Текст книги "Небесный ключ"

Высокий трагическим жестом сжал бледные губы, седая борода приподнялась вверх и встопорщилась. Он предпочитал выглядеть стариком и давным-давно не менял облик. «Незачем мне молодеть», – скорбно сообщал он соплеменникам. Интонации его голоса действовали словно ушат холодной воды. И сразу становилась видна Истина. Молодежь из Шайм Бхал, не достигшая трехсот лет, разбегалась от этой Истины в страхе. А она звучала так: нет ничего нового на Меоне. Все, что кажется таковым, уже случалось когда-то. Людей изменить невозможно. Природа. Биологический вид.

Владыка вздохнул и посмотрел вниз, на поверхность планеты. Пора перестать думать. Его мысли уже не первую сотню лет тоже ходят по кругу. Пора заняться делами. Где-то среди лесов и степей полуострова Вок находится носительница миссии – своенравная девочка Тайя. А молодежь нельзя оставлять без присмотра. Нужно ее найти. Выдернуть вверх, на свой уровень. Пусть даст отчет, миссия-то у нее непростая.

Владыка прищурился, погрузив взгляд во тьму, сгустившуюся над полуостровом. Густые леса, рощи, поля… плесень. Все плесень. Так где же девчонка? Да вот! Огонек сущности едва теплится. И дрыхнет без задних ног, как простой человек.

– Тайя, вставай! – загремел в ушах спящей девушки голос Владыки.

– Не хочу, – пробурчала она, не просыпаясь, перевернулась на другой бок и натянула одеяло на голову.

– А никто и не спрашивает, – хмыкнул Высокий. – Придется.

Босые девичьи ступни торчали из-под одеяла. И правильно, мерзни, нечего прятать от старших лицо! На поверхности голых пяток и голеней ярко светились линии энергетического контура. Владыка, улыбнувшись в усы, в предвкушении растер стариковские руки. Безответственную молодежь нужно учить! Дотянувшись, старик цапнул девушку за ноги и поволок вверх.

– Отпусти! – взвилась Тайя, проснувшись.

– Отпущу – упадешь, – строго сказал Высокий. – Отчитаешься наверху, дома.

Девушка дернулась изо всех сил.

– Нельзя!!! – закричала она.

– Что – нельзя? – недоуменно спросил Владыка. – Мы сейчас в атмосфере. Отпущу – полетишь вниз.

– Нельзя рвать связь с Пером!

– И правда, – опешил Высокий. – Садись ко мне на руку, поговорим.

Тайя зло выдернула из стариковского кулака одну ногу, потом другую. Перевернулась, повисла в воздухе, задрав подбородок.

– Я постою, – заявила она.

Владыка нахмурился.

– Огонь сути в тебе едва теплится, – печально сказал он. – Видимо, ты натворила такое, что потеряла почти все способности. Я уж думал, ты даже летать разучилась.

– Я не летаю. Я просто стою…

«Дело плохо», – обеспокоился Высокий.

– Мне правда нужно поговорить. – Девушка закусила губу. – Пер в опасности. У него пошла черная полоса.

– Неприятности?

– Да.

– Продолжай.

– Я отвергла его. Оттолкнула. Владыка, не говори ничего. Я сама знаю, чем это грозит. Линии предопределенности порваны. Я почти потеряла способности. А Пер… Он пока держится.

– Восстановить предопределенное невозможно. Твоя миссия прервана, – тяжело уронил старик. – Мальчик скоро умрет.

– Не умрет! – По щекам Тайи катились слезы. – Владыка, ведь я – человек! Да, наполовину, по маме. Но все равно человек! А люди могут… Да что я говорю, вспомни сам!

«Нечего мне вспоминать, – хмуро подумал Высокий. – Неудачная миссия, старая песня. Никакой силы больше у девочки нет».

– Зачем ты это сделала, дочь человеческая? – глухо спросил он.

– Пер – не кукла! – воскликнула девушка. – Он должен преодолеть… свои трудности. Думаешь, я хочу его боли?

– Ты его любишь, дитя, – отозвался Владыка.

– Да! – Тайя сорвалась на крик. – Вы все хотели игрушку. Хотели, чтобы я его вела… под уздцы… как вола! А я не хочу! И не буду! Вы можете получить то, что хотите, только если я откажусь выполнять ваши приказы!

