Текст книги "Бегство из времени"

Часть вторая

О божеских и человеческих правах

Приехав сюда, чтобы увидеться с издателем, я поговорил с ним лишь бегло, а потом он уехал в Беатенберг. И теперь я чувствую себя в этом чужом городе совсем потерянным. В Цюрихе – эстетическая половина моей души, а здесь – политическая; я же чувствую себя настолько разорванным в собственных стремлениях, что вообще дошёл до точки, в которой готов принести эстета в жертву политике. Дневник Толстого (за 1895–1899 гг.), который я прихватил с собой наряду с немногими другими книгами, пришёлся мне очень кстати. Времени достаточно, и я могу, сидя на Бундес-террасе, размышлять о мире – каков он есть и каким мог бы быть.

* * *

«Искусство, – говорит Толстой, – становясь всё более и более исключительным, удовлетворяя всё меньшему и меньшему кружку людей, становясь всё более и более эгоистичным, дошло до безумия – так как сумасшествие есть только дошедший до последней степени эгоизм. Искусство дошло до крайней степени эгоизма и сошло с ума»[470]470
  Л. Н. Толстой Полное собрание сочинений. Том 53. Дневники и Записные книжки, 1895–1899, ГИХЛ, Москва, 1953. Далее в заметке несколько цитат оттуда же. (Прим. переводчика.)


[Закрыть].

Временное решение вопроса он видит в народной музыке и народной поэзии, поскольку он, кажется, не может им удовлетвориться.

«Не переставая, – говорит он, – думаю об искусстве и об искушениях или соблазнах, затемняющих ум, и вижу, что к их разряду принадлежит искусство, но не знаю, как разъяснить».

То, что Бог создал мир, он называет «нелепым суеверием».

И он находит, что это недоразумение – понимать Бога как личность. Личность означает ограниченность. Как Бог мог бы быть личностью. «По отношению к Богу, – полагает он, – не может быть понятия числа, и потому нельзя даже сказать про Бога, что Он один»[471]471
  Цитата из сборника заметок и выписок Толстого «Мысли мудрых людей на каждый день», вошедшего в его итоговый труд «Путь жизни» (см. т. 43 указанного собрания сочинений, с. 263).


[Закрыть].

Если я правильно понимаю Толстого, его мучает, что он рассматривает художника как, пусть не Бога, но творца, причём каждого по отдельности как обособленного творца. Это создаёт многобожие. Поскольку он отвергает личность как нечто обособленное, ощущая её влечение к себялюбию, для него важно поставить под сомнение личность творца и самого творца. Красота соблазняет личность творить для самой себя; посему красота воспринимается Толстым враждебно.

* * *

Впрочем, мне кажется: мышление тоже может быть искусством и подчиняться законам искусства: если направляешь своё внимание на то, чтобы выделять известные мысли и ряды мыслей; проводить границы; давать место и материал только известным восприятиям, а других избегать. Бог тоже создавал мир не иным образом. Он есть воплощённая изощрённость; художники только подражают ему. Это и в мышлении, как в других искусствах, является решающим: что опустить и не назвать, каким образом провести себе границы. Только так проступает своеобразие.

В Weissen Blätter имеется статья «Переживание времени и свобода воли»[472]472
  Статья «Переживание времени и свобода воли: опыт исследования интуитивной философии Анри Бергсона» (Das Erlebnis der Zeit und die Willensfreiheit. Ein Versuch über Henri Bergsons intuitive Philosophie), помещённая в номере журнала Die weißen Blätter за декабрь 1916 г., была написана рано ушедшим из жизни немецким искусствоведом Фрицем Хёбером (1885–1921).


[Закрыть]. В ней речь идёт о Бергсоне[473]473
  Анри-Луи Бергсон (1859–1941) – французский философ, представитель интуитивизма и философии жизни.


