Текст книги "Полный курс русской литературы. Литература второй половины XIX века"

Я. П. Полонский

Полонский Яков Петрович

1819. 6(18).12. – родился в Рязани, в семье бедного чиновника. Учился в Рязанской гимназии.

1844 – окончил юридический факультет Московского университета. В том же году опубликовал первую книгу стихотворений «Гаммы».

1844 – переехал в Одессу, затем пять лет (1846—1851) прожил в Тифлисе, служа в канцелярии наместника и занимая пост помощника редактора газеты «Закавказский вестник».

1849 – выпустил сборник «Сазандар», в котором сумел воссоздать дух и быт народов Кавказа.

С 1851 – жил в Петербурге, был редактором журнала «Русское слово» (1859—1860).

1860 – получил должность секретаря в Комитете иностранной цензуры, в Совете главного управления по делам печати (1860—1896).

Полонский пишет лирические стихи, пронизанные тонким чувствованием природы, мастерски передающие душевные состояния лирического героя. Однако, считая, что поэт должен подчиняться веяниям времени, пишет стихи гражданственного звучания («Сумасшедший» и др.), посвящает сочувственное стихотворение В. Засулич («Узница»). Писал также прозу.

Среди поэм наиболее значительна – «Кузнечик-музыкант» (1859).

Многие стихи положены на музыку (А. С. Даргомыжский, П. И. Чайковский, С. В. Рахманинов, А. Г. Рубинштейн и др.)

1890 – сборник «Вечерний звон», в котором Полонский обращается к вечным темам бытия, старости, смерти.

1898 – скончался в Петербурге.

 
В одной знакомой улице —
Я помню старый дом,
С высокой темной лестницей,
С завешенным окном.
Там огонек, как звездочка,
До полночи светил,
И ветер занавескою
Тихонько шевелил.
Никто не знал, какая там
Затворница жила,
Какая сила тайная
Меня туда влекла,
И что за чудо-девушка
В заветный час ночной
Меня встречала, бледная,
С распущенной косой.
Какие речи детские
Она твердила мне:
О жизни неизведанной,
О дальней стороне.
Как не по-детски пламенно,
Прильнув к устам моим,
Она дрожа шептала мне:
«Послушай, убежим!
Мы будем птицы вольные —
Забудем гордый свет…
Где нет людей прощающих,
Туда возврата нет…»
И тихо слезы капали —
И поцелуй звучал —
И ветер занавескою
Тихонько колыхал.
 

 
Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.
 
 
Ночь пройдет – и спозаранок
В степь, далеко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.
 
 
На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни:
Как концы ее, с тобою
Мы сходились в эти дни.
 
 
Кто-то мне судьбу предскажет?
Кто-то завтра, сокол мой,
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой?
 
 
Вспоминай, коли другая,
Друга милого любя,
Будет песни петь, играя
На коленях у тебя!
 
 
Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту.
 

А. Н. Апухтин

Апухтин Алексей Николаевич

1840.15(27).11. – родился в городе Болхове, Орловской губернии, в старинной дворянской семье.

1859 – окончил Петербургское училище правоведения. Служил в министерстве юстиции, затем в министерстве внутренних дел. С детства проявлял блестящие способности, впервые выступил в печати в четырнадцатилетнем возрасте (1854).

1859 – в журнале «Современник» при содействии И. Тургенева появился цикл стихотворений Апухтина «Деревенские очерки», близкий по своему духу к гражданской поэзии. Вскоре после этого отходит от «демократической» поэзии. Затем на протяжении двух десятилетий Апухтин ничего не публиковал.

70-е гг. – стихи Апухтина ходят в списках, пользуются огромной популярностью.

1886 – вышел первый стихотворный сборник, выдержавший несколько изданий и принесший Апухтину широкую известность и признание.

Наиболее характерные формы стихотворений Апухтина – романс и лирический рассказ-монолог. Писал и прозу, а также пародии. Произведения Апухтина разных жанров входили в репертуар чтецов-декламаторов того времени. Многие его стихотворения положены на музыку П. И. Чайковским, другом Апухтина («Забыть так скоро», «Ночи безумные» и др.).

1893 – скончался в Петербурге.

