Текст книги "Распоротый"

– Хвара убит, – сказала она безразличным тоном.

– И Чара убит, – отозвался я, копируя интонацию.

Мы переглянулись и расхохотались.

– И Кора убит, – добавил я парфянскую стрелу, когда она повернулась, чтобы выйти.

– Кора убит? – изумилась Ракш. – Вот оно что! А я – то думаю…

Она окинула меня оценивающим взглядом, и в глазах ее я прочел восхищение. Это восхищение согрело меня. Я снова почувствовал себя сильным. Если мной восхищалась Ракш, значит, я еще стоял за пультом. Сейчас для меня такая поддержка была важнее паровика.

– Мы сможем выехать, чтоб нас никто не засек? – спросил я, пока мы спускались на нижний этаж, откуда начинался путь в лабиринт.

– Да. Я отправлю вас дальней линией.

– Ты знаешь, что в твоей мелкой обслуге есть полицейские пальцы?

– Не волнуйся. Я сама открою вам двери.

Нам снова, как положено, завязали глаза, Ракш взяла меня за руку, я взял Юкиру, и мы опять оказались в известном уже мне клубке коридоров с бесчисленным множеством поворотов. Когда мы наконец остановились и руки Ракш нежно размотали бинт, я обнаружил, что нахожусь в просторном ангаре, уставленном разного рода средствами передвижения. Здесь были экипажи и паровики, броневики и платформы, фургоны и трейлеры. У дальней стены я даже заметил основательно запыленную перевозку. Однако главное мое внимание привлекли два серебристых электромобильчика, точь-в-точь такие же, что составляли машинный парк администрации. До сих пор я думал, что их в городе больше ни у кого нет.

– Обзавелась уже… – позавидовал я. – В затылок прогрессу…

– Выбирай. – Ракш обвела рукой пространство. – Что тебе нужно?

– Электромобиль мне нужен, – сказал я без особой надежды. – Я все же советник. В нем естественней.

– Хрящ! – позвала Ракш.

Перед нами вырос высокий сутуловатый механик с короткими темно-синими волосами.

– Поведешь электромобиль, – распорядилась Ракш. – Поступаешь в полное распоряжение серьезных риков. Если что-то случится в дороге, ответишь лично.

– Полно, Ракш! – вмешался я. – Чего ему за нашу дурь отвечать?

В ответ Ракш обожгла меня таким взглядом, что я прикусил язык. Здесь ее приказы не обсуждались.

Механик кивнул и двинулся к ближайшему электромобилю.

– На выезде вам снова завяжут глаза, – предупредила Ракш.

– Ну как же иначе, – сказал Юкира.

Он довольно точно воспроизвел жест высшей благодарности, коротко взглянул на меня, подхватил сумку и ушел грузиться. Мы остались вдвоем.

– Ты помнишь, что я тебе говорила? – спросила Ракш, глядя в сторону.

– Помню, – сказал я.

Она повернулась, и взгляды наши встретились.

– Пусть тебе повезет, – сказала она, протягивая мне обе руки. – Постарайся уцелеть. Я сделал шаг вперед и обнял ее.

– Постараюсь, – сказал я, целуя Ракш на прощание.

– Я тебя буду помнить, Распоротый, – сказала она серьезно. – Я тебя очень люблю.

– Я тоже буду помнить тебя, Ракш, – сказал я. – Надеюсь, что мы увидимся.

Этого было достаточно. Сказать больше значило поступить нечестно.

С завязанными глазами мы выехали из ангара. Когда механик разрешил нам снять повязки, я увидел, что мы забрались уже достаточно далеко и мчимся по улице, параллельной берегу Ясоко. Все было так, как я ожидал. Без каких-либо происшествий мы миновали Торговый мост, городской амфитеатр и стрельчатые конструкции Главного национального хранилища. Механик хорошо знал город и вез нас самыми незаметными переулками. Здесь, на задах, было много отдыхающих солдат, но мало патрулей. Несколько раз мы видели в глубине галерей развернутые полевые кухни. У выезда на площадь Подковы нам пришлось остановиться и пропустить бронеколонну дворцовой охраны. Дважды или трижды мы натыкались на следы боев. Там под колесами хрустела крошка, пахло гарью и стояли санитарные экипажи, между которыми ошеломленно бродили местные жители.