[Закрыть]. Я не знаю, что мне делать с его понятием «творческой интуиции». Интуиция как творческий принцип: это кажется мне невозможной позицией. Я могу понимать интуицию только как способность восприятия. Она может быть направлена вверх или вниз, на природу или на дух. В этом смысле scientia intuitiva [интуитивная, прозревающая наука] есть не что иное, как психология, и не может быть ничем более, как ею. Если она обращается к духу, то встречает вдохновение. Но, может ли она предложить основания для постижения свободы воли, это мне кажется сомнительным. Во времена кабаре Бергсон с его внезапностью прозрения нас сильно занимал. Следствием было чисто ассоциативное искусство.

Теперь у меня есть переплетённый экземпляр рукописи Бакунина. Он содержит только первую часть, о «народовластии». Что будет дальше – возможно, противостояние конгрессов Интернационала и отделений, борьба с Марксом и Мадзини за Интернационал, развитие анархистской теории. Но мне временами кажется, что книга задела меня за живое, когда я развивал бакунинскую мысль. Уже не имеет смысла, и всё-таки я ещё стараюсь. Если я хочу так работать, если одной простой мысли хватает для целого «куска» [жизни], куда это может завести?

В книжной лавке мне попалась книжечка с названием «Грюневальд, романтик боли»[474]474
  Книга о немецком живописце, представителе североевропейского Возрождения Маттиасе Грюневальде (Нитхардте, 1470/1475-1528) «Грюневальд, романтик боли» (1917), написанная немецким искусствоведом и коллекционером, специалистом по испанской живописи Августом Майером (1885–1944). После прихода к власти нацистов Майер лишился работы и был вынужден распродавать коллекцию. Несколько раз пытался покончить с собой, уехал во Францию, где перешёл на нелегальное положение после немецкой оккупации. Был передан гестапо, интернирован в концентрационный лагерь Дранси и депортирован в Аушвиц.


[Закрыть]. Столкнувшись с таким заглавием, поневоле задаёшься вопросом: а может ли целая нация стать романтической? Очень даже может; для этого достаточно лишь воспринимать муку и мораль как романтизм. При этом книжечка очень мила. Та примечательная смесь звёзд и крестов, лирики и реализма, которая характерна для стиля Грюневальда, получает в ней очень точное объяснение, а именно: «Невиданное доселе усиление известных элементов реализма имело следствием то, что всё утратило реальность и стало казаться сущей сказкой, а сказочное очарование Грюневальд сразу ухватил во всём его богатстве. „Сказочность“ достигается главным образом благодаря только что отмеченному усилению реализма, равно как и своеобразному увязыванию отдельных деталей, каждая из которых сама по себе не содержала ничего сказочного, но, будучи связаны и соединены воедино, они становились подобием сказочного сна».

«Ангельский концерт», где над милым ангелом с повёрнутым смычком стоит аллегория, тоже играющая на скрипке, но совершенно застывшая – его я видел в 1913 году в Изенгейме[475]475
  Речь идёт о фрагменте росписей на евангельские сюжеты, выполненных Грюневальдом в 1510-х гг. на створках алтаря для ордена иоаннитов в их монастыре в эльзасском селении Изенгейм (так называемого «Изенгеймского алтаря»), На одной из «развёрток» изображены ангелы, исполняющие праздничный «концерт» по случаю рождения Христа для Богородицы с младенцем на руках. С 1793 г. алтарь в основном находился в французском городе Кольмар (где и выставлен поныне, в музее Унтерлинден).


[Закрыть].

* * *

Я больше не могу читать романы. То и дело пытаюсь, но не могу извлечь никакого вкуса из этой перенаселённой, отвлекающей формы искусства. То и дело встречаешь там слишком много вещей, о которых автор едва ли может что-то знать. Это огромные затраты, которые приличествуют скорее точным наукам, чем поэту. Да и не должен автор забивать себе голову таким обилием приключений, какое может показаться необходимым, чтобы держать читателя в тонусе. Автор сам должен быть романом и показать себя лучшим образом (даже не считая себя лучшим). Но романтизированные книги о людях, которых не бывает и быть не может – как можно это вынести?

Учение о национальных особенностях (в стиле: «германское исконное свободолюбие») – это понятие натурфилософское, которому не следует придавать излишней важности, как и «этничности» в вопросах власти. Рубакин замечает по этому поводу[476]476
  О книге Рубакина см. запись от 22-го января 1917 г.


