Текст книги "Кот в лабиринте. Рассказы"

Запах марципана

Я дожил до очень почтенного возраста, когда, наконец, решил вернуться в свой родной городок.

Мог ли я в молодости подумать, что дотяну до таких лет?

Когда я случайно видел в зеркале свое отражение, я вздрагивал – долю секунды мне казалось, что какой-то худой старик, со сморщенным лицом и провалившимися воспаленными глазами незаметно прокрался за мою спину. Я не сомневался, что пережил всех моих ровесников, моих одноклассников, соседей и прочих знакомых.

Конечно, не все ли равно, где ждать смерти? Но иногда она заставляет себя ждать слишком долго. В конце концов, в самой старости нет ничего плохого. То, что нам кажется ужасным в молодости – морщины и дряхлый вид, – ерунда. Ты же сам не видишь себя со стороны, а внутри ты способен в мановение ока перемещаться в детство, юность, зрелые годы, и всегда ты – это просто ты, а не мальчик или старик.

Самое ужасное другое, то, что в юности и в голову не может прийти – тебя покинули все, кого ты любил. Вот в чем на самом деле трагедия старости. Умные люди уже в молодости понимают, как важно себя обеспечить на старость теми, кого ты, хитрец, в глубине души хихикая, а внешне прикидываясь несчастным, покинешь раньше, чем они успеют покинуть тебя.

Теперь я понимаю, что был легкомысленным молодым человеком. Выбирая себе в молодости город, мы не думаем о том, то ли это место, где нам хотелось бы жить, когда мы будем старыми. Так я и остался в большом городе, который в свое время приехал покорять. Но он умело и ловко ускользал от меня. Каждый раз, когда мне казалось, что я, наконец, крепко держу его в руках и он побежден, он вдруг менял свой облик и таким образом все равно ускользал от меня.

За годы, прожитые в большом городе, я стал другим человеком, а город стал другим городом. И вот еще парадокс – я покинул его на шесть десятилетий (впрочем, что такое десятилетие? – пустяк!) более старым человеком, чем я был, когда туда приехал, а он расстался со мной намного более молодым.

Старые некрасивые дома снесли, вокруг выросли модные, красивые, великолепные торговые центры. Вместо неказистых пятиэтажек построили высокие жилые дома. Словно в самом прямом смысле слова я отдал свою молодость ему. Конечно же, не добровольно. Он похитил ее у меня, впитал ее в себя и похорошел.

Большие города – существа коварные, способные меняться у тебя на глазах. У них нет терпения подождать, когда ты умрешь и тебе будет все равно.

Мой родной город не изменился. Только чуть-чуть. Почти ничего не сломали, не снесли за эти годы, а привели в порядок и построили несколько новых современных зданий. Все было, как тогда. Конечно, кое-где убрали ветхие дома, но все равно казалось, что всё – до последнего камня мостовой – на своем месте.

Это был маленький городок. Мощеные улочки в центре, где я когда-то жил, были такие узкие, что встречный, проходя мимо, чуть ли не касался вас.

Где-то высоко наверху – полоска голубого неба, а так – мощеные камнем улицы и старинные серые стены. Стены… Узкие извилистые улочки сбегались на небольшие мощеные площади, окаймленные серыми стенами плотно прижавшихся друг к другу старинных домов.

У меня было странное чувство, словно я вернулся к самому себе. И удивительно, а может – вполне естественно, я почувствовал себя моложе, бодрее. Я ведь привык быть в этом городе молодым.

Моя старая квартирка, в которой долгие годы жила моя недавно умершая родственница, тоже почти не изменилась. Родственница эта не была склонна к новшествам. Старый дубовый шкаф с резьбой и зеркалом, доставшийся мне от деда, стоял на том же месте. Только появились цветной телевизор в комнате, а на крохотной кухне – новый холодильник.

В день прибытия, отдохнув в тиши маленькой квартирки, из окна которой виднелся угол ратуши, я вышел погулять. Я шел медленно по узкой извилистой улочке. Было очень тихо. Редкий прохожий появлялся в сей поздний час из-за поворота. В моей молодости, наверное, каждый десятый встречный в этом городе был мне знаком. Теперь у меня не было ни малейшего шанса встретить знакомое лицо – я пережил их всех.

