Текст книги "Эффект Холла, или Как меня обманула одна девушка"

29.

Наконец мы вырвались из аэропорта. Доехали до Ленинградского шоссе, и тут я понял: «Все, это Москва». Мы наглухо встали на мосту над Ленинградским шоссе. Водитель вяло бубнил себе что-то под нос, видимо, матерился. Водители «девяток» и прочих национальных автомобилей повылазили на воздух. Дышать даже на улице было нечем. Асфальт был слегка расплавлен. Марево теплого воздуха смешано с выхлопными газами. Люди жадно курили и обсуждали ситуацию. Какое все было родное!

Через полчаса добрался до МКАДа. В центр ехать расхотелось. Сказал водителю двигать в сторону Рублевки. Мне показалось, что на «Веранде у Дачи» будет приятнее и в смысле погоды, и по части настроя. Доехали «быстро», всего за час. Утомленный московскими пробками, я почти разлегся на старых «бабушкиных» диванах, покрытых пыльными коврами.

Надменный официант лет двадцати с истинно русским каменным выражением лица выслушал мой простенький заказ на какую-то пасту и важно удалился, сверкая штопанными по последней моде джинсами. Через пару столиков от меня четверо серьезных сорокалетних мужчин с непростым прошлым за плечами, отчетливо отраженным на их лицах, сосредоточенно играли в нарды.

Наверное, я не обратил бы на все это внимания, если бы не завтракал утром в Барселоне. А так всего несколько часов спустя после завтрака, совершенно расслабленный и улыбающийся, я попал в привычно-непривычную настороженную надменность, в московский лес, где даже официанты чувствуют себя волками, где улыбаются только хорошо знакомым, которые тебе не должны и которым ты ничего не должен.

На время я пал духом, но еда вернула меня в бодрое настроение. Я позвонил в офис и по телефону допросил несколько человек. Стало понятно, что надо ехать работать.

Дня два я был в полной запарке, до ночи не вылезал из офиса, пытаясь восстановить, что было потеряно, забыто и сделано неправильно. За эти два дня и две ночи я посуровел до нужного московского уровня и был готов к выходным.

В пятницу поздно вечером прямо из офиса приехал в «Аэрокафе», в машине оставил галстук и, не меняя ничего более, с насупленными бровями вошел в гомон ночной жизни Москвы. С таким суровым видом она приняла меня с распростертыми объятиями.

Поев и позвонив нескольким знакомым, я тут же был приглашен на какую-то презентацию, посвященную чему-то. Было приятно, что друзья и знакомые, кажется, по мне соскучились, потому как мгновенно подтверждали готовность со мной встретиться и поболтать.

Заглянув в ежедневник, обнаружил, что за последние десять дней я пропустил три дня рождения. Наверстывая упущенное, бросил машину и пересел на московских шахидов. Конечно, можно было вызвать нормальное такси бизнес-класса. Но мне показалось, так проще и интереснее. Выходишь из очередного заведения, поднимаешь руку, и какая-нибудь классически грязная и слегка побитая модель «Жигулей» из самого левого ряда режет автомобильный поток, стремясь урвать клиента. Внутри сидит настоящий джигит и наездник, плохо понимающий и еще хуже разговаривающий по-русски. Ты ему всю дорогу показываешь, куда рулить и где в какую полосу перестраиваться, а он молча обижается, что ты платишь по меньшим расценкам, чем в такси бизнес-класса.

Ближе к утру стало понятно, что публика в ночных заведениях та же, музыка все такая же энергичная, девушки такие же красивые и жадные до богатых мужчин. Показывать богатства не хотелось, поэтому спал один, выспался и следующим днем был бодрый и живой.

Завтрак получился в обеденное время. Я сидел у окна и смотрел сквозь стекло на какой-то промышленный пейзаж. И это в центре Москвы, в ста метрах от Садового кольца. Да, если бы «Воск» выходил окнами на Патриаршие пруды, цены бы ему не было! Я переваривал тыквенный супчик, когда зазвонил телефон. Расстроился, что не отключил звук перед едой. Посмотрел на монитор, и сердце тревожно забилось. Звонила Лео. Я тупо смотрел на экран, даже не отключая звук звонка. Телефон перестал биться в конвульсиях, я так и не поднял трубку.