– Отказ от миссии, – слова старика были подобны порыву зимнего ветра.

– Нет. Пер сам хочет стать тем, кем вы его видите.

– Не сможет. «Неприятности», о которых ты говоришь, будут бить его, пока не убьют. Твоя миссия прервана, девочка. Я сожалею.

– Как посланницы Высоких – да, прервана. Но не как человека!

«Она не только способности, но и ум потеряла», – печально подумал старик.

– У людей нет никаких миссий, – сказал он, отвернувшись.

– Вспомни, Владыка! Да вспомни же!

Тайя скорчилась в равнодушных объятиях старика, но хватка оказалась железной.

– Вниз, на Землю, – он говорил с девушкой, как со слабоумной. – Под одеяло и спать. Это все, что ты теперь можешь. Твоя миссия прервана. Ты лишаешься нашей поддержки…

К счастью, путь оказался недолгим.

Тайя пришла в себя на кровати. Вытерла слезы. И, собравшись с силами, воспарила над ложем, тут же рухнув обратно.

«Могу».

После этого девушку поглотило беспамятство.

Тяжело ступая, Пер шел от здания Академии прочь. Куда? Решительно все равно, но ноги сами собой направлялись домой. Все вокруг казалось каким-то ненастоящим, непрочным. Сойди с тропинки – и реальность исчезнет, как сон. Случайно толкни – и она рассыплется прахом. Еще декаду назад юноша думал, что мир прекрасен и добр, что его окружают чудесные люди, а жизнь – это нечто само собой разумеющееся, надежное, как земля под ногами. Но тот разговор с Тайей разрушил все планы. Уничтожил надежду на будущее. И словно вывернул мир наизнанку.

После страшного объяснения с любимой Пер почувствовал себя пустым местом, трусливым ничтожеством. Одно это еще можно было как-нибудь пережить, если сосредоточиться на пути к своей цели. Но нет… На следующий день выяснилось, что тяжело заболела дочка квартирной хозяйки. Некрасивая девчонка-подросток, единственный ребенок немолодой бедной женщины. Та сдавала комнатку за пять тхангов в месяц – почти даром. Какие в Барке приезжие, кроме горстки нищих студентов?

Дочь госпожи Ляйды внезапно свалилась в бреду. Денег на визит врача не хватало, в дом зачастили знакомые. Виновато прятали глаза, разводили руками. Никто из них медной монеты не дал – лишь пустые советы. Пер весь день просидел в комнате тетки Ляйды и девочки. Приносил воду, глядел на больного ребенка пустыми глазами. К ночи знакомые разбрелись, у девочки усилился жар. Тогда юноша встал, пошел в свою комнату и забрал почти все деньги, оставшиеся от прошлой стипендии.

– Госпожа Ляйда, этого на врача хватит? – спросил Пер, протягивая женщине горсть медных монет.

– Пер, сынок… Врач не нужен. Нам с дочерью нечего есть.

– Госпожа…

– Мама Ляйда. Для всех – тетка Ляйда, а для тебя – мама.

В душе юноши что-то перевернулось. Мать Пера умерла, когда он был совсем маленьким. Он помнил ее – любящую, заботливую, добрую. Она умерла от болезни, как дочь госпожи… мамы Ляйды. Тайя ушла. Любви нет. Но теперь есть приемная мать.

– Ложись спать, мама Ляйда. Ты очень устала. Я посижу с Ратой, не бойся.

«С сестренкой», – подумалось юноше.

– Твоя правда, сынок. Сил нет. Посиди, – отозвалась Ляйда, тяжело ложась на кровать не раздеваясь.

Через несколько минут женщина уже спала. А Пер всю ночь хлопотал возле больной девочки, покрывшейся сыпью. К утру она забылась тяжелым сном. Но тогда встала Ляйда.

– Иди спать, сын, – строго сказала она.

Пер передернул плечами. Идти в свою комнату было страшно. Будто она полна призраками.

– Я посплю тут, – буркнул юноша, пристраиваясь на узорчатом половике возле окна. – Разбуди через три часа, мама.

Женщина покачала головой, укрыла Пера своим одеялом и на цыпочках вышла на кухню – готовить.

Проснувшись, юноша не пошел в Академию. Он побежал в лавку. Крупа там немного дороже, зато лавка ближе, чем рынок. Потом он тоже что-то делал, а что – помнил с трудом. Все, что всплывало из памяти, – это тяжелое дыхание Раты и нехороший запах болезни.

