Текст книги "Бегство из времени"

Европейский скептицизм, европейское язычество в Германии подорвало даже католицизм (знаю по себе) через обучение в духе классицизма, через гуманитарные гимназии. Потребуется тяжёлая внутренняя борьба, чтобы ещё сегодня стать настоящим католиком, не превратившись в броскую фигуру или в лицемера. Большой католический писатель в Германии невозможен, потому что где бы он ни прорвался к самой основе, он всюду наткнётся на протестантские и скептические позиции, не намеренные его терпеть. И потому что католицизм в Германии вытеснен переплетением властных интересов и протестантским большинством в оборону и даже в отказ от весьма существенных, если не лучших частей своего предания. Внутренние битвы, о которых я говорю – их головокружительный накал, если говорить о судьбах их участников, будет сходен с тем, что известен с римских времён[309]309
  Отсылка к гонениям на христиан в Римской империи.


[Закрыть]. Простой набожностью или воцерковлением этого не добиться; необходимо пробиваться к традиции, то есть отвергать целые века национального развития. Для этого потребуется, если я не обманываюсь целиком и полностью, необозримые жертвы и усилия. Критика, стиль, образ жизни, психология, все средства как раз в Германии настолько заточены в антицерковном духе, что в наш век сделать достоверным и утвердить ортодоксальный образ мысли было бы равносильно тяжкой участи.

* * *

Индивидуальные символы у Ницше, Шпиттелера[310]310
  Карл Шпиттелер (1845–1924) – швейцарский поэт, лауреат Нобелевской премии по литературе 1919 года. (Прим. переводчика.)


[Закрыть], Вагнера и Бёклина[311]311
  См. прим. к записи от 2-го ноября 1915 г.


[Закрыть]. Кто может нагородить что-то выше? Какие затраты на замкнутую в себе, непродуктивную мифологию! Ибо что можно вывести отсюда? Самое большее – природную и элементарную религию; анимизм духов огня, воды, воздуха и земли. Гёте называет Мефистофеля «порождением грязи и огня»[312]312
  Из «Фауста» Гёте: «Прочь, порождение грязи и огня!» (пер. Н. А. Холодковского).


[Закрыть]. Две другие стихии – ветер и вода – ушли в современную прессу и держат под паром и в движении круговерть банального.

Свободы Реформации сегодня приводят нас к окончательному закабалению. Отрицание свободы воли было самое худшее. Что есть закон: авторитет Бога или авторитет личности? Авторитет объективной церкви или же авторитет объективной науки? Культ науки, углубил ли он разум или сделал донельзя плоским? Государство как фетиш, наука как фетиш, и оба катастрофически увязаны: вот смысл реформаторской секуляризации.

Поначалу Лютер отбросил культуру в пользу нравственности. Так было задумано ещё монашеством. Но самовольная мораль тотчас упирается в водоразделы культуры; подпадает под власть инстинктов и аппетитов.

Нравственности разложение в Германии – следствие нехватки догм и канонических личностей. Нехватки чёткого прообраза, идеала для образа жизни. Протестантизм пытался взбаламутить [христианскую] традицию от [апостола] Павла, да и Иисуса, что значит возводить Вавилонскую башню.

* * *

К критике индивидуализма. Выпяченное на первый план «Я» всегда имеет свои интересы – жадные, властолюбивые, тщеславные или ленивые. Оно всегда идёт на поводу у аппетитов, инстинктов, пока не растворится в социуме. Кто отказывается от интересов, отказывается от своего «Я». «Я» и интересы – одно и то же. Поэтому личностно-самовлюбленный идеал Ренессанса разрастается в общий союз бездушно-механических аппетитов, который у нас на глазах исходит кровью и гноем.

Вера – это организующая власть первого ранга. Она придаёт вещам форму, она встраивает их в закон. Когда в «Бытии» говорится, что Адам дал имена животным[313]313
  «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привёл их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречёт человек всякую душу живую, так и было имя ей» (Быт. 2:19).