Спустя пять минут телефон снова судорожно затрясся, замигал экраном, всем своим видом показывая, что пора уже обратить на звонок внимание. Я не снимал трубку. Она звонила. Я обижался на нее и поэтому был зол на себя. Она звонила и не могла дозвониться. Потом пришло смс: «Леня! Я тебя очень… соскучилась». Ну что ты будешь делать? Надо же было так написать? Все здесь – смущение, желание, тоска. Я набрал номер и просто сказал «привет».

– Привет! – сказал я.

– Привет! – ответила она. – Ты как-то пропал! У тебя все в порядке?

– Все ОК! На работе завал! В общем, есть чем заняться.

– А, ну понятноо-о! – обиженно протянула она. – И даже позвонить совсем-совсем нет времеии? Приехал и пропал на неделю.

– Ну-у? А ты давно прилетела? – осторожно спросил я. – И долетев, даже не сообщила, что уже в Москве, как у тебя дела, как здоровье папы.

– Здоровье папы… – как-то совсем грустно произнесла она, так, что мне стало не по себе. – Понимаешь, все так было нервно и плохо, что я не хотела никому звонить и даже не включала телефон.

– Я заметил…

В разговоре возникла неловкая пауза. Мы помолчали немного. Лео продолжила:

– Так ты мне все-таки звонил? Звонил и не мог дозвониться?

– Угу…

– Ты обо мне беспокоился? Как это мило с твоей стороны.

– Ну-у?

– Может быть, встретимся и поговорим?

Это было большим соблазном.

– Лео… Я…

– Давай встретимся и поговорим… Ну пожалуйста…

– Ок. Давай встретимся.

Мы подробно оговорили, где и когда.

30.

К нашему будущему разговору я отнесся серьезно. Позвонил начальнику службы безопасности и попросил навести для меня некоторые справки. Через два дня у меня на столе лежало подробное досье. Напротив в кресле сидел Илья Петрович собственной персоной, спокойно смотрел мне в лицо, пока я перелистывал досье. Шеф безопасности был похож на доктора, взирающего на пациента и (или) читающего неожиданные результаты обследования.

– Все не так уж страшно, Леонид, она даже не привлекалась к уголовной ответственности…

– Мне она рассказывала, что живет с родителями… – протянул я.

– Конечно, поймите ее правильно. Вы бы на ее месте сделали то же самое. Ведь так? – спросил он.

– Наверное, да… И что бы вы мне посоветовали?

– Забыть. Ведь ущерб не велик. Так? Кстати, она просила у вас какие-нибудь подарки? Что-нибудь ценное у вас последнее время пропадало? Нет? Ну, тогда общая рекомендация: поменять замки, ключи и пароли. Кстати, согласно вашему описанию, Леонид, она вела себя с вами весьма нестандартно. Опять же, вы совсем не пострадали. С остальными все было быстрее и проще… Хотя, может быть, она думает, что с вами еще все впереди. Должен вас похвалить. У вас хорошее чутье на людей. Вы вовремя ко мне обратились. Приятно, что во главе компании такие люди. Ну, у вас еще есть ко мне какие-нибудь вопросы? Нет? Тогда я пошел. Звоните, если что…

Утро почти стало днем, когда я уселся на лавочку на Чистых прудах, подобно попугаю на жердочке. Лавочка была грязной, и мне пришлось, подобно другим москвичам, садиться на край спинки, подошвами ботинок упираясь в сиденье. На соседней лавочке молодежь с самого утра пила пиво. Солнце отражалось в воде и в паре пивных алюминиевых банок. Листва шелестела и переливалась всеми оттенками зеленого. Именно это место для разговора мне казалось самым правильным. Здесь чувствовалась старая многовековая Москва и свежий налет пыли и грязи одновременно. Здесь соединялось в единое неразрывное целое все то, что я люблю и ненавижу. Красота плавающих лебедей и затхлая вода пруда, благополучие живущих в ближайших домах и вид анархической, слегка подпитой молодежи с гитарами.

Лео пришла всего на двенадцать минут позже назначенного. Это был абсолютный рекорд.

Все было как-то неловко и по-новому. Я обнял ее, но не поцеловал, сказал «Привет». Она смущалась еще больше, пыталась безуспешно заглянуть мне в глаза. Я не отвечал на ее попытки, потому что боялся, что сожгу ее взглядом.

