, не уверенный, кому именно молится: богам каи или неподвижной будто статуя, женщине, прижавшейся к нему, – не отказывай мне».

Ильдико пристально вглядывалась в его глаза потемневшим взглядом, будто что-то искала. Что бы она там ни нашла, выражение ее лица изменилось. Веки отяжелели, и она полуприкрыла их. Дыхание участилось, а губы приоткрылись, обнажив края верхних передних зубов. Едва осмелившись надеяться и испытывая головокружительную страсть, Бришен зачарованно наблюдал, как кончик розового языка скользнул по нижней губе.

Меж ними повисла тишина. Ильдико не сводила с него глаз.

– Что происходит? Что ты видишь?

Вопрос подействовал точно катализатор, разрушая чары, которые удерживали его завороженным, а ее в плену. Она раскрылась пред ним. Не только телом. Всей сущностью. Он чувствовал ее каждой клеточкой своего тела.

Обвив руками его шею, Ильдико наклонила голову, пока не прижалась губами к уголку его рта.

– Мой прекрасный муж. Я вижу сияние.

Бришен тихо застонал, когда ее губы завладели его ртом. Ильдико зарылась руками в его волосы, прижимаясь все ближе, скользя языком по чувствительной коже верхней губы, а потом по нижней. Бришен вернул ласку, игриво скользя по уголкам и краям ее губ, пока она не качнулась в его руках и стала неуклюже тереться бедрами о его бедра, когда они упивались вкусом друг друга.

Ильдико не целовалась как женщины каи. Ее требовательный поцелуй – изысканный танец покусываний и посасываний. Язык искал вход через барьер зубов, которые он крепко стиснул, сопротивляясь вторжению. Казалось, Ильдико забыла об остроте его клыков или просто перестала обращать на это внимание.

Бришен отстранился, несмотря на протестующие возгласы Ильдико. Он прижал палец к ее губам, кончик черного когтя едва касался вздернутого носика. В его легких будто не хватало воздуха.

– Я видел, как целуются люди. Вы занимаетесь любовью своими ртами. – От одного упоминания об этом кровь горячей лавой устремилась к чреслам. Плоть отвердела на грани боли. – Мне это не подвластно, дорогая жена. Я до крови тебя изрежу.

О, как же он жалел об этом препятствии! В кои-то веки и, вероятно, единственный раз в жизни, Бришен возжелал иметь больше человеческих черт. В данную секунду лошадиные зубы не казались плохими или нелепыми. Он мог бы овладеть ртом Ильдико так же, как и телом, – глубоко и неторопливо, часами упиваясь и наслаждаясь ее вкусом и ощущениями.

Не внемля предупреждениям, она без страха притянула его обратно к себе.

– Возможно, это тебе неподвластно. Однако я не ограничена в действиях из-за полного рта клинков. – Зрачки Ильдико блестели в тени, которую Бришен отбрасывал на ее лицо и тело. – Приоткрой губы. – Зачарованный, он подчинился приказу. Ильдико легонько прикоснулась губами к его губам. Они защекотали его, когда она попросила: – Высунь язык, хоть немного.

Она убьет его, прежде чем они консуммируют брак. Тело Бришена требовало покончить с играми и овладеть ею. Однако разум умолял о терпении, заинтригованный путешествием, в которое она увлекла его, когда за закрытыми ставнями во всей красе полыхал солнечный день.

Губы Ильдико сомкнулись вокруг кончика языка Бришена и принялись сосать его. Он не выпускал ее из рук, дрожа от ранее неизведанного и приятного прикосновения. Ее язычок скользнул по губе – соблазнительная ласка, побуждающая дать ей больше. Он поддался искушению и был вознагражден более долгим посасыванием. Бришен застонал, отдавая ей всего себя, пока их языки не переплелись в первобытном танце, которому он завидовал и желал изведать.

Она вторила его стону. Руки, обвившие его шею, заскользили вниз, поглаживая от плеч до талии, умоляя приподняться, чтобы они продолжили свое путешествие по каменным, подтянутым мышцам живота.