Вечером заглянула Тайя. Косички заплетены наспех, круги под глазами. «Работаю много», – призналась она. Девушка держалась с Пером по-дружески, запросто. Даже чмокнула в щеку. А он ничего не почувствовал. Словно какая-то нить оборвалась. Потом Тайя выволокла юношу в коридор чуть ли не силой.

– Ты ел сегодня? – спросила она.

– Не помню.

– Вот, – девушка достала из сумки помятые бутерброды. – Съешь тут, при мне.

– Но…

– Я сказала – съешь!!!

Пер подчинился. Он съел все до крошки, давясь и краснея. Стыдно-то как…

– Вот, – удовлетворенно кивнула Тайя, когда он покончил с едой. – Завтра приду.

– Но…

– До завтра.

Простучали каблучки, входная дверь хлопнула. Юноша стоял в темном коридоре и таращил красные от недосыпа глаза.

– Теперь спать, сын. Иди в свою комнату. – Ляйда приобняла Пера, немного подталкивая. – А завтра с утра – в Академию.

– Не пойду.

Женщина всплеснула руками.

– Никуда не пойду, пока Рата не выздоровеет.

Так прошло несколько суток. Сколько – юноша не считал. Дни и ночи слились для Пера в единую полосу. Уход за Ратой, работа по дому. Тайя прилетала внезапно, словно ночной метеор. И улетала, оставив в душе пустоту.

– Шесть дней прошло, – сказала вымотанная, похудевшая Ляйда.

Только-только девочка начала поправляться, как юноша заболел сам. Видимо, заразился от Раты. Крепкий от природы, Пер не болел с раннего детства. Поэтому болезнь напугала юношу до смерти. Когда внутри происходит что-то такое, что от тебя не зависит… но от него, Пера Гарна, и так ничего не зависит и ничего никогда не зависело. Он просто поверил дурацкой мечте.

– Врешь, – прозвучал откуда-то сверху девичий голос. И юноша понял, что говорил вслух.

– Тайя?

– А кто же еще?

Горло юноши сжалось, и он ощутил пустоту.

– Прежнего не вернуть, – прошептал он.

– Не вернуть, – эхом откликнулась девушка.

– Так что делать? Тайя, зачем вообще ты пришла? – в голосе юноши слышалось негодование.

– Ты уже поправляешься, – спокойно сказала она. – Шесть дней проработал, два – проболел. А нервы уже сдали. Пер, возьми себя в руки!

– Реальность рушится. Ты не понимаешь…

– Я это вижу. Реальность действительно рушится, – голос Тайи был абсолютно спокоен. – Ну и плюнь. Нам с тобой не нужна такая реальность. Мы сделаем новую.

– Нам с тобой?

– Да.

– Сделаем новую? Как?

– Для начала ты перестанешь распускать детские сопли. Их у тебя никогда раньше не было. В детстве не было. Так? А сейчас есть. Почему, как ты думаешь?

Пер не обиделся. Он всерьез задумался.

– Ни демона не понимаю, – через пару минут сказал он. – Наверное, слишком влюбился.

– Нормально влюбился. Мне нравится. – Девушка погладила его по щеке. – Но ты мечешься, потому что тебя грызет глубинный страх. Ты боишься того, что реальность рушится. А она действительно рушится. Теперь ясно?

– Нет. – Чистый лоб Пера избороздили морщины. – Тайя, а кто ты такая?

Девушка прикусила губу.

– Гм-м…

– Кто ты на самом деле? Я тебя не боюсь, ты не думай. И совершенно не верю в бабкины сказки про демонов. Но в этих сказках все время мир валится в пропасть. К тому же ты совершила ошибку. Сейчас мой ум ясен, и я говорю тебе прямо. Ты меняла свой рост. И не только. Я потом это вспомнил. Когда все вокруг стало рушиться…

Резкий вздох сорвался с губ Тайи.

«Неужели он скоро поймет? Когда мир рушится – обнажается суть».

– Кто ты, любимая?

– Я – человек!!!

– Это в лучшем случае половина правды, – жестко сказал Пер, схватив девушку за руку. – Не бойся, я не отрекусь. Но мне нужна правда. Вся, целиком.