Наконец она решилась задать вопрос.

– Леня, почему здесь? – спросила она.

Я подумал про себя, что она «как всегда точно в цель».

– Ну, здесь красиво… – ответил я.

– Неправда! Если бы ты хотел красоты, ты бы устроился вон в том ресторанчике на берегу воды. А ты сидишь здесь на краю лавочки, хотя давно привык к удобному креслу «Ягуара».

– Да. Наверное, хотелось почувствовать разницу…

– Или дать это почувствовать мне? Ты грустный сегодня. Тебе это не идет…

Она обошла скамейку и приблизилась так, чтобы я мог почувствовать ее дыхание на своей правой щеке. Мне хотелось, чтобы она обняла меня или дотронулась губами или щекой до щеки, но она всего лишь была близко, очень близко ко мне.

– Почему ты невесел, как обычно?

– Потому что я последнее время вообще сам не свой, и это мне очень не нравится.

– Это ты съел что-нибудь… – попыталась пошутить Лео.

– Нет, я просто отравился… Лео! Что происходит? Меня отравляет твоя ложь, и у меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Либо ты перестаешь играть со мной в прятки, либо мы видимся в последний раз.

– Ух ты! Выпалил! Ладно, видимся последний раз… – улыбнулась она. – С таким букой совсем-совсем неинтересно. Вот!

Она развернулась так, что меня задели по лицу ее развевающиеся душистые волосы. Она сделала несколько шагов прочь, резко обернулась и поймала мой взгляд. Потом в одно мгновение оказалась рядом, обхватила меня тоненькими ручками и начала целовать в губы, в щеки, в глаза…

– Бука! Я буду звать тебя Букой… – шептала она мне в ухо, не прекращая целовать и прижимать к себе. – Я по тебе очень соскучилась, очень-очень… Сначала ты, а потом все твои серьезные и скучные вопросы. Хорошо? Нну-у, поехали к тебе.

Сопротивляться не было сил. Даже если бы она предложила сначала себя, а потом обязательно яду, я бы не отказался.

Мы дошли до моей машины. Я с нежностью захлопнул за ней дверь пассажирского сиденья, сел на водительское место, с визгом тронулся с места и привычным, почти уже забытым жестом положил свою руку на ее. Она положила свою вторую руку поверх моей и начала ее гладить, бережно и нежно…

Мы лежали на мятых простынях, и мне не хотелось больше ни о чем говорить. Я не хотел больше ничего знать… Мне хотелось только одного: чтобы она больше никуда не уходила. Никогда. Никуда.

– Ну, так что ты хочешь знать? – внезапно спросила она.

– Знаешь, Лео, когда ты рядом, я ничего не хочу знать, но когда ты в очередной раз внезапно исчезаешь, всё меняется…

– Что меняется, Леня? – спросила она, заглядывая в глаза.

– Все меняется. Меняется свет в окне, меняется вкус еды. Все словно отравлено сомнениями, моими сомнениями, потому что я не уверен, что ты вернешься. Я не уверен, что ты приходила ради меня, а не ради чего-то еще. Я не уверен, что ты не забыла обо мне, лишь выйдя за дверь.

– Леня! Я тебя просто не узнаю. Нет, еще хуже. Ты меня просто пугаешь. Тебе же всегда было все равно, рядом я или нет, приду ли я сегодня или позвоню только завтра. Леня! Ты, может быть, заболел?

– Да, я приболел слегка и вызвал доктора на дом. Доктор мне прописал капли, чтобы я мог лучше видеть.

– Ой-ой-ой! Ленечка! Неправда, ты всегда хорошо видел. Что-то я как-то не верю.

– Я тоже не верил, а потом мне принесли досье с фотографиями на тебя, твоих подружек и «твоего папочку Витю», Клеопатра Львовна. Так говоришь, с папой было плохо. Ведь так ты мне говорила, когда бросила меня в Барселоне?

– Видимо, ты хорошо ознакомился с досье. Тогда ты должен знать, что он погиб, когда мне было шесть лет, – глухо сказала она и еще тише добавила: – А мама умерла всего полгода спустя.