Пробежались пальцами по четко очерченным ребрам, поднимаясь все выше и ближе, пока большие пальцы не скользнули по соскам. Бришен прервал их поцелуй короткой молитвой. Спина выгнулась дугой, как натянутый тетивой лук, когда ощущения молнией поразили грудь, обвились вокруг спины и пронзили позвоночник.

Икры Ильдико скрестились на задней стороне его бедер, удерживая на месте. Одна ладонь прижалась к спине, притягивая ближе, чтобы он перенес большую часть веса на нее. Губы Ильдико последовали за руками дразнящей дорожкой от впадины шеи до линии ключицы и вниз по мускулам груди.

Когти Бришена оставили глубокие борозды на подушках по обе стороны от ее головы, пока Ильдико попеременно то ласкала языком его соски, то нежно дула на чувствительные пики. Его бедра зажили своей жизнью, полностью игнорируя приказы разума оставаться неподвижным. Бришен прижался к ней, очарованный гладким ощущением покачивающихся бедер и горячей влажностью, пропитавшей ее сорочку и его льняные бриджи. В этом отношении человеческие женщины сильно похожи на каи. Ильдико хотела его столь же сильно, как он ее, и где-то в затуманенном разуме Бришен осознал, что в данную минуту именно она наслаждается им, а не наоборот, как он первоначально планировал.

Не обращая внимания на протестующий возглас, он отодвинулся от Ильдико и обхватил ладонью ее запястья. Странные глаза его жены остекленели, зрачок полностью скрыл синеву радужки. Более темный румянец окрасил бледную кожу. Бришен заметил неровную амарантиновую полоску на нижней стороне подбородка, оставшуюся после недавнего посещения красильни. Он наклонился и обвел контур краски сначала кончиком носа, а потом губами. Ильдико тихо застонала ему на ухо.

Ее брови поползли вверх, когда он увлек их обоих вниз к изножью кровати и вытянул сжатые в некрепкой хватке руки супруги над головой.

– Ты погубишь меня прежде, чем я сделаю еще хоть вздох, а мне хочется, чтобы этот день длился дольше одного мига, – признался он.

Ильдико нахмурилась и зазывно пошевелилась под ним.

– Но ведь я только вошла во вкус.

– А мне не позволила и попробовать, – возразил он. – Я ведь до этой минуты позволял тебе делать со мной что душе вздумается?

Бришен ощутил волну гордости при виде ее восторженного кивка.

– Тогда давай по совести, жена, позволь и мне испробовать тебя.

Ильдико растянулась под ним. Развязанная шелковая лента колыхалась и гладила его от груди до колен.

– Что ж, хорошо, – выдохнула она. – Пусть все будет по-честному.

Ильдико остановила его прежде, чем Бришен успел ответить на ласку столь его распалившую. Она скользнула рукой по его волосам.

– Закрой глаза, – попросила она.

Бришен нахмурился. Если Ильдико боится, что покажется ему безобразной ведьмой, которую он встретил в садах Присида, то ей не стоит волноваться. Его представление о ней безвозвратно изменилось.

– Зачем? – спросил он, опасаясь причин, побудивших ее к данной просьбе.

– Потому что мне хочется, чтобы ты увидел меня не глазами, а прикосновениями. – Ее губы изогнулись в улыбке. – Именно так я вижу тебя в затемненной комнате. Не передать словами, насколько это удивительно, Бришен.

Ему не раз доводилось слышать бурные похвалы от любовниц, страстно жаждущих заполучить как его титул, так и тело. Но ни одна сладкая речь никогда не затрагивала его и не имела над ним такой власти.

Ильдико продолжала держать руки над головой, даже когда он отпустил ее запястья. Закрыв глаза, Бришен в добровольной слепоте доверился ощущениям. Не торопясь, он исследовал каждую впадинку, изгиб и укромный уголок шеи и плеч Ильдико. Она благоухала цветами и ароматическими маслами, привезенными караванщиками, которые обменивали свой товар на шаманские амулеты каи. На вкус она была… человеком.

Бришен не мог придумать никакого сравнения. Нежная кожа с привкусом специй и сладостей. Ему не доводилось вкушать ничего подобного ни в еде, ни на гибких мускулистых телах женщин каи, с которыми он делил постель до женитьбы. Эти отличия интриговали, соблазняли и очаровывали.