И всё же каждый раз, когда я видел встречного, я впивался взглядом в его лицо – в тщетной и безрассудной надежде… Прохожие испытывали неловкость и явно желали, чтобы я быстрее прошел мимо.

Я понял, что взгляд мой – невежливый, навязчивый, но, увидев следующего встречного, я не выдерживал и снова сверлил взглядом чужое лицо.

Смеркалось. Мои шаги гулко звучали на мостовой между каменными стенами, всё так же неожиданно появилась из-за поворота темная фигура встречного, и, напрягая в темноте зрение, я пытался различить его лицо. Вдруг мое сердце екнуло, я скорее почувствовал, чем увидел – этот человек был мне знаком. Приблизительно сорокалетний мужчина. Полноватый, вид преуспевающего человека. Я знал его, даже слишком хорошо знал, его звали… я никак не мог вспомнить его имя. Напряженно вглядывался в его лицо, в его глаза и вдруг понял, что в этих глазах нет ни малейшего намека на то, что он тоже меня узнал.

Он сделал нетерпеливое движение рукой, сказал: «Извините…» – и прошел мимо меня.

Я обернулся, посмотрел ему вслед, на его удаляющуюся спину, походка его тоже показалась мне знакомой, и тут я вспомнил, кто он и откуда я его знаю. Только вот имя, которое вертелось у меня на языке, забыл.

Но… ведь это абсурд. Конечно же, я обознался, тот человек был мой однокашник, почти мой ровесник, он наверняка уже давно отдыхает где-нибудь на кладбище.

В молодости я любил гулять на кладбище, особенно в ясный осенний день. Кладбища и осень как-то странно гармонируют друг с другом. В воротах предприимчивые, скромно одетые старушки торговали цветами, я гулял между могилами, читая надписи на надгробиях. Как много интересного можно было прочитать и как о многом подумать! Memento mori – это как раз для меня. Я помнил о смерти почти что с детства, с юности уж точно, и относился к ней всегда спокойно и философски. Да, я любил гулять на кладбищах, но не там, откуда я, наконец, вернулся. Там на это просто не было времени и… Да, там я забыл о смерти.

Стемнело. Я пошел домой, взволнованный этой встречей, и долго сидел, включив свет и вороша воспоминания.

На следующий день… на одной из узких улочек был раньше маленький кондитерский магазин, на стенах – зеркала, цветочный орнамент на матовом стекле на потолке.

Все было как прежде. В детстве я часто ходил туда – там продавались очаровательные фигурки из марципана и пахло так, как пахнут кондитерские магазины – кофе, сдобой и чем-то невероятно приятным. Марципаном. Ровным счетом ничего не изменилось. Когда я открыл дверь – те же знакомые запахи хлынули мне навстречу и, когда я вошел, новая волна узнавания окатила меня – за прилавком стояла все та же продавщица, все так же любезно улыбаясь, как и тогда. Конечно, она постарела тоже, это была уже не цветущая тридцатилетняя женщина, но у нее была ухоженная внешность, всё еще хороший цвет лица, выглядела она на пятьдесят, а ведь с тех пор прошло шестьдесят лет! Я не верил своим глазам, я был просто потрясен, но это была – она.

Я и не надеялся, что она меня узнает и все же я был счастлив – так счастлив, как бывают, когда возвращаются домой, к своим. Я попросил кофе в зернах, сахар, и пока она их взвешивала, смотрел на нее, а она улыбалась мне вежливой улыбкой, просто любезной, не более.

Когда я уже собирался выйти из магазина, дверь открылась, вошел еще один знакомый – высокий худощавый мужчина – и поздоровался с продавщицей.

Я хорошо его знал, очень хорошо, это был мой одноклассник – но он лишь бегло скользнул по мне взглядом и подошел к прилавку.

И снова я никак не мог вспомнить его имя, я лишь напрасно напрягал память.

Мне было неудобно заговаривать с ним, и я вышел на улицу. Я так долго отсутствовал, и то, что город почти совсем не изменился, было уже огромное счастье, но встретить тех же людей – это было просто невероятно, этого просто не могло быть…

Они жили здесь, день за днем, все на том же самом месте – как продавщица в этом магазине – и что же? Получается – их время текло медленнеее, чем время в большом городе? Почему они постарели намного меньше чем я? Меня охватило жутковатое чувство нереальности происходящего, стало даже казаться, что схожу с ума.

