Текст книги "Кот в лабиринте. Рассказы"

Спасатели люди натренированные, прекрасно оснащённые. Пробежав несколько кварталов, слыша за спиной топот его ног, я вдруг почувствовал, как меня подхватили, словно рыбу, в сачок. Вокруг меня мгновенно обмоталась сеть. Я рухнул наземь и понял, что преследователь выстрелил мне вслед своеобразным «гарпуном», компактно упакованной сетью.

Теперь ничего другого не оставалось – только беспомощно лежать в сети, наблюдая, как он приближается ко мне.

– Зря ты так, – сказал он, остановившись передо мной, вытирая пот со лба. – Я же тебе помочь хочу. Эх, друг… Вот уж угораздило тебя! Ты, пожалуйста, не обижайся, сейчас сделаю тебе укол.

– Конечно, ты друг, кто же еще…, – прохрипел я в ответ. – Когда собираются пакостить, то говорят, что исключительно по дружбе. И на пользу.

– Не горячись. Ты мне потом ещё спасибо скажешь! Пойми, тебя обманули, – продолжал он увещевать меня, набирая в шприц раствор. – Сейчас уколю, ты успокоишься, и мы тихо, мирно полетим домой. Вот как раз послезавтра один экипаж возвращается с Компы, она отсюда недалеко, ты ведь её знаешь? и нас с тобой отсюда заберут.

Кто же не знает Компу… Командир одного космического корабля там свой бесценный компьютер забыл и на обратном пути всё причитал: «Мой комп, мой комп!». Вот планету и нарекли…

– Дружище, я тебе сейчас только четверть дозы ввёл, – ласково успокоил меня «друг». – Чтобы у тебя силы были до дома дойти. Показывай, где вы от меня так долго прятались. Ловкие вы, ничего не скажешь. Потом ещё тебе дозу добавлю.

Я знал, что это за вещество. Оно парализует волю. Подчиняет тебя воле другого человека, и ты покорно делаешь всё, что скажут. Я знал это, но химия в крови сильнее. И я покорно повёл его в сторону дома Альвиры. Просить, умолять никакого смысла не было. И я покорно шёл, обдумывая, что же делать. С каждым человеком желательно разговаривать на его языке.

– Друг, помоги мне, – я умоляюще посмотрел на него. – Помоги мне, дружище.

– Вот это уже другой разговор, – весело сказал он, ободряюще похлопав меня по плечу. – Чем смогу, конечно, помогу.

– Возьмём Альвиру с собой. Она тут совсем одна. Она тяжёло больна.

– Надо же… – он усмехнулся. – Альвира. Имечко какое замысловатое. Только она вовсе не больна.

«Надо же. Я – медик, я поставил диагноз. Знаю эту редкую болезнь, – размышлял я. – А этот амбал считает, что знает лучше».

Но спорить с ним у меня сил не было. Укол сделал своё дело. Я чувствовал, как меня охватывает равнодушие. Всеобъемлющее. Вселенское.

Когда мы вошли в комнату, где в постели лежала Альвира, она сначала вздрогнула, а потом спокойно села, натянула на себя одеяло почти до подбородка, взяла с тумбочки блюдце с ломтиками ананаса, поставила его на кровать перед собой и сказала:

– Я знала, что этим кончится, – потом повернулась ко мне: – Спасибо. Ты подарил мне кусочек счастья перед самым уходом.

Она, как ни в чём не бывало, взяла в руки бокал с коктейлем и принялась его потягивать через соломинку, заедая ломтиком ананаса.

– Ну что? – спросил мой, несколько всё же растерянный, конвоир. – Ты сама ему расскажешь?

И тут я потерял сознание.

 
***
 

Очнулся в окружении людей в белых халатах и узнал, что нахожусь в больнице. Уже на Земле.

Целый месяц со мной работал психолог.