Бришен не понимал, как снял с нее сорочку и с себя бриджи, но каким-то образом те оказались брошены кучей на полу рядом с кроватью. Избавившись от последних барьеров меж ними, он чуть сильней опустился на нее.

– Ох! – выдохнула Ильдико, прикрыв глаза тяжелыми веками. – Как же прекрасно чувствовать тебя. – Она стала пальчиком выводить узоры у него на спине. – Нам стоило заняться этим раньше.

Смешок Бришена повис меж ними. Его прямолинейная жена.

– Не могу не согласиться, – прошептал он ей на ухо.

Он заставил ее извиваться в своих объятиях. Тихие стоны Ильдико чувствительной мелодией звучали для ушей, пока Бришен выцеловывал дорожку от плеч к животу, подольше задержавшись на грудях и теребя языком затвердевшие пики, сполна расплачиваясь за сладостные пытки. То, что она не отстранилась в страхе пред его зубами, говорило о ее вере в него и уверенности, что он никогда не навредит ей.

Едва заметная дрожь напряжения прошла по ее телу под его руками, когда он стал усыпать дорожку из поцелуев вниз, к стыку бедер. Бришен открыл глаза. Обостренные чувства подсказали, что легкая дрожь вызвана скорее беспокойством, нежели нетерпением.

Ильдико с угрюмым выражением лица смотрела на него. Опустив руку, она провела пальцами по его волосам, но даже не попыталась вывернуться из его объятий. И дело тут не в доверии, а скорее в опыте или недостатке оного. Бришен знал, что хотя его жена не была полностью несведуща в интимных играх, ее знакомство с многообразием плотских утех с предыдущим любовником осталось весьма ограниченным. Ее заявление, что три неуклюжих возни под одеялом или на сеновале не стоили затраченных хлопот на четвертую встречу, говорило о многом.

Ему придется подавить свое рвение исследовать каждый миллиметр восхитительного тела за этот день. Осознание, что впереди у него целая жизнь, дабы растянуть предвкушение знакомства с прекрасным телом жены, развеяло его первоначальное разочарование.

Бришен наклонился и провел кончиком пальца по округлости ее пупка, прежде чем проложил путь поцелуями вверх по животу, к ложбинке между грудями и, наконец, подобрался к подбородку.

Ильдико смущенно смотрела на него.

– Мне еще не доводилось это пробовать, – призналась она.

Бришен обхватил ладонями ее лицо.

– Я так и понял, – он губами разгладил морщинку между тонких бровей. – Это не недостаток, Ильдико.

– Знаю, но… – она замолчала, отвечая на его пылкий поцелуй.

– Считай это твоим подарком мне, – заявил он при виде ее замешательства. – У меня будет возможность стать твоим учителем и показать вершины удовольствия этого особенного акта, одного из лучших между мужчиной и женщиной.

Ильдико снова расслабилась под ним и обхватила коленями его бока. Бришен выдавил удивленное ворчание, сменившееся стоном, когда ее бедра приподнялись и потерлись об член, куда, казалось, устремилась вся кровь в его теле. Изящные ладошки скользнули вниз по его спине и обхватили ягодицы, удерживая его на месте.

Лицо Ильдико снова стало томным, а веки отяжелели. Бришен научился быстро распознавать признаки ее страсти, которые с каждым мгновением становились для него более соблазнительными.

– А чему же я тебя научу? – спросила она, приподнимая бедра, прижимаясь и искушая его до безумия.

– Терпению, – произнес он гортанно, в голосе сквозила насмешка этому заявлению.

Его рука скользнула под ее ягодицы и приподняла, пока шелковистые бедра не прижались к нему.

– Выносливости.

У него дрожали руки и ноги от напряжения, пока он пытался взять волю в кулак. Ладони Ильдико скользнули по его предплечьям и сжали бицепсы. Моллюсково-розовый цвет ее кожи стал глубже сливаться с пятном амарантина. Толчок, и головка члена погрузилась в ее горячие и жаждущие недра.

– Экстазу, – прошептал он, скользя все глубже.

Они ахнули в унисон, и Ильдико выгнулась в его объятиях, впиваясь короткими ногтями в кожу. Утопая от удовольствия обладания женой, чувствуя, как скользкие мышцы сжимают его плоть, затягивая в столь желанные глубины, Бришен боролся за каждый вздох, пытаясь сдержаться.