– Не могу. Пер, нельзя…

Юноша сжал губы, нахмурился и отстранился. Тогда Тайя решилась.

– Мать была человеком.

– Была?

– Я давно родилась. Отец – Изначальный, то есть один из них. А я – демиург. Но во всем остальном я обычная девушка! Клянусь, я старше тебя только на восемь месяцев и четырнадцать дней! И потому я совершаю ошибки!

Пер вгляделся в глаза любимой. Не лжет. Бледная от ужаса, заплаканная девчонка. Не старуха в облике девушки, а действительно девушка. Он стер с ее лица слезы, погладил, утешил.

– Прежнее ушло навсегда. Я это чувствую. Но ты не бойся, родная. Я тоже мог умереть вместе с прежней реальностью. Но сейчас не умру, потому что знаю еще одну твою тайну. Ты бессмертна физически.

– Не очень, наверное. Я сейчас вообще ни в чем не уверена – ни в прошлом, ни в будущем. Мы с тобой идем по лезвию ножа, Пер, любимый. Поэтому ни о чем больше не спрашивай.

Пер лежал на подушках исхудавший, совсем бледный. Щеки ввалились, лицо будто истаяло. Глаза казались глубокими, их взгляд обжигал, как вода горных озер. Резко очерченные, плотно сжатые губы. И волевой подбородок. Юноша выглядел так, словно собрался дать сдачи жестокому миру. А если реальность посмеет придвинуться ближе – кусаться. Но нет…

Он бережно взял лицо Тайи в ладони и поцеловал девушку. Крепко, чуть ли не до крови. Поцелуй длился долго.

– Ох…

– Ты пойдешь за меня замуж, – сказал Пер уверенно.

– Конечно, пойду.

Взгляд юноши был смятенным и одновременно настойчивым. Глаза блестели отчаянно. Он вновь потянулся к Тайе, но она перехватила его руки.

– Милый, не прямо сейчас. Ты еще не поправился, а я не спала двое суток. Завтра я куплю мясо. Много мяса. И никуда не уйду. Я вообще очень неплохо готовлю. А сейчас давай просто спать.

Говорливая и добросердечная тетушка Ляйда поздно вернулась от соседки. Дочь спит, уже поправляется. Поэтому можно и в гости. Увидев, что дверь в комнату Пера приоткрыта, она не удержалась и заглянула одним глазком. Любопытство являлось одной из ее слабых сторон. Как сынок? А как его девочка? Может, она не ушла? Нет, надо взглянуть повнимательней. Лицо тетки Ляйды просунулось в комнату и осветилось удовлетворенной улыбкой. Дети спали на узкой кровати в обнимку. Правда, в одежде. Неудивительно – оба устали. Сюда нужно еще кровать. И защелку на дверь. Надо бы поспрашивать. Соседка, баба Матта, наверное, даст.

Глава 9

Через день Пер пришел в Академию бодрым пружинистым шагом. Похудевшее лицо излучало вдохновение и уверенность. Да и внешность юноши слегка изменилась. Неуловимо, почти незаметно. Может, попросту вырос? С шестнадцатилетними это бывает.

«Иногда – за одну ночь», – хихикали про себя взрослые девушки.

Юноша действительно выглядел взрослее. Но истинные перемены лежали значительно глубже. Впрочем, такое бывает. Словом, все воспринимали изменения во внешности Пера как должное.

– Явились не запылились, молодой человек, – строго сказал преподаватель социологии. – Я уж думал вас отчислять, но не отчислил. Даже стипендии не лишил. Вы усердно мозолили мне глаза, сидя на лекциях. Так что будете заниматься этим и впредь. Но я вас накажу, и серьезно. Социология Контроля – наука практическая. Из столицы позавчера пришла директива, она и спасла вас от отчисления. Будете отдуваться за весь курс. Через месяц вы представите мне практическое исследование. А ну, назовите три опоры Контроля!

– Контроль тела, Контроль души, Контроль духа, – ответил Пер механически.

– У вас дома лежит старая библиотечная книга. Это – диссертация Мастера Социопостроения. Не самое легкое чтиво, не так ли?

Юноша молча кивнул.

– У нас нет других учебников, кроме конспектов и списанных в архив диссертаций. А между одним и другим, как вы понимаете, пропасть. Даже я не смог толком понять эту книгу. Но тема диссертации – проявления трех опор Контроля в социальном поведении индивидов. Надеюсь, вы понимаете, что люди контролируют себя инстинктивно?

