Текст книги "Карамболь"
Автор книги: Хокан Нессер
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
Брандт некоторое время демонстративно молчал, помешивая кофе. «Ах ты, маленький акушер-всезнайка», – подумал Роот и в ожидании откусил кусок бутерброда с ветчиной.
– Я знаю его не особенно хорошо, – в конце концов проговорил Брандт. – Мы с ним и еще несколько человек иногда встречаемся, просто… компания, сложившаяся еще с гимназии. Мы называем себя ангелами Верхаутена.
– Верхаутена?
– Ангелами Верхаутена. У нас в гимназии был учитель математики, Чарлз Верхаутен, настоящий чудак, но мы его любили. Чертовски талантливый педагог.
– Вот как? – произнес Роот, потихоньку начиная задумываться над тем, в своем ли уме сидящий напротив него доктор. «Не хотел бы я, чтобы он принимал у меня роды», – подумал он.
– Хотя чаще мы называем себя просто братьями. Нас шесть человек, и мы иногда вместе ходим в ресторан и общаемся. Правда, мы соблюдаем кое-какие формальности.
– Формальности?
– Ничего серьезного, просто в шутку.
– Надо же, – сказал Роот. – А женщины среди вас есть?
– Нет, одни мужчины, – ответил Брандт. – Так чувствуешь себя посвободнее.
Он многозначительно посмотрел на Роота поверх очков. Тот выдержал взгляд, не дрогнув ни единым мускулом лица.
– Понятно. Но сейчас давайте наплюем на остальных братьев-ангелов и сконцентрируемся на Клаусене. Например, когда вы его в последний раз видели?
Брандт принял несколько обиженный вид, почесал голову и, казалось, задумался.
– Уже довольно давно, – наконец ответил он. – Мы собирались в прошлую пятницу… в ресторане «Каналья» на Вейверс Плейн, но Клаусен был болен и не смог прийти. Думаю, я не видел его больше месяца. С прошлой встречи.
– А здесь, в больнице, вы никогда не встречаетесь?
– Крайне редко. Мы работаем далеко друг от друга. Клаусен обитает в корпусе С, а я… ну, я нахожусь в родильном отделении, как вам известно.
Роот на секунду задумался.
– А как у него обстоят дела с женщинами? – спросил он. – Вы сами, кстати, женаты?
Доктор Брандт энергично замотал головой.
– Я живу один, – заявил он. – Клаусен был несколько лет женат, но ничего хорошего из этого не вышло. Развелся. Где-то лет пять назад, если я точно помню.
– А не знаете, не было ли у него в последнее время каких-нибудь интрижек? Не завел ли он себе новую женщину?
Похоже, Брандт внезапно понял, о чем идет речь. Он снял очки. Обстоятельно сложил их и сунул в нагрудный карман. Наклонился через стол и уставился на Роота близорукими глазами.
«Лучше бы ты оставался в очках, малыш, – подумал Роот, допивая кофе. – Тогда дело пошло бы легче».
– Инспектор… как вас там?
– Пуаро, – ответил Роот. – Нет, я просто шучу. Меня зовут Роот.
– Уважаемый инспектор Роот, – невозмутимо сказал Брандт. – Мне не доставляет удовольствия сидеть тут и выслушивать инсинуации в адрес моего коллеги и приятеля. Действительно не доставляет. Могу заверить вас, что доктор Клаусен не имеет к этому никакого отношения.
– К чему? – спросил Роот.
– К… ну, к той медсестре, которую убили. Не думайте, что вам удастся меня обмануть, я прекрасно понимаю, что вам надо. Вы глубоко заблуждаетесь. Она ведь даже не работала в нашей больнице, а Клаусен действительно не из тех, кто бегает за женщинами.
Роот вздохнул и сменил линию.
– Вы не знаете, есть ли у него какие-нибудь близкие родственники? – спросил он.
Брандт вновь откинулся на спинку стула и, казалось, прикидывал, стоит ему отвечать или нет. Крылья его тонкого носа подрагивали, словно он пытался унюхать решение.
– У него есть сестра, – сказал он. – Думаю, года на два старше. Живет где-то за границей.
– А детей нет?
– Нет.
– А женщина, на которой он был женат? Как ее зовут?