Да, я был стар и потрепан, и, как я теперь понял, память моя совсем стала плоха, но одно имя я все-таки помнил. Это имя я и не забывал, хотя в свое время имя большого города вытеснило все другие имена.

Её имя, вернее, только первая его буква была выцарапана на одной каменной стене в одном очаровательном внутреннем дворике, в двух шагах от моего дома, и эта древняя стена не могла не сохраниться.

Я зашел домой, полежал, отдохнул и снова вышел на улицу. Свернул в знакомую подворотню поблизости… Та стена была цела, и на одном камне я увидел только слегка покрытую темным налетом букву Э. «Эдна»…

Время здесь остановилось, и этот не меняющийся город был теперь как памятник самому себе. А я? Я стал совсем другим… Мне вспомнился один рассказ. Точнее – сказка, которую я когда-то давно читал или слышал. Молодой человек поехал в дальнее странствие и отсутствовал долгие годы, а потом вернулся домой все таким же молодым. Его странствие – в другой системе исчисления – продолжалось недолго, а дома за это время прошло сто лет. Его родители, братья-сестры, прочие родственники, друзья за это время давным-давно состарились и умерли. И он, несмотря на молодость, почувствовал себя невероятно несчастным.

Со мной же было всё наоборот…

Я медленно шел по узкой улочке, то и дело из-за поворота появлялись прохожие, и вдруг я снова увидел знакомое лицо – это был старичок, уже приближающийся к восьмидесяти, я знал его, и он тоже должен был знать меня!

Я поздоровался, он поднял усталое лицо – погасшие глаза не выказали ко мне ни малейшего интереса, улыбнулся с извиняющимся видом – он меня не узнал и ему было, по-видимому, неловко.

А я опять не мог вспомнить ни имя, ни – откуда я его знаю.

– Извините, – сказал он.

Я назвал себя.

Он покачал головой:

– Нет, я не знаю вас…, – еще раз растерянно улыбнулся и медленно пошел дальше. Его палка мерно стучала по мощёному покрытию улицы.

Откуда я его знал? С ним у меня было связано какое-то тёплое, благодарное чувство. Целый день я ломал над этим голову, а ночью лежал в темноте, с закрытыми глазами, пытаясь выявить какие-то связи, которые помогли бы мне вспомнить, кто он, этот старик.

Вдруг в моей памяти открылась одна дверь – это же мой старый учитель! Учитель математики. Но он же давно вычеркнут из списка живых! Люди до ста двадцати лет не живут. Невероятно – теперь я его нагнал, мы теперь стали ровесниками, я и мой учитель.

Мои дни текли тихо, однообразно: я гулял по извилистым улочкам, заходил в маленькие магазинчики, которые за шестьдесят лет почти не изменились. Их только подкрасили, отремонтировали, сохранили старинные витражи и кованые решетки.

И везде, везде мне попадались знакомые. В магазинах я часто заставал картину, где продавец и покупатель, мои знакомые, были захвачены интересной беседой – так было и тогда. Только меня никто не узнавал.

И вот – в один ясный осенний день я встретил ее – ту, чье имя мне не надо было вспоминать.

Она тоже появилась передо мной неожиданно, из-за поворота. Я уже издалека узнал ее, и сердце мое готово было выпрыгнуть из груди. Я не говорю «мое старое сердце» – ведь на сердце не бывает морщин.

Она тоже немножко постарела, но все-таки была намного моложе меня, ей было не больше сорока. И – все та же очаровательная фигура, все тот же твердый взгляд.

Она хотела пройти мимо, но я преградил ей дорогу: «Здравствуй, Эдна».

Она вздрогнула, в ее глазах я прочел недоумение, неловкость и – ни капли узнавания.

– Эдна, – повторил я взволнованно.

– Извините, – сказала она растерянно. – Я вас не знаю… Но откуда вы знаете меня?

Меня охватило отчаяние. Большой город забрал мою молодость, мою жизнь, и что же я получил взамен? Сетку морщин на лице и одиночество. Те, кого я любил, но покинул ради большого города-обманщика, не хотели меня больше знать.