Я посмотрел на нее, и мне расхотелось ее в чем-то обвинять. Эта девушка была до сих пор ребенком, который остался без ласки и поддержки. Я еще раньше замечал в ее глазах боль, даже когда она улыбалась и смеялась. Я видел это и не мог понять, откуда оно. А это всего лишь скомканное детство, сначала потеря крова и близких, затем детский дом, воспитывающий волчьи инстинкты и желание отомстить всему миру. Я потянулся к ней, чтобы обнять, но она отпрянула, легко изогнувшись и мгновенно оказавшись за пределами моих вытянутых рук.

– Ну, что ты еще знаешь обо мне? – вызывающе звонко спросила она.

– Лео… – примирительно протянул я.

– Нет уж, давай выкладывай! Давай-давай!

– Ну, хорошо. Я знаю, что вы с подружками неплохо живете за счет богатых мужчин, на их подачки и подарки. А что, неплохая жизнь? Шесть-восемь раз в году съездить на море за чужой счет. Ежедневно питаться в дорогих ресторанах. Регулярно посещать всевозможные презентации, гламурные вечеринки, а иногда и светские рауты. Приходить на такое мероприятие с одним кавалером, чтобы там присмотреть следующих жертв для себя и своих подружек. Неплохо также постоянно получать дорогие подарки. Что там тебе дарили самое ценное – новый «Мерседес SLK»? Скажи, а после того как жертва перестает самостоятельно что-либо дарить, компромат ему Витя продает? Кому платит мужчина, чтобы жена от него не ушла и не отсудила у него половину имущества? И как вы все делите? Поровну с подружками и Витей, или «папочка» забирает большую часть? И вообще, зачем тебе все это? Ты же умная и красивая девчонка, могла бы выйти замуж один раз и загрести себе все, ни с кем не делясь?

Она молча смотрела на меня, словно изучая. На губах играла улыбка, а в глазах – та самая горечь и грусть. Она теребила некоторое время прядь своих волос, словно перебирая в пальцах возможные варианты. Потом улыбнулась легко и непринужденно и, смотря мне прямо в глаза, произнесла:

– Ты знаешь, Леня, это просто такая игра. Называется «быть на грани». Иначе неинтересно жить. Да, может быть, это жестоко по отношению к другим, но я тебя уверяю, что, общаясь с такими, как я, люди получают столько сильных эмоций, что запоминают это на всю оставшуюся жизнь. У большинства общение со мной, может быть, самое сильное впечатление во всей их тусклой и правильной жизни. Вся эта сраная дольче вита ломаного гроша не стоит по сравнению с теми днями, которые они проводят со мной. Я играю с людьми в такую удивительно сложную игру на грани фола, что мне самой подчас непонятно, что будет дальше. Я уже сотню раз могла бы выйти замуж за богатенького упакованного мужчину, но каждый раз, становясь перед выбором, понимаю, что не смогла бы и дня прожить в этом упакованном счастье. Я и хочу и не хочу быть упакованной и богатенькой. То есть, конечно, я хочу, чтобы меня возил водитель. Но при этом я не переживу, если два охранника будут следить за тем, чтобы я не поскользнулась на улице, а главное – не познакомилась с каким-нибудь молодым человеком. Я не хочу потерять чувство свободы и раскованности, живя в ограниченном упакованном рае. Мне будет скучно быть счастливой женой, ждать любимого дома, рожать детей. Нет, это не по мне. Выйти замуж за небогатого мужчину еще страшнее. Как представлю себе, что каждый день, чтобы обеспечить пропитание, и он и я к десяти утра должны уходить на работу, что-то выписывать, что-то подписывать, что-то устраивать, с кем-то разговаривать, что-то обсуждать. И так до семи вечера. А после бежать домой, чтобы поесть, помыться и лечь спать. А наутро все сначала. Это тоже не жизнь, а ежедневный бредовый кошмар. Способ, чтобы не думать, не размышлять. Одно сплошное действие. А потом появляется ребенок, и ты превращаешься в домохозяйку в среднеобеспеченной семье. Об этом счастье я вообще молчу. Целыми днями слушать верещание сопливых детишек, чтобы потом умиленно взирать на вернувшегося с работы мужа, желающего исключительно жрать, смотреть телевизор или уставиться в свой любимый компьютер.