 
Ни отзыва, ни слова, ни привета,
Пустынею меж нами мир лежит,
И мысль моя с вопросом без ответа
Испуганно над сердцем тяготит:
 
 
Ужель среди часов тоски и гнева
Прошедшее исчезнет без следа,
Как легкий звук забытого напева,
Как в мрак ночной упавшая звезда?
 

 
Сухие, редкие, нечаянные встречи,
Пустой, ничтожный разговор,
Твои умышленно уклончивые речи,
И твой намеренно холодный, строгий взор —
Все говорит, что надо нам расстаться,
Что счастье было и прошло…
 
 
Но в этом так же горько мне сознаться,
Как кончить с жизнью тяжело.
Так в детстве, помню я, когда меня будили
И зимний день глядел в замерзшее окно, —
О, как остаться там уста мои молили,
Где так тепло, уютно и темно!
 
 
В подушки прятался я, плача от волненья,
Дневной тревогой оглушен,
И засыпал, счастливый на мгновенье,
Стараясь на лету поймать недавний сон,
Бояся потерять ребяческие бредни…
Такой же детский страх теперь объял меня.
Прости мне этот сон последний
При свете тусклого, грозящего мне дня!
 

 
Ночи безумные, ночи бессонные,
Речи несвязные, взоры усталые…
Ночи, последним огнем озаренные,
Осени мертвой цветы запоздалые!
 
 
Пусть даже время рукой беспощадною
Мне указало, что было в нас ложного,
Все же лечу я к вам памятью жадною,
В прошлом ответа ищу невозможного…
 
 
Вкрадчивым шепотом вы заглушаете
Звуки дневные, несносные, шумные…
В тихую ночь вы мой сон отгоняете,
Ночи бессонные, ночи безумные!
 

 
Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх
И можете держать себя свободно,
Я разрешаю вам. Вы знаете, на днях
Я королем был избран всенародно,
Но это все равно. Смущают мысль мою
Все эти почести, приветствия, поклоны…
Я день и ночь пишу законы
Для счастья подданных и очень устаю.
Как вам моя понравилась столица?
Вы из далеких стран? А впрочем, ваши лица
Напоминают мне знакомые черты,
Как будто я встречал, имен еще не зная,
Вас где-то там, давно… Ах, Маша, это ты?
О милая моя, родная, дорогая!
Ну, обними меня, как счастлив я, как рад!
И Коля… здравствуй, милый брат!
Вы не поверите, как хорошо мне с вами,
Как мне легко теперь! Но что с тобой, Мари?
Как ты осунулась… страдаешь все глазами?
Садись ко мне поближе, говори,
Что наша Оля? Все растет? Здорова?
О, господи! Что дал бы я, чтоб снова
Расцеловать ее, прижать к моей груди…
Ты приведешь ее?.. Нет, нет, не приводи!
Расплачется, пожалуй, не узнает,
Как, помнишь, было раз… А ты теперь о чем
Рыдаешь? Перестань! Ты видишь, молодцом
Я стал совсем, и доктор уверяет,
Что это легкий рецидив,
Что скоро все пройдет, что нужно лишь терпенье…
 
 
О да, я терпелив, я очень терпелив,
Но все-таки… за что? В чем наше преступленье?..
Что дед мой болен был, что болен был отец,
Что этим призраком меня пугали с детства, —
Так что ж из этого? Я мог бы, наконец,
Не получить проклятого наследства!..
Так много лет прошло, и жили мы с тобой
Так дружно, хорошо, и все нам улыбалось…
Как это началось? Да, летом, в сильный зной,
Мы рвали васильки, и вдруг мне показалось…
 
 
                  .....................
 
 
Да, васильки, васильки…
Много мелькало их в поле…
Помнишь, до самой реки
Мы их сбирали для Оли…
 
 
Олечка бросит цветок,
В реку головку наклонит…
«Папа, – кричит, – василек
Мой поплывет, не утонет?»
 
 
Я ее на руки брал,
В глазки смотрел голубые,
Ножки ее целовал,
Бледные ножки, худые.
 