Брандт пожал плечами:
– Не помню. Возможно, Марианна… или что-то в этом духе.
– А фамилия?
– Представления не имею. Клаусен, разумеется, если она взяла его фамилию… хотя теперь ведь так поступают далеко не всегда. Да и она в любом случае, наверное, взяла обратно девичью. Я с ней никогда не встречался.
Роот размышлял, борясь с маленьким кусочком ветчины, застрявшим между двумя зубами нижней челюсти.
– Почему его сегодня нет на работе?
– Кого? – спросил Брандт.
– Клаусена, конечно.
– А его нет? Ну, откуда мне, черт возьми, знать? Наверное, у него выходной. Или еще не поправился. У него ведь был грипп, это заблуждение – считать, что достаточно быть врачом, чтобы иметь иммунитет против любых..
– Он исчез, – перебил его Роот. – Не найдется ли у вас объяснения получше?
– Исчез? – удивился Брандт. – Ерунда. Ни за что не поверю. Не может же он просто взять и исчезнуть?
Роот уставился на него и доел бутерброд, несмотря на то что кусочек ветчины по-прежнему торчал между зубами.
– Остальные ангелы… из вашего маленького клуба… кто-нибудь из них может знать Клаусена получше?
Доктор Бранд вытащил очки и снова их надел.
– Возможно, Смааге.
– Смааге? Не будете ли вы так любезны дать мне его адрес и телефон?
Брандт достал маленький блокнотик, и через несколько минут Роот получил данные всех членов. Он взял из сахарницы кусок сахара, размышляя над тем, как поблагодарить доктора за помощь.
– Ясно, все, – сказал он. – Полагаю, вам уже пора идти рожать… не смею вас больше задерживать.
«Ангелы Верхаутена? – подумал он. – Тьфу, черт».
– Спасибо, – сказал Рейнхарт. – Спасибо за помощь, директор Хаас.
Он положил трубку и с мрачной усмешкой посмотрел на Морено.
– Рассказывай, – попросила та. – Мне кажется, я замечаю на лице ищейки некоторое удовлетворение.
– И не без оснований. Угадай, кто заходил в четверг в банк и забрал двести тысяч?
– Клаусен?
– Не в бровь, а в глаз, цитируя одну из его жертв. Зашел в отделение на Кеймер Плейн сразу после обеда и снял все. Наличными! Ты слышишь? Даже двести двадцать тысяч… все кусочки треклятой мозаики встают на место.
Морено задумалась.
– В четверг? – переспросила она. – Сегодня вторник.
– Сам знаю. Одному черту известно, что произошло и куда он подевался. Но мы объявили его в розыск, и рано или поздно мы его схватим.
Морено прикусила губу с сомнением на лице.
– Я в этом не так уверена, – сказала она. – Для чего ему понадобились деньги?
Рейнхарт несколько секунд поколебался, не отрывая глаз от трубки.
– В банке он наплел историю о какой-то яхте. Довольно прозрачно… конечно, собирался заплатить шантажисту.
– Ты считаешь, он заплатил? – спросила Морено. – Тогда почему он исчез?
Рейнхарт недовольно уставился на горы кассет, по-прежнему лежавшие у него на письменном столе.
– Просвети меня!
Морено немного помолчала, покусывая карандаш.
– Если он решил заплатить, – проговорила она, – и действительно заплатил… то какой ему смысл сбегать и прятаться? Вероятно, произошло что-то еще. Не знаю, что именно, но это кажется нелогичным. Во всяком случае, не может быть, чтобы он просто заплатил и все. Господи, двести тысяч ведь огромная сумма.
– Двести двадцать, – пробормотал Рейнхарт. – Ты, конечно, права, но как только мы его поймаем, у нас появится и объяснение.
В дверь постучали, и появился Роот с шоколадным пирожным в руке.
– Спокойствие, – сказал он. – Хотите послушать про акушера и ангелов?
– Почему бы и нет? – вздохнул Рейнхарт.
Рооту потребовалось пятнадцать минут, чтобы пересказать разговор с доктором Брандтом. Слушая его, Рейнхарт делал заметки и затем велел Рооту разыскать остальных «братьев», чтобы добыть побольше общей информации о Питере Клаусене, а также о его поступках в последние месяцы.