– Эдна, это же я, – сказал я.

– Я вас не знаю, – недоуменно повторила она.

– Но ведь ты – Эдна, не так ли?

– Да…

– А почему ты не носишь медальон, который я тебе подарил? – спросил я.

– О чем вы говорите? Я не понимаю…

Вдруг я почувствовал, что у меня начинает кружиться голова. Я прислонился к стене, к холодной каменной стене.

– Но ведь ты живешь здесь, вон в том доме! – сказал я. – Не так ли?

– Да, это так, но… вам плохо? Позвольте, я провожу вас!

И мы пошли с ней под руку, поднялись в мою квартирку, где она заботливо усадила меня на кровать. Она хотела вызвать врача, но я уже почувствовал себя лучше.

– Ты живешь в третьем доме отсюда… всё по-прежнему, Эдна? – спросил я.

– Да, я живу там. Но откуда вы меня знаете? – она смотрела на меня твердым взглядом своих серых глаз.

– Ты забыла меня, – сказал я. – А я забыл все имена. Но только не твое, Эдна. Что ж, напомню – меня зовут Мартин.

– Нет, мне очень жаль… Я вас не знаю, – она виновато улыбнулась: – Вам уже лучше?

– Да.

– Извините, но я очень спешу.

– И ты не помнишь, как я хотел выцарапать твое имя на камне, а ты меня отругала, назвала хулиганом и не позволила? Там так и осталась только первая буква. Ты любила об этом рассказывать.

Вдруг я увидел, что лицо ее просветлело. Она вспомнила!

– Здесь рядом, в подвортне? – спросила она.

– Конечно!

– Так это же… Значит, это вы… Мартин! Я все поняла. Моя бабушка рассказывала мне о вас и даже водила меня туда, показывала эту букву. Да, я Эдна – меня назвали так в честь бабушки. Но она уже давно умерла. Простите, спешу, вы заходите как-нибудь ко мне.

Она упорхнула – приветливая, но равнодушная пташка.

Теперь я понял. Нет, я не вернулся. Я остался там – в большом городе с переменчивым ликом. Вернулись те, кто и не уезжал.

Мария

Это было давно. Выпускной вечер в школе. Уже светало, музыка смолкла, а мы всё сидели в полумраке зала и не хотели расходиться. Неожиданно для самого себя я заявил, что женюсь когда-нибудь только на девушке по имени Мария.

– Мария? – закричали все, перебивая друг друга. – Почему?

– Это тайна.

Мария… Словно где-то вдали тихо звучат колокольчики…

Мои одноклассники водили уже своих детей в детский сад. А я всё еще не был женат. Конечно же, не из-за этой ребяческой клятвы. Были, конечно, и в моей жизни встречи, просто не было настоящей любви.

Наш класс иногда собирался, и тогда меня донимали расспросами, всё ли я еще жду свою Марию. Я с самым серьезным видом отвечал, что ни за что не нарушу свою клятву.

Я жил один и часто гулял в старом парке рядом с домом. Под большим тополем стояла старая скамейка, где я привык сидеть и кормить белок. Я запасался орехами для них, и стоило мне лишь слегка потрясти пакетом, как они появлялись словно по волшебству и подбегали ко мне. Иногда их было две, иногда три. Одна из них была очень смелая – карабкалась вверх по штанине, усаживалась на моем колене, разглядывая меня влажным взглядом черных глазок.

Иногда мимо проходил кто-нибудь из моих знакомых, останавливался на пару слов, и в особенности мои одноклассницы не без сожаления и сочувствия вздыхали: «А ты всё еще один…».

Сначала это забавляло меня, но после моего тридцатилетия я обнаружил, что эти замечания мне не безразличны.

Как-то раз, в один из теплых августовских вечером я увидел на своей скамейке молодую женщину. На ней было серое платье с белым воротничком. И в этом платье, и в том, как робко она взглянула на меня, когда я сел рядом с ней, было что-то трогательное.

Сразу же появилась моя самая смелая белочка. Увидев на другом краю скамейки незнакомого человека, она сначала замерла от испуга, но вскоре уже сидела у меня на колене. Моя соседка улыбнулась. Ее улыбка тоже была трогательная, какая-то детская. Если бы не еле заметные морщинки в уголках глаз, ее можно было бы принять за совсем молоденькую девушку.