 
Как эти дни далеки…
Долго ль томиться я буду?
Все васильки, васильки
Красные, желтые всюду…
 
 
Видишь, торчат на стене,
Слышишь, сбегают по крыше,
Вот подползают ко мне,
Лезут все выше и выше…
 
 
Слышишь, смеются они…
Боже, за что эти муки?
Маша, спаси, отгони,
Крепче сожми мои руки!
 
 
Поздно! Вошли, ворвались,
Стали стеной между нами,
В голову так и впились,
Колют ее лепестками.
 
 
Рвется вся грудь от тоски…
Боже! куда мне деваться?
Все васильки, васильки,
Как они смеют смеяться?
 
 
              .....................
 
 
Однако что же вы сидите предо мной?
Как смеете смотреть вы дерзкими глазами?
Вы избалованы моею добротой,
Но все же я король, и я расправлюсь с вами!
Довольно вам держать меня в плену, в тюрьме!
Для этого меня безумным вы признали…
Так я вам докажу, что я в своем уме:
Ты мне жена, ты – брат ее… Что, взяли?
Я справедлив, но строг. Ты будешь казнена.
Что, не понравилось? Бледнеешь от боязни?
Что делать, милая, недаром вся страна
Давно уж требует твоей позорной казни!
Но, впрочем, может быть, смягчу я приговор
И благости пример подам родному краю.
Я не за казни, нет, все казни – вздор.
Я взвешу, посмотрю, подумаю… не знаю…
Эй, стража, люди, кто-нибудь!
Гони их в шею всех, мне надо
Быть одному… Вперед же не забудь:
Сюда никто не входит без доклада.
 

 
Я ждал тебя… Часы ползли уныло,
Как старые, докучные враги…
Всю ночь меня будил твой голос милый
И чьи-то слышались шаги…
 
 
Я ждал тебя… Прозрачен, свеж и светел,
Осенний день повеял над землей…
В немой тоске я день прекрасный встретил
Одною жгучею слезой…
 
 
Пойми хоть раз, что в этой жизни шумной,
Чтоб быть с тобой, – я каждый миг ловлю,
Что я люблю, люблю тебя безумно…
Как жизнь, как счастие люблю!..
 

 
Дрожа от холода, измучившись в пути,
Застигнутый врасплох суровою метелью,
Я думал: лошадям меня не довезти
И будет мне сугроб последнею постелью…
 
 
Вдруг яркий огонек блеснул в лесу глухом,
Гостеприимная открылась дверь пред нами,
В уютной комнате, пред светлым камельком,
Сижу обвеянный крылатыми мечтами.
 
 
Давно молчавшая опять звучит струна,
Опять трепещет грудь волненьями былыми,
И в сердце ожила старинная весна,
Весна с черемухой и липами родными…
 
 
Теперь не страшен мне протяжный бури вой,
Грозящий издали бедою полуночной,
Здесь – пристань мирная, здесь – счастье и покой,
Хоть краток тот покой и счастье то непрочно.
 
 
О, что до этого! Пускай мой путь далек,
Пусть завтра вновь меня настигнет буря злая,
Теперь мне хорошо… Свети, мой огонек,
Свети и грей меня, на подвиг ободряя!
 

 
Вся зала ожидания полна.
Партер притих, сейчас начнется пьеса.
Передо мной, безмолвна и грозна,
Волнуется грядущего завеса.
 
 
Как я, бывало, взор туда вперял,
Как смутный каждый звук ловил оттуда!
Каких-то новых слов я вечно ждал,
Какого-то неслыханного чуда.
 
 
О Новый год! Теперь мне всё равно,
Несешь ли ты мне смерть и разрушенье,
Иль прежних лет мне видеть суждено
Бесцветное, тупое повторенье…
 
 
Немного грез – осколки светлых дней —
Как вихрем он безжалостно развеет,
Еще немного отпадет друзей,
Еще немного сердце зачерствеет.
 

К. М. Фофанов

Фофанов Константин Михайлович

1862.18(30).05. – родился в Петербурге, в купеческой семье. Его дед был крестьянин Олонецкой губернии, отец торговал в столице дровами (позднее вышел в купцы). Детство будущего поэта проходило в небогатой обстановке. Он с детства узнал нужду. Воспитывался в дешевых частных пансионах, хорошего образования не получил. Недостаток образования восполнялся страстью к чтению. Оно также не было систематическим, но круг авторов был довольно широким. Наиболее почитаемым авторитетом в течение всей жизни Фофанова оставался Пушкин.