[Закрыть], то имеется в виду, что он был верующим человеком, который верил в то, что его окружало, а мог верить – потому что оно возникло прямо из рук творца. Это великодушное привлечение Адама к делу сотворения – то, что Бог в награду поручил ему, нарекая всякий раз, наделять личностью.

Между тем всё-таки выходят поистине интересные книги. «Фортинбрас, или Борьба XIX-го века с духом романтизма»[314]314
  Книга немецкого театрального критика и драматурга Юлиуса Баба (1880–1955), опубликованная в Берлине в 1914 г.


[Закрыть] – как раз такая. Её автор, Юлиус Баб видит разительный контраст между известными «христианскими рудиментами» и современным позитивизмом. Потустороннее, которое составляет основу романтизма, по его мнению, больше не имеет основы в народной культуре. Даже Гауптман и уж тем более Ибсен и Стриндберг в этом смысле романтики: реалистичные, язычески-светские инстинкты у них борются с «христиански-романтической тоской по небу». Подобный образ мыслей обрёл второе дыхание благодаря вступлению византийской России в европейскую «трудовую коммуну» народов[315]315
  Плодом чего, согласно Бабу, стал «романтизм» Достоевского (см. конец дневниковой записи).


[Закрыть]. Для трезвого Запада отсюда возникает последний большой кризис. Но он, как надеется автор книги, будет «огнём и мечом» преодолён людьми «порядочными и приземлёнными». И знаковый язык Достоевского для Запада тоже – просто «романтизм».

Как указывает название книги и соответствующая цитата в её конце, автор чувствует, что ему внушает могучие надеж ды теперешний гром пушек. Война[316]316
  Первая мировая война.


[Закрыть] прикончит немецкий романтизм и христианство. С «эротически-артистически-политическими восторгами и мечтаниями» будет решительно покончено. Гёте и Ницше – ручательство тому.

* * *

Большой отрезок своего жизненного пути я продержался на отговорках. Выдумывал предлоги, искал окольные пути, призванные лишь прикрывать незрелость, которую я осознавал, но не хотел в ней себе признаваться. Мои постыдные ошибки: может, виновна юность, может, романтизм. На переднем плане была профессия, арена самых разных интересов и страстей, служащая для прикрытия, чтобы иметь возможность спокойно расти и созревать.

* * *

Возрождение христианства с Востока. Запад, наша родина, сопротивляется. Можем ли мы обратиться в нашу веру и снова стать христианами? Дело скорее выглядит так, что русские должны пасть жертвой Запада. А может, произойдёт обмен. Мы переймём у них православие и дадим им за это машины. Доселе бездеятельный русский мир будет принуждён стрелять, убивать, брать на себя грех. Он переживает своё грехопадение: из чистой грёзы в западные сатанинские искусы. Русский мир будет запятнан. Может, после этого он воспрянет с удвоенной силой и потребует своё целомудрие назад.

Реформация была политическим отказом от повиновения[317]317
  Балль пытается доказать, что вероисповедные мотивы Реформации пошли на поводу у политических амбиций тогдашних правителей.


[Закрыть]. Доказательства тому оглушительно явные.

1. Меланхтон не признаёт за людьми подневольными права на сопротивление[318]318
  См. цитату из Меланхтона, приводимую Баллем в записи от 23-го ноября прошлого года.


[Закрыть], а рекомендует смиренный отказ от него. И при открытом насилии и несправедливости тоже.

2. Перед созывом Аугсбургского рейхстага курфюрст спросил у Лютера и Меланхтона, можно ли оказывать кайзеру сопротивление. Оба ответили на этот вопрос отрицательно (6 марта 1530 года).

3. Меланхтон надеется добиться своего[319]319
  По мысли Балля, примирения с католичеством и доказательства «католицизма» протестантов.


[Закрыть] хитростью и дипломатией. Аугсбургская «Апология» нужна, чтобы защититься от обвинений протестантов в ереси, за которую император (кайзер) имел право карать.

4. Опровержение Экка[320]320
  Иоганн Экк (1486–1543) – немецкий католический теолог, полемизировавший с Лютером.