– Вся их индустрия была направлена на создание и поддержание женской красоты, – повторял он мне. – В их книгах всё подробно описано. Они достигли фантастических результатов. Пластические хирурги творили чудеса. Но женщины перестали рожать. У них не хватало на это времени. Весь день уходил на поддержание собственной красоты. Надо было шлифовать кожу, менять различные имплантаты, вживлять новые волосы и ногти. Ходить на массаж – болели искусственно удлинённые ноги. В конце концов, отменили даже суррогатное материнство. Женщины, что победнее, работали с утра до ночи косметологами и, глядя на богатых, мечтали лишь о том, как стать такими же красавицами. В итоге население планеты постепенно вымерло. Внешность вашей Альвиры, после смерти специалистов, помогавших поддерживать юный вид, стала катастрофически быстро деградировать. Вы же не догадывались, что ей уже под девяносто?

– Не верю! – воскликнул я. – Зачем её оставили там? Это преступление!

– Старое дерево не пересаживают. Там она, возможно, года два еще протянет.

 
***
 

Я жду, когда меня, наконец, выпустят. Лежу, закрыв глаза, а перед моим мысленным взором стоит Альвира. Она держит в тонкой руке бокал, медленно потягивает через соломинку коктейль, откусывает кусочки ананаса и задумчиво улыбаясь, смотрит на меня.

«Я обещал тебя спасти, – шепчу я, – и я это сделаю, вот увидишь…».

Город-веретено

Каждый раз, когда мне вспоминается мой визит в Город-веретено, в ушах невольно начинает звучать песенка, сопровождавшая меня там на каждом шагу. Она начиналась так: «В бурных волнах Веретена…». Дальше не помню.

Песенка эта звучала и на плоскости учителей и на плоскости врачей, и у официантов и продавцов… Даже в доме мэра.

Да, в бурных волнах Веретена… Но там не было ни одного большого водоема. О каких волнах вообще могла идти речь?

Мой гид перевел тогда мне слова песни, но на мой вопрос ничего вразумительного ответить не смог. Я спросил, не кажется ли ему это странным, он сказал, что теперь – да, но раньше он никогда над этим не задумывался. У них там все было очень странно, все не так…

Наша машина мчалась по широкому прямому шоссе, за рулем сидел мой гид-переводчик. Уже издалека мы увидели гигантский серебристый ступенчатый конус, медленно вращающийся в лучах заходящего солнца. У меня дух захватило, когда я увидел этот чудный экспериментальный город будущего.

– А почему «Веретено» – это же конус? – удивился я.

Гид, который, как мне показалось, очень гордился родным городом, объяснил, что там есть еще симметричная подземная часть, тоже ступенчатая, но она не вращается. Вот вместе и получается – веретено. Город построили, учитывая новейшие принципы градостроительства. А именно – компактность и близость места работы. Люди с одинаковыми интересами, одной профессии, живут на одной плоскости. А главное – там наконец избавились от денег. Всё бесплатно!

Город-Веретено существовал уже пару лет, когда Институт изучения общественного мнения, где я работал сотрудником сектора социологических исследований, направил меня выяснить, как город будущего удовлетворяет его жителей.

По мере приближения к величественному вращающемуся конусу, наземной части веретена, я увидел, что на выступах-ступеньках расположены небольшие двухэтажные домики, все на одинаковом расстоянии друг от друга, крыши у всех – серебристого цвета. Это и создавало потрясающий эффект серебристого свечения, исходящего от города.

На срезанной верхушке конуса виднелся одинокий домик.

– Там живет мэр, – с гордостью произнес мой гид. – Девиз нашего города «Никаких привилегий». Поэтому у него точно такой же дом, как и у всех. А на второй сверху плоскости расположены домики наших министров, членов Городского совета.

В воздухе над городом один – справа, другой – слева парили два гигантских диска. На них тоже виднелись такие же домики.

– А там что? – полюбопытствовал я.

Гид вздохнул. В голосе его прозвучало скрытое осуждение.

