Текст книги "Кот в лабиринте. Рассказы"

Убить друга

Я не спешу. Зачем торопиться? Ведь от того, как я совершу это преступление (мне не нравится это слово, но слово «убийство» нравится еще меньше), зависит слишком многое. Разбогатею ли я наконец? Вернется ли Кристина? А главное – останусь ли я на свободе? Только идеально совершенное преступление имеет смысл.

Время работает на меня. Алекс все больше толстеет и стареет. Марта все чаще заглядывает в бутылку.

Впрочем, наблюдать за тем, как человек строит дом, полагая, что строит его для себя, а на самом деле – для меня, ни с чем не сравнимое удовольствие, которое имеет смысл растянуть. Я готовлюсь уже два года, и у меня есть основания считать, что их особняк у меня в кармане. Возможно, даже и без моей помощи Алекса хватит апоплексический удар.

А Марта все чаще останавливает на мне немного недоумевающий, слегка смущенный взгляд. Конечно, только тогда, когда Алекс выходит на кухню за выпивкой (он прячет алкоголь от Марты на антресолях, наивно полагая, что это хороший тайник, и выдает ей строго лимитированные дозы).

Он и не догадывается, какие напитки приношу ей я, когда он отлучается в командировку. И как мы вместе поругиваем его за скаредность. Так считает Марта: что он наливает ей две рюмки из-за жадности. Я с удовольствием ей подпеваю и наливаю, сколько она хочет. А хочет она всю бутылку. Потом она хочет, чтобы я сходил в магазин и принес следующую. Я ничего не навязываю, всего лишь исполняю желания.

Вся загвоздка в том, как потом избавиться от Марты. К Алексу я не испытываю ни капли жалости. Чем он лучше меня? А все в этой жизни досталось почему-то ему. Даже Марта.

Какой красавицей она была в своё время! Ей удалось сохранить только улыбку. И голос. Голос не стареет. Странно, неужели мне жаль ее? Но стоит мне вспомнить Кристину и мне не до Марты. В конце концов, Марта предпочла Алекса, хотя я на десять лет моложе его. И оскорбила меня, сказав, что Алекс – человек дельный, деловой, а я – легкомысленный бездельник.

Хорошо же она меня знает! Вот, например, я уже целый год посещаю тренажерный зал. Не пропустил ни разу. Да, приходится тратиться, залезать в долги, но делать это незаметно, очень незаметно, чтобы Алекс ничего не заподозрил. Я хочу соответствовать моему будущему дому. Сразить Кристину наповал. Кто-кто, а Алекс в эти роскошные хоромы просто не вписывается. А еще говорят, что дом, как и собака, всегда похож на хозяина, что это некая эманация его внутреннего мира во внешний. Ерунда! Алекс глуп и толст, а дом получается изысканным лишь потому, что у его строителя-владельца есть деньги на дизайнера. Объясните мне, почему дураки в наше время зарабатывают огромные деньги? Ответ прост: значит, пришло время дураков.

Впрочем, этот благодушный дурак доверяет мне целиком и полностью. Доверие ко мне вошло у него в такую же привычку как жирный кусок карбонада на ужин. Нет, мне не приходит в голову доверять людям, точно так же, как и есть карбонад, который вызывает ожирение и превращается в холестериновые бляшки на стенках кровеносных сосудов. Я не доверяю даже Кристине. Ей особенно. Кристина – мое наваждение, моя цель, а может быть, – мое проклятие. Я помешан на Кристине, но когда мы поженимся (она и не подозревает, что мы поженимся, что я спланировал ее жизнь точно так же, как спланировал смерть Алекса и Марты), я не буду отказывать себе ни в чем. У меня будут любовницы.

А вот Рекс умнее своего хозяина. Этот пес меня на дух не переносит и пристально наблюдает за каждым моим движением, словно я собираюсь стащить хозяйскую серебряную ложку. Успокойся, Рекс, я играю по-крупному. Но и тебе не жить, псина.

Да, вот еще вопрос: зачем Алексу деньги? Элегантный костюм он купить не может – нет такого размера. У него нет даже любовницы. Неудивительно, у него же «зеркальная болезнь». Ну вы знаете эту шутку – когда у мужчины такой живот, что он может увидеть свое кое что только в зеркале.