[Закрыть] исходит из мысли, что в «Аугсбургском исповедании» протестанты, по обычаю еретиков, утаили всё, что в их учении было взрывоопасно (оглашено 3 августа). Кайзер объявил, что протестантов опровергли и потребовал, чтобы они примкнули к католической церкви. В случае же отказа он будет вынужден признать за собой права «имперского наместника и защитника святой христианской церкви».

a) Наряду с высказыванием формул с двойным смыслом Меланхтон пользовался методом: «упустить из виду» (утаивания); приём, который он неоднократно рекомендовал в трудных случаях. Некоторые отнюдь не малозначные вопросы попросту не попадали в обсуждение.

b) Сам Лютер пишет Йонасу[321]321
  Юстус Йонас (1493–1555) – богослов, сподвижник Лютера, известный своими переводами на немецкий язык латинских сочинений Лютера и Меланхтона.


[Закрыть]: «Сатана покуда жив и заметил, что в вашей [с Меланхтоном] „Апологии“, проныре такой, тихой сапой утаены статьи о чистилище, почитании святых и, прежде всего, об Антихристе-Папе»[322]322
  Отрывок из письма Лютера (от 21 – го июля 1530 г), адресованного Юстусу Йонасу. Лютеру «Апология Аугсбургского исповедания», написанная Меланхтоном и переведённая на немецкий Йонасом, кажется слишком мягкой и уступчивой по отношению к католикам – «Я так осторожно не могу» (Ich kann nicht so leise treten), признаётся он месяцем ранее в письме Меланхтону. Письмо Йонасу написано на латыни, но с вкраплением немецкого словечка Leisetreterin, которое можно понять как упрёк («проныра, тихушница»). Балль приводит этот пассаж, чтобы доказать, что движущей силой Реформации был фанатизм Лютера и амбиции местных князей, желавших безвозвратного разрыва с католичеством, тогда как лазейка для примирения сохранялась («Апология» в чём-то была таким «примирительным» документом).


[Закрыть].

5. 19 ноября 1530 года публикуется резолюция Аугсбургского рейхстага. Возникает угроза войны. Теперь Лютер поддался уговорам саксонских правоведов о том, что местный князь не прямо подчиняется императору. Если император не исполняет свой долг, то справедливо оказывать ему сопротивление.

6. Лютер готовится к окончательному разрыву отношений в язвительных и презрительных «Замечаниях к намечаемому императорскому эдикту».

7. Курфюрст Саксонии низложен как еретик в епархиальной курии.

Из пунктов 2 и 5 следует, что местный правитель был главным интерессантом и зачинщиком революции, а теологи были только его инструментами. Основная реформаторская мысль о «недопустимости принуждения совести со стороны государства» уже была выражена на Шпайерском рейхстаге. Протестовали против того, чтобы в вопросах веры выносить решение большинством голосов.

* * *

Кто знает, что мысли убивают, что они делают человека несчастным и даже могут довести до отчаяния? А если носишь в себе мысли, противоречащие одна другой, то они тебя разрывают? Кто сохранил себе столько свободы, чтобы не решать о том, что будет завтра, потому что какая-то мысль, не говоря уже о человеке, может перейти тебе дорогу и изменить всё? Лишь немногие мыслители пытались жить по своим убеждениям.

«У немца, – говорит Ницше, – как у женщины, не добраться до основания, он лишён его: вот и всё. Но при этом нельзя быть даже плоским»[323]323
  Цитата из работы Ницше «Ессе homo, как становятся собой» (1888), пер. Ю. М. Антоновского.


[Закрыть].

Я часто и подолгу размышлял над этими словами.

Решение этой загадки, мне кажется, вот в чём: естественные, природные люди и нации вообще не имеют лица. Что только дух и форма придают им лицо, и в Германии это лицо с ходом Реформации всё больше и больше становится маской. Ницше, который открывал «естественное лицо» немецкой нации, не мог не быть крупным психологом. У него не получилось найти «основу» немецкости, потому что природа как таковая не имеет основы.

* * *

В письме к Шикеле: «Если Вы издаёте Бакунина – можно, это сделаю я? Мне кажется, никто не справится с этим так хорошо, как я. Он занимает меня уже несколько лет. В Германии его почти не знают».