– На одном диске живут художники, на другом – писатели. Их так и не удалось уговорить поселиться вместе с нормальными людьми на одной из наземных плоскостей. Пришлось сделать исключение. А так – школы находятся на плоскости учителей, больницы – врачей, театры – на плоскости актеров, суды – юристов. Удобно. Только… – он вдруг запнулся.

– Конус крутится, чтобы солнце освещало всех равномерно, я правильно понимаю? – спросил я.

– Ну да. За день двенадцать раз поворачивается вокруг своей оси. Иначе те, чьи окна на восточную сторону, получали бы только утреннее солнце, а другие только вечернее. Конечно, мэр получал бы и без вращения сначала утреннее, потом вечернее солнце.

Вскоре мы приехали. На самой нижней плоскости веретена, если не считать подземную часть города, располагались магазины и дома работников торговли, а также гостиницы для туристов и прочих гостей города, где меня и поселили.

Хотя у них самих и не было в ходу денег, с туристов взималась плата за услуги в той валюте, которая была в ходу в их стране, а продукты и прочее необходимое они могли покупать в специализированных магазинах только для туристов.

С утра меня, как и было оговорено, принял мэр. В его домик на самой верхушке я поднялся в скоростном лифте, движущемуся в недрах города вдоль его центральной оси.

Мэр встретил меня с распростертыми объятиями, правда, при этом он держал в руках костыли и не вставал с кресла у камина – одна нога у него была в гипсе.

Усадив меня за столик у камина и сделав «Бурные волны Веретена…» в радиоприёмнике потише, он стал рассказывать про то, как самый обычный городок целиком и полностью переселили в это чудо конструкторской мысли.

Всех, без исключения, жителей маленького городка в соответствии с их профессиями распределили по плоскостям. Распределение получилось в соответствии с тем, кого было больше, кого меньше. Чем меньше представителей какой-нибудь профессии, тем меньшая им требовалась плоскость и тем выше они оказывались. Поэтому, чем выше к вершине, тем более редкие профессии.

– А что находится в подземной части веретена? – спросил я.

– Такие же плоскости. Только там искусственное освещение. Красиво! Тоже одинаковое для всех. Да, полной симметрии еще не удалось добиться, подземная и наземная часть отличаются, но в сравнении с тем, что было, – колоссальный прогресс. Возможно, в идеале, город должен бы иметь шарообразную форму и крутиться, тогда все получали бы солнца поровну. Но пока что это очень сложно осуществить технически.

Странно, что нашлись желающие жить в подземелье.

– Желающие? Не то слово, молодой человек. Место под землей можно было приобрести только за большие деньги. Чем глубже – тем дороже. Перед переселением, до ликвидации денег, эти места пошли с аукциона.

– И кто же поселился в самом низу?

– Человек, заплативший миллион. Босс.

– В обыкновенном советском городке нашелся миллионер?

Мэр развел руками:

– Представьте себе… Подпольный, разумеется.

– Но мне непонятно, почему все-таки люди так хотели поселиться в подземной части?

– Понимаете… – мэр наклонился ко мне поближе, – это же прекрасное убежище на случай атомной войны…

– Вот оно что… Но самое интересное, что вам удалось организовать жизнь без денег.

– Да, конечно. – Мэр почему-то вздохнул. – Мы производим продуктов и товаров достаточно, чтобы удовлетворить спрос наших жителей, – продолжил он, но почему-то без особого энтузиазма.

– Что ж, – сказал я, – замечательный город! А ведь были, я слышал, скептики, которые считали, что беспроблемные общества в принципе невозможны.

Мэр тяжело вздохнул:

– Проблем у нас нет… Но… появилась буквально какая-то мания – изготавливать веревочные лестницы. Придется издать указ, запретить…

– Веревочные лестницы? – удивился я. – Зачем? У вас такой ультрасовременный лифт… Человек пятьдесят вмещает, наверное?