[Закрыть], что подобное учение вообще распространено у малоразвитых народов (пока они, можно дополнить Рубакина, ещё не уверены в своей культурной идентичности)[477]477
  Возникает ощущение, что Балль позднее несколько скорректирует свою позицию и станет говорить об исконных национальных чертах немецкого народа (см. запись от 15-го апреля следующего года).


[Закрыть]. Каждый ребёнок обязательно мнит, что школа существует специально для его надобностей и всё заведение нацелено лишь на выгоду его собственной, крайне важной персоны.

* * *

Единство и действительность: это два великих слова XIX-го века, которые будут продолжать действовать и в XX-м. Способ их толкования определяет ранг каждого по отдельности и физиономию общности.

«Антитеологизм» и «Бог и государство» Бакунина[478]478
  Труды Бакунина «Федерализм, социализм и антитеологизм» (1867) и «Бог и государство» (1871).


[Закрыть] предвосхищают всего Ницше. Генеалогия государства и морали, исследования по истокам религии у Бакунина более деловые, ясные, потому что ориентированы на общество; Ницше же философствует лишь как отставник и для собственных нужд. Оба впечатлены зоологической концепцией Дарвина: Бакунин ещё в 1864 г. (через Ножина[479]479
  Ножин Николай Дмитриевич (1841–1866) – русский общественный деятель, социолог, биолог-дарвинист.


[Закрыть]), Ницше – только в 1870 г. (в Базеле). Оба эмигранты и работают с первоисточником. Отсутствие правовых знаний у Ницше – открытие, ошеломившее меня. Особенно впечатляющей кажется постановка вопроса у его русского коллеги в «Антитеологизме», отнюдь не эстетическая: «Всякая коллективная и индивидуальная мораль покоится главным образом на уважении к человеку. Что подразумеваем мы под уважением к человеку? Признание человечности, человеческого права и человеческого достоинства в каждом человеке, каковы бы ни были его раса, цвет кожи, уровень развития его ума и даже нравственности». Он говорит о способности человека, «всегда живущей, покуда он жив, возвыситься до сознания своей человечности – если только произойдет коренная перемена в социальных условиях, сделавших его тем, что он есть»[480]480
  Курсив Бакунина. Цитаты здесь и выше – из оригинала «Федерализма» Бакунина на русском языке. Балль приводит их во французском переводе.


[Закрыть]. Его намерение – растворить военно-бюрократически-промышленное царство Божие в универсальной религии прав человека, охватывающей и бедноту. Теократия станет восприниматься как насилие над человеком; священник будет считаться врагом народа, а жертвой будет лишение человеческого достоинства.

Новый журнал Шикеле должен появиться в ноябре. Итак, я остаюсь в Берне. От [Мануэля] Петросо мне досталась комната со славной библиотекой, где есть книги на разных языках. Он порекомендовал мне труды своего земляка Унамуно, в частности: Le sentiment tragique de la vie[481]481
  Книга испанского философа Мигеля де Унамуно (1864–1936) «О трагическом чувстве жизни» (1913).


[Закрыть].

* * *

Романы становятся действительностью. Руководитель революционного министерства военно-морских сил – Ропшин (Савинков), автор повести «Конь бледный»[482]482
  Повесть Бориса Савинкова «Конь бледный», изданная под псевдонимом «В. Ропшин» в Ницце в 1913 г.


[Закрыть]. Он тот, кто раздал 10000 винтовок максималистам. А адъютант коменданта Петербурга – ещё один «литератор» и террорист, недавний лейтенант, а теперь полковник Кузьмин[483]483
  Андрей Илларионович Кузьмин (1880–1920) – прапорщик царской армии, поддержавший бунт солдат в Красноярске в 1905 г., в 1906–1912 гг. – в эмиграции во Франции, в 1912 г. сдался царским властям и был освобождён после Февральской революции. В мае-ноябре 1917 г. – помощник начальника Петроградского военного округа по вопросам пропаганды среди солдат. После захвата большевиками Петрограда бежал вместе с Керенским, незадолго до смерти от тифа амнистирован советским правительством.


[Закрыть].