Вообще гражданские сегодня практически исчезли с улиц, а если и попадались, то в основном девушки, заигрывающие с гвардейцами. Город с трудом отходил от пронесшейся над ним грозы. Наш электромобиль почему-то не трогали. Я видел любопытные взгляды молоденьких рядовых, наморщенные лбы офицеров, но никто из них так и не выбежал на дорогу, требовательно размахивая зажатым в руке пистолетом. Первый патруль остановил нас только в районе кладбища Фарагай. Я заранее предупредил шофера, что у меня есть пропуск, и теперь, не спеша отодвинув дверцу, выбрался наружу. Возглавлявший патруль штандартер подобрался и вежливо отсалютовал.

– Советник Принцепса, – объявил я, доставая заветную табличку. – Тера. Витварги.

В эту минуту я постиг всю относительность человеческого существования и бренность внеконтинуумного бытия. Только неделю назад я, мирный, ничего не нарушивший и никому не угрожающий калека, растерянно стоял перед подбегающим ко мне Корой и ждал, что сейчас меня положат на землю для обыска и скорее всего побьют. Сегодня я, разом вступив в конфликт с законами и ойкумены, и Керста, властно глядел на приближающегося офицера и думал, что если он задержит меня больше, чем на минуту, то в будущем ему обязательно придется об этом вспомнить.

И офицер почувствовал это. Быстро, но внимательно осмотрев пропуск, он сделал знак солдатам и поднял руку.

– Можете ехать, советник.

– Какие средства передвижения подлежат досмотру? – спросил я, усаживаясь обратно.

– Все, за исключением армейских.

– Плохо, – сказал Юкира, слышавший ответ.

– Плохо, – согласился я. – Но нам этого не изменить.

Блок-пост на выезде мы миновали без затруднений и, вырвавшись на шоссе, тут же увеличили скорость. Теперь, когда город и все связанные с ним опасности остались позади, я смог сконцентрироваться на предстоящем. Дорога круто забирала вверх, потом начинала петлять и в конце концов исчезала в сизом, косматом тумане. Горы, свешиваясь из облаков, сплошной стеной перегораживали все видимое в ветровое стекло пространство. Они угрюмо поджидали нас, прислонясь плечом к плечу, как готовые к схватке бойцы.

В какое-то мгновение я почувствовал себя зябко. Мы вышли на расстояние финишного спурта, но путь наш мог оказаться свободным падением. Это ведь только в сказках рыцари всегда побеждают свирепых драконов. В жизни верх берут, как правило, те, кто лучше владеет запрещенными приемами. Дракон, поджидавший нас с Юкирой, был готов к поединку в любое время дня и ночи. Правда, мы знали его уязвимые места. Проблема была в том, чтобы успеть воспользоваться этим знанием.

Минут через пятнадцать мы въехали в туман, сразу же залепивший мелкими каплями стекла. В кабине заметно потемнело, отчего на душе стало еще более мерзко. Мы и до этого ехали молча, а тут и вовсе замкнулись. Нахохлившийся Юкира, отвернув лицо, напряженно следил за изгибами серпантина, которые то выплывали из густой серой мути, то вновь растворялись в ней. Длинные змеящиеся полосы тумана выглядели хищными щупальцами, готовыми ухватить и спеленать наш упрямо пробивающийся к перевалу электромобильчик. В целом же туман напоминает кошмарную гигантскую медузу Тайандодаги, способную переваривать даже фторопласт.

Впрочем, меня туман радовал. Я понимал, что мы уже где-то рядом с перевалом и, значит, сможем выгрузиться незамеченными. Было б гораздо хуже, если бы облака успели просесть на плоскость. Без них мы могли оказаться на перевале, как на ладони. Тогда нам пришлось бы проехать через него и высаживаться ниже по склону. А потом терять часы, поднимаясь обратно на гребень уже не по дороге, а по скалам.