– Да.

«Чем короче реплика – тем понятнее ее смысл», – подумал Пер про себя.

Глаза социолога блеснули, уголки губ дернулись вверх.

– Верно мыслите. Вас ведь зовут Перрор?

Юноша вежливо склонил голову.

– Через месяц вы представите мне практическое исследование, Перрор. Оно должно быть кратким, как ваша реплика. И настолько же четким. Тема: «Контроль как естественное поведение человека». За основу возьмете конспекты и диссертацию. Какую социальную группу наблюдать – не суть важно. Но не меньше семи человек, – с этими словами профессор оглядел собственный курс. – Когда возникнут вопросы – мы с вами встретимся после занятий. Если не сдадите исследование – я вас отчислю. Сдадите на десять баллов или на девять – буду ходатайствовать о повышении стипендии. Понятно?

– Понятно.

– И что вам понятно? – иронично склонил голову социолог.

– Вы контролируете меня, а вас контролируют из столицы, что совершенно естественно.

– Продолжайте мыслить теми же категориями, – удовлетворенно ответил профессор. – Они в контексте исследования. Теперь садитесь, начнем лекцию.

Юноша открыл конспект. На первых листах записи, сделанные месяц-полтора назад, были сбивчивы и схематичны. С полей тетрадки таращились рожи: портреты сокурсников, социолог с открытым ртом и выпученными глазами, тонкие профили Тайи. Дальше лист бумаги пересекала черта, сделанная по линейке. За ней конспект велся подробно и аккуратно. Ни портретов, ни пропусков лекций. Правильно до тошноты. Только стило кое-где скользило и буквы заваливались назад. Будто в страхе. Глядя на это, Пер хмыкнул. Похоже, придется провести еще одну черту. Только невидимую. Да хоть каждый день проводить!

Надо бы законспектировать лекцию. Очень разумное действие. Только разве он, Перрор Гарн, живет разумом? Его любимая – не человек. Разве это разумно? И вообще допустимо? Но ему с ней легче, чем с обычными девушками. Чем с людьми вообще! Есть о чем говорить. И реальность пляшет, как чокнутая. Мир сходит с ума! А ему – все равно. Если обнять Тайю – то мир исчезает.

– А что это тут у вас? – Улыбаясь, социолог быстрым движением подхватил тетрадь со стола юноши. – Та-а-к… – Он развернул тетрадь так, чтобы сокурсники ничего не увидели.

Пер покраснел до корней волос и потупился. Сейчас его просто раздавят. Неважно, что этот рисунок и вправду хорош – порыв души преодолел границу способностей. Там они с Тайей, объятые языками огня. Без одежды. И неважно, что он ступил на другую стезю, решив стать социологом. Сейчас эта стезя попросту кончится.

– Смотреть на меня, Перрор Гарн! – строго сказал профессор.

Юноша поднял глаза. Взгляд социолога был понимающим, чуть ироничным.

– У вас очень горячее сердце. К нему бы еще и холодную голову…

Костяшки на сжатых руках Пера побелели.

– Волнение полезно. Оно встряхивает и принуждает к усиленному Самоконтролю, – продолжил профессор. – Вам это и нужно, поскольку придется заняться исследованием. После моей лекции – лекция Мастера Слова. Литература вам не нужна, молодой человек. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – выдавил юноша.

– Вы освобождаетесь от занятий у Мастера Слова. Сегодня начнете исследование. Будете проводить его в школе при Академии. Необходимо изучить методы преподавания школьного учителя Рессода. И изложить их. Подробно, доступно. Ваших скромных научных познаний вполне хватит. Завтра, после лекции, поговорим. Я помогу систематизировать данные. Идите!

Сокурсники завозились на стульях. Дурак Зент сунул нос в конспект Пера и захихикал, увидев рисунок.

– У Гарна горячее сердце! – провозгласил он кривляясь. – Он горячку спорол!

Но юноша, не обращая внимания на Зента, запихнул тетрадь в сумку и быстро направился к выходу.