– Постарайся подключить Юнга и де Бриса, – добавил Рейнхарт, – чтобы вы смогли управиться до вечера. В первую очередь, естественно, этот Смааге.
Роот кивнул и вышел. В дверях он столкнулся с Краузе.
– У вас есть время? – поинтересовался Краузе. – Я тут сегодня проверял одну информацию.
– Правда? Что за информация? – спросил Рейнхарт.
Краузе сел рядом с Морено и с некоторой обстоятельностью открыл большой блокнот.
– Утром позвонил Ван Вейтерен и дал наводку, – сказал он.
– Наводку? – с недоверием переспросил Рейнхарт. – Комиссар позвонил тебе и дал наводку?
– В общем-то, да, – ответил Краузе, невольно выпрямив спину. – Он всячески подчеркивал, что это, возможно, не так уж и важно, но я все-таки провел кое-какое исследование.
– Ты можешь перейти к делу или тебе сперва надо дать мороженое? – поинтересовался Рейнхарт.
Краузе откашлялся.
– Дело касалось одного имени, – сказал он. – Невеста Эриха Ван Вейтерена… то есть Марлен Фрей… нашла имя на записке, о которой забыла нам рассказать. Явно пару дней назад.
– Что это за имя? – нейтральным тоном спросила Морено, прежде чем Рейнхарт успел снова перебить стажера.
– Келлер, – ответил Краузе. – Пишется, как слышится. Только фамилия на маленькой записочке. Эрих, судя по всему, записал его в спешке за несколько дней до смерти, и в адресной книжке его нет. Как бы то ни было, в телефонном каталоге Маардама значится всего двадцать шесть человек с фамилией Келлер, их я и проверил… хотя бы потому, что этого хотел комиссар. Хм…
– И?.. – спросил Рейнхарт.
– Я думаю, один из них может представлять интерес.
Рейнхарт склонился над письменным столом и заскрежетал зубами.
– Кто? – произнес он. – И чем он интересен?
– Его зовут Арон Келлер. Он работает в ортопедическом отделении, в Румфорде… в мастерской по изготовлению протезов, если я правильно понял. И тоже живет в Бооркхейме.
Рейнхарт открыл рот, чтобы что-то сказать, но Морено его опередила:
– Ты с ним разговаривал?
Она могла поклясться, что Краузе сделал театральную паузу, прежде чем ответить:
– Нет. Они не знают, где он. Он не появлялся на работе с пятницы.
– Черт подери! – воскликнул Рейнхарт, спихнув восемнадцать кассет на пол.
– Его адрес: улица Малгерстраат, тринадцать, – сказал Краузе.
Он вырвал из блокнота страницу, протянул ее инспектору Морено и вышел из кабинета.
32
Обыск в квартире Арона Келлера на улице Малгерстраат, 13, начался почти в то же время, что сутками ранее в номере 17.
Как и ожидалось, дело пошло довольно быстро. Команда криминалистов закончила свою работу уже около половины первого, после чего ничто, по сути, не оправдывало дальнейшего присутствия в квартире Рейнхарта с Морено. Однако они задержались там еще на пару часов, чтобы по возможности (настаивал Рейнхарт – и без какой-либо иной аппаратуры, кроме наших чертовых мозгов, инспектор!) обнаружить признаки, которые могли бы указать на то, что случилось с одиноким жильцом. И куда он подевался.
Задача была не из простых. Судя по всему, Келлер не заходил к себе домой с прошлой пятницы; он даже мог уехать или исчезнуть еще в четверг ночью – ежедневных газет он не выписывал, но в металлическом почтовом ящике на внутренней стороне двери лежала кое-какая корреспонденция, а комнатные растения в спальне и на кухне почти погибли от засухи. Два больших гибискуса в эркере гостиной выглядели получше: они были подсоединены к оросительной системе, которую требовалось пополнять только раз в неделю.
Так, во всяком случае, утверждала Морено, у которой в двухкомнатной квартире была аналогичная конструкция.