Однако нам повезло. Облака только начали садиться, и на перевале, несмотря на ветер, видимость была не более двух метров. К сожалению, это должно было скоро кончиться. Поэтому, как только мы вытащили из салона сумки, механик двинул стартер, и минуту спустя наш фургон растворился в моросящей пелене тяжело сползающих вниз облаков. Стоя рядом с сидящим на корточках Юкирой, я молча глядел, как он ковыряется в полуоткрытых рюкзаках, спеша выключить антигравы.

– Пошли, – сказал наконец Юкира, поднимаясь на ноги и поворачиваясь ко мне.

Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза, пытаясь обрести уверенность перед решающим броском, а потом, словно по команде, нагнулись, берясь за лямки. Отойдя немного от шоссе и скрывшись в тумане, мы распаковали рюкзаки и стали переодеваться. Здесь, на высоте, было достаточно холодно. Зябко поеживась, я влез в мгновенно отсыревший комбинезон и сел на камень, натягивая ботинки. Я автоматически подгонял ремешки к лодыжкам, вдавливал в пазы жесткие подошвы, а потом влезал в обвязку, вешал карабины, распускал и сматывал веревку – и все это время внутри меня происходили медленные, но заметные изменения, заставляющие меня жестче сжимать пальцы, тверже ставить ноги и зорче вглядываться в туман.

Это были хорошо знакомые мне горы: мокрые бурые камни и скалы, много раз подчинявшиеся моему стремлению одолеть их угрюмое сопротивление. Я знал их характер и понимал, как надо вести с ними разговор. Я снова был дома, азартный и готовый ко всему. Мои руки за меня прощелкивали ремни, склеивали залипы, фиксировали стопоры, в то время как сам я погружался в глубь тела, проверяя готовность нервов и мышц, ясность мозга, надежность сердца и чистоту поверхности альвеол.

Сдерживая растущее возбуждение, я двигался теперь очень медленно, боясь расплескать то прекрасное чувство уверенности, которое медленно вливалось в меня с каждым моим движением. Я чувствовал себя так, словно вдруг проснулся выздоровевшим после долгой и тяжелой болезни. Несмотря на туман, дышалось легко, кровь весело бежала по жилам, и мир, просвечивающий сквозь редеющую серую хмарь, казался свежим и только что умытым.

Мы не могли проиграть. Теперь, когда я стал самим собой, я должен был побеждать. Я знал, что могу это, я помнил, как делал это раньше, и ненависть бурлила во мне, кипящей лавой разливалась по телу, стучала в череп, заставляя непроизвольно стискивать зубы и сжимать кулаки. И еще рядом был Юкира. Юкира, бросивший все, едва я позвал на помощь. Вдвоем мы обязательно победим рой. Мы сумеем одолеть их. В крайнем случае мы сделаем для этого все возможное. Сейчас наш успех зависел только от нас. Здесь, на скалистом гребне, уже не было места сомнениям. Сомнения остались внизу. Здесь начинался бой.

Я помог Юкире надеть обвязку и, тяжело крякнув, вздернул с камней рюкзак. Надо было спешить.

Нам предстояло подойти как можно ближе к горе, пока облака не сошли окончательно. Если мы не успеем добраться до мертвой зоны у стен Чекуртана, нам придется двигаться, скрываясь за перегибом, а там легкой дороги нет.

– Пойдешь без страховки? – спросил я Юкиру, держа веревку в руке.

В тумане идти по гребню было достаточно опасно. Но идти по нему в связке было опасно вдвойне. Чтобы удержать сорвавшегося, связник должен был прыгнуть в пропасть по другую сторону хребта. Повиснув на веревке, он уравновешивал вес напарника, спасая ему жизнь. Это было возможно только при хорошей видимости и становилось абсолютно бессмысленным в тумане или в темноте Сейчас сорвавшийся мог лишь утянуть своего связника за собой. Поэтому выбора у нас, по существу, не было. Однако я должен был спросить Юкиру, и я спросил.

Юкира удивленно уставился на меня.

– Иди первым! – сердито сказал он. – Предупреждай, если что. И не задавай дурацких вопросов – я еще помню курс.