Я протянул белке орех. Вместо того чтобы скрыться с добычей, маленькая проказница спрыгнула на скамейку и замерла, хвост торчком, разглядывая мою соседку. Та рассмеялась. Она смеялась так заразительно, что и я, привыкший к проделкам озорницы, тоже рассмеялся. Белку со скамейки словно ветром сдуло. Она покосилась на нас с шероховатого ствола тополя и скрылась за ним.

Смех странно сблизил нас. Мне понравилось, что женщина не сказала: «Ах, какой милый зверек» или еще что-нибудь в этом же духе, что, наверное, сочла бы нужным сказать любая другая, причем преувеличенно восторженным тоном. Перестав смеяться, она бросила на меня робкий взгляд, но не промолвила ни слова.

Я не очень легко схожусь с людьми, но сейчас я принялся рассказывать ей о всяких смешных случаях с белками. Я говорил со всё большим воодушевлением, так как она умела слушать, слушала как ребенок, которому рассказывают сказку. Мы не заметили, как наступил вечер, стало прохладно. Она поднялась, сказала неуверенным тоном: «Мне пора». Я проводил ее до дома. При расставании я спросил, как ее зовут.

– Мария, – ответила она.

Так начались самые счастливые дни моей жизни. Мы с нею обошли весь наш городок, утопающий в зелени, и, казалось, всё это время нас сопровождал тихий звон колокольчиков.

– Где же ты была раньше? – спрашивал я вновь и вновь.

Она смеялась и в который раз напоминала мне, что живет в другом, большом городе, а сюда приехала лишь в гости к родственникам на время отпуска.

Август был на исходе. Я сделал ей предложение, и мы решили пожениться.

До ее отъезда оставалось два дня. Мы сидели в парке, на той же скамейке, где познакомились.

– Кто находит своё счастье? – спросил я. И ответил сам: – Тот, кто умеет ждать.

– Ты ждал именно меня? – спросила она смущенно и счастливо.

– Да. Могу тебе это доказать.

Я рассказал ей о своей давнишней клятве.

Она внезапно погрустнела. Спросила:

– Значит, ты женишься на мне только из-за моего имени?

Я сделал очень серьезное лицо:

– Да.

На следующий день она не пришла в назначенное время в парк. Я разыскал ее тетушку, которая сообщила мне, что Мария уехала и просила мне передать, чтобы я ее не искал.

Я никак не мог понять, почему она покинула меня. Конечно, я неудачно пошутил, но ведь я совсем не имел в виду только ее имя, а всё то, что оно для меня олицетворяло и что я и нашел в ней. Мне казалось, как часто кажется влюбленным, что она должна была понять меня с полуслова…

 
***
 

Много лет спустя, на традиционном сборе нашего класса, когда мы уже были изрядно навеселе, одна из моих одноклассниц отозвала меня в сторону и начала с горячностью говорить:

– Не пойму, что ты за человек. Из-за какой-то глупой клятвы испортил жизнь и себе, и ей. Она так переживала…

– Кто?

– Моя подруга. Я не хотела тебе говорить, но теперь уже неважно… Она отдыхала здесь, увидела у меня выпускной снимок нашего класса и влюбилась в тебя с первого взгляда. Это я уговорила ее пойти в парк и назваться Марией… Что с тобой? Поверь, я хотела вам только добра.

Девушка и кот

Мне нравятся необычные люди. Они встречаются редко.

Во всяком случае, один такой человек сейчас гулял во дворе.

Я стоял у окна и наблюдал за ней из-за занавески, со второго этажа. Это была девушка, которая выгуливала своего кота.

Серый кот гулял у нее на поводке, как собака. Он послушно ходил по двору, осторожно нюхая травинки, словно видел их впервые в жизни и как-то презрительно, высоко поднимая лапы, по-видимому, испытывая отвращение к дождю, прошедшему ночью.

Девушка (вернее, молодая женщина) была миловидна, спортивно одета. Необычная девчонка – не каждому придет в голову пойти гулять с котом. Почему бы ей еще не поставить во дворе будку и не посадить кота на цепь?