1881 – начал печататься. Особенно часто произведения появляются на страницах газеты «Новое время», к участию в которой его привлек А. С. Суворин.

1885 – смерть отца, через два года Фофанов женится и переезжает на постоянное жительство в Гатчину (под Петербургом), где живет до самой смерти.

1887 – вышла первая книга стихотворений. Сборник имел успех, и с этого времени известность Фофанова растет (в 1900 году его стихи появились в переводе на немецкий язык).

Конец 80-х гг. – знакомство с И. Репиным, которое скоро переросло в дружбу, продолжавшуюся до самой смерти поэта (известен портрет поэта работы Репина).

Не имея никаких иных доходов, кроме литературных гонораров, и обремененный содержанием многочисленной семьи (у него было девять детей), Фофанов постоянно нуждался в средствах. Редакция «Нового времени» назначила ему, как одному из активных сотрудников, ежемесячное жалованье.

90-е гг. – выходит ряд поэтических сборников. Наиболее полно поэтическое своеобразие выявлено в третьем сборнике – «Тени и тайны» (1892). Фофанов становится одним из наиболее популярных поэтов эпохи. С ним пытался завязать литературные связи молодой Брюсов, который в конце 1900 года специально ездил к нему в Гатчину.

Фофанов выступал глашатаем «чистого искусства», стремился в стихах уйти от грубой действительности в мир волшебной мечты. Во многом оказался близок символистам, которые объявили его своим предшественником.

Материальное положение поэта продолжает ухудшаться. Сильно развилась наследственная склонность к алкоголизму.

1900-е гг. – Фофанов продолжает писать и печататься, но того отклика, что имели его стихи в 80—90-е годы, новые произведения не получают.

1911 – в результате воспаления легких (из-за недостатка средств поэта помещают за счет одной из столичных газет в больницу) Фофанов умирает.

 
Весенней полночью бреду домой усталый.
Огромный город спит, дремотою объят.
Немеркнущий закат дробит свой отблеск алый
         В окошках каменных громад.
 
 
За спящею рекой, в лиловой бледной дали,
Темнеет и садов и зданий тесный круг.
Вот дрожки поздние в тиши продребезжали,
         И снова тишина вокруг.
 
 
И снова город спит, как истукан великий,
И в этой тишине мне чудятся порой
То пьяной оргии разнузданные крики,
          То вздохи нищеты больной.
 

 
Как стучит уныло маятник,
Как темно горит свеча;
Как рука твоя дрожащая
Беспокойно горяча!
 
 
Очи ясные потуплены,
Грустно никнет голова,
И в устах твоих прощальные
Не домолвлены слова.
 
 
Под окном шумят и мечутся
Ветки кленов и берез…
Без улыбок мы встречалися
И расстанемся без слез.
 
 
Только что-то не досказано
В наших думах роковых,
Только сердцу несогретому
Жаль до боли дней былых.
 
 
Ум ли ищет оправдания,
Сердце ль памятью живет
И за смутное грядущее
Прошлых мук не отдает?
 
 
Или две души страдающих,
Озарив любовью даль,
Лучезарным упованием
Могут сделать и печаль?
 

 
Потуши свечу, занавесь окно.
По постелям все разбрелись давно.
Только мы не спим, самовар погас,
За стеной часы бьют четвертый час!
 
 
До полуночи мы украдкою
Увлекалися речью сладкою:
Мы замыслили много чистых дел…
До утра б сидеть, да всему предел!..
 
 
Ты задумался, я сижу – молчу…
Занавесь окно, потуши свечу!..
 

 
Пел соловей, цветы благоухали.
Зеленый май, смеясь, шумел кругом.
На небесах, как на остывшей стали
Алеет кровь, – алел закат огнем.
 
 
Он был один, он – юноша влюбленный,
Вступивший в жизнь, как в роковую дверь,
И он летел мечтою окрыленной
К ней, только к ней, – и раньше и теперь.
 