Она помолчала.

– Знаешь, я, наверное, зря все это тебе высказала. Но мне почему-то показалось, что ты меня сможешь понять. Мне нужен адреналин, которого нет в нормальной обыденной жизни. И похоже, в небольших дозах он нужен всем. Я думаю, именно поэтому все те немногие, кто со мной близко общался, либо меня жестоко ненавидят, либо любят. Но в любом случае каждый из них мечтает встретиться со мной снова. Я думаю, многие из них, даже самые жадные, многим бы пожертвовали, чтобы только продолжить наше общение.

– Да! Я чувствую, как мне несказанно повезло. Только иногда горько и больно. А так, как модно говорить, – прикольно.

– Да уж, Леня! Издержки! Невозможно почувствовать всю красоту счастья, если никогда не был несчастным.

– Иди ко мне. Я хочу тебя обнять и почувствовать себя счастливым.

Лео подошла ближе. Я протянул руки, чтобы обнять ее, но ухватил лишь воздух.

– А мне так неинтересно, понял, у-у… – Она показала мне язык.

– А-га-а… Неинтересно, говоришь?

Я прыгнул в ее сторону. Она, мгновенно оценив ситуацию, бросилась прочь. Я гигантскими прыжками догнал ее и сгреб в охапку.

– Так? Так тебе интересно? – спросил я, задыхаясь.

– Да, так! Только я тебя как-то совсем не помучила. Надо было побегать, а потом бы я спряталась, а ты бы еще поискал меня полчасика, ну а потом уже… нашел, – звонко выпалила она.

– Я и так тебя искал всю жизнь, Лео…

– Ой, неправда, неправда… Если бы я себя вела хорошо, была паинькой, сидела дома и ждала твоего звонка, ты бы мне сейчас так не говорил, а искал бы новых приключений. Ведь так, признавайся сейчас же!

Я задумался. Может быть, она и права. Сколько у меня было девушек, которые ко мне относились бережно и нежно, и где они сейчас?.. Лео смотрела на меня, словно читая мои мысли. Смотрела с улыбкой и вечной грустинкой в глазах.

– Ну что? Я же права? – спросила она.

– Не знаю. Все-то ты знаешь, да?

С этими словами я плавно донес ее до кровати, и мы повалились на разбросанные подушки.

– Хорошо, я попался в сети. Но кто же я для тебя? Жертва? Но почему ты не потрошишь меня тогда? На сладкое оставляешь?

– Тебя? На сладкое? Скорее на горькое. Такого противного. Сама не знаю, зачем я тебе снова позвонила… Ты просто какой-то… родной…

Последние слова она сказала уже шепотом. Не знаю, что я ожидал услышать, но меня потрясли ее слова. Я всегда чувствовал по отношению к ней нечто подобное.

Некоторое время мы всматривались в сумрак комнаты, будто сквозь темноту можно проникнуть в глубины сознания друг друга. Всматривание плавно перетекло в объятия… Время перестало существовать… Остались только тепло ее тела и аромат ее волос.

31.

Дальше было утро. Меня разбудил легкий прохладный ветерок, шуршащий тюлем. Яркое солнце пыталось пробиться лучами сквозь шторы. Ароматный утренний воздух наполнял комнату свежестью. Я потянулся, вдохнул всей грудью вкусное утро. Плавно повернувшись на другой бок, я увидел ворох смятых простыней и… мирно сопящую Лео.

Ресницы чуть дрожат, это значит, Лео смотрит сны. Я сместил свою голову по подушке чуть ближе к ней, чтобы можно было видеть каждое движение ее ресниц. Она была рядом. Сегодня она никуда не сбежала. Или пока еще не сбежала… Я просто лежал рядом, не шевелясь и ни о чем не думая, смотрел на ее ресницы и дышал свежим утренним воздухом, смешанным с ароматом ее тела…

Завтрак. Два йогурта, черный бородинский хлеб и чашка крепкого чая. Больше все равно ничего нет. Лео сидела напротив, поджав по-турецки ноги, обнимая обеими руками фарфоровую чашку, смотрела лукаво, сощурив один глаз и улыбаясь.

– Ну, чем сегодня займемся? – спросила она.