Наряжать Марту – такой же смысл, как наряжать корову. Впрочем, у Марты прекрасные, грустные, хоть и коровьи, глаза…

Пару раз Алекс садился на диету. Оказывается, ему все-таки небезразлично, когда стрелка весов заходит за отметку сто десять. И каждый раз, где-то на третий день, я являлся к ним в гости с его любимым шашлыком, замаринованным по моему эксклюзивному рецепту. Приговаривая: «Ты голодай, а мы с Мартой хотим нормально поужинать», я затевал каминный вечер в их доме, в той части, которая уже готова.

«Ну, уж нет, – неизменно говорил Алекс, появляясь в дверях каминного зала и принюхиваясь к запаху готового шашлыка, – диету продолжу завтра. А сегодня – перерыв». Знаю я эти «завтра». Когда Алекс срывается с диеты, то силы начать ее заново у него появляются не раньше, чем через месяц, а то и полгода. Так что мои расходы невелики. Шашлыки, кремовые торты, финское мороженое… Алекс может умять две пачки сразу. Кроме того, это не расходы (если вдуматься в их истинный смысл), а инвестиции.

Алекс помешан на строительстве не меньше, чем я на Кристине. У него много заказчиков, все его теребят. При мысли, что он отдаст концы раньше, чем достроит дом, меня охватывает легкая паника – я знаю, что не осилю всё, начатое им. Он довел стены до третьего, мансардного этажа, но отделал пока только несколько комнат первого. Ни к отделке подвала, где у него запланирована сауна, ни к гаражу он еще не приступал.

Нет, конечно же, он строит не сам, он руководит рабочими, но вечно ими недоволен, ругает и выгоняет одну бригаду за другой. В чем ему не откажешь – он прекрасно разбирается в чертежах. Я в этом ничего не смыслю. Мне трудно представить, как это будет, так сказать, «в натуре». А он сразу говорит: «Да, на чертеже выглядит неплохо, а на деле – коридор будет слишком узкий, вот об этот угол все будут стукаться»… Но вот беда – по ходу строительства он чертежи все время меняет, его охватывают все новые идеи, как усовершенствовать дом. Теперь у него уже часть крыши третьего этажа будет стеклянной, там будет оранжерея. Зимнего сада на первом этаже ему показалось мало. Зачем ему столько? Плодиться и размножаться они с Мартой уже не будут. Детей и племянников у них нет.

Я вовсе не хочу остудить его пыл, ведь он работает на нас с Кристиной. Но все-таки однажды спросил у него: «Зачем вам с Мартой так много?».

Он просто не умеет сидеть сложа руки, был ответ. Кроме того, ему это, понимаете ли, нравится.

– А тебе не понравилось бы слетать куда-нибудь на Майорку, на Сейшелы, Мальдивы… При твоих-то возможностях?

– Мне гораздо интереснее устроить Сейшелы здесь, в Эстонии, – глазом не моргнув, ответил он. – Увидишь, я это сделаю. Тебе этого не понять. Ты – сибарит. Твой идеал – посидеть в баре, потрепаться с друзьями, выпить, покурить. Убить время, короче.

Убить – вот единственное, что ты сказал правильно, друг мой Алекс.

Но разговор о Сейшелах не прошел зря. Теперь Алекс носится с идеей устроить на южной половине своего дома зимний сад с пальмами. Ну-ну! Марта такой садовод-любитель, что дала засохнуть даже кактусу, который я подарил ей на Новый год. Кто будет поливать и опрыскивать эти пальмы? Вот в этом я разбираюсь, работал одно лето в садовой артели, пережидая, когда найдется приличная работа. Представить Алекса с лейкой в руках невозможно. Его мобильный телефон беспрестанно звонит, Алекс постоянно кого-то ругает, кричит: «Вы что, не могли в магазине проверить? Как это вам всучили не тот оттенок? Таблицу оттенков я, что ли, должен ехать смотреть? Хорошо, я поеду! Ах, справитесь сами? Неужели? Я счастлив!».

Марта морщится, слушая эти речи. Я уверен, в глубине души она считает себя выше Алекса. Ее любимое занятие – налить себе чашечку кофе, прикурить сигарету и раскладывать пасьянс, спрятав рюмку с ликером между журналами на диванном столике или опорожнив ее в чашку с кофе.

– Ты даришь кактусы? – спросила она с лукавой улыбкой, принимая подарок (представьте себе улыбку не выспавшегося бегемота, мечтающего о том, чтобы незаметно опохмелиться). – Мило, но говорят, колючие подарки – к обострению отношений.

«Острее некуда, – думаю я, улыбаясь Марте. – Смерть – ощущение наверняка острое».

Алекс уезжает, опасаясь, что на каком-то объекте что-то покрасят не в тот цвет. А я достаю бутылку «Куантро», и мы с Мартой располагаемся за столиком у камина.