Мы шли, сгибаясь под тяжестью рюкзаков, оскальзываясь на мокрых качающихся камнях, отчетливо звеня железом, шли – и сырой ветер трепал капюшоны наших анораков, лупил по лицам и, подгоняя нас, свистел в уши тревогу. Когда мы добрались до стены, ветер уже почти сдул навалившиеся на перевал облака, и сквозь сильно поредевшую дымку я различил упирающуюся в темно-зеленое небо покрытую снегом вершину. Здесь было начало маршрута. Но до сих пор не было ясно, куда идти.

Мы сбросили рюкзаки и, прячась в последних клочьях тумана, помчались по гребню обратно. Теперь, налегке и зная путь, мы бежали быстро и, отбежав метров на сто пятьдесят, залегли за огромным, перегораживающим гребень валуном. Гора вздымалась над нами, поражая тяжелой мощью и величиной обращенного к перевалу зеркала.

– Придется брать ее сзади, – сказал я, рассматривая отвесную и гладкую, как стекло, плиту высотой не меньше семи веревок. – Ну как, нашел чего-нибудь?

Юкира отнял от глаз бинокль, посмотрел задумчиво по сторонам и снова поднял руку.

– Вот они, – наконец спокойно сказал он. – Смотри выше и левее зеркала. Там, где начинается снег.

Я взял у него бинокль и послушно повел им по ярко освещенной заходящим солнцем скале. Бинокль давал сильное увеличение, и я поначалу никак не мог определиться. Мелькали какие-то трещины, выступы и контрфорсы, проползло большое пятно лишайника и маленькое корявое деревце, торчащее над крохотной полкой в верхней части зеркала. Базы не было.

– Левее, левее, – бормотал Юкира. – Видишь, где свешивается язык.

Разозлившись, я нашарил биноклем границу снежной шапки и стал двигаться по ней. И тут же почти сразу увидел полуовал замаскированного под гранит портала и небольшой выступ выдвижной посадочной площадки для флаеров. Да, это, несомненно, была база. Созданная злым гением моих соплеменников, она возвышалась над этим миром, как наводящий ужас замок черного мага, подчинившего своей власти мирное королевство. Я отчетливо видел в бинокль узкие щели бойниц стационарных лучеметов, радарные кожухи с гранитным напылением, кварцевый блеск окуляров внешних камер слежения и маленькие тени решеток вентиляционных люков. Мы дошли. Мы нашли их. И теперь нам осталось самое сложное: добраться туда.

По прямой расстояние до базы не превышало несколько сот метров. Подъем наверх на антиграве занял бы у нас не больше пяти минут. Да только никто не ждал нас там с цветами у парадного трапа. И заходить нам предстояло с черного хода. Сейчас, когда небо расчистилось и вершина сияла, словно циркониевая, а заходящее солнце красиво уравновешивалось быстро взбегающей в зенит маленькой луной, очень не хотелось вставать и молотиться наверх, навстречу опасности. Если б я мог, я остался бы лежать тут, на гребне, любуясь дивными видами и наслаждаясь сухим и чистым горным воздухом. Я давно заметил, что труднее всего воевать в пронзительно ясные дни, когда обреченность чувствуется острее всего. Да только выбора у меня не было. Выход – был, а выбор – отсутствовал.

Я отложил бинокль. Следовало, пока светло, определиться с маршрутом. Ясно было, что в лоб эту гору не взять. Но от гребня вправо, огибая зеркало, уходила широкая полка, которая в самом конце поднималась и переходила в змеящиеся уступы и трещины. Я снова прижал к глазам окуляры, пытаясь выстроить в голове логику движения. Похоже было, что по второй слева трещине можно подняться до середины скалы Дальше лежали тени, но видно было, что к снежной шапке оттуда ведет маленький скальный гребешок, преодолев который можно выйти на снег.

– Через вершину не пойдем, – сказал я Юкире. – Там у них вся аппаратура слежения и антенны. Лучше – траверсом.

– А мы не подрежем доску? – осведомился Юкира, взиравший на гору из-под козырька ладони.