– Займемся важным делом. Ты будешь прятаться под простыней, а я тебя буду искать…

– Ну-у! Так ты меня сразу найдешь. Давай лучше я спрячусь под подушкой, а ты будешь долго искать меня под простыней, а?

– Как скажешь, в таких мелких вопросах можешь и покомандовать, – улыбнулся я.

– Ну, хорошо! Я пошла прятаться. Но предупреждаю, на все поиски у тебя всего один час. К двенадцати мне нужно быть на Шаболовке.

Она ушла в спальню. Я ее быстро нашел. Спустя пару поцелуев спросил:

– Лео! Не уходи сегодня. Тебе действительно очень нужно идти? Или ты можешь остаться?

– Да, действительно нужно, – каким-то другим голосом сказала она, не смотря мне в глаза.

– Хорошо, хочешь вернуться сегодня сюда?

– Сегодня, наверное, нет. Может быть завтра, но я пока не знаю, действительно не знаю.

– Лео, ты не знаешь, хочешь ли ты приехать, или не знаешь, сможешь ли ты приехать?

– Леня, я не знаю, смогу ли я, хочу ли я? Но сейчас я действительно никуда не хочу уходить. Но мне надо. Правда надо, я обещала. И не спрашивай, пожалуйста, куда и зачем я иду, ладно?

– Не спрашивать, потому что мне будет неприятно?

– Не спрашивай, потому что! И это все! Если очень захочешь узнать, пусть добавят еще одну страницу в мое досье.

– Хочешь, я дам тебе больше денег, чем ты сегодня заработаешь? Только не уходи.

– О-о! Пошли деловые предложения. Бедненький, да ты так скоро разоришься! Нет, не надо мне от тебя ничего. И не надо меня обижать, понял? Я не проститутка, понятно тебе? Кого хочу, того и имею. И вообще, пошел ты!

Она отвернулась и уткнулась лицом в подушку. Ее плечи пошли мелкой дрожью, хотя всхлипываний слышно не было.

Я обнял ее за плечи.

– Лео, прости меня, пожалуйста. Я не прав, я очень не прав. Я просто не хочу, чтобы ты уходила.

– Я не ревела уже лет десять. – Она повернула ко мне мокрое лицо. – Ну, почему я реву сейчас? Ты просто подонок…

– Лео! Ну, прости… но я никак не могу тебя понять, чего ты все-таки хочешь, зачем я тебе нужен и нужен ли я тебе вообще?

– Не знаю, я сама не знаю, меня тянет к тебе… После Барселоны я подумала, ну все, finita la comedia… но потом… потом, сама не знаю, было совсем как-то плохо, и я хотела, чтобы ты позвонил. Но ты не звонил, потом снова не звонил и не звонил. И это было невыносимо. Мне только хотелось услышать твой голос, только и всего, но ты не звонил. – Она стала колотить меня кулачками в грудь. – Ну почему ты не позвонил, ну почему?

Я молчал.

– А потом мне просто надоело ждать, и я решила позвонить. Но ты же видел, наверное, звонок, ты же видел, да? Но не брал трубку. Почему ты не брал трубку? – Она вонзила мне когти в грудь. – Никогда больше так не делай, понял?

Она была похожа на разъяренную кошку, на дикую взъерошенную кошку. Некоторое время я молча защищался. Она пыталась вцепиться когтями в грудь, в спину, в плечи. Потом успокоилась, оставив пару царапин у меня на груди. Плечики опустились, голова поникла, волосы упали на лицо. Она тихо продолжила:

– И я написала тебе смс. И ты позвонил. И… все.

Я молчал.

– Ну что ты молчишь и молчишь? Не нужен мне никто, понял? И подруги эти липовые, только подставить на самое грязное хотят. И Витя этот, козел плешивый, подавно не нужен. Никого не хочу видеть, никого…

– И меня?

– И тебя тем более не хочу, ненавижу тебя, зачем ты только подошел тогда в клубе.

Она снова отвернулась, уткнувшись в подушку лицом. Я гладил ее волосы.

– Лео, Лео, ты хочешь быть одна, совсем одна?