– В нем всё дело. В лифте, – вздохнул мэр. – Представьте себе конструкцию нашего города: веретено, внутри по его оси, как челнок, движется лифт, к нему от каждой плоскости ведут туннели – как спицы колеса – к втулке. Магазины находятся у нас на нулевой плоскости, непосредственно вблизи поверхности земли. Там же живут продавцы и прочие торговые работники. Когда есть вызовы, лифт сначала поднимается на самый верхний этаж, потом начинает спускаться, забирая пассажиров поочередно с каждого этажа. Наполнившись, привозит людей на нулевую плоскость. Затем опускается до самого нижнего этажа и, поднимаясь вверх, забирает пассажиров с каждого подземного этажа и доставляет их на поверхность земли к магазинам. Поэтому утром, когда открываются магазины, первыми у дверей оказываются сами торговые работники и те, кто живет либо глубоко под землей, либо высоко в наземной части. Вот некоторые и стали изготавливать веревочные лестницы, чтобы под покровом ночи спуститься раньше других на землю и занять очередь в магазины. – Мэр вздохнул. – Сначала я ввел систему штрафов и контролеров, теперь придется издать строгий указ о запрете веревочных лестниц…

– Позвольте, – товары все получают бесплатно… Их хватает всем?

– В том-то и дело, что нет. То есть товаров местного производства достаточно. Импортных мало. Например, вдруг всем приспичило иметь гудящие шары. Несознательный народ! – мэр с досадой кивнул в сторону серебристо-голубого шара, висящего под потолком комнаты, нажал какую-то кнопку на столе, и шар, засветившись, начал глухо гудеть. – Откровенно говоря, это гудение действует на нервы, – смущенно признался он и выключил шар. – А жители нашего города из-за шаров были готовы подраться.

– А для чего нужны эти шары?

– Просто так, – пожал плечами мэр. – Украшение.

– Значит, некоторых товаров все-таки не хватает для всех?

– Дело в том, что, во-первых, вокруг нашего экспериментального города находятся самые обыкновенные города. Во-вторых, импорт. И им, и нам надо расширять сферу сбыта. Некоторые свои товары мы обмениваем на те, которые производят в соседних городах и других странах. Они поступают к нам небольшими партиями. Вот одна фирма и преподнесла нам вагон этих шаров. Что тут началось! Мне все завидуют – я живу наверху, имею прямое сообщение с магазинами! А ведь совершенно напрасно завидуют. Представляете, стоишь на самом верху, город вертится, ветер дует, тебя так крутит, что голова кругом идет. Вот, пожалуйста – перелом. – мэр показал на свою ногу в гипсе, и продолжал: – Босс устроился гораздо лучше. Но его у нас жалеют: бедный, света белого не видит… А на меня пальцем показывают – себе в первую очередь шар достал. И босс достал. Ну и что? Какой толк от этого шара?

– Зачем же вы его приобрели? – спросил я.

– Жена попросила, – вздохнул мэр. – Видела такой у своей тетки в соседнем городе. Дурной пример заразителен…

Мне невольно представилась картина, как рядовые граждане тихими вечерами из подручных средств (старых простыней?) изготавливают веревочные лестницы, а перед рассветом начинают спускаться со своих плоскостей и подниматься из подземелья, чтобы первыми быть в магазинах, где товары хоть и раздают бесплатно, но их не хватает… Что же мне теперь делать? Ведь мне заказали хвалебную статью…

Мэр еще долго жаловался на свою тяжелую долю. Наверху дует такой сильный ветер, что однажды он не удержался, свалился со своей плоскости вниз, на вторую по счёту – к министрам, сломал ногу… Спасибо, друзья помогли подняться. Он даже предложил мне выйти в сад и самому убедиться, как сильно там дует ветер…

Уже смеркалось, когда я, в сопровождении гида, ехал обратно в аэропорт, чтобы лететь домой.