(Сказать по правде: у меня к этому лишь исследовательский интерес. Я хотел пересмотреть мои прежние исследования и довести их до ума.)

Как можно вернуть слову его могущество? Тем, что всё глубже отождествляешь себя со словом.

Пробиться к той сокровеннейшей сердцевине личности и нации, откуда происходят движущие мысли.

* * *

Чтобы понять кубизм, надо, быть может, читать Отцов Церкви.

Янко тоже допускает, что поздний Пикассо принадлежит архитектуре, а от живописи у него остались разве что краски да рамы картин. Архитектура начинается там, где кончается живопись: на чертеже.

Искусство начинает заниматься аскетическими и жреческими идеалами. А иначе, что бы мы могли понять в средневековых миниатюрах, в Джотто, Дуччо[324]324
  Джотто ди Бондоне и Дуччо ди Буонинсенья – итальянские живописцы рубежа XIII–XIV в.


[Закрыть] и в Византии? За искусством, этой дамой[325]325
  В немецком языке женского рода: die Kunst.


[Закрыть] ухлёстывают, [щупая] там, где погорячее: в смачном пристрастии искусства к окончательному выражению предметов и жизни. И этот смысл продиктован временем, а не чьей-то склонностью. Это смысл жизни, находящейся под угрозой.

* * *

Искусство куда ближе к религии, чем к науке. У меня возникает непостижимое противоречие, когда Ницше тесную связь религии с наукой противопоставляет искусству[326]326
  Отсылка к фрагменту из работы Ницше «Человеческое, слишком человеческое» (1878): «Каждая философия, которая показывает сияние религиозного хвоста кометы в темноте своих последних горизонтов, заставляет относиться подозрительно ко всему, что она излагает в качестве науки: вероятно, всё это тоже есть религия, хотя и принаряженная наукой. ‹…› Искусство подымает главу, когда религии приходят в упадок. Оно перенимает множество порожденных религией чувств и настроений, согревает их у своего сердца и становится теперь само более глубоким, одухотворенным, так что способно сообщать воодушевление и возвышенное настроение, чего оно ещё не могло делать раньше. Возрастающее богатство религиозного чувства становится потоком, который постоянно прорывается наружу и хочет завоевать всё новые области; но растущее просвещение поколебало догматы религии и внушило основательное недоверие к ней; поэтому чувство, вытесненное просвещением из религиозной сферы, устремляется в искусство; в отдельных случаях также в политическую жизнь, а иногда даже прямо в науку» (пер. С. Л. Франка), см. также запись от 22-го апреля 1921 г.


[Закрыть].

Это можно понять, только если он ощущает искусство как антитезу… ну, как раз науке о религии. Но противопоставлять – это значит, доказывать, что противоположность есть.

Мои исследования идут суматошно. Меня пугают диссонансы. Временами у меня такое чувство, что я разорван на части, и из каждой выбивают дух.

* * *

Шикеле передаёт мне [для подготовки издания] антологию Бакунина[327]327
  См. запись от 28-го ноября этого же года, выше.


[Закрыть].

* * *

Я художник в малом, кабареттист. Что же бы за дела начались, если бы я захотел кому-то проповедовать мораль? Но, может, когда-нибудь это станет безразлично. Временами у меня есть все причины настаивать на правах самого малого, самого несчастного, самого покинутого. Если бы это имело какой-то смысл, я был бы республиканцем.

Рембо я читаю сегодня совсем иначе, чем год назад.

Он пытается преодолеть европейство, выдвигая на первый план вопросы расы и инстинкта и оставаясь в (распадающейся) европейской морали.

Христос для него – eternal voleur des energies [«вечный похититель сил»][328]328
  «Христос! О вечный враг энергии и воли, Зовущий два тысячелетия туда, Где женщины бледны, где головные боли, И где дается жизнь для скорби и стыда!». Здесь и далее цитаты приводятся по изданию: Рембо А. Стихи. Последние стихотворения. Озарения. Одно лето в аду. М., «Наука», 1982. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]; мораль – une faiblesse du cervelle [«слабость мозгов»].

«Низшая раса – народ, как говорят, всё вытеснила: она – и нация, и разум, и наука» (один из его сильнейших аргументов).