– Хочешь, разложу тебе пасьянс? – спрашивает она, оживляясь после первой рюмки. – У тебя есть мечта?

– Да, Марта, есть, – говорю я как можно печальней и загадочней, и смотрю ей прямо в глаза.

Она вспыхивает и опускает глаза. Тут появляется проклятый Рекс, ложится на ковре у ее ног и начинает провожать недобрым взглядом каждое мое движение.

– Марта, когда есть двор, псу не вредно находиться там. Я понимаю, люди держат собак в городской квартире, им просто некуда деться, а у вас такой огромный дом…

– Скорее бы Алекс достроил его, – вздыхает Марта. – Мы все строим и строим, а так хочется, наконец начать жить… Рекс, выйди вон, во двор, солнце светит, птички поют…

Интересно, что она подразумевает под этим «начать жить»? Что может измениться в ее жизни, когда дом будет готов? Она точно так же будет раскладывать пасьянс, только в большой комнате на втором этаже – ее спальне, кстати, там тоже будет камин… Просто переместит свое тучное тело на второй этаж. Я имею в виду, так было бы, если бы не было меня и моих планов. Чего она собственно ждет?

А вот для меня, действительно, изменится все. Алекса уже не будет. Я женюсь на Марте. Цирроз печени – дело недолгое, если вести себя так, как она. Я – ее будущий наследник. Далее, я женюсь на Кристине. Вот мой пасьянс.

– Рекс, пшёл вон! – говорю я несколько более грубо, чем мне хотелось бы.

Пёс огрызается, слегка оголяет зубы, но, поняв, что хозяйка на моей стороне, пренебрежительно вихляя задом, удаляется на кухню.

Я иду следом и выпроваживаю его во двор. «Тебе тоже не жить, псина», – шепчу я ему злорадно.

– Я всё хочу спросить, ты только не обижайся, – говорит Марта, когда я возвращаюсь. – Как у тебя обстоят дела с Кристиной? Что-то ты давно ничего о ней не говоришь. Прости, если тебе неприятен мой вопрос…

– Знаешь, Марта, я пришел к выводу, что худые женщины вовсе не в моем вкусе.

И я многозначительно смотрю на нее, вгоняя ее в легкую краску.

Но в эту же секунду весь змеиный облик Кристины возникает у меня перед глазами – от неестественно длинных, похожих на когти, накладных ногтей и осиной талии в полосатом брючном костюме до модных туфель шута с длиннющими острыми носами – последний писк моды, который далеко не каждая женщина осмелится надеть. Кристина работает маклером в агентстве недвижимости и общается с очень богатыми людьми; ей кажется, что богатство в порядке вещей, и ей непонятно, как это я не способен заработать столько же, сколько зарабатывают ее клиенты.

– Ты разлюбил ее? – спрашивает Марта. – А мне казалось, ты буквально помешан на ней. Такое не проходит. Никогда.

В эту минуту мне хочется прижаться к ее груди и расплакаться. Как хорошо она меня понимает!

Но Марта продолжает: – Глядя на ее ярко-красные когти, как-то жутко становилось. Какая-то она вся остроугольная, похожа на осу. Уверена, ты еще найдешь себе хорошую жену.

Нет, Марта не так умна, как я только что подумал.

– Надеюсь, – отвечаю я и, тяжело вздохнув, с беспредельной нежностью смотрю ей в глаза. – Но где взять вторую такую, как ты?

Марта краснеет. Я вижу, что ей приятно.

Время идет. Опять весь город в новогоднем убранстве, опять надо искать подарки.

Может быть, на Алекса подействовали мои бесконечные насмешки, что это дом Большой Черепахи или же дом, который никогда не достроится, как и сам Таллинн. Но за этот год Алекс неожиданно быстро закончил отделку всех комнат и даже мансарды; пожалуй, теперь все готово.

Я не спрашиваю, сколько он теперь весит. Я и так знаю, что одежду он стал покупать на два размера больше, чем раньше. Ему самому уже шнурков не завязать, это делает Марта. Иногда я.

– Приятно, – говорю я, садясь за праздничный стол, – когда все идет по плану.

В камине полыхает огонь.

– За нас и за свершения! – говорю я, наливая Марте коньяк.

Но что это? Впервые в жизни она не поднимает рюмку вместе с нами.

– Я не буду, – извиняющимся тоном говорит она.

– Твой любимый «Хеннеси», Марта, ты что?