Она повернулась, посмотрела на меня своим диким кошачьим взглядом и произнесла:

– Леня. Я и так всегда одна, всю жизнь одна, и всегда была одна. Я привыкла быть одной, думать, действовать и принимать решения только за себя одну. А теперь ты все хочешь испортить. Точнее, ты уже все испортил в тот момент, как только появился. Ну зачем ты только появился?!! Неужели ты не мог заехать в этот вечер в какой-нибудь другой клуб?

Я подумал про себя, что я действительно совсем не собирался в «Библос», что я давно уже не хожу в такие заведения. Мне пришла мысль, насколько все это было случайным и маловероятным, что мы познакомились в многомиллионном городе Москва.

– Лео! Я тут подумал… Попробуй сосредоточиться и послушай, пожалуйста. Я не знаю и не хочу знать, какие у вас там деловые и неделовые отношения с этим вашим лысым Витей, но я думаю, что если ты захочешь выйти из-под его опеки, то это, наверное, можно сделать.

– Да! Знаю, знаю, чтобы попасть под какую-нибудь другую опеку. Мне так один олигарх говорил: «Хочешь, говорит, отправлю тебя в мой дом на юге Испании. Будешь жить на берегу моря, купаться, загорать. Я буду тебя навещать, ну, раз в месяц точно на weekend буду прилетать». А я, значит, буду сидеть в его золоченой испанской клетке взаперти и ждать хозяина, чтобы побыть «любимой женой» во время его нечастых или частых визитов. А как надоем, он отправит меня куда-нибудь без документов, а может, подарит какому-нибудь своему приятелю. Приблизительно это ты хочешь мне предложить? А, Леня? Ты хочешь назначить меня любимой женой?

– Лео! Как плохо ты все-таки думаешь о людях! – с сожалением произнес я.

– Да уж, насмотрелась… – тихо пробормотала она.

– Лео, а что, с этим Витей нельзя договориться? В конце концов, заплатить ему за твой выход из его маленького бизнеса.

– Леня, наверное, твои люди, кто собирал досье, как-то плохо работали, или, может, ты что-то не то спрашивал. Витя – это всего лишь одна из маленьких вершинок огромного айсберга. Ты думаешь, что если бы с Витей было бы так легко договориться, ему бы платили за компромат? Да его давно на свете бы уже не было. Он и сам рассказывает, что когда приходит к клиенту, первое, что он говорит, что сам он ничего не решает и все оригиналы фотоматериалов находятся у других, куда более серьезных людей, интересы которых он представляет. Так что, Леня, попытаться выкупить меня у Вити – это значит стать еще одной дойной коровой, к которой будут время от времени приходить, чтобы подоить.

– А что, есть повод доить? На тебе что-нибудь есть, какой-нибудь криминал?

– Что-нибудь есть. Это же стандартный прием. Если не подсаживают на наркоту, то подставляют поначалу на что-нибудь грязное, специально. А потом, когда руки не отмыть, а сидеть не хочется, тогда и начинаешь слушаться советов «взрослых».

– Лео, бедная Лео… А бежать не пробовала?

– Я – нет, подружка одна попробовала. Уехала в Крым к тетке, там ей помогли снять квартиру. Ее в течение месяца нашли, порезали шею и посадили на героин. Я ее видела недавно, денег просила взаймы. Вечный шарфик на шее. Постарела лет на десять за три месяца… Стоит в линейке на Садовом по ночам.

Я задумался.

– Скажи, Лео, а что Витя знает обо мне?

– Тебя он называет «бесперспективным». Потому что жены у тебя нет. Ты достаточно молодой, симпатичный, и девицы на тебя сами вешаются. Так что дорогих подарков от тебя ожидать не приходится. В общем, ты не наш клиент. Поэтому Витя в конце концов и запретил мне с тобой встречаться.

– Так почему же ты полетела со мной в Барселону?

– Ну, я хотела немного отдохнуть. Ну, и Витя тоже захотел поваляться на песке. Ну, и, в общем, мы слетали за твой счет. Помнишь, ты немного удивился, что поездка так недешево обходится. Ой, прости пожалуйста. Я не хотела этого делать, но эта была единственная возможность побыть с тобой наедине целую неделю и ни о чем другом не думать. Витя обещал, что не будет нас беспокоить. Я даже настояла, чтобы он жил в соседнем городке. Прости…

Лео с ужасом смотрела на меня, буквально вжавшись в простыни. Видимо, на моем лице можно было прочитать не самые добрые мысли.