Сам он похваляется то галльскими, то скандинавскими предками, которые в нём проявляются. То снова обозначает и себя самого как «негодную расу».

Проблема декадентства[329]329
  Игра с прямым значением французского слова «декаданс». То есть проблема упадочности, «вялости» одряхлевшей европейской культуры (см. следующее предложение).


[Закрыть] (здесь [даёт о себе знать у Рембо], как и у многих других). Резкий порыв, направленный против ханжеской робости декадентов.

«Я никогда не был с этим народом; я никогда не был христианином; я из тех, кто поет под пыткой; я не понимаю законов; у меня нет чувства нравственности, я тварь: вы заблуждаетесь».

Или: «Я тварь, негр. Но я могу быть опасен. Вы поддельные негры, вы маньяки, кровопийцы, скряги».

Иногда он воркует на каком-то нежном своём языке о смерти, которая приносит раскаяние. О несчастных, которые, и правда, есть на свете. О тяжком труде, о прощаньях, которые разрывают сердце.

«Затем я стал объяснять свои магические софизмы с помощью галлюцинации слов!»

Отрицает ли христианство эстетические ценности?

Ницше (в «Рождении трагедии») так и говорит: «Осторожное и враждебное молчание, которым на протяжении всей книги обойдено христианство. ‹…› Трудно найти чисто эстетическому истолкованию и оправданию мира, как оно проповедуется в этой книге, более разительную антитезу, чем христианское учение ‹…› Христианство с самого начала, по существу и в основе, было отвращением к жизни и пресыщением жизнью»[330]330
  Отрывки из работы Ницше приводятся в переводе Г. А. Рачинского.


[Закрыть]. Так ли это? Франц фон Баадер, примыкая к Бэкону[331]331
  Отсылка к разделу работы Бэкона «Великое восстановление наук», посвященному теологии.


[Закрыть], обозначает в совсем ином духе религию, а значит и христианство – как высшее поэтическое искусство. Есть у Баадера пассажи – я их только припоминаю – где речь идёт об истинах недействительных[332]332
  Вероятно, отсылка к введению Баадера к четвёртому тому его собрания произведений, посвященных религиозной философии (Gesammelte Schriften zur Religionsphilosophie), где тот рассуждает о двух видах истин: истинах эмпирических (опытных, добытых из действительности) и «душевных».


[Закрыть]. Так, истинно стихотворение, хотя в действительности доказательств ему нет. Ещё мне вспоминается статья Уайльда об искусстве лжи и то, что он говорит на сей счёт касательно «восточной» церкви[333]333
  Пассаж из эссе Уайльда «Упадок искусства лжи» приведён выше, в записи Балля от 17-го апреля 1916 г.


[Закрыть]. Но может, христианство вкладывает искусство больше в личность, чем в произведения, и знает особенный путь к бессмертию, тот путь, которому нарочитая эстетичность не даёт дороги.

«Письмо одного трупа» Эмми, посвященное Франку[334]334
  Леонхарду Франку (см. запись от 2-го апреля и 8-го ноября этого года, выше).


[Закрыть]. В нём, в духе едком и невесёлом идёт речь о стремлении трупа к самосохранению.

Наброски к «Роману о фантасте» снова занимают меня. Роман у меня не продвигается, но и отделаться от него не могу. Основной его тон – тон неумолимого заклинания.

* * *

Излишества Рабле – дурное чтиво. Нагромождение инстинктов Рембо – тоже. Да и если у человека есть лампа для чтения, это не значит, что ему позволено всё подряд читать. И всё же: наш мир становится больше, богаче, глубже, когда мы находим себя. Сатана потерпит более ощутимый ущерб, если мы его предадим[335]335
  По смыслу: притворившись или показавшись ему «своими», «кинем», обманув его надежды.


[Закрыть]. Он весь изойдёт злобой.

Само-утверждение наводит на мысль об искусстве само-преображения. Покинутый всеми стремится утвердить себя в неблагоприятных условиях, он должен сделать так, что его не достанут. Магия – это последнее прибежище индивидуального самоутверждения, может быть, и вообще, индивидуализма.