Вообще же в квартире царил почти скрупулезный порядок. Никакой грязной посуды на кухне. Никаких разбросанных предметов одежды, ни в спальне, ни в других местах. Никаких газет, никаких пепельниц с окурками, все мелочи на своих местах. Немногочисленные книги стояли на книжной полке, кассеты и CD-диски (на три четверти лошадиный джаз, с отвращением констатировал Рейнхарт, остальное – поп-шлягеры в дешевых изданиях) располагались аккуратными, ровными рядами. Две пары начищенных ботинок на полочке в прихожей, куртка и пальто на плечиках… и письменный стол в таком же порядке, как на витрине фирмы, торгующей канцелярскими товарами. То же относилось к шкафам, ящикам и комодам; единственное, чего не хватало Рейнхарту, это маленьких наклеек, указывающих на место и назначение каждой вещи… хотя если сохранять один и тот же порядок в течение двадцати лет, наклейки, возможно, уже не требуются, посчитал он по зрелом размышлении.
О человеке по имени Арон Келлер можно было заключить, что, помимо патологической любви к порядку, он явно питал некоторый интерес к спорту. Особенно к футболу и легкой атлетике. На книжной полке сразу обращал на себя внимание ряд книг по футболу (ежегодные обозрения с красными и зелеными корешками начиная аж с 1973 года), а в ящике из-под пива, в одном из шкафов, лежало несколько годовых подшивок ежемесячного журнала «Спортфронт» – последний номер находился на кухонном столе и, по всей видимости, обычно составлял Келлеру компанию за завтраком. Во всяком случае, к такому выводу, раздраженно фыркнув, пришел Рейнхарт.
Рядом с телефоном, на письменном столе в спальне, нашлась адресная книжка, в которой было записано в общей сложности двадцать два человека. Трое из них носили фамилию Келлер, все они проживали не в Маардаме (двое в Линзхейзене, один в Хаалдаме), но Рейнхарт решил заняться выяснением точных родственных отношений чуть позже.
– У мужика, видать, плохо с головой, – сказал он. – Нам не составит проблемы его найти.
Морено от комментариев воздержалась.
Несмотря на явное отсутствие зацепок, они задержались в квартире до начала четвертого. Рылись во всех ящиках, шкафах и углах, сами не зная, что ищут. Рейнхарт обнаружил ключ с брелком «Кладовка» и провел час на чердаке, среди старой одежды, обуви и сапог, теннисных ракеток, разной мебели, а также нескольких картонных коробок с комиксами шестидесятых годов. Морено толком не понимала, зачем они так досконально обыскивают квартиру, но не подавала виду. Не имела представления, к чему это может привести, но сознавала, что, вероятно, приняла бы такое же решение, если бы решать выпало ей.
– Никогда не знаешь, что ищешь, пока не найдешь, – с самого начала разъяснил Рейнхарт, выпустив ей в лицо дым. – Это применимо ко многим ситуациям, фрекен полицейский инспектор, не только к нынешней!
– Комиссар мудр, как змея, – ответила ему Морено.
Без четверти три появилось вознаграждение. Она перевернула полупустую корзину для бумаг (стоявшую под письменным столом – разумеется, исключительно бумаги, ничего гниющего, типа яблочных огрызков, мешочков с чаем или банановой кожуры) на пол гостиной и принялась без особого интереса перебирать содержимое. Тут-то она и нашла это. Это.
Скомканный линованный лист формата А4, вырванный из блокнота. Вероятно, из того, что лежал на полке, справа над письменным столом. Морено развернула бумагу, расправила ее и прочла:
Пять недель назад Вы убили па
И все. Только пять слов. Пять с половиной. Написаны аккуратным почерком, не мужским и не женским, синими чернилами. Она уставилась на краткое, недописанное сообщение и две минуты размышляла.
«Па? – думала она. – Что означает па?»
Может ли это быть что-нибудь другое, кроме слова парень?
Она позвала Рейнхарта, который уже успел спуститься с чердака, стоял, засунув голову в один из шкафов спальни, и ругался.
– Ну? Что там у тебя? – спросил Рейнхарт.
– Вот это, – ответила Морено, протягивая ему лист бумаги.
Он прочел текст и озадаченно посмотрел на нее:
– Па? Что такое, черт возьми, па? Парень?
– Вероятно. Ты говорил о том, что нам не хватает первого звена. Думаю, тут оно и есть.
Рейнхарт снова посмотрел на мятый лист и почесал в голове.