– Не должны… – Я с сомнением оглядел ту часть снежного купола, которую следовало пересечь – Вроде полого. И шапка не толстая…

Я лежал и думал о том, что наиболее трудный участок – перед гребешком – придется как раз на самые густые сумерки, когда малая луна уже уйдет, а большая еще не выйдет. Если та трещина, что я наметил, достаточно широка, то я спокойно пройду ее в темноте. Но если там нельзя будет распереться, то с голым лазаньем будут проблемы. Скала вокруг трещины была неровной, присоски не держали на ней. Значит, мне опять оставались клеящиеся крючья да плюс интуиция и везение. И еще руки Юкиры. Если Юкира будет правильно стоять на страховке, есть шанс, что он сумеет меня удержать. На самом деле мне здорово повезло, что он прилетел.

– Когда выйдем к базе, – предложил Юкира, – ты останешься на снегу, а я займусь замками. Я здорово наловчился их вскрывать.

– Я мог бы помочь тебе, – сказал я, передавая ему бинокль. – Мы же не знаем, как устроены посты.

– Именно поэтому, – ответил Юкира, внимательно всматриваясь в стену, – лучше, чтоб ты прикрывал меня со стороны.

Мы еще немного полежали, обсуждая план захвата базы, и, прижимаясь к камням, двинулись обратно. Юкира считал, что полка не просматривается сверху и мы можем выдвигаться, не дожидаясь темноты. Если выйдем на маршрут в ранних сумерках, мы успеем рассмотреть намеченные трещины с близкого расстояния, и тогда их легче будет проходить. Таким образом, на сборы нам оставалось не больше часа.

Возвратившись в мертвую зону, Юкира взялся потрошить рюкзаки, а я стал раскладывать вынутое на кучки в соответствии со степенью необходимости. Всю аппаратуру, которая понадобится только на базе, мы могли уложить в маленькие заплечные сумки, получавшиеся из клапанов наших рюкзаков. Зато снаряжение, необходимое при подъеме, приходилось вешать да себя, и притом так, чтоб оно не звенело и не цеплялось за скалу.

– А ты, кстати, зря берешь… – начал было Юкира. И замер, не договорив до конца.

Я поднял глаза и, перехватив его застывший взгляд, обернулся. А обернувшись, сам превратился в соляной столб.

Там, где шоссе переходило в скальный гребень, толпилось десятка полтора людей в самой разной одежде, а чуть позади них, грязным пятном выделяясь на фоне изумрудного неба и нежно-коричневых скал, испускал бурые струи дыма большой войсковой броневик.

– Прыщавый болт… – пробормотал Юкира. – Ты смотри…

Судя по наголовным повязкам, большинство из собравшихся на перевале были "волчата", принадлежащие к разным кланам. Но я видел там и чистильщиков с их неизменными мергсовыми метелками на разлетайках и плащах. Несколько человек держали в руках концы длинных шнуров, служивших поводками большим загоняющим крысам. Шнуры были туго натянуты. Это означало, что крысы уже взяли след.

– Минут сорок, – определил Юкира наш люфт. – Не больше. Интересно, шофер продал или на блок-посту?

Внизу, у дороги, загомонили, и я услышал злобный вой крыс. Охота началась.

– Засветили нас, суки! – сказал я и сплюнул с досады.

Я хорошо понимал, что база теперь переполошится и наверху нас будут ждать удвоенные караулы, задраенные люки и кинжальный огонь без предупреждения.

Солнце уже коснулось вершин на противоположном конце хребта, и теперь там разгорался пронзительно оранжевый закат. Ослепительный диск, проткнутый четким зубчатым силуэтом, изумрудная зелень неба и плотное одеяло облаков, укутавшее долины, выглядели невероятно красиво, особенно сквозь поляроидные светофильтры очков. Пестрая кучка людей, скопившихся у края морены давно стаявшего ледника, смотрелась на этом фоне оскорбительной мазней маляра, решившего подправить полотно мастера.

Я повел плечами, сбрасывая оцепенение, и, нагнувшись, резко рванул клапан своего рюкзака.

– Собираемся в темпе! Бери аппаратуру, а я снаряжение!

– Нет. – Юкира криво усмехнулся и покачал головой. – Это тебе все нести, Эндрю. – Он сделал шаг назад и прислонился к скале. – Ты разве не понял, что идешь один?

– Один? – удивился я. – Почему один? – И тут до меня дошло. – Ты что это надумал? – сказал я, хватая его за анорак. – Кончай выставляться! Бери сумку! Ну!