Я принялся выдвигать гипотезы насчет ее внутреннего мира. Она обращается со своим котом так, словно это не кот, а собака.

Можно ли из этого сделать вывод, что она и другие вещи путает, ошибается в людях, может быть, даже разочарована в жизни? А может, она помешана на дисциплине, хочет, чтобы люди тоже ходили вокруг нее по струнке, как ходит этот толстенький серый кот?

Мой интерес к юной леди не ослабевал. Я довольно часто наблюдал за ней, стоя у окна. Я заметил обручальное кольцо у нее на пальце, но она почему-то всегда выходила из дому одна или же в обществе кота.

Однажды я не выдержал и пошел к ней, во двор.

– Позвольте поинтересоваться, почему вы выводите вашего кота гулять на поводке? – спросил я, подойдя к ней.

Лицо девушки просияло, словно она только этого вопроса и ждала.

– О, этот кот…, – сказала она. – Это необычный кот. Представляете, он умеет лапкой открыть любую дверь, открывает кастрюли и холодильник, потом сам закрывает его. Знаете, мне кажется, у него есть идея-фикс.

«Нда. Скажет тоже».

– И какая же? – спросил я.

– Удрать. Однажды мне его привезли обратно из Раквере33
  Раквере – небольшой городок в Эстонии, недалеко от Таллинна.


[Закрыть]. Как-то не верится, что он сумел сам сесть на электричку, но надо думать, что так и было. В Раквере у меня живет тетя. Я однажды брала его туда с собой. По-видимому, он запомнил дорогу… – она задумчиво посмотрела на меня и продолжала: – Мне нравятся необычные животные и вещи. И люди… Они так редко встречаются. Вот вы, например, необычный человек.

– Я?!

– Да. Когда я выхожу во двор, я очень часто вижу, что вы стоите у окна и… мне кажется, мечтаете о чем-то. Сейчас все люди куда-то спешат. Они почему-то как будто никогда ни о чем не мечтают… Я почти уверена, что и у вас есть идея-фикс.

Ну и девчонка… Угадала… Но у меня, к сожалению, нет тети в Раквере, чтобы удрать.

– Все люди о чем-то мечтают, – сказал я. – Я – не исключение.

– Да, мечтают! Все коты тоже о чем-то мечтают… Но не так… упорно, как мой кот. Или… вы.

После этих слов мы долго молчали и смотрели на кота, который медленно ходил вокруг пучка травы, как бы нехотя обнюхивая его. Поводок волочился вслед за ним по траве.

– Почему же вы не даете мечте кота сбыться? – спросил я наконец.

Она укоризненно посмотрела на меня, словно я сказал какую-то несусветную глупость.

– Потому, что мой кот мне дорог.

– Если бы он был вам действительно дорог, вы бы делали не то, чего хотите вы, а то, чего хочет он, – заметил я.

– Как же я могу делать то, чего хочет он? Он ведь и сам не знает, чего он хочет на самом деле, – она немножко подумала и продолжала: – Вам, наверное, кажется, что я веду себя как эгоистка. Но это не так. Я тоже мечтаю, но я ведь не поступаю так, как мне хочется, несмотря на то, что…

Мы снова помолчали, обратив взоры на кота. Ему, наконец, надоело обнюхивать стебельки, он поднял голову и вопросительно посмотрел сначала на нее, затем на меня.

– А вы мечтаете… упорно? – прервал я молчание.

– Очень, – сказала она серьезно, посмотрев мне прямо в глаза.

– И все-таки делаете то, чего хочет кто-то другой?

Ей удалось уже полностью обрести душевное равновесие. Она улыбнулась.

– Обычно такие вопросы никто не задает. Вот видите, вы – необычный человек.

– А вдруг тот, у кого вы идете на поводу, и сам не знает, чего он на самом деле хочет? – не отставал я.

Впервые эта необычная девушка не знала, что сказать. Она растерянно смотрела на меня.

 
***
 

Мы с ней женаты уже три года. У нас небольшой дом на окраине Таллинна. Во дворе будка. Там живет собака.

Кот живет у тетушки в Раквере. Она выводит его гулять на поводке. Дело в том, что он уже пару раз удирал от нее к нам.

Неужели он сумел сам сесть на электричку? Надо думать…