По дороге мы проезжали лесок, на опушке которого сидел какой-то человек. Увидев нашу машину, он замахал руками. Мы остановились, думая, что его надо куда-то подбросить, но он очень учтиво извинился и представился:

– Я – философ. Нет-нет, мне никуда не надо. Вы тоже когда-нибудь поймете, что все точки планеты равноценны. Ибо от себя все равно не уйдешь.

Он объяснил, что в Веретене для него места не нашлось, так как в переселенном городишке он был единственным философом, а обе плоскости для единственного – одну наверху, другую в самом низу – заняли мэр и босс. С тех пор он живет в лесу. У него отличная лачуга, и жизнью своей он очень доволен. Между прочим, и потому, что ему не нужна веревочная лестница. Но вот очень хочется покурить, все остальное в лесу есть. Пока мы с ним разговаривали, это был, пожалуй, единственный момент, когда не звучала песенка, раздающаяся из радиоприемника в автомобиле, сопровождавшая нас всю дорогу: «В бурных волнах веретена…»

Странная песенка. О том, чего на самом деле и нет…

Мы пожертвовали философу пачку сигарет и поехали дальше.

Прилетев домой, я на следующее утро начал писать отчет о поездке, и статью для газеты. Начиналась моя статья так: «В бурных волнах Веретена, где я провел незабываемый день…».

Стена

Что-то давило, душило меня, я попытался крикнуть, и проснулся.

В комнате царил предрассветный полумрак. Было очень душно.

Моя жена спала на другом краю кровати, повернувшись ко мне спиной. Когда мой взгляд упал на будильник на ее тумбочке, мне почудилось что-то очень странное. Казалось, что циферблат часов не круглый, а изогнутый. Я невольно протянул руку в сторону жены, хотел ее разбудить, но больно ударился о какое-то невидимое препятствие. Я вскочил на ноги и начал ощупывать его. Стена! Разделив комнату вдоль кровати на две части, она поднималась до потолка. Окно и дверь спальни остались на той стороне.

– Ты спишь? – громко спросил я.

Жена не шелохнулась, и я с ужасом понял, что через стену меня не слышно.

Не знаю, сколько прошло времени…

Наконец она проснулась. Приподнялась, протянула руку и нажала на кнопку будильника. За стеной неслышно прозвенел звонок. Встала, подошла к окну. Раздвинула шторы, распахнула окно, потянулась, наслаждаясь свежим воздухом. А я еще острее ощутил, как душно в моей части комнаты.

Наконец она отошла от окна. Я, стоя на кровати, начал размахивать руками и стучать кулаком по стене. Но она вышла из комнаты, даже не взглянув в мою сторону.

Я продолжал стоять, пытаясь представить себе, что она сейчас делает. Сначала выпьет кофе или придет переоденется? Я не знал. Я ухожу на работу позже, и когда я встаю, ее уже нет.

Вскоре она появилась в дверях. Я принялся снова размахивать руками и кричать, хотя понимал, что она не слышит меня. Она подошла к гардеробу и принялась одеваться. Затем села перед трюмо. Она сидела спиной ко мне, и вдруг я увидел в зеркале ее лицо. Я вздрогнул – это было совсем чужое лицо. Казалось, она улыбается, но тут же лицо перекосилось – нижняя часть резко сдвинулась, словно оно отражалось в кривом зеркале… Я понял, что так его искажает стена.

Жена бросила взгляд на часы и, даже не посмотрев в мою сторону, вышла из комнаты.

Хватит ли мне воздуха до ее возвращения? Я огляделся по сторонам. Кроме тумбочки, здесь ничего не было. Я поднял её и с размаху ударил ею об стену. Дверца затрещала и повисла на одной петле, но на стене не осталось даже царапины.

Внезапно я заметил на подушке клочок бумаги, на котором было что-то написано. Откуда он взялся? Я схватил его, прочитал: «Стена исчезнет, если…» и облегченно вздохнул. Теперь я знал, как избавиться от стены. Надо только дождаться возвращения жены.