Пер медленно шел, преодолевая себя. Обстоятельства менялись, но неясно, к чему приведет новое направление жизни. Вот и школа при Академии – покосившееся одноэтажное здание. Других школ в этой деревне не имелось – уж лучше идти обучаться к ремесленникам. Пер громко постучал в дверь, но никто не ответил. Юноша прошел через узкие темные сени, открыл еще одну дверь и попал прямо в класс.

Учитель Рессод не обратил внимания на посетителя. Он был занят. Поперек лавки лежал десятилетний малец со спущенными ниже колен штанами. Ребенок подвывал. А Рессод, широко размахиваясь, бил мальчика по голой заднице розгой. Иногда ребенок срывался на крик. Тогда мужчина, ненадолго прервав наказание, орал во весь голос:

– Контроль!

И избивал мальчика дальше. Тот сдерживал крик и мычал.

За мерзкой сценой наблюдало пятеро детей, сгрудившихся на грязном полу. Горячее сердце Пера, смотревшего на всю эту мерзость, выпрыгивало из груди. Очень хотелось врезать учителю Рессоду. Кулаки чесались. Да только жаль, что тот здоровый, как бык.

«Социологу нужна холодная голова. Демон его побери… профессора. – Разъяренный юноша сжал кулаки. – Послал сюда шестнадцатилетнего третьекурсника, который не сможет набить Рессоду морду! Неужели разум – удел слабых? И духом, и телом?»

Когда ярость достигла точки кипения, пелена внезапно спала с глаз юноши. Сердце забилось сильнее и вдруг притихло, прислушиваясь к чему-то, что много выше холодного разума. Реальность вокруг закачалась. Пошла рябью. И разорвалась, как ветхая ткань по нитке-основе. В лицо юноше словно прянул порыв свежего ветра. Момент истины – это так просто? Ведь Тайя явилась сейчас, и предопределение рухнуло. Сейчас, а не когда-нибудь, когда он отрастит себе кулаки. Значит, не в кулаках дело. И не в разуме. И то и другое он наверстает потом. А сейчас – наблюдать. Уклоняться от неизбежных ударов. И идти вперед. А таких, как этот Рессод, он будет бить потом. Когда войдет в силу. Нещадно будет бить.

Когда избитый мальчик, поддернув портки, отполз на охапку соломы в углу, Пер, состроив официальную мину, обратился к учителю:

– Расскажите о своих методах обучения, господин Рессод.

Тот наконец-то заметил юношу, развернулся всем корпусом и нагло спросил, уперев руки в бока:

– Чего приперся?

– Меня прислал социолог, господин Тарен. Исследование провожу.

– Знаю Тарена, – с неожиданным добродушием откликнулся Рессод. – Был плюгавым стажером, отправленным с материка в нашу глушь. Да и потом его не очень-то уважали. Поэтому поступал я не у него, а у госпожи Лайры Фантор. Она преподает еще?

Юноша немного опешил.

– Вы что, окончили Академию?

– А то как же?! – повел плечами громила. – Сорок пять лет назад. Так давай, говори, зачем тебя прислал Тарен? Я отвечу ему что-нибудь, да и дело с концом.

– Расскажите о методах обучения, которые вы применяете. – Пер мотнул головой в сторону избитого мальчика.

– Легко. В три слова хочешь?

Юноша спокойно кивнул.

– Это вот – Контроль тела. Розги моченые, рубцов после них не бывает. Они ходят сюда только потому, что я их кормлю. Полагается небольшая субсидия… Там, в столице, школьников тоже изводят. Но у нас нет ни акупунктурных игл, ни учебников, ни препаратов, чтобы делать все это по правилам. Поэтому я их луплю. Пусть учатся молчать. Контроль души у меня вот такой: задам задачу по арифметике или заставлю писать. За ошибки – луплю. Контроль души, парень, это попросту страх. Если ты не понял этого раньше, то ты – полный дурак… А в Контроле духа я сам так ничего и не понял. Мыслей не слышу, светящихся линий не вижу. Да и им, – Рессод махнул лапищей в сторону детей, – это в жизни не пригодится. Читать могут, два и два сложат. А лупить… После меня их всю жизнь другие лупить будут.

Пер возвращался домой уже впотьмах. Голодный, обессиленный собственной яростью. Сжимал кулаки. А вдруг кто полезет? Район улицы Касс – нехорошее место. Вот нападет на него кто-нибудь. Один, двое, трое. А он – в морду! И сразу – ногой! Эти дети не могут себя защитить. И не смогут. И Рессоду морду никто не набьет. Несправедливо. Обидно. До слез, демон возьми…

– Остынь.