* * *

Дух Гёте: разве он возник не из затруднения найти свою личность среди сотни возможностей? Разве он не следствие многостороннего торможения индивидуальных предрасположенностей и талантов? Повсюду этот зловещий дух его голосов и призваний ведёт в разные стороны, и постоянно его гонят назад: образ целой нации[484]484
  См. пространную запись от 30-го ноября этого же года.


[Закрыть]. Особенное же в том, что он решается отказаться от личности, вместо того, чтобы заставить себя собраться. При его величине как художника это непостижимо и должно исходить из философии, из воли.

Прорываются абстрактные отношения к нации. Если правительство совершает несправедливость – можно ли оказывать ему сопротивление? Согласно параграфу 34 «Прав человека»[485]485
  Отсылка к параграфу 34-му французской «Декларации прав человека и гражданина» (1789), дополненной в 1793 г.: «Угнетение хотя бы одного только члена общества есть тем самым угнетение всего общественного союза. Угнетение всего общественного союза есть тем самым угнетение каждого члена в отдельности».


[Закрыть], которая сегодня имеет силу для совести всего цивилизованного мира, сопротивление есть не только право, но и высший долг. Правительство является органом права, а не беззакония, хотя право на сопротивление против злоупотребления не закреплено ни в одном акте немецкой конституции. Если государство сознательное и не таит в своих правовых основаниях логическое противоречие, то в нём должна быть обоснована совесть отдельного человека, потому что такая совесть есть, а государство должно быть выражением всех интересов, в том числе и высшего, и особенно этого. Правительство ответственно не только перед деловым людом и военными, но и перед нравственными людьми, живущими в нём. Было бы бесполезно это оспаривать. Кто распоряжается формой, тот распоряжается нацией, и никто другой в конечном счёте, даже если у него в распоряжении есть и большие пушки.

* * *

Согласно Канту, человек получает свою жизнь от знания; конечно, такой человек не мог бы доказать, что он живёт действительно, а не по видимости. Наука имеет дело с истолкованием, так говорят. Но есть знание, которое отказывается от этого обходного пути и стремится к прямоте. Науке в Германии позволено всё; только нельзя из знания делать выводы и настаивать на их применении. Это объяснение нашего состояния при одновременной гипертрофии в литературе и в учёности.

* * *

Кто-то хлопнул меня по плечу, когда я гулял в крытом пассаже с лавками: Зигфрид Флеш. До войны он был в наблюдательном совете мюнхенского театра «Каммершпиле» и, издавая Мадзини, выпускал у Венера в Лейпциге республиканский журнал. Мы по молодости лет тогда высмеивали его издание, с которым, тем не менее, сотрудничало немалое число известных немецких публицистов (например, Бар[486]486
  Герман Бар (1863–1934) – австрийский писатель и художественный критик.


[Закрыть], Блей, Герлах[487]487
  Гельмут Герлах (1866–1935) – немецкий журналист, родившийся в Польше. В публицистике прошёл путь от ультраправого консерватора до христианского социалиста. Во время Первой мировой войны – идеолог пацифизма и критик немецкого национализма, в поздние годы – противник национал-социализма.


[Закрыть], Йекк[488]488
  Эрнст Йекк (1875–1959) – немецкий журналист либерального-республиканского толка.


[Закрыть], Нордау[489]489
  Макс Нордау (1849–1923) – немецкий журналист и писатель, в поздние годы – идеолог сионизма.


[Закрыть] и многие другие). Я был рад встретить старого знакомого, и он рассказал мне в нескольких словах свою историю. Поскольку он как раз в эти дни публиковал серию статей об Австрии, я охотно слушал его рассказ на любимую тему, что было вдвойне интересно, потому что я узнал при этом много нового о Мадзини.

* * *

В 48-м номере F. Z.[490]490
  Газета «Франкфуртер цайтунг» (Frankfurter Zeitung) – ежедневная газета, выходившая в 1856–1949 гг. во Франкфурте-на-Майне, леволиберального толка. В 1949 г. её редакция полным составом перешла в недавно созданную «Франкфуртстскую общую газету» (Frankfurter Allgemeine Zeitung), выходящую и поныне. Газета с прежним названием «Франкфуртер цайтунг» выходит в Майнце и является региональным органом печати.