 
И мир пред ним таинственным владыкой
Лежал у ног, сиял со всех сторон,
Насыщенный весь полночью безликой
И сладкою весною напоен.
 
 
Он ждал ее, в своей разлуке скорбной,
Весь счастие, весь трепет и мечта…
А эта ночь, как сфинкс женоподобный,
Темнила взор и жгла его уста.
 

 
Догорает мой светильник.
Все стучит, стучит будильник,
Отбивая дробь минут;
Точно капли упадают
В бездну вечности – и тают, —
И опять, опять живут!
 
 
Ночь морозна. Небо звездно,
Из него мерцает грозно
Вечность мудрая сама.
Сад в снегу, беседка тоже,
И горит в алмазной дрожи
Темных елок бахрома…
 

 
Не правда ль, всё дышало прозой,
Когда сходились мы с тобой?
Нам соловьи, пленившись розой,
Не пели гимны в тьме ночной.
 
 
И друг влюбленных – месяц ясный —
Нам не светил в вечерний час,
И ночь дремотой сладострастной
Не убаюкивала нас.
 
 
А посмотри – в какие речи,
В какие краски я облек
И наши будничные встречи,
И наш укромный уголок!..
 
 
В них белопенные каскады
Шумят, свергаяся с холма;
В них гроты, полные прохлады,
И золотые терема.
 
 
В них ты – блистательная фея;
В них я – восторженный боец —
Тебя спасаю от злодея
И торжествую наконец.
 

 
Звезды ясные, звезды прекрасные
Нашептали цветам сказки чудные,
Лепестки улыбнулись атласные,
Задрожали листы изумрудные.
 
 
И цветы, опьяненные росами,
Рассказали ветрам сказки нежные,
И распели их ветры мятежные
Над землей, над волной, над утесами.
 
 
И земля, под весенними ласками
Наряжаяся тканью зеленою,
Переполнила звездными сказками
Мою душу, безумно влюбленную.
 
 
И теперь, в эти дни многотрудные,
В эти темные ночи ненастные.
Отдаю я вам, звезды прекрасные,
Ваши сказки задумчиво-чудные!..
 

 
Там белых фей живые хороводы,
Луна, любовь, признанье и мечты,
А здесь – борьба за призраки свободы,
Здесь горький плач и стоны нищеты!
 
 
Там – свет небес и радужен и мирен,
Там в храмах луч негаснущей зари.
А здесь – ряды развенчанных кумирен,
Потухшие безмолвно алтари…
 
 
То край певцов, возвышенных как боги,
То мир чудес, любви и красоты…
Здесь – злобный мир безумья и тревоги,
Певцов борьбы, тоски и суеты…
 

 
Блуждая в мире лжи и прозы,
Люблю я тайны божества:
И гармонические грезы,
И музыкальные слова.
 
 
Люблю, устав от дум заботы,
От пыток будничных минут,
Уйти в лазоревые гроты
Моих фантазий и причуд.
 
 
Там всё, как в юности, беспечно,
Там всё готово для меня —
Заря, не гаснущая вечно.
И зной тропического дня.
 
 
Так, после битв, исполнен дремы,
С улыбкой счастья на устах,
В благоуханные гаремы
Идет усталый падишах.
 

 
Была ль то песнь, рожденная мечтою,
Иль песнею рожденная мечта, —
Не знаю я, но в этот миг со мною
Роднилися добро и красота.
 
 
От светлых дум сомненья исчезали,
Как легкий дым от гаснущей золы;
Я был далек от сумрачной печали,
От злых обид и дерзостной хулы.
 
 
Я мир любил, и был любим я миром:
Тая в душе неугасимый свет,
Я в бездне бездн носился по эфирам,
С толпою звезд, за сонмищем планет.
 
 
И видел я пленительные тайны
Бессмертного, божественного сна…
Я постигал, что зло и смерть случайны,
А жизнь с добром – и вечна и сильна.
 
 
Я ликовал смущенною душою,
И жар молитв сжигал мои уста…
Была ль то песнь, рожденная мечтою,
Иль песнею рожденная мечта?..
 