– Их бьют, милая, – устало сказал Пер, не вдаваясь в подробности.

Брови девушки сошлись к переносице.

– Да вижу, вижу. Там эта школа как пугало. Чтобы другим неповадно было детей учить. А я ничего не могу сделать. Я не Абсолют, ты уж извини.

Юноша расхохотался, подхватил Тайю на руки, закружился по комнате. Опустил на кровать.

– Что не Абсолют – это здорово. Но проверять это нужно…

– И почаще! – Девушка блеснула глазами.

Через пятнадцать минут они, обессиленные и счастливые, уже лежали бок о бок.

– Ты еще кое-что понял сегодня. Там, в школе…

Юноша тряхнул головой. Он хотел ей сказать о любви. Еще раз.

– Очень люблю, – отозвалась девушка на невысказанные слова. – Сам знаешь. Но весь день я думала не о любви. Даже после той ночи…

Пер сгреб Тайю в объятия.

– Да что случилось?!

– Реальность меняется, – произнесла она снова. – Ты сам это чувствуешь.

– Я знаю, – подтвердил он.

– Привык уже. – Глаза девушки чуть погрустнели. – Я и не думала, что ты такой…

– Какой?

– Сильный. Я знаю все, что произошло с тобой за день. Реальность больше не рушится. Она изменяется. Слишком резко, непредсказуемо.

– Но почему?! – Лицо юноши вдруг стало, как у обиженного ребенка.

– А потому. Мы с тобой наконец-то решились быть вместе. Но это – не главное. Я тебе рассказала, кто я. А это уже ни в какие ворота не лезет.

– Так что? После ночи с бессмертной…

Пальцы Тайи коснулись его губ. Осторожно, но твердо.

– Нет. – Девушка обняла его, словно искала защиты. – После ночи с любимой. И вообще, Пер, мы не ужинали. Нужно поесть. Изменение реальности требует силы.

Лекции по социологии начинались с утра. Профессор Тарен принадлежал к породе ранних пташек, а поскольку студентов, ходивших на его курс, оказалось мало, то он диктовал им свои законы. Впрочем, Перу Гарну это не было в тягость. Он любил вставать на рассвете. Размяв тело, затекшее за ночь на узкой кровати, он позавтракал и поспешил на занятия. Хотелось увидеться с социологом. Самому интересно, что выйдет.

Тарен несколько демонстративно оглядел юношу с головы до ног, осмотрел костяшки пальцев. И одобрительно улыбнулся.

– Начнем лекцию, – сказал он. – Тема занятия – социальные группы.

Студенты раскрыли конспекты.

– Они разные, – сообщил прописную истину социолог. – Даже здесь, в этой аудитории, есть представители разных слоев. Поэтому друг на друга вы и смотрите, как на невидаль, уважаемые, хоть три года учитесь вместе. И так будет всегда. Представители разных слоев друг для друга – чужие. Они могут лишь заключать соглашение. Как я с сапожником. Или как некоторые из вас – с продавцами вина. Но у разных групп разный язык. Люди, естественно, понимают слова, сказанные на улице. Иногда даже осознают смысл, вложенный в них. Ведь у каждого есть удовольствие и недовольство, симпатия и антипатия. Жажда и голод. Но каждая социальная группа их выражает по-своему. Я сейчас докажу. Кто из вас бывал в порту?

Десять представителей разных слоев молча кивнули.

– Рассмотрим сперва моряков. Что чаще всего вы от них слышите? А, молодой человек? – обратился Тарен к зазевавшемуся гуманитарию.

– Упоминание злого духа, морского демона и Темной Матери.

– Злого духа частенько поминаем и мы. Обычное выражение неудовольствия. Морской демон же – это некая сила, которая приносит неприятности исключительно морякам. Мы-то с вами об этом не думаем. Мы для моряков сухопутные зюйги[6]6
  3 ю й г и – меонские крысы, водятся повсюду.


[Закрыть]. Господа, почувствуйте разницу. Те, кто ходит в море, отлично знают, какие неприятности несет морской демон. Но не знают, что значит не сдать экзамен и вылететь из Академии. Опять же, почувствуйте разницу. Совершенно различные ценности, разные социальные группы.