Юкира сморгнул. Лицо его стало красным, а шрам на подбородке отчетливо побелел. Я подумал, что сейчас он заорет на меня. Но Юкира сдержался.

– Послушай, Эндрю, – хрипло сказал он. – Ты думаешь, они дураки? Посмотри на эту полку! По ней можно гулять в обнимку. Если здесь никого не будет, «волчата» пойдут дальше. А мы как раз будем корячиться на середине трещины. Они нас сделают, как щенят! Ведь будет еще светло. – Он стянул шапочку и вытер вспотевший лоб. – Здесь нет вариантов. Кто-то должен уйти наверх, а кто-то остаться здесь. Можно, конечно, бросить на пальцах. Но ты лазаешь лучше, а я лучше стреляю. Ты, главное, за меня не бойся. Козырей не бьют. Когда стемнеет, я пойду следом. И еще отдай мне свой пистолет: я работаю с двух рук.

– Куда ты пойдешь следом?! – закричал я. – Ты же сам сказал, что лазаешь плохо. А мне даже нечего оставить тебе. У нас всего четыре карабина!

– Ты спустишь по трещине веревку. А лучше длинный репшнур. Когда я заберусь наверх, я вытяну его. Если дальше вдруг окажется сложно, я смогу там отсидеться до рассвета.

– А "волчата", задрав морды, будут ждать поддеревом, когда ты свалишься?!

– Вот этого б я им не советовал…

Я снова посмотрел вниз. Первые из преследователей уже ступили на гребень. Не имея нужных навыков, они прыгали по камням медленно и неуверенно, а один даже упал. Однако не стоило думать, что эти проблемы могут остановить их или хотя бы надолго задержать. Судя по демонстрируемому напору, со мной на этот раз собирались произвести окончательный расчет.

– Нет, – сказал я решительно. – Хрен я тебя оставлю! Раз ты так – будем отбиваться вдвоем.

– И вдвоем попадем в плен к рою, когда он захочет вмешаться.

– Но…

Я в затруднении глянул наверх, где была спрятана невидимая отсюда база.

– Давай собирайся! Ты уже десять минут потерял! Скрипнув зубами, я вытащил из-под мышки пистолет и стал горстями выужать из карманов патроны.

– Я, пожалуй, выйду вперед, – задумчиво предложил Юкира. – Вон к тому камню. Пусть сверху видят, что им ничего не угрожает.

В припадке бессильной ярости я ожесточенно совал в заплечную сумку отмычки и дилютеры, щупы и прослушки. Туда же от греха подальше я сунул и антиграв. Компакт-заряд я посадил себе прямо на шрам, чуть не взвыв, когда холодное железо присосалось к моей груди. Бластер я повесил на пояс справа, рядом с айсбайлем, а станнер – на обвязку слева. Все крючья и репшнуры я прощелкнул в нагрудный карабин. Самым неудобным элементом снаряжения оказалась веревка. Но я с упорством маньяка свернул ее и перебросил через плечо и грудь. Все вместе мое хозяйство тянуло килограммов на десять, но я почему-то был уверен, что сегодня сердце справится с нагрузкой. Последнее, что я сделал, – капнул в нос активатор запахов. Это было совершенно сумасшедшее ощущение. Впервые в жизни я понял, что чувствуют собаки. Мир словно хлынул в меня через прорвавшиеся шлюзы. Пахло все: скалы, ботинки, обвязка, Юкира. Пахли рюкзаки и оружие, причем запах бластера был непохож на запах станнера – за счет иного устройства батарей, и вместе они сильно отличались от разящего оружейной смазкой пистолета. Пахли – и пахли весьма своеобразно – идущие по гребню «волчата» и чистильщики, от которых в нашу сторону дул ветер. Помимо знакомых мне крысиных миазмов, ветер доносил запах слегка подгнивших водорослей, и я понял, что кожа аборигенов этого постоянно влажного мира выделяет какой-то специальный протектор.

– Все? – спросил с интересом наблюдавший за мной Юкира.

– Пожалуй.

Юкира не спеша собрал оставшееся в пустой рюкзак, отложив в сторону свитер, бластер и антиграв.