– Понимаешь… Дом, наконец, готов. Признаться, я уже и не надеялась. И вот все получилось, и я решила, что теперь буду осторожнее с алкоголем. Сбылась наша мечта: у нас с Алексом будут дети.

От неожиданности я даже поперхнулся коньяком.

– Мы ездили в детский приют. Нам позволили усыновить детишек – брата и сестру.

– Вы с ума сошли? Из приюта?! Там же проблематичные дети!

– Знаешь… мы с Алексом тоже в каком-то смысле проблематичные, – смеется Марта. – Но все равно им будет с нами лучше, чем там. Документы оформлены. Как раз на Новый год детишки переселятся к нам. Они уже большие – девочке семь, мальчику восемь. Мы будем заботиться о них. Научим и их быть заботливыми. Думаю, они даже будут помогать Алексу завязывать шнурки, – подмигивает она мне.

Я молчу. Они меня убили.

Меня, их лучшего друга.

Поворотная ночь

В ту поворотную ночь, как Эви ее потом называла, она долго ворочалась в постели, тщетно уговаривая себя уснуть. Внизу, на первом этаже дома, в каминном зале, часы гулко пробили три, а муж всё еще не вернулся домой.

«Негодяй», – в отчаянии думала она, слезая с кровати, которую муж называл Ноевым ковчегом. Кровать была такая огромная, что в ней Эви чувствовала себя покинутой вдвойне.

Босая, в коротенькой полупрозрачной ночной сорочке, она спустилась по широкой лестнице, покрытой ковровой дорожкой, на первый этаж. С отвращением посмотрела на бильярдный стол, стоявший в углу каминного зала. Муж называл его «машинкой „Зингера“» – престижная вещь, такой же была в своё время эта швейная машина. В бильярд Тойво играл последний раз задолго до миллениума, но бильярд, как и любовница, входил в его «джентльменский набор». Как и любовница… Интересно, каким прозвищем он её наградил? Без прозвищ он не может… Какой глупый вид у него был, когда Эви, слепо ему доверявшая, размахивая неопровержимым доказательством, чужой ночной сорочкой, обнаруженной под подушкой в «ковчеге», набросилась на него!

– Котенок, что такое? Что с тобой? – игриво обороняясь от разъяренной жены, как ни в чем ни бывало спросил он тогда. Он понятия не имеет, откуда это взялось. «Твоя, наверное», – пожал он плечами, чем взбесил ее окончательно.

Эви никому, кроме сестры, о находке не рассказала. Зачем позорить мужа, а себя делать посмешищем? Таллинн – город небольшой. Как говорит Тойво, «в одном конце п… нешь, а в другом слышно». Эви настолько потеряла голову, что даже купила себе такую же полупрозрачную сорочку. Для победы над конкуренткой. Даже самый разумный человек может начать вести себя фантастически глупо, если на него вдруг падает крыша.

Впрочем, покупка «сексуального» белья была еще не самым идиотским ее поступком. Впервые в жизни она проверила карманы мужа. Правда, нашла лишь зубочистку в нераспечатанной обертке. Значит, был в ресторане. Противно шпионить за любимым человеком. Ведь любовь – это доверие. Ну, и что дальше? Она спросит: «Ты был в ресторане?», а он ответит: «Деловая встреча». Не лазай по карманам мужа и спи себе спокойно. Если сможешь.

Именно тогда ее осенило: вот почему он настаивал, чтобы она поехала отдыхать одна! У него, видите-ли, так много работы! «Поезжай в Египет, например». – «Так далеко? Без тебя?» – «Глупышка! Разве тебе не хочется увидеть пирамиды?» – «Без тебя – нет».

Аннели, ее сестра, была уверена, что сорочку любовница Тойво «забыла» нарочно. «Она хочет вас развести. Дорогуша, чтобы не переживать, отплати ему той же монетой. Наставь и ты ему рога! На твоём месте я бы так и поступила!» – «Я?! Ни за что. Противно. И… что скажут люди?».

Эви бросила взгляд из большого окна зала во двор, где в темноте белел и искрился снег. Несмотря на сильный мороз, оба ротвейлера носились вдоль ограды в дальнем конце двора за стволами сосен. Взбалмошные и неугомонные. Такие же, как их хозяин. На улице, за кованой решеткой калитки, освещенной светом уличного фонаря, не было ни души.

Эви, словно лунатик, пошла в маленькую комнатку, где работала днем за компьютером. Накинула на плечи большой вязаный платок, машинально включила компьютер, села. Запустила поисковик в Интернете и зачем-то набрала в окошке поисковика свое имя: «Эви Кууск».