[Закрыть] мои заметки к юбилею Реформации[491]491
  Тогдашний 300-летний юбилей Реформации.


[Закрыть]. «Радикальное решение политического вопроса, – говорится там, – невозможно без решения религиозного». О Мюнцере я писал ещё в 1914 году в Берлине. С тех пор меня сопровождает его гравюра на меди, она и сейчас, когда я это пишу, висит передо мной.

О сербах и хорватах, с которыми я делю свой обеденный стол. Особенно мне нравится Чокич – своим пылким интеллектом и характером. У нас есть общие точки соприкосновения в русской и французской литературе, и мы быстро сдружились. Он с большим уважением относится к проф. Масарику[492]492
  Томаш Масарик (1850–1937) – чешский социолог, общественный и государственный деятель, первый президент Чехословацкой Республики. (Прим. переводчика.)


[Закрыть], за деятельностью которого по освобождению Чехии он с интересом следит по всем доступным изданиям. Трогательно видеть, как у всех этих людей почитаются наши классики, Гердер и Гримм в особенности. Они знают нашу классическую литературу гораздо лучше и в более прямом, более практическом духе, чем большинство наших студентов. Наша философия содействовала их национальному самосознанию; теперь они будут защищать свою независимость до последней капли крови, хоть вешай их, хоть убивай.

* * *

Страну никогда не завоевать, если ты не завоевал её мысли и сердца.

«Буржуазные, мелочные свободы». «Мнимые, безбожные, поверхностные свободы». При этом только забывают, что и их-то люди [у нас] не имеют, а «человечный либерализм западных демократий» (Америки и Франции) ушёл существенно в сторону от мечтательного гуманизма Гердера, Гумбольдта и Фихте. Я на днях сравнил французскую «Декларацию прав человека» 1789 г. с немецкими «Фундаментальными правами»[493]493
  «Фундаментальные права немецкого народа» – документ, принятый немецким парламентом на исходе 1848 г., итог революционных событий, начавшихся в марте 1848 г., и основа немецкой конституции 1849 г.


[Закрыть] 1848 г. Разница разительная.

1. Декларация содержит философию (человека и государства), Основные права не содержат ничего подобного.

2. «Права человека» устанавливают в самом общем смысле суверенитет народа над государством, а государство наделяют лишь негативным правом охранять такую конституцию. «Фундаментальные права» же совершенно не содержат принципиального определения границ государства или, тем более, того, что государство производно от нации.

3. Французское учредительное собрание утверждает известные неотъемлемые права отдельного человека (личная неприкосновенность, права собственности, равенство перед законом, равно как и право на восстание против подавления всех этих законов). Конституция берёт на себя обязательства перед обществом и каждым отдельным человеком. Она знает только людей (включая, следовательно, и пролетариат) и обращена к людям. «Фундаментальные права» же, напротив, говорят только о правах буржуазии и подданных, а не о правах человека. Поскольку они не устанавливают суверенитет народа, то не знают и права на восстание против превышения бесчестных или опасных действий правительства.

4. Декларация устанавливает разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную. Эти три власти вместе устанавливаются суверенным народом и относятся к закону так же, как в католической догме три лика Троицы относятся к общему им лику Бога. Эта идея делает короля, которому остаётся лишь исполнительная власть, таким же представителем народа, как и законодателя, и судью, и стремится избежать сосредоточения орудий власти [в одних руках]. «Фундаментальные права» же не знают такого разделения властей; эта проблема даже не доходит до их сознания.

Характеризуя «Фундаментальные права», нельзя:

5. Не упомянуть, что немецкие «Фундаментальные права» сочинены спустя полсотни лет после Французской революции, то есть с учётом всего опыта этого времени и всех результатов немецкого классицизма. Тем не менее там не ощущается никакого духа немецкой гуманности и немецкой философии. Богатое духовное сознание предыдущих поколений «Фундаментальным правам» осталось чуждо. Немецкий гуманизм явно не был привлечён к ясной формулировке конституционных прав.