Социолог с минуту наблюдал за студентами. Представители разных слоев водили стилом по бумаге.

– А кто такая Темная Мать? – задал Тарен провокационный вопрос.

Студенты молчали.

– Мифологию знать надо, – продолжал социолог, расхаживая по кафедре. – Это – одна из ипостасей Матери Всех Живущих. Возносит человека до небес либо уничтожает.

Пер прикусил губу так, чтобы было не видно, и нарисовал в конспекте несколько крестиков. Нет, Тайя сказала – она демиург…

– Спустимся ниже по иерархической лестнице, господа Контролирующие. И ощутим дурной запах. Все знают, как ругаются портовые грузчики. Постоянное упоминание детородных органов и их непосредственных функций. При всем том, что их потенция – не выше обычной. О чем это говорит? О переносе внимания. Об отсутствии Контроля над телом.

Гуманитарий поднял руку.

– Я слушаю, молодой человек.

– Господин Тарен, ругательства – сброс негативной энергии. Я понял так, что представители разных слоев общества упоминают в ругательствах то, над чем не имеют Контроля. А в столице поминают Дух Опустошения, который, как всем известно, сводит с ума. Означает ли это слабость Контроля над разумом?

Социолог повернулся к студенту. Его взгляд выражал живое внимание.

– Вы Майтон Сантер?

– Да, господин Тарен. – Гуманитарий смутился.

– Скажу вам одно, Майтон. Я, как и вы, никогда не бывал в столице. И предпочитаю поминать злого духа, как все здесь присутствующие. У вас хорошая голова, молодой человек. А Контроль не запрещает самостоятельно мыслить. Так что думайте сами.

С минуту профессор мерял шагами кафедру, потирая нижнюю челюсть. Отсутствие Контроля за бородой. Приходится бриться. И иногда – пораниться. Да, человек несовершенен, сколько ни контролируй. И сейчас это несовершенство он разложит студентам по полочкам. Дабы в будущем не питали иллюзий.

– Итак, господа. Вопрос о ругательствах мы обсудили. Прислушайтесь на досуге к речи представителей разных социальных слоев. Кроме ругательств, есть еще такое явление, как вознесение молитв. Они произносятся исключительно всуе и являются пожеланием блага. К кому мы с вами все обращаемся?

– К Духу Жизни, – заметил один из студентов.

– Да. Попытка компенсировать отсутствие Контроля над продолжительностью жизни. Это, к сожалению, естественно. Некоторые обращаются к Матери Всех Живущих, имея в виду ту же цель. А вот моряки просят защиты у Темной Матери. Они поминают ее как в ругательствах, так и в молитвах. Эта богиня, как я говорил, владычествует над жизнью и смертью. А плавания связаны с риском. Какой вывод из всего этого можно сделать? – социолог задрал поцарапанный бритвой подбородок.

Студенты молчали.

– Выбросы эмоций наблюдаются там, где отсутствует Контроль над ситуацией. Или над собой, что отнюдь не одно и то же. Запомните это.

Профессор вещал еще долго. В его распоряжении оставалось много времени. Он говорил о том, что представители разных слоев имеют различные чаяния. И страхи у них тоже разные.

– Обо всем этом, – подчеркивал социолог, – можно судить по языку человека. Он сам вам расскажет, кто он. Только слушайте и делайте выводы.

«А кто я теперь? – размышлял Пер, уставившись в стену. – Раныие-то было понятно. А сейчас? Изменения реальности, демиурги, бессмертная. И все это не вызывает сомнений, как гвозди и сапоги – у сапожника. Я не смогу быть прежним. Я чувствовал. Видел. И дело не в том, кто моя любимая. Во мне самом уже дело».

– Хорошо бы нам с вами побывать в столице, – завершил выступление Тарен. – Там полным-полно разных социальных групп и объединений по интересам. И у всех – свои ценности, выражения, привычки. Есть на что посмотреть. Но, если бы мы с вами, господа, переехали в Тайму, то уже через несколько дней отыскали бы друг друга и сбились в стаю. Потому что для жителей столицы мы – одна социальная группа. Жители города Барка.

На мгновение показалось, что глаза социолога сфокусировались где-то не здесь. Казалось, он видит сквозь стену что-то очень далекое.

– Конец лекции, – сказал Тарен. – Следующее занятие – завтра.