Невероятно – поисковик нашел ее имя. Появилась ссылка. List of passengeres of Estonia. Она навела на неё курсор, нажала на клавишу мышки и вдруг весь экран заполнился именами. Список погибших при крушении парома «Эстония».

Потрясенная, она увидела свое имя среди других. Рядом – год рождения. Даже возраст почти совпал. Эви была лишь на пару лет старше той, погибшей Эви. И той осенью тоже подумывала съездить на пароме в Швецию, как предлагал Тойво. «Хотя бы на три дня». Она уже собиралась ехать без него, но так и не сходила в турбюро.

Ей вспомнилось то жуткое, туманное осеннее утро. Известие о кораблекрушении поступило ночью. Ранним утром город заполонили трепещущие огоньки поминальных свечей.

Подумать только, как быстро это трагическое событие провалилось в пучину забвения… Точно так же, как наш красивый корабль в морскую пучину. В память о погибших на «Эстонии» на склоне горы за башней «Толстая Маргарита» установили огромный простой белый крест.

Эви сидела перед светящимся экраном, компьютер тихонько гудел. Она чувствовала, что в ней происходит какой-то странный переворот.

«Плевать», подумала она вдруг, невольно употребив любимое словечко мужа. Разве соседям и коллегам не наплевать, что Эви Кууск осталась в каюте на дне морском? Никто не побежал из-за этого топиться. Живут себе преспокойно и ходят в кафе сплетничать.

«Даже на памятнике сэкономили! – неожиданно, совсем по-детски, обиделась она. – Что, не могли покрасивее памятник поставить? Вот как „Русалке“, например. Там всего-навсего семнадцать человек погибло. Тоже в осенний шторм, тоже в сентябре. А тут – почти тысяча». И главное – Эви Кууск… Она вдруг осознала, что дрожит. Сидит босиком за компьютером, скоро уже начнет светать, на экране компьютера ее имя – в списке мертвецов.

Она выключила компьютер и взяла с полки книжку, купленную вскоре после катастрофы, «Mayday Estonia», поднялась в спальню и начала перечитывать.

События на многопалубном корабле развивались стремительно. Люди в панике бежали, падали, прыгали в воду, многие – в неправильную сторону, на них потом перевернулся корабль… Те, кто не спал, конечно. Была ведь глубокая ночь. Не какие-то неизвестные люди, как в кино, в фильме «Титаник», а знакомые, родные и соседи ее знакомых. И даже ее собственные дальние родственники, старички, жившие в Швеции и приехавшие той осенью по путевке, посетить родину. Помимо прочего, в книге ее тогда потрясла спокойная констатация факта одного молодого шведа, выжившего в катастрофе: «Меня спасло мое эгоистичное поведение»

«А тебя, Эви, не спасло твое поведение, – подумала она. – Оно, наверно, не было достаточно эгоистичным? В ту жуткую ночь ты опять вела себя так, как и должен вести себя человек, жертвующий собой ради других?»

И вдруг – вот что странно – Эви словно воочию увидела, как после ее смерти муж развлекается в ковчеге с другой. Поставил ей дешевый памятник и успокоился. То есть, он конечно не поставил, но поставил бы. «Тебе, Эви, и так сойдет. Ты же не эгоистка, ты поймешь»

Когда подвыпивший Тойво около пяти часов утра открыл дверь спальни, он увидел, что свет включен и жена читает в постели. Пробормотав «спа-аать, котенок», он повалился рядом с ней на кровать и через минуту захрапел.

«Дешевый бабник», подумала Эви и тихонько заплакала в темноте.

«Ну что ты плачешь, – сказала она себе, вытирая слезы ладонью. – Ты же утонула. Умерла. Теперь ты имеешь право родиться заново. У тебя будет новая жизнь. Поедешь в Египет. Одна. Увидишь пирамиды. И сфинкса. Но цель путешествия – не это. Там ты – наконец-то! поведешь себя, как эгоистка. Ты подаришь себе ночь. Страстную ночь мечты».

Она лежала в темноте и представляла себе своего, пока еще неведомого, любовника. Как он нежно гладит ее загорелое пылающее тело, а опрокинутый на спину полумесяц в томном южном небе с одобрением смотрит в окно, наблюдая за ее эгоистичным поведением.

 
***
 

«Смело тащи своих тварей в наш ковчег», думала она пару недель спустя, когда сонный, то и дело зевающий Тойво привез ее в пустынный утренний аэропорт.

– Спа-ать, котенок, – сказала она ему на прощание и улыбнулась загадочно, как сфинкс.