Я лег на постель, закрыл глаза. Время текло медленно. В моем сознании замелькали бессвязные картинки. Вспомнилось всё, что я когда-либо слышал или читал о смерти от удушья. Подводная лодка с отказавшим двигателем на дне моря, шесть человек на борту – они лежали недвижимо, чтобы уменьшить расход кислорода… Удалось ли их спасти? Я начал себя успокаивать – в моей камере воздуха должно хватить по меньшей мере на сутки. Вечером придет жена и освободит меня. И вновь жуткое видение – ее лицо, чужое, меняющее выражение.

 
***
 

Вернувшись с работы, я, как обычно, пошла в спальню, чтобы переодеться. Включила свет и застыла на месте. Мой муж стоял посередине кровати, высоко подняв руки, и беззвучно шевелил губами. Увидев его странно перекошенное лицо, я кинулась к нему:

– Что с тобой?

Хотела схватить его за руку, но наткнулась на невидимое препятствие. Он стоял за прозрачной стеной, неизвестно каким образом появившейся в нашей комнате.

– Боже мой! Что это?! – закричала я.

Он беззвучно шевелил губами, прижимая к стене какую-то бумажку, на которой было что-то нацарапано. Я попыталась разобрать что именно, но буквы перекосились и расплылись. Да и что толку, если бы мне и удалось прочитать? Надо было срочно действовать, чтобы вызволить его оттуда.

Мы стояли друг против друга у стены, как стоят на вокзале: тот, кто уезжает, уже в купе у окна, провожающий – на перроне. Через стекло ничего не слышно. Смотрят друг на друга, пока не становится неловко, и оба испытывают облегчение, когда поезд наконец тронется…

Я сбегала за молотком и ударила по стене. Молоток отскочил упруго, как резиновый мячик. Муж напряженно наблюдал за мной. Мне стало жутко – выражения на его лице менялись, словно узоры в калейдоскопе. На мгновение мне даже почудилась злобная усмешка. Потом он начал водить пальцем по стене, рисовать какие-то знаки. «Он сошел с ума» – в ужасе подумала я.

Я просто не могла больше видеть его жуткое лицо и ушла в кухню, чтобы успокоиться и решить, что делать.

Наконец я догадалась пойти в домоуправление. Сначала мне не поверили. Пришлось привести в нашу спальню целую делегацию. Они с любопытством разглядывали мужа, который стоял словно в гигантском аквариуме, – в пижаме, небритый, беззвучно шевелил губами и водил пальцем по стене. Они тоже попробовали разбить стену молотком, только потом пошли куда-то звонить, чтобы им прислали машину, при помощи которой ломают асфальт. Её обещали дать на следующей неделе, и они собрались уходить.

– Он же умрет с голоду! – закричала я.

Тут все принялись обсуждать, как долго человек может прожить без еды. А он всё стоял за стеной и водил по ней пальцем.

На следующий день рабочие всё-таки приехали. Они попробовали сначала просверлить стену. Потом попытались пробить ее, но безуспешно.

Наступил вечер, а они всё возились, пробовали то тут, то там.

Наконец, пообещали прийти утром и попробовать пробиться через потолок, из верхней квартиры. Я умоляла, чтобы они сделали это сразу, так как муж уже вторые сутки ничего не ел, но они сказали, что человек может обходиться без еды очень долго.

 
***
 

Проснувшись утром, она обнаружила, что стена исчезла. Ее муж лежал, странно согнувшись, прижав руки к горлу.

– Ты спишь? – прошептала она, уже понимая, что он не услышит.

Когда она позвонила, куда звонят в таких случаях, и когда ей оставалось только ждать, она заметила на подушке записку. Взяв ее в руки, она прочитала: «Стена исчезнет, если вы напишете на ней имена друг друга».