– Леня, прости, нну-у прости, пожалуйста. Я то-олько-о хотела побыть с тобой. Нну-у, ну я же видела, что для тебя эта сумма ничего не значит, что это было в пределах твоих карманных расходов. Ведь ты сам предложил. Нну-у, ты помнишь? Ты же сам предложил поехать. Я у тебя никогда-никогда никаких подарков не просила. Нну-у вспомни, ну хоть раз я у тебя что-нибудь просила? Я просто хотела побыть с тобой, только хотела побыть с тобой.

Она снова отвернулась от меня, вытирая лицо рукой.

– Да, Лео, только ты, наверное, забыла, что бросила меня в Барселоне, не прошло и трех дней.

– Я не хотела, Леня, я правда не хотела… Витя сказал, что если я срочно к нему не приеду, то он расскажет тебе, кто я такая на самом деле. А я очень не хотела, чтобы ты думал обо мне плохо. Ну прости меня, пожалуйста.

Я покачал головой.

– Может, мне действительно лучше было бы всего этого не знать? Ладно, ты хорошенько подумай и скажи, хочешь стать независимой от Вити?

– Независимой – да, но зависимой еще от кого-то – нет.

– Хорошо! Я тебя понял. Я подумаю, что можно сделать.

Она подошла ко мне, нежно взъерошила волосы у меня на затылке, поцеловала в висок, потом в щеку, потом чуть ниже, плавно добравшись до губ. Мы снова повалились на кровать.

– Ленечка! Ты такой милый! Даже если у тебя ничего не получится, мне приятно, что ты так… пытался помочь. А хочешь, я покажу тебе, как можно весело провести один день? Немного адреналина, немного шуток, немного фокусов – и все это почти бесплатно.

– Хочу. Весь вопрос – когда?

– Так ты хочешь?

– Ну, давай попробуем.

– Ну, тогда давай послезавтра. Ты сможешь?

Я сказал, что смогу. Она повертелась чуть-чуть у зеркала и исчезла, улетев по своим делам. А я остался один. Снова один. Навалилась тоска, черная тоска. Было точно такое же ощущение, как в тот момент, когда она меня бросила в Барселоне. Я пытался говорить себе, что все хорошо, что она еще позвонит, что мы еще увидимся. И очень даже понятно, когда. Послезавтра. Как дожить до послезавтра, если увидеть ее хочешь именно сейчас? Как объяснить, что начал скучать еще в тот момент, когда за ней даже не захлопнулась дверь? Да, можно позвонить, но ты знаешь, что сейчас ей будет неудобно с тобой разговаривать, потому что у нее свои дела, ведь могут быть у человека свои дела. И неудобно послать смс, потому что это глупо – посылать смс человеку, когда он толком даже не вышел из твоего дома. И ты находишься в спальне, в которой еще остался ее запах, где все тебе напоминает о ней, где каждый предмет теперь хранит ее следы, потому что она дотронулась до него или просто прошла мимо. И ты понимаешь, что ты, совершенно нормальный с виду человек, чувствуешь себя совершенно по-идиотски. Понимаешь, что это сумасшествие, от которого нужно срочно избавиться. Ты понимаешь, что это зависимость, которая тебе совершенно излишня, которая мешает тебе жить спокойно и уверенно; жить так, как ты привык, как тебе всегда нравилось. Ты понимаешь, что всегда был хозяином положения, но сейчас все поменялось, хотя не поменялось ничего. Ты по-прежнему можешь позвонить или не позвонить, встретиться или не встретиться, помочь или не помочь. Только как бы ты ни поступил, тебе все равно будет ее не хватать, будет одно желание: либо избавиться от этой зависимости, либо удовлетворить это ненасытное желание ее видеть. Так что же это такое, чем я болен сейчас, что это за вирус, который приносит такую боль и такую радость одновременно? И что мне делать: попытаться убить эту боль в себе раз и навсегда или стараться продлить это счастье как можно дольше? Я пробовал заняться делами. Ни одной путной мысли в голову не приходило. Пришла лишь сумасшедшая идея, что я вообще хочу выйти из бизнеса. Я попытался посмотреть телевизор, хотя не делал этого уже около полугода.