– Ты права, – сказал он. – Права, будь я проклят. Поехали, пожалуй, пришло время немного посовещаться.
Совещание получилось коротким и без вина с бутербродными тортами. Никаких излишеств больше не требовалось, поскольку туман наконец начал рассеиваться, заявил Рейнхарт.
Туман в деле Эрих Ван Вейтерен – Вера Миллер. Настало время разобраться и действовать. Больше не требовалось никаких длительных обсуждений. Никаких теорий и гипотез. Внезапно стало ясно, в чем тут дело и на что необходимо направить усилия. Настало время… затянуть силки вокруг замешанных в деле.
Вокруг Питера Клаусена и Арона Келлера. Убийцы и его шантажиста.
Проблематично лишь то, что силок, вероятно, окажется пустым, когда его затянут, констатировал Роот, очищая от обертки конфету «Моцарт».
– Да, какая-то дьявольская история, – признал Рейнхарт. – До конца еще далеко, тут мы не должны заблуждаться, но, вообще-то, мы все разгадали недурно. Келлер каким-то образом держал Клаусена на крючке и хотел получить за свое молчание деньги. Он послал молодого Ван Вейтерена их забрать… с известным результатом. Как тут замешана Вера Миллер, одному черту известно, но мы обнаружили в квартире Клаусена ее волосы и много другого… и следы крови в спальне и машине. Все предельно ясно. Он убил ее точно так же, как убил Эриха Ван Вейтерена.
– А какая связь между Келлером и Эрихом? – поинтересовался де Брис. – Ведь она должна существовать.
– Этого мы пока не знаем, – ответил Рейнхарт. – Это пока открытый вопрос и, как я уже сказал, далеко не единственный. Клаусен и Келлер оба исчезли. Похоже, их никто не видел с прошлого четверга… и именно в четверг Клаусен забрал из банка двести двадцать тысяч. В тот день явно что-то произошло, возможно, поздно вечером, нам необходимо узнать что именно… и, естественно, найти их.
– Dead or alive[22]22
Живыми или мертвыми (англ.).
[Закрыть], – сказал Роот.
– Dead or alive, – согласился Рейнхарт, секунду подумав. – Если присмотреться, у них много общего. Одинокие мужчины средних лет, не слишком общительные. Келлер явно настоящий степной волк. Пусть Боллмерт и де Брис проверят, существует ли у него хоть какой-то круг общения. Его коллеги, во всяком случае, почти ничего не могли о нем сказать… не так ли?
– Верно, – подтвердил Роот. – В их конторе по изготовлению деревянных конечностей работает всего восемь человек, но все говорят, что Келлер чертовски упертый.
– Неужели правда? – спросил Юнг.
– Они выражаются не столь светски, как я, – объяснил Роот. – Но примерно так.
Рейнхарт послал по кругу копию сообщения, найденного Морено у Келлера в корзине для бумаг.
– Что вы из этого понимаете? – спросил он. – Листок мы подобрали у Келлера.
На некоторое время воцарилось молчание.
– Что по-вашему означает па? – спросил Рейнхарт.
– Парень, – сказал де Брис. – Других вариантов, пожалуй, нет.
– Конечно, есть, – запротестовал Роот. – Множество… патологоанатом, парламентарий, паркетчик…
– Ловко, господин детектив, – заметил Рейнхарт. – Но я, пожалуй, не припоминаю, чтобы за последнее время убили какого-нибудь патологоанатома или парламентария… а также палеонтолога или парикмахера… да, надо признать, что кое-какие варианты имеются, но я предлагаю предварительно остановиться на слове парень как на самом вероятном. Тогда мы, соответственно, можем считать, что Клаусен убил какого-то парня, что и стало корнем всего. Нам не известно, когда именно Келлер строчил эту записку, но если мы нацелимся на случившееся в конце октября – начале ноября… плюс-минус неделя… может, нам это что-нибудь и даст.
– А это не может указывать на Эриха Ван Вейтерена? – поинтересовался де Брис.
Рейнхарт секунду подумал.
– Едва ли, – ответил он. – Ему было почти тридцать. И время не совпадает… «несколько недель назад Вы убили па…»… нет, исключено.
– О’кей, – согласился де Брис.