– Ничего больше не надо? – спросил он еще раз, затягивая шнур на горловине.

– Да вроде нет.

Тогда Юкира подошел к краю гребня, круто обрывавшегося в Драный Угол, и изо всех сил швырнул рюкзак как можно дальше.

– Вот, – сказал он. – Как только ты уйдешь, я настрою автоподрыв бластера на чужие биополя. Так что назад лучше не возвращайся.

Я содрогнулся. Это было почище даже моей "инъекции".

Мы обнялись на прощание, я бросил последний взгляд на уже пробежавших полгребня «волчат» и, повернувшись, пошел туда, где начиналась полка. Однако сделав несколько шагов, я оглянулся. Юкира с мягкой улыбкой смотрел мне вслед.

"Хода нет, ходи с бубей", – вспомнил я любимую козырную поговорку, взятую из старых карточных игр, в которые я никогда не играл.

– Что бы я делал, если бы ты не прилетел? – сказал я виновато.

– Думаю, то же самое, – ответил Юкира и махнул мне рукой.

Я двигался по полке лицом к скале, нащупывая правой ногой дорогу, и спина под сумкой медленно покрывалась потом в ожидании первого выстрела. Когда я расставался с Юкирой, «волчата» находились от нас не больше чем в двадцати минутах. Теперь, двигаясь по полке, я постоянно поднимал к глазам часы. Через сто метров у меня в запасе оставалось пятнадцать минут. Еще через сто – пять. Гора разворачивалась подо мной, и сначала место, где остался Юкира, а потом и весь гребень постепенно скрылись с глаз. Сумрак зарождался на дне пропасти, над которой я шел. Ноги передвигались по узкому выступу, и пальцы цеплялись за шероховатый камень, но думал я не о предстоящем мне пути, а об оставшемся за спиной Юкире. И чем дальше я удалялся от площадки под стеной, тем острее становилось чувство ожидания и тем громче стучал в мозгу невидимый метроном: "Восемь-семь, шесть-пять, четыре-три…"

Первый же бухнувший за перегибом выстрел чуть не сбросил меня со скалы. Некоторое время я не двигался, припав к камню и ощущая предательскую Дрожь в коленях, а потом, переборов себя, упрямо пошел дальше. С этой самой минуты я не прекращал тихо молиться за Юкиру, особенно когда выстрелы внезапно стихали Мне казалось, что, если я неотвязно буду думать о нем, мои флюиды дотянутся до его укрытия и в трудную минуту придадут ему сил.

Прошло не менее десяти минут боя, когда я наконец добрался до того места, откуда вверх уходила намеченная нами трещина. Оглянувшись, я снова увидел кусок гребня и перевал, на котором продолжал нелепо торчать армейский броневик. Сейчас броневик уже не дымил, а из сдвинутой его дверцы высовывался шофер, напряженно вглядывающийся туда, где раздавались крики и звучали выстрелы.

Здесь я остановился и вытащил из заплечной сумки бинокль. Стоя вплотную к скале, я видел немного, но то, что я видел, выглядело неплохо. Трещина тянулась достаточно далеко. Начинаясь как щель, она потом немного сужалась, но идти по ней было несложно. Не задумываясь, я встал на ближайший выступ и взялся руками за острые края. Пальба на гребне между тем стихла. Видимо, "волчата", понеся первые потери, сделались осторожнее и перестали лезть на рожон. Я очень надеялся, что в том месте, где залег Юкира, нет легкого обходного пути Тогда «волчата» могут решить дожидаться ночи, и шансов ускользнуть у Юкиры заметно прибавится

Пройдя первые тридцать метров, я посадил сразу два клеящихся крюка, привязал репшнур – так, чтобы он на пару метров не доставал до полки, – и двинулся дальше. Поднявшись еще на одну веревку, я стал готовить Юкире ночной насест. Отсюда должен был свисать второй и последний репшнур. Я понимал, что выше Юкира ни за что не залезет, и потому хотел устроить все в лучшем виде. Юкира должен был чувствовать себя здесь уютно и надежно, а главное – иметь возможность время от времени менять позу, давая отдых ногам

Найдя относительно широкий выступ, я задумался, как лучше организовать страховку По уму тут следовало забить хороший скальный крюк, но я понимал, что на базе мгновенно засекут звонкий стук железа по железу. В конце концов я нашел решение. Безумно жаль было опустошать для этого батареи бластера, но ничего лучше я просто не придумал. Примерившись, я прожег в скале узкую и длинную дыру и вогнал в расплавленный гранит титановый ледовый шлямбур. Ввинчивая его в быстро застывающую массу, я обжег пальцы, но крюк этот мог теперь выдержать слона.