Терпение. Выносливость. И – о боги! – экстаз.

Он навис над ней в ожидании, которое его убивало.

– Ильдико?

Быстро улыбнувшись ему, Ильдико отпустила его бицепсы и положила ладони на поясницу. Она поцеловала его, коснувшись языком нижней губы. Бришен чувствовал, как эрекция пульсирует глубоко внутри нее, и улыбка Ильдико стала шире.

– Все хорошо, мой прекрасный принц. – Она крепче сжала его спину и со стоном произнесла: – Мне слишком хорошо, чтобы ты останавливался.

Испытывая благодарность и облегчение, Бришен больше не нуждался в повторных заверениях. Ильдико, такая сладкая и горячая, была охвачена огнем в его объятиях. Ее стоны и нежные нашептывания, ощущения того, как она окружает его плоть, когда он овладевает ею – медленно и глубоко, неглубоко и быстро, – окончательно разрушили остатки связных мыслей.

При каждом выпаде по комнате усладой для его ушей разносились ее полные наслаждения стоны, а стоило немного выйти из нее, как Ильдико царапала ногтями его спину. Бришен наклонил бедра, на мгновение изменив позу. Глаза Ильдико широко распахнулись, и она сдавленно охнула.

Испугавшись, Бришен замер.

Неужто он причинил ей боль?

Бришен смотрел на нее сверху вниз округлившимися от ужаса глазами.

– Что-то не так?

Она обхватила его бедра, не позволяя отстраниться.

– Нет! – Ее ноги сомкнулись на нем. – Сделай так снова.

– Что именно? – Бришен в недоумении взирал на нее. Ильдико вела себя так, словно он причинил ей боль.

– Тот трюк своими бедрами, – сказала она и выгнулась ему навстречу.

Бришен попытался вспомнить, что именно сделал. Поворот, небольшое смещение тела, от которого его таз прижался к ней, поглаживая в разных местах при каждом толчке. Бришен повторил движение, и Ильдико со всем пылом прильнула к его телу.

У него отвисла челюсть.

– Так?

Она рьяно закивала, ее бедра до боли сжались на его талии.

– Повтори! – скомандовала Ильдико, тяжело дыша. – Сделай так снова.

– Да, Ваше Высочество, – поддразнил ее Бришен, втайне радуясь, что заставил свою жену пылать в огне страсти, бушевавшем в его крови.

Захваченный в ураган исступления, одурманивающих поцелуев и устойчивых ударов бедер, Бришен балансировал на грани экстаза, изо всех сил стараясь прочитать постоянно меняющееся выражение лица Ильдико, когда она встречала на полпути его выпады и стонала от наслаждения.

Она вдруг застыла и крепче обняла его. Ногти впились в кожу, оставляя крошечные отпечатки в виде полумесяцев. Стоны превратились в резкие вздохи, а глаза закрылись.

– Бришен. О, Бришен, – лепетала она его имя, словно отчаянную мольбу или ласковое проклятие. Не столь важно. Ильдико в его объятиях разлетелась на куски, ее тело раскраснелось и разгорячилось. Она выгнулась дугой, пока Бришен не испугался, что услышит хруст позвоночника.

Гладкие мышцы, сжимающие его член, напряглись и запульсировали. Бришен уткнулся лицом в ее шею и перестал сопротивляться. Его стоны смешались с ее судорожными вздохами, когда одним мощным толчком он вошел в нее.

Его накрыло волной экстаза. Он остался одновременно в полном блаженстве и совершенно опустошенным. Сердце бешено колотилось в груди, и Бришен жадно глотал воздух, будто спасенный утопленник. Будь Ильдико каи, он бы рухнул на нее всем весом. Вместо этого Бришен оперся на локти и поднял голову, вглядываясь в лицо своей притихшей жены.

Румянец на коже слегла ослаб, хотя ее грудь вздымалась и опускалась в судорожных вздохах. Ильдико взирала на него с выражением, которое даже он мог легко прочесть: потрясенного изумления. Она открыла рот, закрыла и снова открыла, но не проронила ни слова.