– …партиец, пакистанец, парикмахер, пастор… – бубнил Роот, но никто не обращал на него внимания.
– Убитый парень? – произнес Юнг. – Мы бы знали, если бы кого-то убили в этот период. От нас едва ли могло бы укрыться… по крайней мере, если это произошло в нашем районе.
– Речь совсем не обязательно идет о Маардаме, – сказала Морено. – Кроме того, преступления могли и не заподозрить. Возможно, произошло нечто иное. Например, что-нибудь в больнице, что Клаусен пытался скрыть. И ему почти удалось.
– Только не снова больница, – взмолился Роот. – Я от нее заболеваю.
Несколько секунд все молчали.
– Он ведь не хирург, этот Клаусен? – спросил де Брис. – Не делает операций?
Рейнхарт сверился с бумагами.
– Внутренняя медицина, – сообщил он. – Впрочем, лишать людей жизни можно и в этой отрасли. Если, например, проявить небрежность… нам необходимо узнать, какие смертные случаи имели место в его отделении в этот период. Рооту и Юнгу придется снова отправиться в Румфорд. Вероятно, достаточно будет поговорить с главным врачом. Может, просмотреть несколько журналов.
– Парень, который неожиданно умер? – уточнил Юнг.
– Молодой пациент мужского пола, скончавшийся ночью, – поправил его Роот. – Несмотря на все усилия. Не забывай об их чудной корпоративной солидарности… кроме того, мне кажется, будет лучше, если разговаривать с Лейссне будешь ты. Мы с ним, похоже, немного не сошлись характерами.
– Неужели? Странно, – усмехнулся Юнг.
– А что, по-твоему, следует делать нам? – поинтересовалась Морено, когда коллеги ушли.
Рейнхарт уперся руками в стол и выпрямил спину.
– У меня свидание с неким Оскаром Смааге, – объяснил он. – Секретарем-организатором «ангелов Верхаутена». Ты останешься здесь и проверишь, нет ли у нас каких-либо невыясненных смертных случаев. А также исчезновений, ведь еще не известно, связано ли это с больницей, хотя многое говорит в пользу этого.
– О’кей, – согласилась Морено. – Надеюсь, Смааге сможет что-нибудь сообщить, хотя ума не приложу, что это может быть. Мне кажется, на самом деле все крутится вокруг одного-единственного дня.
– Четверга? – уточнил Рейнхарт.
– Да. Что, черт возьми, произошло в четверг вечером? Ведь тогда он явно собирался передать деньги. Или как ты считаешь?
– Конечно. Будет странно, если не появится кто-нибудь, кто имел от них – хотя бы от одного из них – известия после этого дня. Надо просто выждать время. Набраться терпения. Разве не это кто-то мне недавно рекомендовал?
– Думаю, ты ошибаешься, – сказала Морено.
Ей потребовалось не более часа. Во всяком случае, она инстинктивно почувствовала, что попала в точку, когда на экране компьютера всплыло это имя. Сердце забилось чаще, и на предплечьях приподнялись волоски. Внешние проявления женской интуиции. Во всяком случае, ее интуиции.
Вим Фелдере, прочитала она. Родился 17.10.1982. Умер 5.11.1998. Или, возможно, 6.11. Обнаружен проезжавшим мимо велосипедистом на дороге 211 между Маардамом и пригородом Бооркхойм около шести утра. Расследование, проведенное благодаря заботам автоинспекции (ответственный – комиссар Линтонен), показало, что он, скорее всего, был сбит каким-то транспортным средством и скончался в результате удара о бетонную трубу на обочине. Розыск объявлялся во всех СМИ, но причинивший смерть по неосторожности не откликнулся. Никаких свидетелей несчастья. Никаких подозреваемых. Никаких зацепок. Преступник скрылся с места преступления и не объявился.
Она помнила это происшествие. Помнила, что читала о нем и видела по телевизору репортажи в новостях. Шестнадцатилетний парень направлялся домой в Бооркхейм, побывав в гостях у подружки в центре города, и, судя по всему, опоздал на последний автобус.
Вероятно, шел по обочине дороги – была плохая погода, с дождем и туманом, – и его сбил автомобилист, который затем скрылся с места происшествия.
Это мог быть кто угодно.
Мог быть Клаусен.