* * *

Библиотеки следовало бы сжечь, и пусть останется только то, что из книг, в них имеющихся, знает наизусть каждый. Началась бы красивая эпоха устных сказаний.

Средневековье хвалило не только глупость, но даже слабоумие. Бароны посылали своих детей на пансион в семьи, где были слабоумные, чтобы отпрыски научились смирению.

Был у д-ра Брупбахера. Он любезно предоставил в моё распоряжение собрание сочинений Бакунина, большую рукописную биографию Неттлау (4 тома[336]336
  Книга немецкого анархиста и историка анархизма Макса Неттлау (1865–1944) «Бакунин. Биография» (1896–1900), в 1920 г. изданная на русском языке.


[Закрыть]) и другое.

Послал Шикеле перевод из Рубакина о политических интригах Распутина[337]337
  Николай Александрович Рубакин (1862–1946), более известный как библиограф. Речь идёт о фрагменте его книги, написанной по-французски и изданной в 1917 г. в Женеве: «Что такое русская революция».


[Закрыть]. В январском номере Weissen Blätter «Дон Кихот»[338]338
  Вероятно, имеется в виду статья немецкого философии Эрнста Блоха (1885–1977) «Иной Дон Кихот», помещённая в номере журнала за апрель 1917 г.


[Закрыть].

У Эмми на улице случился обморок. Мы ждали трамвая под фонарём. Она прислонилась к стене, зашаталась и тихо сползла по ней вниз. Я подозвал прохожих, и мы отнесли её в санитарный пункт в здании полиции неподалёку. Её головка, когда я нёс её, покоилась у меня на плече так тихо и доверчиво. В здании полиции странная картина: мы с ней сидели на кушетке, а вокруг нас шесть или семь полицейских с встревоженными лицами, они подносили воду и гладили её по светлым волосам. Когда мы ехали домой, она мне, с улыбкой: «Почему у тебя рот так горько скривился?»

Думать, значит выносить суждение. Слово «судить» (urteilen) распадается на Ur («пра») и Teile («часть»). Для суждения необходимо знание истоков (Ur-Sprünge), причём двоякое знание: о первой сути (Ur-Wesen) и о не-сути (Ab-Wesen), которая совершает прыжок (Sprung) из пра-сути[339]339
  Игра со значениями немецких слов Ur-Wesen и Urwesen. По Баллю, для всякой вещи возможно знание её сути и не-сути. He-суть, в свою очередь, проистекает из некой прасути, божественного бытия.


[Закрыть]. Разложение (Ver-Wesen) – это лишь следствие (Ab-Irrung) заблуждения.

Суждения теперь едва ли возможны; истоки уже забыты. Весь мир питается из предубеждений (Vor-Urteilen); то есть из суждений, которые тебе перешли «по наследству», и ты их без проверки передаёшь дальше.

В конце концов, отказываешься и от предубеждений и просто живёшь себе изо дня в день как придётся. Больше не иметь предубеждений – считается непревзойдённой вершиной нынешнего образования. Место разумения занимает простое нанизывание некоторых фактов и убеждений и овладение ими в собственных целях. Ты считал их незыблемыми, а они всё-таки вдруг оказались разбитыми и растоптаны.

Глаузер[340]340
  Фридрих Глаузер (1878–1938) – швейцарский писатель, бывший в описываемое время близок к кругу дадаистов. (Прим. переводчика.)


[Закрыть] принёс мне статью о Блуа. Поскольку никто не захотел её напечатать, я хочу выписать из неё основное.

«Только великая боль может создать великое произведение. Только когда душа раздавлена, последние капли своей крови она может превратить в произведение искусства.

Гулящие девки становятся святыми, только в простом народе и встретишь истинное величие[341]341
  Роман Леона Блуа (1846–1917) «Бедная женщина» рассказывает, как проститутка становится католической святой.


[Закрыть]. Чтобы найти человека, надо жить с теми, у кого есть одно-единственное платье, застиранное и выбеленное многими дождями, задубевшее от многолетней грязи.