Droits de l'homme [Права человека] – естественные права. Они рождаются вместе с человеком. Они являются самой простой основой упорядоченного положения дел, в особенности после того, как суверенитет государства больше не связан с церковным воспитанием. Они дают каждому человеку eо ipso [самим фактом своего существования] чувство его человеческого достоинства, и они построены на этом чувстве. Тем не менее они остаются лишь правами по рождению. Религиозное сознание могло бы однажды потребовать, чтобы права, рождённые вместе с человеком, нашли завершение через права, которые Бог и человек получили через таинство крещения и миропомазания. Религиозная и церковная жизнь происходит в обществе и религия, без сомнения, занимает более высокий ранг, чем просто природа. Тогда, если необходимо избежать тяжёлых конфликтов и собрать все силы нации, должно быть предусмотрено, чтобы вокруг божеских прав разгорелся такой же спор, какой имел место вокруг прав человека и бушует по сей день. Было своё время у Просвещения, и его не вычеркнешь из истории; но оно не единственный modus vivendi [способ существования]. Не будем и мы лицемерными. Не будем требовать голубя, пока не имеем и воробья[494]494
  По смыслу: «журавля в небе, когда не имеем и синицы в руках».


[Закрыть]. Положение дел сегодня таково, что надо требовать скорее более явственного отделения церкви от государства, чем более тесной их связи.

Согласно Минье[495]495
  Французский историк либерального толка Франсуа Минье (1796–1884) более всего известен как автор «Истории французской революции», переведённой на русский язык. В данном случае Балль отсылает к фрагменту другого труда Минье, «Записки и воспоминания» (1843).


[Закрыть], либерализм ведёт своё летоисчисление от трёх «Нет», сказанных Лютером папскому легату, Папе Римскому и императору. Это единственное, что стало за границей всем известно и понятно о Реформации политической. Во внутренней политике дело обстоит существенно иначе. В «Аугсбургском исповедании», которое ещё Гегель назвал протестантской Великой хартией вольностей[496]496
  В смысле: основополагающим документом, гарантирующим права и свободы. Для понимания этой заметки полезно сравнить её с более ранней, от 27-го ноября 1916 г.


[Закрыть], вообще не идёт речи о правах народа. Там обоснован только произвол землевладельцев. Согласно чёткой формулировке Лютера – простой мужчина, крестьянин душой и телом принадлежит своему господину, и даже ко времени Контрреформации в случае вероисповедных споров решение принимает князь: подданные становятся католиками или евангелистами в зависимости от решения их князя[497]497
  Отсылка к принципу Аугсбургской унии 1555 г.: «чья власть, того и вера».


[Закрыть]. В «Аугсбургском исповедании» речь идёт только о правах земельных князей по отношению к Папе; и даже об этих правах очень скудно, и, собственно, лишь из-за того, что некоторые земельные князья богословский бунт обрекли в связную словесную форму. Только после «Апологии» имперского сейма и оглашения отлучения от церкви саксонского курфюрста тот через своих юристов измыслил право на восстание против императора. Теологи, Лютер и Меланхтон отмели это право ещё до аугсбургского разбирательства. «Аугсбургское исповедание» представляет просто обмирщение епископского достоинства руками нескольких удельных князей. Оно показывает только мощное усиление внутридинастической борьбы. Государственное и церковное бесправие народа не только осталось прежним, а ещё пуще и ощутимее обострилось. Ведь раньше существовала нейтральная церковная инстанция, которая отлучением от [католической] церкви защищала от произвола и княжеских злоупотреблений.

Знание того, что природный мир состоит только из ошибок и заблуждений, облегчает задачу найти слабое место философской системы.

* * *

Забавный параграф 6-й (перед статьёй 1-й) содержат «Фундаментальные права» 1848 года: «Государство, – гласит этот параграф, – не ограничивает свободу эмиграции»[498]498
  Балль приводит параграф 6-й в 1-й статье «Фундаментальных прав» 1848 г. (перед 2-й, а не 1-й статьёй документа), изменив одно слово (у него Emigrationsfreiheit «свобода эмиграции»), но не смысл: «Свобода отъезда не ограничивается государством (Die Auswanderungsfreiheit ist von Staats wegen nicht beschränkt)»


[Закрыть]. Красноречивее некуда. Они хотят, чтобы можно было, по крайней мере, смыться.