Келлер мог ехать следом и все видеть. Или сидел рядом с Клаусеном на переднем сиденье, если они были знакомы, хотя до сих пор не было установлено, что они друг друга знали.
Дорожно-транспортное происшествие?
Вполне возможно. Начав размышлять о правдоподобности такого развития событий, она заметила, как трудно ее оценить. Возможно, это лишь домыслы. Впрочем, нить все равно необходимо проследить, пока та не оборвется.
Интуитивно она понимала, что все произошло именно так. Она нашла первое звено. No doubt[23]23
Никаких сомнений (англ.).
[Закрыть].
Она увидела, что уже половина шестого, и задумалась над тем, что же ей делать. Решила поехать домой и позвонить Рейнхарту позже вечером. Если удастся установить, что Клаусен ехал в тот день из центра в то самое время… по словам подружки Вима Фелдерса, несчастье произошло, очевидно, около двух часов ночи… да, тогда не останется никаких сомнений.
Как можно установить, совершал ли Клаусен такую автомобильную поездку, разумеется, одному богу известно, но раз уже удалось установить его причастность к двум другим убийствам, то это, пожалуй, не столь важно.
С другой стороны – если он в тот вечер был где-то в центре Маардама, вероятно, он там с кем-то встречался? С кем-то, кто может это подтвердить.
«Только бы не с Верой Миллер, – подумала она. – Лучше бы с этими ангелами, как их там называют. Ангелами Верхаутена?»
Правда, значительно важнее найти Клаусена. Разумеется.
И Келлера.
На этом Эва Морено выключила компьютер и поехала домой. Ей думалось, что, как ни крути, она сегодня хорошо поработала.
33
Не успела она закончить разговор с Рейнхартом, как раздался звонок в дверь.
«Половина девятого, – подумала Морено. – Что за черт?»
За дверью оказался Микаэль Bay, сосед снизу.
– Не хотите немного подкрепиться? – с несчастным видом спросил он.
Микаэлю Bay было лет тридцать, и он переехал на Фалке – траат всего пару месяцев назад. Морено его не знала. Он, правда, представился ей, когда они в первый раз столкнулись на лестнице, но потом они лишь здоровались при встрече. В общей сложности три или четыре раза. Он обладал приятной внешностью – это она отметила с самого начала. Высокий, светловолосый, голубоглазый. С улыбкой, которая, казалось, никогда не покидала его губ.
Сейчас, однако, он был серьезен.
– Я потушил мясо с овощами, – пояснил он. – Типа говядины по-бургундски, оно как раз готово, так что если вы не против?..
– Это несколько неожиданно, – удивилась Морено.
– Догадываюсь, – признался Бау. – Хм… я, в общем-то, и не собирался вас приглашать, но моя невеста порвала со мной прежде, чем мы начали есть. Только не подумайте…
Подходящего продолжения он подобрать не смог. Морено тоже.
– Спасибо, с удовольствием, – сказала она вместо этого. – Если мне правильно помнится, я сегодня еще не ела. Мне нужно только пятнадцать минут, чтобы принять душ. Тушеное мясо ведь может немного постоять на огне?
Тут он улыбнулся.
– Отлично, – согласился он. – Тогда приходите через пятнадцать минут.
Он двинулся вниз по лестнице, и Морено закрыла дверь.
«Неужели это так и происходит?» – задумалась она, но тут же отогнала эту мысль.
Помимо чисто внешних достоинств, Микаэль Бау оказался еще и потрясающим поваром. Морено ела мясо с истинным удовольствием, а последовавший за ним лимонный сорбет обладал именно той легкой кислинкой, какая обычно описывается в рецептах, но редко получается в реальности.
«Мужчина, умеющий готовить? – думала она. – С таким мне еще не доводилось сталкиваться. У него непременно должен быть какой-то скелет в шкафу». Ей очень хотелось спросить, почему с ним порвала невеста, но подходящего случая так и не представилось, а сам он этого вопроса не касался.
Зато они разговаривали о погоде, доме и соседях. А также о профессиях друг друга. Бау работал в отделе социального обеспечения, так что у них нашлись кое-какие точки соприкосновения.