Единственный современный поэт Франции, который опустился и жил в бедности, Жан Риктюс[342]342
  Жан Риктюс (1867–1933) – французский поэт, имевший репутацию неимущего поэта.


[Закрыть], понимал тайну убожества.

Устоит лишь вечный закон сострадания к падшим. Они возвышеннее всей знати мира сего, потому что они осознают своё собственное зло.

Католический мистик, не эстетического типа, как Клодель[343]343
  Поль Клодель – французский поэт. См. примечание 343.


[Закрыть], а убеждённый, проникновенный – Блуа сопротивляется. Единственно надёжное в этом мире – это дошедшие до нас пророчества. Из Апокалипсиса и те, которые ещё и сегодня исходят от Непорочных Дев (Дева Мария из Салетта[344]344
  После рассказа двух детей о том, что 19-го июня 1846 г. на горе Ла-Салетт в Альпах им явилась Дева Мария (что было признано Папой Пием IX через несколько лет подлинным чудом), и молвы об исцелениях, возник культ Марии Салетской: была заложена базилика Девы Марии из Ла-Салетта и основан монашеский орден салетинцев. Самым известным явлением Девы Марии были «Фатимские чудеса», приходящиеся на время через несколько месяцев после этой дневниковой записи – весну и осень 1917 г.


[Закрыть]).

Скептический взгляд Анатоля Франса был привычной традицией. Леон Блуа – единственное исключение, осколок иных времён. Его язык – язык Рабле. Блуа принадлежит средневековью, которое он любит. Даже Византии. В средневековье, где молились и пахали землю, в постоянном страхе, что Христос может вернуться на землю. Где как-никак было сострадание, и даже самые кровавые убийцы склоняли свою главу перед Богом.

Злые насмешки получал Блуа от своего учителя, последнего аристократа, чей великий образ полнил небеса, Барбе д'Оревильи. От него у Блуа ненависть к Бурже[345]345
  Поль Бурже (1852–1935) – французский поэт, романист и художественный критик консервативно-католического толка.


[Закрыть]. Д'Оревильи был последним критиком Франции, кто ещё умел выпороть словом и убить фразой. Блуа разыгрывал из себя сатаниста, чтобы позлить буржуазию, он был верующим, последней опорой церкви»[346]346
  Творчеству Блуа присуще стремление к единению греха и святости, которому он придаёт католический оттенок. О драме в мировоззрении Блуа см. на русском языке очерк Н. А. Бердяева «Рыцарь нищеты».


[Закрыть].

* * *

Фарс нашего времени, который отражается на наших нервах, достиг такой степени инфантилизма и богооставленности, какой не передать словами.

Друзья планируют «Международную манифестацию» d'art et de litérature [об искусстве и литературе]. В конце концов, нельзя просто «воспроизводить искусство» дальше, не зная, к кому обращаешься. Публика художника уже не ограничивается его народом. Жизнь растворилась в партиях; одно лишь искусство пока сопротивляется, но те, кто его воспринимают, становятся всё неопределённее. А можно ли писать, сочинять стихи, музицировать для воображаемой публики? Или всё это делается только для торговцев искусством? Торговля им стала биржевым бизнесом ради бизнеса, торговлей отпечатанной бумагой и расписанным холстом – ценностями, для которых их получатель уже не принимается во внимание. Художники и литераторы, раз они люди, а не просто «снабженцы», [помогающие дельцам художественной «продукцией»], тоже ведут борьбу за своё существование. Произведения содержат совокупную философию собственной «правомочности». Те, кто борются за искусство, рекрутируются на последнюю линию обороны. Речь идёт о некоем основании, и все произведения содержат его философию. Другими словами: проблематичен сам образ искусства: как прообраз, из-ображение и образец перед глазами. Художник и поэт становятся теологами.

* * *

Эмми зачитывает мне из переписки Герцена с Огарёвым. В её «Письме Зайденгридеру» есть одна очень красивая деталь. В одном крупном городе в электрическом свете рекламы появились высоко над универмагом слова:

«И если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею…»[347]347
  Хрестоматийные строчки из 13-й главы 1-го послания Коринфянам апостола Павла.


[Закрыть]