К характеристике романтического. Сюда же относится и иллюзорность в старой империи Габсбургов. Фердинанд Кюрнбергер[499]499
  Фердинанд Кюрнбергер (1821–1879) – австрийский новеллист и критик. (Прим. переводчика.)


[Закрыть] называет это «обязанностью австрийского дома, двора и государства: не быть, а казаться». Саксонская «Реформация» повлекла за собой в Германии при Фердинанде II[500]500
  Фердинанд II Габсбург (1578–1637) – император Священной римской империи в 1619–1637 гг., с чьим именем связаны гонения на протестантов и попытки «рекатолизации» Германии.


[Закрыть] возведение «китайской стены» против всякого прогрессивного шага и лишь усилившийся переход католических стран на сторону противника. Следствие – недоверие ко всему подлинному. То, что по настоящему – враждебно. Люди, как говорится, предатели. Отсюда стремление всячески избежать поступка, потому что поступок ведь – неподдельное и может стать ересью. Люди старались изо всех сил избежать единства слова и дела. Успех Фридриха II, Наполеона I и Бисмарка объясняется такой предпосылкой. «Всё действительное разумно», – сказал Гегель, а он как раз философ, стоящий на переходе между двумя немецкими эпохами; философ времён Меттерниха, чьи методы тогда перешли в высокие прусские кабинеты в соперничестве между Габсбургами и Гогенцоллернами.

* * *

Священная Римская империя объединяла самые разные этносы, языки, народы и темпераменты. В лучшие времена она простиралась от Турции через Голландию до Испании и Сицилии. Немецкие кайзеры обладали определённым культурным владычеством над Западом, отчего в немецком характере и строе души осталась известная вселенскость и созвучность многоликого. Для такого строя [немецкий] национализм, обоснованный Лютером и выстроенный протестантизмом, означает невыносимо узкую ограниченность, даже страстную обиду, которая откликается на малейший позыв. Политика экспансии, установившаяся после падения Бисмарка, приближает ощущение, что теперь, после произошедшей династической и конфессиональной перестройки, европейская гегемония, потерянная при Габсбургах, должна быть отнята и у протестантизма. Планы по расширению всей Германии у Бюлова и Вальдерзее[501]501
  Статс-секретарь германского министерства иностранных дел в 1897–1900 гг. Бернгард фон Бюлов (1849–1929) и генерал-фельдмаршал Альфред фон Вальдерзее (1832–1904) зарекомендовали себя сторонниками германского империализма и милитаризма.


[Закрыть] на деле охватывали Балканы и Нидерланды, Лилль и Дюнкирхен, Люксембург и Швейцарию, а кроме того – как во времена Крестовых походов – Турцию и Марокко, Крит, Армению, Сирию и ещё множество других областей. С точки зрения любой другой нации, это было бы чистейшее безумие. Но если принимать во внимание старую римско-немецкую культурную миссию, то такая программа становится вполне понятной.

* * *

Такой же шовинизм, как в высших классах, проявляется и на первых этапах немецкой социал-демократии. Eё основатель Лассаль[502]502
  Фредерик Лассаль (1825–1864) – немецкий писатель и публицист, родоначальник немецкой социал-демократии.


[Закрыть] – монархист, и он грезит о том, что армии немецких рабочих будут стоять на Босфоре. Что же до вероисповедания, то Лассаль позволяет себе мечтать уже о Франце фон Зиккингене[503]503
  Франц фон Зиккинген (1481–1523) – предводитель Рыцарского восстания в Германии, присоединившийся к Реформации в зрелом возрасте, католик, ставший истовым борцом за «права угнетённых».


[Закрыть] как «Правителе, Евангелию верном протестанте / И кайзере, империи великой во главе»[504]504
  Курсив Балля. Отрывок из трагедии Лассаля «Франц фон Зиккинген». Справедливости ради отметим, что слова принадлежит не самому Лассалю, а взяты из монолога главного героя его драмы.


[Закрыть].