– Черт знает, почему я выбрал социальные проблемы, – сообщил он. – Нельзя сказать, что работа мне не нравится, но не думаю, что стал бы делать ставку на нее сегодня. А почему ты пошла в полицию?
Эва Морено сама задавалась этим вопросом столько раз, что уже больше не знала, существует ли на него ответ. Или существовал ли. Получилось как-то само собой, только и всего, и она подозревала, что так происходит со многими. Жизнь сложилась, как сложилась.
– Думаю, многое зависит от случайностей, – ответила она. – Или, по крайней мере, не от тщательно взвешенных решений. Мы держим под контролем куда меньшее, чем воображаем… другое дело, что мы притворяемся, будто все зависит от нас самих.
Бау задумчиво кивнул.
– Хотя, возможно, мы все равно попадаем туда, куда следует, – сказал он. – Я недавно читал о теории бильярдных шаров, ты ее знаешь? Ты катишься по ровному зеленому ковру среди множества других шаров. Скорости и направления заданы, но тем не менее нельзя заранее рассчитать, что произойдет, когда мы столкнемся и изменим направление. Все предопределено, но мы не можем предсказать этого, просто влияет слишком много факторов… ну, что-то в этом духе.
Она вспомнила о том, что обычно говорил комиссар, и не смогла сдержать улыбки.
– Определенные схемы, – произнесла она. – Говорят, что существуют определенные схемы, которые мы обнаруживаем только задним числом. А тогда они уже предельно ясны. Напоминает полицейское расследование. Все становится яснее, когда приходится возвращаться назад.
Бау снова кивнул.
– Хотя возвращаться назад нельзя, – заметил он. – Я имею в виду в жизни. В этом-то и состоит проблема. Еще немного вина?
– Полбокала, – попросила Морено.
Когда она первый раз взглянула на часы, оказалось, что уже без четверти двенадцать.
– Господи, – сказала она. – Разве тебе не надо завтра утром на работу?
– Конечно надо, – ответил Бау. – Работники социальных служб не отдыхают.
– Спасибо за приятный вечер, – поблагодарила Морено, вставая. – Обещаю устроить ответный ужин, только сперва мне надо выучить несколько рецептов.
Бау проводил ее в прихожую и очень деликатно приобнял на прощание. Пятнадцатью минутами позже она лежала в своей постели и размышляла о прелести добрососедских отношений.
Потом она подумала об Эрихе Ван Вейтерене. Он ведь был примерно ровесником Бау и ее самой. Возможно, чуть моложе – раньше ей это в голову не приходило.
А остальные?
Вере Миллер было за тридцать, а Вим Фелдере прожил всего шестнадцать лет.
Стоило выйти за узкий горизонт соседства, как с легкостью возникали другие ключевые знаки.
Рейнхарт проснулся оттого, что Джоанна тянула его за нижнюю губу. Она восседала у него на животе с блаженной улыбкой на лице.
– Папа спит, – говорила она. – Папа проснулся.
Он поднял дочку на вытянутых руках. Та закричала от удовольствия и брызнула ему в лицо слюной.
«Господи, боже мой, – подумал он. – Как чудесно! Шесть часов утра, и жизнь бьет ключом!»
Его удивило, что в комнате так светло, но потом он вспомнил, что дочка как раз научилась нажимать на кнопки и с удовольствием тренировалась. Он засунул ее в постель рядом с Уиннифред и встал. Убедился в том, что в квартире зажжены все до единой лампы, и начал их выключать. Вскоре Джоанна принялась бродить по комнатам вслед за ним, лепеча что-то о мишках. Или, возможно, об игрушках – во рту она держала соску, поэтому разобрать, что она говорит, было трудно. Он взял ее с собой на кухню и начал готовить завтрак.
Уже взявшись за дело, он вспомнил, что ему снилось. Или скорее, что всплывало у него в голове ночью где-то между сном и бодрствованием.
Они забыли объявить в розыск Келлера.
«Вот черт», – подумал он. Поднял Джоанну и усадил на детский стульчик. Поставил перед ней тарелку с размятым бананом и йогурт и пошел в кабинет, звонить в полицейское управление.
На объяснение деталей ушло некоторое время, но постепенно дежуривший в это утро Кемпье, казалось, все понял. Он дал честное благородное слово, что объявление о розыске будет отправлено незамедлительно.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.