 
Ни медленным трудом, ни жизнью торопливой
Не успокоить ум. Бесстрастный и пытливый,
Как тусклая свеча он озаряет мне
Весь мир, мной видимый, и все его явленья;
Смиряет сердца жар и в робкой тишине
Не сны на ложе шлет, а тяжкие сомненья.
 
 
Как демон он гнетет, смеется и язвит
За песню каждую; над каждой новой урной
Не тихою слезой – раздумьем леденит
И, презирая смерть, не ищет жизни бурной…
Он не влечет меня в лазурные края,
В края фантазии, где брезжит свет прозрачный,
Где тени светлые резвятся у ручья.
 
 
Нет, он зовет меня на жниву жизни мрачной,
Где столько скошено безвременно борцов,
Где колос знания пришибла непогода…
И где она сама, бессмертная природа,
Порабощенная лежит у ног рабов…
 

С. Я. Надсон

Надсон Семен Яковлевич

1862.14(26).12. – родился в Петербурге в семье чиновника. Окончил гимназию и Павловское военное училище (1882), служил в Каспийском пехотном полку в чине подпоручика. Стихи начал писать еще в гимназии.

С 1882 – сотрудничает в «Отечественных записках».

1884 – заболевает туберкулезом, выходит в отставку и уезжает лечиться за границу. Вернувшись в Россию, живет на Украине, затем в Крыму.

1885 – первый сборник стихов «Стихотворения».

Наряду со стихотворениями, писал поэмы: «Христианка» (1878), «Весенняя сказка» (1882), прозу: сб. «Проза. Дневники. Письма» (издан в 1912), критику: сб. «Литературные очерки» (1887), драматургию: неоконч. драма в стихах «Царевна Софья» (1880). Поэзия Надсона выразила настроения молодежи того времени, когда кризис народничества уже стал ощущаться в обществе. Несмотря на тяготение к гражданской лирике поэтов некрасовской школы, в поэзии Надсона сильна романтическая струя. В более поздних стихах гражданские мотивы вовсе приглушаются. Значительное место в поэзии занимают пейзажная и любовная лирика, многие стихи положены на музыку (Ц. А. Кюи, С. В. Рахманинов и др.).

1887 – умер в Ялте.

 
Мне снилось вечернее небо
И крупные звезды на нем,
И бледно-зеленые ивы
Над бледно-лазурным прудом,
И весь утонувший в сирени
Твой домик, и ты у окна,
Вся в белом, с поникшей головкой,
Прекрасна, грустна и бледна…
 
 
Ты плакала… Светлые слезы
Катились из светлых очей,
И плакали гордые розы,
И плакал в кустах соловей.
И с каждою новой слезою
Внизу, в ароматном саду,
Мерцая, светляк загорался
И небо роняло звезду.
 

 
Я плакал тяжкими слезами,
Слезами грусти и любви,
Да осияет свет лучами
Мир, утопающий в крови, —
И свет блеснул передо мною
И лучезарен и могуч,
Но не надеждой, а борьбою
Горел его кровавый луч.
То не был кроткий отблеск рая —
Нет, в душном сумраке ночном
Зажглась зарница роковая
Грозы, собравшейся кругом!..
 

 
Наше поколенье юности не знает,
Юность стала сказкой миновавших лет;
Рано в наши годы дума отравляет
Первых сил размах и первых чувств рассвет.
Кто из нас любил, весь мир позабывая?
Кто не отрекался от своих богов?
Кто не падал духом, рабски унывая,
Не бросал щита перед лицом врагов?
Чуть не с колыбели сердцем мы дряхлеем,
Нас томит безверье, нас грызет тоска…
Даже пожелать мы страстно не умеем,
Даже ненавидим мы исподтишка!..
 
 
О, проклятье сну, убившему в нас силы!
Воздуха, простора, пламенных речей, —
Чтобы жить для жизни, а не для могилы,
Всем биеньем нервов, всем огнем страстей!
О, проклятье стонам рабского бессилья!
Мертвых дней унынья после не вернуть!
Загоритесь, взоры, развернитесь, крылья,
Закипи порывом, трепетная грудь!
Дружно за работу, на борьбу с пороком,
Сердце с братским сердцем и с рукой рука, —
Пусть никто не может вымолвить с упреком:
«Для чего я не жил в прошлые века!..»