За всеми своими заботами я почти забыл, что бой внизу не закончен. Выстрелы на гребне звучали теперь редко, и я совсем было уверился в том, что Юкира спокойно дотянет до темноты. Однако затишье оказалось обманчивым, Я не успел пролезть и пяти метров, как внизу рванули два бомбовых взрыва и снова вспыхнула ожесточенная перестрелка. Похоже, «волчата» все-таки нашли обходной путь и с новой силой навалились на Юкиру.

Гранату Юкиры не было. Значит, бросали в него. Но взрывы эти меня не взволновали. Там, на гребне, среди беспорядочно наваленных камней, гранаты были малоэффективны. Гораздо больше меня беспокоило, успел ли Юкира отойти к скале и много ли у него осталось патронов. В сумерках расход патронов резко возрастал, тем более что Юкира стрелял с двух рук. Помочь ему в этой ситуации я ничем не мог и потому чувствовал себя намного хуже, чем если бы был с ним рядом. Мне оставалось лишь делать свое дело, пока Юкира делал свое. И я, ожесточенно стиснув зубы, поднял голову, пытаясь определить, куда и как мне идти дальше…

То, что я увидел, здорово меня озадачило. Сначала я привстал на цыпочки, а потом поспешно пролез еще несколько метров, стараясь яснее разглядеть в сгущающихся сумерках дальнейший маршрут. Открывшееся зрелище подтвердило мои худшие опасения. Трещина, по которой я шел, резко сужалась и исчезала метрах в сорока от того места, где скала начинала потихоньку выполаживаться, переходя в конце концов в ведущий к вершине скальный гребешок. Снизу эта часть стенки совсем не просматривалась, иначе бы я не оставил в сброшенном в пропасть рюкзаке свои лесенки. Хуже всего было то, что эти последние сорок метров представляли собой предельно сложный участок. С одной стороны, скала здесь была весьма крутой, а с другой – недостаточно гладкой для применения присосок, Лезть по такому месту практически без страховки было страшно даже днем. Ночью же на это мог решиться только натертый айей.

Впрочем, Юкире внизу было, пожалуй, еще хуже.

Осознав это, я почувствовал стыд и полез гораздо быстрее. С каждым метром трещина становилась все уже, выдавливая меня на поверхность. Добравшись до более или менее приличного выступа, я позволил себе истратить еще один заряд, прожигая в граните новое отверстие. После этого я смог стоять, упираясь ногами в скалу и откинувшись на коротком репшнуре. К этому времени я уже порядком устал, и мне потребовалось не меньше пяти минут, чтобы отдышаться и подумать, как двигаться дальше. Теперь положение уже не казалось мне безвыходным. Я мог пролезть тридцать метров с жестко закрепленной здесь веревкой, а потом вплавить еще один крюк и спуститься обратно, чтобы отвязать этот конец.

Начинало смеркаться. Пересчитав оставшиеся клеящиеся крючья, я поправил заплечную сумочку и обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на открывающийся с этой высоты вид. Я уже поднялся достаточно высоко и теперь словно парил над огромным пространством, наполненным холодным и темным воздухом и разрываемым тяжелым стуком вбиваемых в гору выстрелов. Далеко внизу я видел покрытый тьмой горный хребет, вздымающийся над морем просевших вниз облаков. А прямо передо мной тянулись из-за далеких вершин, словно пальцы Бога, несколько тонких оранжевых лучей. Я еще успел подумать, что далеко не все из собравшихся сегодня на горе встретят завтра восход. И в это время внизу рвануло.

Ослепительная голубая вспышка разорвала сгустившийся подо мной мрак, а потом ударила звуковая волна, и тяжелое эхо пошло плясать по окрестным горам.